Полина Луговцова
Лихоморье. Viva Umbra
4. Лучшая подруга тень
Седьмой по счету эклер показался безвкусным, как картон. Да и первый был немногим лучше. На блюде лежали еще три штуки, но есть их уже не хотелось. Скорее всего, здесь они и останутся. Еще месяц назад Даша и представить себе не могла, что способна уйти из кафе, не доев свои любимые пирожные, хотя тогда она заказывала гораздо больше порций – пять, а иногда и шесть. Порция эклеров состояла из двух больших и увесистых бревнышек заварного теста, покрытых толстым слоем глазури, с различными начинками на выбор. Дашка перепробовала все: ванильную, шоколадную, ягодную, ореховую и творожную, а вот соус предпочитала исключительно карамельный, с шариком мороженого и листочком свежей мяты. Она приходила в это кафе «Сэр Эклер» каждый день после того, как пару месяцев назад впервые объелась здесь эклерами до такой степени, что ее вырвало прямо возле такси. Хорошо еще, что не в салоне. И все из-за проклятой акции: в тот день всем, заказавшим эклеры, полагалась вторая порция бесплатно, а ее подруги – Тильда, Алина и Лика – отказались от добавки. И Дашка все это съела! Схомячила за милую душу – не пропадать же такой вкуснятине! С того момента жизнь Дашки превратилась в кошмар: не проходило ни дня без поедания эклеров. Ноги сами несли ее по знакомому маршруту на Чернавинский проспект, стиснутый с обеих сторон двумя бесконечно длинными домами, выстроенными на средства купеческой гильдии еще до революции. И тогда, и сейчас эти дома назывались в народе торговыми рядами: первые этажи занимали лавки, магазины и мастерские, разве что со временем менялся ассортимент товаров и услуг. На вторых этажах, как правило, жили сами купцы, а теперь – бизнесмены.
Широченные тротуары Чернавинского проспекта, пролегавшего по самой живописной части города, через исторический центр и мост, раскинувшийся вблизи слияния двух рек, испокон веков служили горожанам местом для променада. Дашка тоже часто гуляла здесь: в детстве с родителями, позже – с подругами. Ей не надоедало любоваться с моста реками и их берегами, заросшими ивами, разглядывать изысканные экстерьеры старых, но искусно отреставрированных домов, слушать дробный стук сотен ног о каменную брусчатку, гомон и смех прохожих. Но все это было до ее первого обжорства в «Сэр Эклер», а в последнее время она все чаще ходила по Чернавинскому проспекту в одиночестве, да к тому же почти ничего вокруг не замечала оттого, что либо спешила добраться до эклеров, либо едва передвигала ноги, страдая от обжорства и чувства вины. А потом еще и лишние килограммы добавили походке тяжести. Ох, уж эти килограммы! Тело Дашки распирало, как тесто на дрожжах. Одежда становилась все более тесной и расползалась по швам. Парень из соседнего дома, при встрече провожавший Дашку многозначительным взглядом, перестал ее замечать. Еще и с подругами поссорилась, когда Алина начала намекать, что пора бы Дашке сесть на диету, а Тильда и Лика ей поддакивали. В конце концов, Дашке стало казаться, что все вокруг с презрением разглядывают складки на ее боках, обтянутые тесной курткой, и ей нестерпимо захотелось умереть.
Но однажды все изменилось. В лучшую ли сторону, или в худшую, Дашка еще не поняла. Только вот пирожных она теперь могла есть сколько влезет без вреда для фигуры. Сбылась ее заветная мечта: она лопала эклеры и стройнела с каждым днем! Правда, теперь ее беспокоили некоторые неприятные вещи, связанные с обретением стройности, но они казались пустяковыми по сравнению с мыслями о смерти, которые, к счастью, совсем перестали ее посещать.
Чудо случилось в конце сентября, спустя месяц после первого обжорства в «Сэр Эклер», разделившего ее жизнь на «до» и «после». Оно явилось в лице хозяина кафе, присевшего за столик Даши как раз в тот момент, когда она, давясь эклером, подсоленным собственными слезами, представляла, как прыгает с моста в холодную мутную реку.
– Прошу прощения, милая барышня, вижу, вы чем-то расстроены? – прозвучал поблизости чей-то мужской голос, явно не молодой.
