Полина Жандармова
Скомрах. Танец за Гранью

Бойтесь своих желаний.

Они имеют свойство сбываться.

народная мудрость

Часть 1. Черноозеро
Не_пролог

Зимний лес зловеще молчал. Застыл в напряженном ожидании, внимательно наблюдая за чужаками. Неотрывно. Холодно. Его мрачное оцепенение передавалось в окружающий мир. И пространство во всей округе словно затаилось, как хищник перед стремительным прыжком. Черные, потрескавшиеся не то от старости, не то от мороза стволы – грубые, кое-где тронутые мхом – медленно покачивались из стороны в сторону. Как будто пытались убаюкать потревоженный незваными чужаками ельник. Но раз за разом резкие звуки непрошенных гостей вспарывали воздух, нарушая покой.

– Богдан, давай шевелись, кому говорю! – то, что человеческим детенышам казалось едва уловимым шепотом, на самом деле острым лезвием вспарывало умиротворённую тишину леса. И ему это категорически не нравилось. Мохнатые еловые лапы тянулись к глазам чужаков, чтобы как следует исколоть неприкрытые лица. Коряги то и дело кидались под ноги, чтобы повалить пришельцев на землю, в канаву, заполненную талой водой. Близился зимний исход – самое темное время для всех жителей Яви. Время, когда Навье Солнце набирает разгон и стремится прорвать грань, опалив черными лучами эту сторону мироздания, погрузить его во мрак и вечную ночь. И ни боги, ни люди, не могли этому помешать. Потому лес был напряжен. И не терпел чужаков.

– Я шевелюсь, – ответный шепот вызвал новую волну недовольства.

– Ты еле плетешься, как гусеница!

– Сам ты гусеница!

– Отвали!

– Тише вы! Орете, как стадо раненых бизонов! – тихий окрик третьего попытался прекратить перепалку. Но сделал лишь хуже. Теперь загомонили все. Восьмерка чужаков двигалась сквозь непроходимый бурелом, то и дело переругиваясь между собой. Они сбежали с обеденного сна в доме-интернате, что стоял неподалеку, и теперь медленно пробирались в сторону Черноозера. Лес видел тайные страхи и желания каждого из них. Он мог бы даровать каждому откровение и исполнить желание. Но сегодня он не хотел быть добрым и приветливым. Наоборот. Еще до того, как нога первого из чужаков переступила границу леса – он все решил. Сегодня он возьмет свою жертву, чтобы напитать силой жизнеогня черные стволы и искрученные корни. Чтобы быть готовым закрыть границу между той и этой стороной, если Навье Солнце вдруг выкатится из-за горизонта. Лес должен сберечь себя и тех, кому он обещал защиту. А значит, кого-то надо принести в жертву.

Едва последний чужак скрылся за раскидистыми еловыми лапами, черные тени потянулись следом, готовые в любой момент исполнить волю лесного хозяина.

Охота началась.

Глава 1. Истинное Зло

Это февральское утро выдалось особенно мерзким. Богдан проспал, получил трепку от надзирателя-воспитателя за опоздание на построение, оказался последним в очереди в столовую и, как итог, остался без каши на завтрак. Жалкое подобие чая и кусок заветревшегося бутерброда с сыром – все, что ему досталось. Кое-как запихнув это подобие еды в рот, Богдан кинулся одним из первых из столовой в спальню – близилось время утренней уборки и проверки комнат. Если еще и там не повезет – точно отправят на какое-нибудь нудное дежурство.

