Полина Граф
Индивидуум
Глава XII
В глубинах горизонта
Зербраг уже десяток наомов вспоминал последнюю встречу с Алеей Памятной ат Рух. Да, он не любил магно-генумы. Но к Рух испытывал некое подобие уважения и даже почтения. Алеа – невысокая эквилибрумша, но изящная и статная, строгая в каждом своем проявлении, с завязанными в аккуратный пучок белыми волосами. На лбу запечатлен черный глаз, от которого отходили две линии, тянущиеся вниз через настоящие глаза. Рух были главным генумом в префектуре Шталь, основателями учения Горизонтных путей об изучении вариаций времени и судьбы, адептами которого являлись многие жители префектуры.
Этот генум давал самые ясные сведения о неизменном, но таком расплывчатом будущем.
– Временной горизонт – это не инфора, которую можно прочитать, – твердо напоминала Алеа каждый раз, когда Зербраг просил большего. – Это бурная река, по которой тебя несет. Жизнь в целом – неупорядоченный хаос, и ты имеешь глупость требовать иного от будущего?
Если бы хоть кто-то мог слаженно ведать о будущем, возможно, Войну удалось бы закончить еще десяток эр назад.
– Атлас Горизонтов было возможно прочесть, – парировал Зербраг.
– Атлас Горизонтов растворился в вечности, как и всякое древнее наследие, став легендой. Но ты можешь попробовать отыскать его в одном из своих следующих безумных походов.
В тот раз, как и всякий до этого, Алеа раскладывала армиллярные карты из толстой колоды. Сами по себе карты не предсказывали будущее, просто были одним из многочисленных способов концентрации для сказителей временного горизонта. Впрочем, ничего не могло быть предсказано точно. Разглядеть конкретные события в слоях мелких вероятностей не мог никто. Образы, отголоски, секунды ясности – ничего более. Чем лучше сказитель, тем точнее и объемнее его интерпретация увиденного. Да, горизонт будущего был един, будущее – фаталистично предрешено, но лишь по той причине, что в нем обитали малые и большие вероятности. Время шло, мчалось вперед разрушительной стихией, и развернуть его в другом направлении могли лишь те самые малые вероятности на изломах судьбы. Зербраг полагал, что знание о них порой меняло ход истории. Только сильные души могли отбирать право на волю у фатума. А в генуме Рух рождались одни из лучших сказителей, способные рассказать ему о самых незаметных из троп грядущего.
Зербраг вытягивал карты с плавно двигающимися иллюстрациями, а Юферия стояла в тени, запоминая каждое изреченное Алеей слово. Последней картой, упавшей на стол, был «Щит» – центурион вскидывал его к пылающему небу.
Как и всегда, Алеа сообщила немного. Зербраг не знал, правда ли ее видения были столь скудны, или же Рух имели правило не разглашать судьбоносные события, которые можно изменить, заведомо зная о них. Алеа сказала, что Антарес его ослабит, сошлет как можно дальше от Люксоруса. Но сопротивляться этому не стоит. Если он проведет там достаточно долго времени, то найдет ключ к своим вопросам.
– Вы всегда столь трепетно относитесь к предсказаниям, – сказала ему Юферия, когда они вернулись в дом Зербрага после собрания Паладинов. – Но ведь сами всегда говорите, что временной горизонт – опасная вещь.
– Опасная в руках дураков и дилетантов, которые неправильно трактуют увиденное. Но не Рух.
– Это все равно скорее смотрится как способ успокоения.
– Даже если и так. Свою судьбу я по-прежнему вершу сам.
Они спустились в подвал поместья. Путь туда шел через транзитный круг, спрятанный манипуляциями. На другой стороне они услышали крики, градом отражавшиеся от каменных стен.
Зербраг медленно прошествовал в отдаленное мрачное помещение, с ровным сердцем осматривая залитый серебром пол.
– Сколько это уже длится?
– Четыре зома, луц[6], – отозвался сидящий на стуле Шелтур Надлом ат Белзирак. Оранжевый спектр, одетый в темную робу, с недовольством глядящий на скованную звезду. – Прошу прощения, мы не думали, что все так затянется.
– Может, нам использовать зеркальную темницу? – спросил Тэт, белая комета. – Все-таки это действеннее. И чище.