– А вам что за дело? – грубо буркнула Даша, даже не глядя на того, кто заговорил с ней.
– Извините, что потревожил, – вкрадчиво продолжил неизвестный собеседник. Рядом послышался скребущий звук отодвигаемого стула. Кто-то сел напротив. Дашка демонстративно отвернулась и уставилась на шумящий за огромным окном проспект. Там резвился сентябрьский ветер, задирая на прохожих полы плащей и гоняя по брусчатке желтые полумесяцы ивовых листьев.
– Мне показалось, что проблема в моих пирожных, не так ли?
Остаток эклера выпал из Дашкиных рук, угодив в лужицу карамельного соуса на краю тарелки. Рыжие брызги разлетелись по столу.
– Вы – сэр Эклер? – Дашка, наконец, удостоила собеседника взглядом и сразу смягчилась при виде его забавной кудрявой шевелюры. Дашкины волосы тоже мелко завивались, и это сходство несколько расположило ее к нему. К тому же, возраст мужчины явно близился к шестидесяти, а таким взрослым людям дерзить всегда сложнее, чем ровесникам.
Для человека, связанного с кондитерским делом, он был слишком сухощав. «Разве бывают такие тощие пироженщики? – удивленно подумала она. – Как можно целыми днями находиться в окружении сотен пирожных и оставаться худым, как щепка? Похоже, этот тип врет. Но что ему надо? И вообще, он больше на сыщика похож. Глаза, вон, как сканеры… Наверное, вынюхивает что-то».
– Меня зовут Эдуард Клер, поэтому смело можете называть меня Эклером. Многие так и делают, я не возражаю. Мне это даже приятно, ведь эклеры – моя судьба. Жизнь нескольких поколений моих предков была тесно связана с этими пирожными, а начало семейной традиции положила легендарная Фанни Фармер, моя троюродная прабабка, написавшая Поваренную книгу Бостонской кулинарной школы. Она включила в нее один из способов приготовления эклеров, который, по ее словам, раздобыла из надежных источников, чуть ли не у самого создателя этого кулинарного шедевра, француза Антуана Карема, но, по слухам, в описании состава ею был пропущен один важный ингредиент. Неизвестно, намеренно Фанни это сделала или по ошибке, но рецепт, рассказанный ею по секрету кому-то из родных, отличался от указанного в Поваренной книге. Так вот, именно устный рецепт, который впоследствии передавался из поколения в поколение, в конце концов, достался мне в наследство от моей матушки, и те, кто пробовал оба варианта эклеров, утверждают, что мои гораздо лучше, чем приготовленные по той книге.
– Хм… интересно. Наверное, ваша Фанни была ведьмой и передала особый рецепт эклеров, чтобы сводить людей с ума, – заявила Даша, не заботясь о родственных чувствах владельца кондитерской.
Он, казалось, ничуть не обиделся на ее издевку, и участливо спросил:
– Не можете удержаться от лишней порции пирожных?
– Ага. От кучи лишних порций! И поэтому меня так разнесло!
– Понимаю. – Сэр Эклер грустно моргнул. Его светло-желтые глаза отливали карамельным глянцем.
– Понимаете? Да откуда вам знать, каково превратиться в плюшку для девушки моего возраста? Вы ведь не девушка, и вам-то давно не семнадцать, – усмехнулась Даша.
– Н-да… и уже очень давно, – задумчиво произнес потомок легендарной Фанни Фармер, потирая правую бровь средним пальцем. Ноготь на нем отливал нездоровой зеленью, будто давно отмер. Дашку передернуло от мысли, что тот может отпасть прямо у нее на глазах.
Словно кожей почувствовав ее неприязненный взгляд, Сэр Эклер спрятал руки под столом и, подавшись вперед, прошептал:
– У меня есть средство от твоей печали.
От неожиданности Дашка даже не заметила, что хозяин кондитерской перешел с ней на «ты».
– Иголка с ниткой, чтобы зашить мой рот? – пошутила она, но уже без злости. Ей хотелось поскорее узнать, о чем пойдет речь, но Сэр Эклер не спешил продолжать, разглядывая ее с пристрастием патологоанатома перед вскрытием. Дашка в жизни своей не видела работников морга, но почему-то была уверена, что у тех, кто кромсает мертвые человеческие тела, должен быть точно такой же внимательный, но абсолютно бездушный взгляд.