– Даня, куда торопишься? – подлая подножка свалила Богдана посреди коридора. Кое-как извернувшись в полете, он приземлился на спину, получив возможность разглядеть лицо своего обидчика. Саня Кукуха – это фамилия была такая, интересная – и еще четверо его дружков. Команда Важных, как они сами себя называли. Изначально планировалось, что это будет все же команда Отважных. Но кто-то сократил название группы до «Важных», и так оно и прижилось. Тем более, суть от этого не менялась – эта пятерка старшаков расхаживала по интернату с видом супер-героев, по их словам следила за порядком и справедливостью, а на деле – выбирала очередную жертву, объявляла её пришедшим злом и начинала травить. В этом месяце таким злом стал Богдан. Как он ни старался сливаться со стенами и не попадаться этим пришибленным на глаза – получалось не очень хорошо. Вторую неделю его подкарауливали в коридорах, поджидали в комнате, ловили на улице и пинали-пинали-пинали. Это злило. Да что там, это рождало в душе такую ярость с непреодолимым желанием надавать обидчикам как следует. Но как Богдан ни старался ответить – не выходило ни-че-го. Он был младше. Он был легче весом и ниже ростом. И он был один. Пятерка во главе с Саней каждый раз размазывала его по стене, оставляя плеваться кровью из разбитых губ или стонать на полу, корчась от боли в отбитых ребрах. Жаловаться воспитателям-надзирателям было бессмысленно. Это Богдан понял давно. Еще когда пришедшим злом избрали Борика-восьмилетку. Правда, тому повезло больше – его кошмарили всего дней десять. Потом наступил перерыв – Новый Год, праздники, время, свободное от пришлого зла, как заявлял каждый раз Саня. А потом начался февраль – и кошмар для Богдана.

– Ну так что, куда бежать собрался? – Саня уселся сверху, наглухо придавив Богдана к полу. – Я с тобой разговариваю, змееныш! – пощечина обожгла лицо. Но Богдан лишь сильнее стиснул зубы. Главное – молчать. Не реагировать. Если не реагировать, Саня пару раз пнет и потом отстанет. Ему просто надоест возиться с ним.

– Отвечай, гнусь! Что молчишь, глазами лупаешь?

Богдан хотел зажмуриться, но в последний момент передумал. Вид Саниного лица, искаженного злостью от того, что все идет не так, как он задумал, вызывал болезненное удовлетворение. В своих фантазиях Богдан представлял, как в этот самый момент ему на помощь приходит какой-нибудь волшебный великан, хватает Саню за белобрысую голову и с хрустом откручивает её. Или, наоборот, начинает давить и давит до тех пор, пока бесцветные блеклые глаза не вытекут на пол. Впервые поймав себя на этих мыслей, Богдану испугался. Может быть, Саня прав, и он действительно – зло? Нормальный человек не может радоваться чужим страданиям. Это он знал также четко и ясно, как и то, что его никогда не заберут в семью из интерната – слишком старый. Если тебе до трех лет – твои шансы очень высоки. С трех до пяти – примерно в половину. С пяти до семи – меньше трети. Когда тебе десять – шансов не остается. А значит, надо выживать в интернате до совершеннолетия. Вот Богдан и пытался выживать, как мог. В тайне мечтая, что однажды он проснется, а Сани и его команды нет. Но мечты так и оставались мечтами. А прямо сейчас под гогот своих дружков, Кукуха щипал его за шею и щеки, приговаривая, что обязательно избавит мир от зла.

Очередной тычек пришелся на свежий синяк и Богдан не сумел сдержать слёз.

– У ти лапочка, больно? Больно, маленький? – цепкие пальцы тут же принялись тыкать в болезненное место с особым остервенением. – Больно, спрашиваю, а? Отвечай, зараза!

Но Богдан молчал, сглатывая предательские слезы и тихо поскуливая.

– Вижу, что больно! Так тебе и надо! А знаешь, почему? – Саня, видимо, наигрался. Ловко соскочил на пол и поднялся над Богданом во весь рост.

– Молчишь? Ну, я тебе все равно скажу! Потому что зло должно быть наказано!

На последней фразе дружки Кукухи нестройно расхохотались, видимо, считая речь своего главаря очень остроумной.

– Наказано, слышишь? И я накажу тебя! За твое молчание особо накажу, понял меня, гнусь? – Саня склонился над Богданом, схватил кожу, не прикрытую свитером, на шее и начал выкручивать, наслаждаясь тихим скулежом.

– Ты пойдешь с нами на озеро завтра после обеда, когда наступит свободное время. Я приготовил для тебя особое испытание! Пройдешь Тропой Зла! И тогда все узнают, что я был прав! – в глазах Сани, всегда бледных и невыразительных, как будто полыхнули искры. Богдан снова попытался зажмуриться, чтобы только не видеть этого перекошенного ненавистью лица и не смог. Что он сделал Сане? Что вся эта несчастная малышня ему сделала? За что он так ненавидит их? На эти вопросы у Богдана не было ответа. Но одно он знал точно – откажется или не явится завтра, и его мучениям не будет конца.