– Нет, – отрезал Зербраг, подходя ближе, пачкая длинную накидку в крови. – Темница страшнее, но вы не сможете ее контролировать.
В помещении было холодно, стены покрывал иней. Пусто и тихо, лишь тягостное дыхание плененной звезды желтого спектра. Возможно, она была красивой. Когда-то. Но не после того, как над ней поработал Шелтур. Не после того, как Тэт быстро восстановил ее ткани, из-за чего они срастались неправильно и уродливо.
Шелтур щелкнул пальцами. Правое запястье взорвалось, кровь и ошметки мелкой пылью разлетелись во все стороны. Звезда снова надрывно закричала, голос ее уже заметно охрип. Пока она стонала, пытаясь прийти в себя, Тэт призывал все свои кометные способности, вновь создавая руку. Для правильного восстановления требовалось несколько цеберов, но никак не пара секунд. Вперед тянулись кости, увлекая за собой мышцы и кожу. Кисть была пятнистой, изуродованной, с неправильным количеством и расположением пальцев, длинными изогнутыми суставами, словно бы переломанными в куче мест. Остальные конечности звезды смотрелись не лучше.
– Поразительно, – промолвил Зербраг, наклоняясь к ней. – Шелтур – образцовый воин пыточного отряда восьмого легиона. Он быстрее склонял к сотрудничеству грязь намного сильнее тебя. – Она подняла единственный незаплывший глаз, полный ненависти, на что Паладин холодно прищурился. – У меня нет к тебе сантиментов, ты сама избрала свой путь, раз стала главным комендантом «Белого луча» на Терре. Я милостив к душам, преданным Армии Света, если они исполняют свой долг как надо. Тараре Дикая Пропасть, может, ты хотя бы сейчас ей послужишь? Попытаешься искупить свои грехи перед всеми нами? Мне нужны лишь подробности произошедшего с Антаресом на Терре.
– Даже Обливиону от тебя нечего будет взять, – прохрипела она, сплевывая кровь прямо ему в лицо. – Души в тебе давно не осталось…
Спокойно утерев рукавом серебряные брызги, он отошел. Шелтур на всякий случай взорвал ей предплечье.
– Луц, я так понимаю, вам надо поскорее? – уклончиво спросил он под яростные вопли. – Мы тут, похоже, можем до следующего празднества Этерниады сидеть. Не знаю, как их закаляет «Белый луч», но прошлый выходец оттуда предпочитал откусывать себе язык раз за разом. Похоже, Мастерица Душ действительно пугает их больше, чем мы!
Зербраг помрачнел. Тараре продолжала сверлить его глазом, словно могла убить лишь этим. В тишине он слышал, как кровь капала в лужу, напоминая бой военного марша.
– Тогда зеркальная темница.
– Ну наконец-то, – облегченно выдохнул Тэт, запрокидывая голову к потолку.
Зербраг отвернулся и направился к выходу.
– Мне не так важен срок. Я отбываю в предельную префектуру и, когда вернусь, не имею представления. Возможно, это займет эллеры, может, целые талидоны, кто знает? А может, и вообще не вернусь[7] – в сложившихся обстоятельствах. Пока что держите ее там. Надеюсь, это не сломает ее до конца.
– Стой, нет! – исступленно воскликнула Тараре. – Не надо!
Снова хлопок разорванной плоти и ее крик.
– Протектор! Он жив!
Зербраг замер.
– Официальное заявление Антареса Непогасимого гласило: приземленный монструм умер после разделения душ.
– Нет… – простонала Тараре, едва сдерживая слезы. Ее трясло. Тэт старательно залечивал ступню. – Люм-мен-про-про-протектор. Его зовут Максимус Луцем. Он жив. Поллукс говорил мне об этом.
– С чего я должен тебе верить?
– Это правда! Спросите у Поллукса! Он б-был там! Это он хранил осколок Антареса! Он вам все рас-скажет!
– Луц? – прервала недолгую тишину Юферия.
Зербраг продолжал напряженно думать.
– Избавьтесь от нее, – бросил он, уходя. – Отправьте по дальнейшему пути. Она послужила Свету.
Шелтур только пожал плечами, вынимая кинжал из мрачного золота и иглу для отсечения эфирного сердца.
Глава XIII
Посредственный и неполноценный
– Слушай, звездный мальчик, – вкрадчиво начала Ламия. – Правильно ли я понимаю, что ты утратил последнюю клетку головного мозга, решив пойти к падшим?