– Ну, так что вы там предлагаете? – поторопила его Дашка. – Надеюсь, это не личинки паразитов, которые потом вырастут в гигантских червей и съедят во мне все ненужное?
– А что, вполне действенный способ! – шутливо ответил кондитер, но глаза его при этом остались серьезными. – От него вес быстро приходит в норму, им пользуются даже кинозвезды. Похудеешь, повеселеешь, помиришься с подругами. Подумаешь, черви!
– Ой, бе… – Дашка высунула язык, изображая рвотный позыв. – Не надо за столом о червях!..
– Но ты сама начала, – возразил он и умолк, остановленный ее тирадой:
– Лучше уж стану жирной, как… как вон та тетка! – Дашка стрельнула взглядом в сторону столика, за которым восседала на редкость крупногабаритная дама в пушистом свитере. – Такой ценой мне худоба даром не сдалась. Да и без подруг обойдусь, нужны мне эти предательницы! Вон, есть у меня одна подруга – моя тень, и хватит. Слушает, не перебивает, слухов не распускает, и всегда рядом. Лучше не найти!
Неожиданно Сэр Эклер откинулся на спинку стула и зашелся гомерическим хохотом. Дашка смутилась:
– А что я такого смешного сказала-то?
– Истину глаголешь! – ответил он, закатывая глаза и театрально воздевая руки над собой. Но вдруг придвинулся к ней так близко, что едва не уткнулся кончиком длинного тонкого носа ей в ухо. – А хочешь обзавестись настоящей, живой тенью?
Дашка вскинула на него испуганно-вопросительный взгляд:
– Что значит «живой»?
– Ну, живая тень – это не бесполезное отражение, целиком зависящее от того, как на тебя падает свет, а верная и преданная спутница, которая будет рядом с тобой всегда, даже когда все прочие тени исчезают.
– Никогда не слышала о таких тенях. Вы меня за дурочку держите.
– Я могу показать тебе место, где таких теней видимо-невидимо, и ты сможешь выбрать себе любую, какая понравится.
– В такую фигню я, само собой, ни за что не поверю, но всякие фокусы обожаю. Пожалуй, взгляну на эти тени. И где же они?
– О, я так и знал, что ты не откажешься. – Сэр Эклер оживился, воровато огляделся, как-то нервно щелкнул костяшками пальцев («Ногти бы не поотлетали!» – с ужасом подумала в этот момент Даша), и зашептал:
– Приходи сюда завтра к двум часам.
– У меня занятия в школе, – перебивая, буркнула Даша. – Все-таки последний год, как-никак, впереди ЕГЭ. Не хочу пропускать.
– Ночи, – с нажимом произнес кондитер и повторил, заметив ее растерянный взгляд: – В два часа ночи. И не к парадному, а к черному входу. Через арку пройдешь, и жди там. Я тебя встречу.
– Можете не продолжать. Никто меня в это время из дома не выпустит! – сердито отрезала Даша и посмотрела на собеседника с нескрываемым подозрением.
– А ты собираешься всю жизнь разрешения спрашивать? Семнадцать лет, вроде бы не маленькая уже. Вызови такси и выскользни потихоньку. Через пару часов вернешься, по крайней мере до рассвета точно. Родители и не заметят, что ты уходила. А если и заметят, так тебе поможет твоя новая подруга, настоящая тень. Ведь ты вернешься вместе с ней.
– Не, ну бред, вообще! И как она мне поможет?
– Настоящие тени невероятно изобретательны. Ты сама увидишь. Я уверен, тебе понравится. С тенью ты заживешь припеваючи и забудешь о том, что хотела прыгнуть с моста.