Как будто услышав его мысли, Саня подтвердил:

– И только попробуй увильнуть! Найду и закопаю в сугробе на стадионе, а после водой залью, чтобы вмерз наверняка! Поверь, до весны долго искать будут – не найдут.

Саня еще раз гоготнул, кивнул своим дружкам и двинулся прочь по коридору.

– Время пошло! – напомнил напоследок Жорик – один из последователей Кукухи и бросился догонять банду. Богдан, досчитав про себя до тридцати – ровно столько шагов оставалось с того места, где он лежал до поворота, и медленно поднялся.

– До завтра, Кукуха, – зло выплюнул Богдан и, пошатываясь, двинулся в комнату. О том, чтобы успеть к проверке навести порядок – можно было забыть. Оставался призрачный шанс, что надзирательница сегодня будет милостива. Но он растаял, едва его соседи по комнате наперебой сообщили, кто сегодня дежурит и проверяет спальни. Старая круглая Бочка Петровна. Толстая, неповоротливая и, что самое главное – почитательница Сани и его бригады. Едва кто-то из мелких начинал вести себя неподобающе – Бочка Петровна тут же принималась читать длинную отповедь о том, какой Саня и его друзья молодцы, пример, воспитание, достойные люди, не то, что эти. И буквально через пару дней очередной, по словам Бочки, «негодник» объявлялся компанией Сани пришедшим злом. И начиналась травля. Поэтому все младшаки знали – с Бочкой лучше не связываться. Но Богдану уже было нечего терять. Как он ни старался поддерживать свой имидж в глазах надзирательницы – Саня все равно объявил его злом. По какой причине – Богдан не знал. А после завтрашнего похода в лес, наверное, и не узнает никогда. Стойкое осознание – он оттуда не вернется, засело в голове. Оттеснило прочие мысли на задний план. И ни проверка комнат, ни опасность наказания не могли заглушить поднимающийся в душе страх – Саня и его дружки убьют его завтра в лесу. А потом объявят всем, что ни с кем не встречались и никого не видели. Куда девался Богдан? Да кто ж его знает. Все подтвердят, что он в последнее время был нервный. Может, сбежать решил. Для приличия поищут, а потом всем станет все равно. Ну, был и не стало – таких, как он, никому ненужных беспризорников в интернате еще человек тридцать наберется. Есть за кем следить. А Саня притихнет на какое-то время. А потом обязательно выберет себе новую жертву.

От злости, распустившейся в груди алым цветком, Богдан сжал кулаки. Он не хотел бесславно пропадать в лесу.

– Данюша, почему у тебя такой беспорядок, я тебя спрашиваю? – Бочка Петровна стояла прямо перед ним, а он настолько погрузился в свои мысли, что даже и не заметил, когда она вошла в комнату и начала проверку.

– Ну же, что ты молчишь, котик?

– Никакой я вам не котик! – закричал Богдан, давая захлестнувшей его злости выплеснуться наружу. На Бочку, на бардак, на Саню с его дружками. И сжечь их всех раз и навсегда, чтобы больше не встречать ни в этом мире, ни в каких других.

Бочка Петровна растерянно раскрыла рот. Затем закрыла. Снова раскрыла и снова закрыла.

– Зайка, ты не заболел часом? – толстая рука метнулась ко лбу Богдана. Он почувствовал, что если она сейчас прикоснется к нему – он не выдержит. Кинется в драку с надзирательницей, потом рванет к Сане, чтобы надавать ему как следует. Но вместо этого Богдан зашипел и отскочил в сторону.

– Не трогайте меня! Все со мной в порядке! Мне пыль надо протереть!

То ли от неожиданности, то ли еще по какой причине, но Бочка отступила. Задумчиво обвела комнату взглядом, нарисовала в бланке оценок тройку и вышла, приговаривая что-то вроде «ну надо же, Богдан… такой послушный мальчик… и он туда же». Богдан не слушал. По-быстрому смахнул несуществующую пыль, переоделся, схватил рюкзак и кинулся к выходу.