– Но ведь без этого мы бы не получили сведений, – парировал я. – Да и когда это ты стала голосом разума?
– Туше.
Она копалась в записях, нахмурив лоб. Мы находились в ее комнате вместе с Даном и Стефаном, которого сутки назад выпустили из Лазарета. И если Волк терпеливо восседал в кресле, потягивая чай, то Стеф нервно ходил туда-сюда, с трудом минуя завалы бумаг. Он достал пачку сигарет.
– Здесь курить нельзя, – буркнула Ламия, даже не оборачиваясь.
Он нехотя ее послушался, и ворчания переросли в вопрос:
– Так ты сможешь эту фиговину перевести?
– А у меня есть выбор? – Она наконец посмотрела на него с явным вызовом. – Конечно же, нет, поэтому придется.
– Быстро?
– Охлади пыл, – посоветовал ему Дан, вальяжно отпивая из чашки. – Если Шакара захотела что-то утаить, то так просто шифр мы не взломаем. С одной стороны, может, оно и к лучшему? Хотим ли мы этого касаться?
– Ты совсем наглухо отбитый? – резко ответил Стеф. – У нас тут, как выяснилось, бегает падший со свистящей флягой и крошит людей. Расщепляет гребаное пространство! И ты не хочешь искать информацию о том, что с ним происходит?
– Я просто считаю, что к любому взаимодействию с падшими необходимо относиться с максимальной настороженностью. Она вообще никогда не помешает.
Я оперся рукой о рабочий стол Ламии и со скепсисом сказал:
– Дан, помнишь, как ты вломился к ним без всякого плана, просто так, на чистом энтузиазме, – и застрял?
– Но ведь с максимальной настороженностью!
– Кстати да, было дело, – сказал Стефан, кивая. – Так что завались. На тебя наложен мораторий по решению проблем с падшими после того случая.
– Почему это?
– Потому что рожу твою оттуда доставали с адским геморроем!
– Будьте добры заткнуться! – воскликнула Ламия, хлопнув рукой по бумагам. – Или выйдите с глаз долой, во имя всего светлого! Отвлекаете!
– Прошу прощения, – ответил Дан. – Я просто и вел к тому, что добра от падших ждать никогда не стоит. Скорее всего, Шакара и сейчас пытается нами манипулировать и…
Меня пробрало до мурашек.
«Монстр, монстр…»
– Нет, – решительно заявил я, отходя к окну. Из приоткрытой двери едва надувало свежим воздухом. – Ты ее не видел. Похоже… С ней полностью покончено.
– С чего ты решил? Она чрезвычайно умна, и, возможно, в ней даже присутствуют театральные таланты. Кто знает, что на этот раз ей…
– Дан, у нее крыша поехала! Грей ей душу выпотрошил, понимаешь? Чертовой Шакаре. Той самой, которая тут всех столетиями запугивала. Самой умной избраннице звезд. Даже она не смогла себя уберечь от него, а теперь этот монстр ходит по Земле и уничтожает людей! Не знаю, как ты, а я хочу понять, что с ним происходит. И как его убить.
Я глубоко вздохнул, вспомнив, что остальные протекторы сейчас рыли вообще не в том направлении. Мы так решили – не говорить им о падших и Грее, пока не обнаружим в документах полезной информации. Паскаль… да даже Коул могли среагировать на контакт с предателями остро, а лишние разбирательства тратили наше и без того малое время.
– А что остальные? Нашли что-нибудь?
– Отряды проверили все отмеченные Рамоной места. – Дан раздраженно свел брови и постукивал пальцами по подлокотнику. – Она не врала. Везде аннигилированные кратеры.
– Тебя это не радует, – отметил Стефан. – Хотел, чтобы всё оказалось враками?
– Я просто не слишком ей доверяю. Но это мое право, к делу никак не относящееся. – Он помолчал. – Протекторы сейчас собирают данные со всех установленных Рамоной мест. Саму ее не пригласили подключиться к расследованию. Коул тоже ей не слишком доверяет, да она и не расстроилась. А еще они… как бы это сказать… Думают, как всё преподнести Сириусу.
– А в чем затруднение? – удивилась Ламия. – Просто идем и говорим как есть.