Под натиском противоречивых чувств, нахлынувших на нее, Дашка даже внимания не обратила на последнюю фразу Эклера, и только добравшись до дома, пришла в себя и ужаснулась: да откуда же он узнал про мост? Ведь это были лишь мысли! А о ссоре с подругами как догадался? Он, что, телепат? Или экстрасенс какой-нибудь? Только паранормальщины ей не хватало. Дашка считала, что лучше держаться подальше от всего сверхъестественного. Вещи и явления, которых она не понимала, раздражали и тревожили ее. Тоска накрыла Дашку темной волной, загнала под одеяло раньше обычного, заставив забыть об ужине, отчего Дашкина мама, обнаружив дочь в постели, обеспокоенно поинтересовалась, не заболела ли та ненароком. Дашка ответила, что переутомилась в школе и хочет спать, хотя сна не было ни в одном глазу. Всю ночь она ворочалась с боку на бок. Внутри не утихал трепет от предчувствия грядущих перемен: она знала, что пойдет на встречу, несмотря на страх и скептицизм, ведь это ее единственный шанс изменить жизнь к лучшему. Конечно, риск нарваться на неприятности казался огромным: мало ли, вдруг этот Эклер – маньяк или сумасшедший сектант, но с другой стороны, отвергнув его предложение, она рано или поздно шагнет в воздух с моста на Чернавинском проспекте. Так что, рискнуть стоило.
На следующий день после полудня Дашка снова поедала эклеры в кафе, но о смерти в этот раз уже не думала. Ее взгляд блуждал вдоль барной стойки и скользил по лицам сотрудников, выходивших из дверей служебного входа. Она ждала появления Сэра Эклера, надеясь вызнать у него больше подробностей о предстоящей встрече, но он так ни разу и не показался в зале. Зато необъятных размеров дама в том же самом пушистом свитере сидела за тем же столиком, что и вчера, и в такой же позе – спиной к Дашке, словно с тех самых пор не сдвигалась с этого места. Наверное, тоже фанатка эклеров. Интересно, грустит она по поводу лишних килограммов или нет? Весит-то, похоже, больше центнера! Дашка пока что еще не докатилась до такой умопомрачительной цифры, хотя этим утром весы и выдали ей на два кило больше, чем вчера. Если так пойдет и дальше, ее вес достигнет сотни примерно через неделю.
Скорее всего, этой тетке давно плевать на свою фигуру, иначе бы она не носила пепельно-розовый свитер, который ее чудовищно полнит, но вот здоровье-то у нее, должно быть, неважное. С таким весом долго не живут, а ведь она продолжает толстеть дальше. Точно до старости не дотянет. Впрочем, как и Дашка: если так называемая живая тень ей не поможет, то ей тоже грозит ранняя смерть от ожирения. При условии, что она еще раньше не спрыгнет с моста, конечно.
Дашка поймала себя на том, что снова думает о смерти, и вернулась мыслями к загадочному кондитеру и предстоящей ночной встрече. Так и не дождавшись его появления, она расплатилась и вышла на улицу. По дороге домой Дашка заглянула в арку, ведущую во двор дома, где находилось кафе. Проход закрывали черные решетчатые ворота, запертые на огромный висячий замок. Это обстоятельство ее озадачило. Оставалось надеяться, что к ночью Сэр Эклер отопрет их, ведь он обещал ее встретить.
Когда спустя несколько часов Дашка вновь подошла к арке, ворота оказались открыты настежь, но кондитера поблизости не было видно.
В два часа ночи Чернавинский проспект выглядел совсем не так жизнерадостно, как днем или вечером, а под арочными сводами и вовсе было жутко, как в склепе. Дашка медлила, собираясь с духом, чтобы пройти через арку во двор, а заодно прислушивалась, не бродят ли там какие-нибудь темные личности. Из глубины двора донеслись звуки классической музыки – тихие и редкие, как будто вкрадчивые. Но с каждым мгновением ритм медленно нарастал, как и громкость.
«Кому взбрело в голову включать музыку посреди ночи?» – удивилась Дашка, пытаясь отыскать взглядом хотя бы одно освещенное окно в глубине двора, но таких не было. За аркой стояла темнота, поджидая, когда Дашка осмелится шагнуть в ее распростертые объятия.
Рука нащупала в кармане перцовый баллончик, который, конечно же, едва ли выручит ее в случае реальной опасности, но с ним было как-то спокойнее. В спину подул ветер, словно нарочно подтолкнул. Дашка быстро прошагала до конца арки, остановилась и осторожно выглянула из-за угла.
– Ну, наконец-то! – прозвучало из темноты неподалеку. – Где тебя носит? Идем скорее, чего застыла?