– Ты это, не нарывайся там, – раздался за спиной голос Степана. Соседа по кровати и тумбочке. Степан был младше на два года и только перешел во второй класс. До этого никак не получалось с чтением. Зато он умел великолепно кусаться. И по слухам, откусил у Сани кусок ноги, когда тот объявил Степана злом. После этого Саня заклеймил Степу сумасшедшим, но отстал. А Степан стал кем-то вроде героя в их комнате. А еще у Степана был отец. «Непутевый», как часто говорила Бочка и её подружки-надзирательницы. Вместе они кидали на него презрительные взгляды, когда тот, пусть редко, но навещал сына. А Богдан всеми силами старался не выдать свою зависть. У соседа хотя бы кто-то был. Пусть непутевый, но свой. Правда, отец никогда ничего не обещал Степану – ни забрать на выходные, ни увезти из интерната насовсем. А редкие жалобы сына пресекал суровым взглядом. И Степан тут же замолкал. Так же сурово сжимал губы, отворачивался, чтобы отец не заметил слезы обиды, и уходил. А после – долго еще смотрел на окружающий мир таким же, как у отца, взглядом – тяжелым, настороженным, будто высматривающим опасность. Они были абсолютно не похожи между собой – разные лица, разный цвет глаз – у отца они были бледно-серые, у Степана – зеленые, Богдану даже иногда казалось, что прямо нечеловечески зеленые. Но вот характер был одинаковый – это не вызывало сомнений. Поэтому сейчас, вместо того, чтобы кинуться на соседа с кулаками за то, что лезет не в свое дело, Богдан лишь резко выдохнул и признался:

– Он меня на Тропу Зла вызвал завтра. Знаешь, что это значит? – с горечью выплюнул Богдан. Степан отрицательно покачал головой, давая понять, что не знает, о чем речь, и Богдан сжалился и пояснил. – Я завтра умру на озере, вот что. Кукуха заведёт меня на лёд, и утопит в озере. Даже следов не останется, понимаешь? У меня нет шансов. Вещи мои разделишь по-братски, понял? А станут отнимать – сожги все. Лишь бы этим упырям не досталось.

Степан вздохнул и кивнул, отставая с расспросами. Богдан быстро выскочил в коридор и пошел на занятия.

Время до следующего полудня тянулось медленно и мрачно. Богдан решил, что раз он умрет – можно не готовиться к урокам. Все равно на отработку уже не попадет. Поэтому, вернувшись от учителей, безучастно повалился на кровать и уставился в потолок. Соседи несколько раз пытались заговорить, развеселить, даже разозлить. Пока Степан не приказал оставить его в покое. Ужин он пропустил. Но Степан притащил ему несколько яблок и два куска хлеба – все, что удалось тайком вынести из столовой. Как заснул – Богдан не заметил. Просто в один момент моргнул и понял, что веки отяжелели и отказываются подниматься. Поэтому он не стал противиться и провалился в тревожный сон. В темноте он видел размытые силуэты деревьев. Мягкие сугробы опадали под ногами неясными тенями. Влажный холодный воздух заползал в легкие, стремясь выстудить все в душе. И лишь далеко-далеко впереди слабо поблескивал пламенный лепесток. Богдан тянулся к нему, но тот ускользал, дрожал, прятался за черными стволами и появлялся уже совсем в другом месте.

Утро было таким же мерзким и хмурым, как и все предыдущие за последние две недели. Богдан хотел было и завтрак пропустить, как вчерашний ужин, но в последний момент передумал. Если он упадет в голодный обморок, не дойдя до озера, – не сможет хотя бы попытаться утянуть Саню следом за собой. Эта мысль пришла Богдану в голову перед самым сном. И, проснувшись, он принялся выстраивать в своей голове план по избавлению интерната от Сани Кукухи.

Тропа Зла – ряд из прорубей и одной никогда не замерзающей полыньи на озере. Местные поговаривали, что зимой оттуда черти из бездны лезут. Богдан не верил в чертей. А в то, что пройти в оттепель по Тропе и не проломить лёд невозможно – верил от всей души. Потому и понял сразу, что живым ему с озера не выбраться. Но кто сказал, что он не в силах утянуть за собой Саню на дно? Надо только вывести его из себя и заставить кинуться следом. А дальше лёд тонкий и хрупкий, треснет под весом двух беспризорников. И интернат останется без Сани. Составление плана много времени не заняло – Богдан никогда не бывал зимой на озере, и про Тропу знал только по рассказам местных. Но решимость в груди росла с каждым ударом сердца. А Богдан с детства знал, что решимость – почти половина успеха. Остальное – удача и упорство.

Кое-как отсидев уроки, Богдан кинулся в спальню. Все тело охватило болезненное нетерпение. Хотелось бежать скорее в лес. Хотелось, чтобы все закончилось как можно раньше. В спальне собрались все – пятилетки Юрка и Колька, близнецы-очкарики Славка и Вовка, ровесники Степана, третьеклассник Игорь и, собственно, сам Степан.

– Вы чего? – Богдан удивленно замер на пороге, подозрительно оглядывая столпившихся в центре комнаты соседей. Мысль о том, что Кукуха запугал их всех настолько, что они сейчас набросятся разом и никакой Тропы не будет, сдавила сердце петлей липкого страха.

– Мы с тобой, – коротко бросил Степан. И во взгляде его нечеловечески-зеленых глаз вспыхнула такая решимость, что Богдан растерялся на несколько мгновений, не зная, что сказать в ответ.

– Молчание знак согласия! – по-деловому заметил Игорь.

– Эй! Эй-эй-эй! Вы что! Да Кукуха вас в сугробы замурует! В лесу закопает за то, что со мной двинулись! Нет! Это даже не обсуждается! – до Богдана дошло, что говорят ему парни и петля страха сделалась силками. Не за себя, а за них. За тех, кто решил встать на его сторону. В носу предательски защипало и Богдан начал быстро моргать, чтобы ни единая слезинка не соскользнула из глаз.

– А ну! – прикрикнул Степан. – Мы все продумали! Один – не сила. Семеро уже что-то сделают! Хотя бы надзиратели закрыть глаза не смогут!

Пятилетки тут же согласно закивали, близнецы придвинулись чуть ближе, Игорь поддакнул. Богдан с ужасом представил, что случится с каждым, если Кукуха узнает про этот разговор. И решился.

– У меня план! Вы мне будете мешать! Поэтому оставайтесь здесь. Будете прикрывать меня от надзирателей.

Игорь и Степан переглянулись и последний протянул:

– Или все рассказываешь, или мы идем с тобой!

– Времени нет! – попытался выкрутиться Богдан.

– А ты быстро рассказывай!

И Богдан сдался, наспех рассказав, как он придумал выманить Кукуху и утопить в полынье.

– Круто! – в один голос выдохнули пятилетки.

– Рискованно! – подключились близнецы.

– Тупо! – Степан не дал высказаться Игорю.

– Отвали, – тут же осклабился Богдан. – Сам разберусь! А ты, если друг, отмазывай меня от надзирателей! Уверен, Кукуха постарается сделать все, чтобы я даже до проходной не добрался. Малышня, вам мою канцелярку охранять! Игорь, на тебе – весенняя ветровка, она в углу на верхней полке. Близнецы, сами решите, что по душе. Все, мне валить надо, пока надзиратели не заступили на дежурство. Задержусь еще минут на пять – не проскочу.

Парни тут же кинулись желать удачи и успехов, обнимали, пожимали руки. Юрка попытался всучить какой-то амулет «на счастье»

– Это Солнце Велеса! На выставке говорили, удачу приносит!

Богдан хотел было отмахнуться, но в последний момент передумал. Если какое-то мифическое солнце способно усилить его шанс на успех – пусть лежит в кармане. Лишним точно не будет.

Степан стоял напротив, скрестив руки на груди, и не спешил присоединяться с пожеланиями к остальным. Дождался, пока Богдан оденется и зашнурует ботинки, подошел к нему вплотную и прошипел:

– Ты мне рубашку обещал отдать. И куртку вот эту, желтую. Только попробуй не вернуться оттуда! Из-под земли достану, понял?

Богдан с трудом выдержал тяжелый взгляд соседа, но не отвел глаз. Лишь прошептал тихо, чтобы только Степан расслышал:

– Я постараюсь.