Словно черт из табакерки, откуда-то снизу вынырнул Эклер – его светлая курчавая шевелюра, похожая на кремовую верхушку капкейка, замаячила у стены дома на уровне подвального окна. Дашка нерешительно двинулась к нему, недоумевая, почему это кондитер появился из-под земли, но потом увидела прямоугольное углубление и ступени, ведущие к наполовину скрытой внизу приоткрытой двери. Музыка доносилась как раз оттуда. Теперь она звучала громче и быстрее, и Дашка поняла, что слышала ее много раз в своей жизни, но почему-то не смогла вспомнить композитора. В классической музыке она совсем не разбиралась.
В подъезде царила такая же темень, как и снаружи, но на лестнице их встретил мужчина с огромной свечой в руках. Он повел их вглубь здания по лабиринту из коридоров через потайные ходы, замаскированные картинами, портьерами, шкафами и даже чучелами зверей – им пришлось пробираться к очередному проходу сквозь тело огромного бурого медведя, оказавшееся внутри пустым, как поделка из папье-маше. Но шкура и морда выглядели вполне натурально. Глаза косолапого, казалось, следили за ними, хотя зрачки были неподвижны, а из разинутой пасти даже вырвался звук, похожий на сердитое урчание, но потом оттуда с жужжанием вылетела огромная зеленая муха, и стало ясно, что это она там шумела.
В конце концов, человек со свечой (в полутьме Дашка видела только его отвисшие щеки и определила, что он был примерно одного возраста с Эклером) привел их в пустынный зал без окон, посреди которого белело нечто вроде ширмы, перегораживающей его от пола до потолка. Провожатый попросил их пройти на свои места и удалился.
За ширмой на стульях сидели какие-то люди: тусклый свет от свечей, расставленных по углам, не позволял рассмотреть их как следует, Дашка заметила только, что там были мужчины и женщины разного возраста, но явно не юного. Они сидели на стульях, расставленных перед ширмой буквой «П». Изящные спинки стульев, обтянутые дорогой обивкой, возвышались над их головами, поэтому Дашка не сразу увидела, что за ними скрывается еще один ряд сидящих людей. «Прям кинотеатр какой-то», – мелькнула у нее мысль, пока она шла к единственному свободному месту в заднем ряду, куда ее направил Эклер. Стулья здесь были попроще, без обивки, и стояли куда теснее, так что сидящие соприкасались друг с другом плечами и локтями. Дашке, еле втиснувшейся между двух незнакомых парней, стало неуютно. Она приготовилась огрызаться, ожидая, что кто-нибудь из них отпустит колкость по поводу ее полноты, но к счастью, те словно бы не заметили ее появления, не удостоив даже мимолетным взглядом. Они таращились на белую ширму так, будто та была киноэкраном, где шел захватывающий фильм. Дашке захотелось спросить у них, что они на этой ширме увидели интересного и какое мероприятие здесь ожидается, но тут вдруг вспомнила, что Эклер строго-настрого запретил ей заговаривать с присутствующими и потребовал не сводить глаз с белого полотна. То есть, она должна была вести себя так же, как эти парни и все остальные люди в ее ряду. «Выполняй все в точности, как я сказал, иначе ничего не выйдет», – предостерег ее кондитер. А сам устроился с комфортом на мягком стуле впереди, между тщедушной дамой с высокой старомодной прической и мелким человечком в огромных очках, не толстым, но при этом абсолютно круглолицым. Все трое начали озираться и перешептываться, словно запрет на разговоры их не касался. Дашка сделала вывод, что на задний ряд усадили тех, кто должен был подчиняться правилам людей из первого ряда. Означало ли это, что Дашка оказалась в числе гостей второго сорта, или нет, но ей стало неприятно.
А потом ее одолела невыносимая скука. Сидеть, молча смотреть в одну точку и при этом не заснуть было абсолютно нереально, тем более, что время близилось к трем часам ночи, поэтому то, что произошло дальше, ускользнуло от внимания Дашки: она задремала и пропустила все самое интересное. Правда, она не могла сказать точно, в какой именно момент явь сменилась сном – когда появилась властная женщина в красном плаще и начала выкрикивать что-то на непонятном языке, или когда на подсвеченной ширме заметались странные тени, или когда ширма вдруг растворилась в воздухе, и за ней вместо пустынного зала обнаружилась широкая пыльная дорога, убегавшая в темный лес. Дашку понесло вдаль вместе со стулом, а потом оказалось, что сидит она не стуле, а в открытой повозке, запряженной парой черных коней, крупных, но страшно тощих – ребра да мослы под шкурой, и управляет конями такой же тощий возница: иногда он оборачивался, и Дашке казалось, что под капюшоном его черной потрепанной накидки желтеет голый череп.