Тот нахмурился и отвернулся. Отошел к тумбочке, достал оттуда пару сухарей.

– На. Будет кто спрашивать, скажи, что птиц кормить идешь. Кормушки пустые со вчерашнего дня висят. Я позаботился.

– Спасибо! – прохрипел Богдан, взял сухари и кинулся прочь из комнаты.

Глава 2. Черное озеро

На вахте охранник дернулся было с расспросами, но рассмотрел сухари и невинный взгляд Богдана.

– А, пернатых кормить, это дело нужное, да. Иди, иди, да не задерживайся! Сейчас в лесу тает все, воды много, ноги не промочи.

Богдан кивнул и выскочил на улицу. Быстро пересек двор, осторожно, чтобы не скрипела на всю округу, отворил калитку и почувствовал, как напряжение, со вчерашнего дня сковавшее тело, отступает. Ему на смену приходит легкость, в ушах гудит кровь, голова кружится от чувства свободы. Кажется, еще немного и он взлетит над дорогой, лесом, над целым миром. Раскинет руки и обнимет все, что под ним – снежные поля и льдистые реки, колючие темные маковки ельника, обшарпанные дома и людей. Всех, кроме Сани и его приспешников. Последних он скинет в полынью. На самое дно. Чтобы сидели там вместе с чертями и не портили больше жизнь интернатским.

Легкость тут же пропала, едва в мыслях возник образ Кукухи. И снова, уже привычная, ядовитая волна ненависти жаром обдала грудь. Богдан зашагал быстрее. До леса было не далеко. Минут пятнадцать – и впереди выросла черная гряда елей. Сколько Богдан помнил себя – в лесу всегда было темно, сыро и тихо. Ни шума листвы, ни щебета птиц. Этот лес всегда стоял черной молчаливой стеной и как будто не очень радовался тем, кто осмеливался нарушить здешний покой. В детстве Богдан любил ходить туда по грибы и ягоды с нянечкой из интерната. Потом нянечка исчезла, и лес стал неприветливым, мрачным и хмурым. И Богдан перестал туда наведываться. И вот теперь ему предстояло не просто нарушить покой этого мрачного места. Но и принести туда зло. Если бы можно было избавиться от Кукухи иначе – Богдан бы отказался от похода в ельник. Но других вариантов у него не было. Поэтому, он молча шагал вперед.

– Гляди, пришел, пришел! – раздалось за спиной, и Богдан резко обернулся.

Орден Важных в расширенном составе возник за спиной, словно из-под земли. Толпа старших – как минимум на два года, как максимум – на все пять. В растянутых свитерах и потрепанных куртках, поношенных ботинках. Только Саня выделялся на фоне своих приспешников идеально-новенькой одеждой, точно по размеру. Бочка Петровна всегда старалась выдать своему любимцу лучшую одежду. Начищенные ботинки его блестели так, что могли бы отражать солнечный свет. Но солнца не было. И весь эффект смазывался. Богдан понял, что умудрился проскочить раньше и оставил врага позади. Эта маленькая победа придала сил. Богдан вскинул голову и молча уставился на говорившего. Жорик тыкал пальцем в его сторону, будто не верил своим глазам.

– Пришел, – приготовившись к нападению бросил в ответ Богдан. – А вы опаздываете!

– Мы никогда не опаздываем, запомни, гнусь! – зло выплюнул Саня. Он шел чуть сбоку и выглядел раздраженным больше обычного. Богдан напрягся. Если Саня разозлится раньше времени – может передумать идти на озеро. Тогда его просто изобьют до смерти, а после закопают в лесном сугробе и Богдан не исполнит то, зачем пришел. Поэтому он решил притвориться трусливым мальцом. Даже хотел картинно попробовать вымолить прощения, но тут же отказался от этой идеи. Кукуха не дурак – сразу заподозрит подвох. Поэтому он лишь прошипел в ответ:

– Я не гнусь!

– Что? Что ты сказал, Данечка? Котик, зайка моя, а? – тут же вскинулся Саня и толпа его дружков радостно загоготала. – А вот мы сейчас и проверим, рыбонька. Тропа Зла покажет, кто ты на самом деле!

Услышав заветные слова, Богдан незаметно выдохнул – пока все шло по плану.

– Закрой свой рот и топай за мной! И только попробуй рыпнуться, удавлю и закопаю под корягой, понял!

Саня подскочил и пару раз ударил Богдана в грудь, удерживая свободной рукой, чтобы не промахнуться. Тот лишь всхлипнул в ответ, стараясь ничем не выдать своего возбужденного состояния.

– Саня, время! – окрикнул кто-то из дружков, и Саня отскочил.

– Заткнись и топай! – напоследок бросил он Богдану, и вся компания двинулась вперед. Богдан пропустил важных перед собой и теперь шагал чуть позади, внимательно разглядывая своих мучителей. Сегодня их было семеро, вместе с Кукухой. Жорик и Толь – оба толстые, высоченные, самые старшие, им было по семнадцать. Еще год, и они уйдут из интерната навсегда. Обычно, именно эти двое заламывали и держали очередную жертву, пока Саня измывался над несчастным. А потом ржали в два голоса над каждой нелепой шуткой Кукухи. Затем шагал сам Саня, которому недавно стукнуло пятнадцать. Тощий, как жердь. Сутулый. С рыжими, торчащими в разные стороны волосами и мерзкими водянистыми глазами-бусинками. Все лицо и руки Сани усыпали мелкие веснушки. А на щеке красовался уродливый шрам. Этого терпеть еще три года, если сегодня у Богдана не получится исполнить задуманное. Следующая парочка появилась в интернате недавно – братья-погодки Крис и Рус. Их вернули из семьи. Говорят, они воровали и у чужих, и у своих. И в один день терпение новых родителей лопнуло. И эти двое отправились сюда. Им тоже было по пятнадцать, и они были особенно мерзкими. Поэтому Богдан не удивился, когда увидел их в свите Кукухи, среди прочих важных.

– Скороходов, шевелись! – подал голос Герман. Раньше они дружили. Герман был его соседом по комнате, пока не вырос и не получил паспорт. После этого он перешел на сторону Сани.

– Я иду!

– Плетешься как гусеница!

– Сам ты гусеница! Червяк! Мерзкое слизло, понял, предатель! – Богдан говорил тихо, чтобы только Герман слышал его.

– Заткнись, урод! – Герман подскочил и толкнул Богдана вперед. Тот пролетел через лужу и свалился в соседнюю.

– Что там у вас? – Саня остановился и обернулся.

– Зло наказываю, – развел руками Герман.

– Отставить! Это моя забава, понял? Иди первым, расчищай путь! А ты, – Саня глянул на Богдана, – заткнись и не вздумай раскрывать свой поганый рот до самого озера, понял! Иначе закопаю!

Богдан проводил Кукуху злобным взглядом.

– Поднимайся давай, – последний из важных, Вадя, потянул Богдана за куртку вверх. – Мне еще историю делать. А тут с тобой возиться приходится. Откуда ты только свалился такой. Поныл бы, поползал на коленях, Саня оставил бы тебя в покое. Нет же, героем решил стать, идиотина. Шагай давай, чего уставился?

Вадя потянул Богдана за рукав и тот послушно зашагал дальше. От удивления, что в свите Кукухи есть кто-то относительно нормальный, он даже не нашелся, что ответить. А Вадя с обреченным видом плелся рядом, периодически поддерживая Богдана, когда тот поскальзывался на мокром снегу.

В лес компания зашла вразнобой. Узкая тропа не позволяла сделать это, как любил Саня, одновременно. Сумрак и тишина сразу окутали незваных гостей.

– Старайтесь не рыпаться лишний раз, – напряженно пробормотал Саня. Богдан чувствовал, что главарь важных нервничает. И эта нервозность передается остальным. И от чувства, что Саня растерян и не всесилен, в груди разливалось приятное тепло. Злорадное, но такое желанное, что Богдан не хотел прогонять его прочь.

– Саня, а может, ну его, а? Погнали в интер, там тепло, а? – жалобно протянул Толь.

– Заткнись! Все заткнитесь и шагайте вперед! И ни звука, ясно! Местные говорили, что тут шатун поднялся. Бродит, жратву ищет. Кто не хочет стать кормом – слушает меня беспрекословно, поняли? Шагаем к озеру!