Повозку тряхануло на ухабе так, что Дашкина голова запрокинулась, и ее взгляд уперся в огромную блеклую луну, занимавшую полнеба. На ее светящемся фоне была отчетливо видна летящая верхом на метле ведьма с клочковатой копной волос, развевающейся на ветру. Вслед за ней летел старик в колпаке и с такой длинной бородой, что ее конец терялся во тьме далеко за пределами его тела. Когда и старик, и ведьма миновали луну и скрылись из виду, Дашкин взгляд сместился ниже, к зубчатой кромке леса: в одном месте макушки деревьев подозрительно сильно раскачивались и трещали. Кто-то ломился сквозь чащу, огромный, как слон. Но версия со слоном отпала, когда Дашка заметила движущееся над кронами скопление ветвей, похожее на гигантское развороченное гнездо. В реальной жизни гнезда не могли перемещаться сами по себе, поэтому Дашка даже не удивилась, уверенная в том, что видит сон.
Рядом кто-то тихо ахнул.
Оказалось, что парни, соседствовавшие с ней в зале, сидели в этой же повозке, мчавшейся в неведомые дали Дашкиного сна. Их лица были бледнее луны, висевшей над ними. Позади послышался нервный выдох – может быть, там находились остальные гости с заднего ряда, но оглядываться она не стала, мало ли… А вот куда подевались важные персоны с переднего, Дашка не поняла. Наверное, им не нашлось места в ее сне. Это вызвало у нее беспокойство, захотелось проснуться, чтобы не пропустить момент выбора живых теней, о которых говорил Эклер, но несмотря на все усилия, сон продолжался.
Повозка громыхала деревянными колесами, подскакивая на неровностях, и, казалось, могла развалиться в любой момент. Дашка надеялась, что этого не случится, ведь идти пешком через этот жуткий корявый лес страшно было бы даже во сне. В зарослях то и дело мелькали огоньки чьих-то глаз, их становилось все больше и больше, словно к дороге стягивались звериные стаи со всей округи; порой на ветвях шевелилось что-то живое и, судя по очертаниям, человекообразное: во тьме проступали бледные пятна, похожие на лица, листву раздвигали когтистые руки, высовывались длинные бородавчатые носы, а над ними сквозь густые космы недобро сверкали чьи-то глаза, провожая повозку внимательным взглядом. Обилие враждебно настроенной лесной живности совершенно не тревожило коней, они стремительно мчались вперед, звонко цокая копытами, длинные черные гривы реяли над ними, как пиратские флаги. Либо костлявые туши не представляли интереса для местных хищников, либо хищники питались не живой плотью, а чем-то совсем другим, либо… либо их отпугивал возница, казавшийся Дашке самым жутким персонажем накрывшего ее кошмара еще и потому, что находился к ней гораздо ближе лесных тварей.
Но чуть позже стало ясно, что она поспешила с выводами насчет самого жуткого. Сон продолжался дальше, и вскоре она очутилась в окружении целого скопища таких невообразимых существ, что даже засомневалась – а сон ли это? Может быть, все дело в том, что она лишилась разума? Ведь едва ли подобные странности могут присниться здоровому человеку.
Когда лесная чаща поредела, расступилась, а потом и вовсе осталась позади, вдали открылось обширное поле, очерченное с одной стороны закруглявшейся стеной каменного замка, а с другой – бушующим морем. Вдоль стены теснились повозки всех мастей: грубые телеги и благородные кареты, модные коляски и заморские колесницы, легкие брички и массивные тарантасы, и еще множество какого-то старинного сухопутного транспорта. На черных волнах неизвестного моря на приличном расстоянии от берега покачивались корабли древней конструкции. А в поле не было ни одного свободного пятачка, оно сплошь кишело народом, снующим среди длинных столов, заваленных горами неразличимой издали массы. Судя по всему, там шла оживленная торговля.
Всего-навсего ярмарка. Ничего особенного, если не присматриваться к покупателям, продавцам и их товарам.
Потому что это была ярмарка мерзостей.