Толь пискнул, но не решился спорить с главарем. Богдан нахмурился. Наткнуться в лесу на поднявшегося не вовремя медведя – хуже может быть только два таких медведя. В этом Богдан был абсолютно уверен. Но на краткий миг ему захотелось, чтобы прямо сейчас из-за ближайшей ели выскочила черная медвежья туша, и оторвала Кукухе голову. Богдан даже начал всматриваться – нет ли во мраке кого. Но чуда не случилось. Вместо этого толстая коряга, не пойми как оказавшаяся под ногой, отправила Богдана в очередной полет.

– Идиот, – прошипел Герман, затравленно озираясь.

– Слизло предательское, – плюнул в ответ Богдан, поднимаясь. Ботинки и куртка промокли. Шапка сползала на глаза, и ее приходилось постоянно поправлять. Пальцы на руках покраснели от холода, а зубы начинали предательски постукивать. Поэтому очередной пинок Богдан практически не почувствовал. Холод. Бесконечный. Сковывающий не только тело, но и разум. Он поднимался вверх, по промокшим ногам и спине к груди, к самому сердцу. Он лишал не только способности двигаться. Он не давал мыслить, превращая любой проблеск в голове в льдистую, колючую изморозь. Богдану показалось, что он даже слышит звон своих снежно-хрустальных мыслей, наскакивающих друг на друга в потоке сознания.

– Хватит валяться, идём! – Вадя в очередной раз поднял Богдана на ноги и толкнул вперёд. Ноги слушались неохотно – одеревенели, превратившись в неуклюжие подпорки. Кое-как Богдан двинулся дальше, тщетно пытаясь хоть немного согреться. Но мокрые ботинки и куртка уже остекленели, заковывая тело в ледяной панцирь.

Сумрак сгустился настолько, что начала этой важной процессии Богдан уже не различал. Силуэты терялись среди чернеющих стволов, и только неравномерный звук шагов и редкие фразы кого-то из важных говорили о том, что орден всё ещё в сборе и поход продолжается. Богдан старался сосредоточиться на своём плане. Но в голове звенело и остекленевшие мысли как будто бы просто соскальзывали в небытие, не желая подчиняться Богдану. Оставляя лишь сумрак и холод. И этот вечный ельник, готовый дать покой каждому, кто прикоснется к шершавым стволам. Кто укроется от горечи под колючими лапами. Кто пристроится на коряге, готовый уснуть в последний раз. Отдаст свой жизнеогонь до последней капли. Сольется с сумраком и холодом, оставаясь лишь редким шорохом, да скрипом ветвей. Почему-то мысли о том, чтобы остаться под елкой в лесу не соскальзывали и не звенели. Наоборот, были маняще-ясными. Богдан, не переставая шмыгать носом и стучать зубами, нахмурился. Засунул покрасневшие, негнущиеся руки в карман и удивился, нащупав там что-то твёрдое.

– Амулет! На удачу же! Согреться бы! – подумал Богдан, и на краткий миг ему показалось, что он чувствует тепло в ладони. Словно нагретый на летнем полуденном солнце камешек коснулся кожи.

Треск справа заставил Богдана замереть, выкинув лишние мысли из головы. Даже Саня с важными остались где-то на задворках сознания. Остался только холод, лес и этот подозрительный треск.

– Чего встал? Двигаемся! – раздраженно прошипел Вадя.

– Слышал? – не обращая внимания на важного спросил Богдан. Треск повторился снова, на этот раз ближе. Как будто кто-то большой и тяжелый проламывал наст, без разбора двигаясь вперёд.

Видимо, было что-то в голосе Богдана такое, что заставило Вадю замереть и прислушаться.

– Кто-то ломится! – непослушными не от холода, – от страха губами прошептал Богдан.

– Я ничего не слышу, – наконец ответил Вадя.

– Да рядом же! – страх стал осязаемым. Ноги сами, на одном инстинкте самосохранения, поплелись прочь. – Шатун! – крикнул Богдан, бросаясь в сторону с тропы. Вадя, живший в интернате не первый год, кинулся следом. Один урок он усвоил крепче остальных – в любой непонятной ситуации сначала беги, потом разбирайся. Вдвоём с Богданом они соскочили с тропы прямиком в сугроб под елью.