Тут я и Дан нервно рассмеялись.
– Нет, – закачал головой я.
– Совершенно нет, – подтвердил он.
– Он на говно изойдет, если хоть что-то выйдет за пределы его идеальной картины мира, – кивнул Стеф. – На такое недетское говно, скажем прямо. Если идти к Сириусу с паршивыми новостями, то нужны железобетонные факты, чтобы он начал с нами сотрудничать. А то скажет, что мы и сами в этом можем разобраться без великой и священной помощи со стороны звезд. И это так он воспринимает свои чертовы подсказки.
– Короче, все выйдет как год назад. – Я сложил руки на груди, подпирая спиной стенку. – Когда на нас свалилась пара темных планетаров, собиравших души для манипуляций, а Сириус был уверен, что мы плохо работаем, и мы позволили сплитам совсем распоясаться.
– А, ну если так, – неуверенно протянула она. – Да, не хотелось бы, чтобы, как тогда, погибли десяток адъютов…
– У нас уже пять тысяч человеческих душ отошли в мир иной, а то и хуже. Потому давайте решать проблемы, пока их не стало больше. Что ты в итоге можешь сказать по бума- гам?
– Смогу перевести. Падшие достали верные ключи к расшифровке, мне лишь нужен словарь с языком префектуры Саргара, Шакара частично использовала его.
– Успеешь за две недели?
– Две? Макс, тут работы – целый поезд и тележка.
– Но ты мне смогла за пару часов душу переселить в другое тело и обратно, а с переводом не выйдет даже за такое время?
– Душу я пересаживала, основываясь на теориях эквилибрумов, у них эти операции описаны! А здесь нечто совершенно новое, работа с огромными объемами информации! Практики у меня мало. Спрошу помощи у Козерога, вдруг она со своим техотделом сможет что-то придумать…
– Не нужно тревожить Кимико. – Дан поднялся с места и поправил пиджак. – Я помогу. Мне уже доводилось иметь дело с кучей переводов еще при земной жизни. Иностранные языки, тем более заоблачные, – та еще скука и морока, но кто сделает эту работу лучше меня?
– Да кто угодно, – пренебрежительно буркнул Стефан, оказавшись рядом со мной.
– Не будь таким скептиком, Стефано, – улыбнулся ему Волк. – Мне не нравится мысль работать с информацией от падших, но хоть пригляжу за происходящим. Потому что в случае провала нам без эквилибрумов разобраться не удастся. А заоблачное панство вряд ли будет в восторге от того, что мы опять заставляем их вмешиваться в наши дела. Еще сочтут нас проблемными, кому это надо? То Антарес, то уничтожающий пространство фрик.
– Ладно, оставайся и помогай, только хватит помпезничать, – покривилась Ламия и махнула мне. – Я через пару дней приду к тебе с первыми отрывками перевода. А пока проваливайте.
Спускаясь по лестнице, Стефан задержался.
– Ты видел ее душу? Шакары.
Я неуверенно кивнул пару раз.
– Она вдребезги. Чем бы Грей ни стал, он свел ее с ума основательно.
Неожиданно Стефан усмехнулся.
– Ну хоть одной проблемой меньше. Она была их главарем, защищала, создала базы. Без Шакары остальные падшие – ничто. Они переругаются, разбегутся и попадутся нам. Их вместе больше ничего не удержит. Понимаешь это? Черт побери, да это же конец эпохи. Нам больше не нужно думать о падших! Никаких подлянок от них! Надо отпраздновать.
Падшие убивали протекторов – из самозащиты или по одним им ведомым гнусным причинам. Долго укрываться в одиночку они не могли и лишь вместе с остальными были реальной силой и угрозой нам, пускай и в таком смехотворном количестве. И всем заправляла она – Шакара. Та, чье упоминание вызывало озноб не только у меня, но и у всякого иного протектора. Ученая, давно потерявшая берега в своих опытах над Светом и Тьмой. Ее процедуры вышли за грани человечности. Она являлась гением, сомнений нет. По сути, остальные падшие не были ей так жизненно необходимы, как она им. Для нее другие представлялись рабочими пчелами, они выполняли ее поручения, она же своим умом и навыками обеспечивала им защиту от нас. Так и работал симбиоз падших. Не думаю, что протекторы были страшны самой Шакаре, и вряд ли она видела нас иначе, кроме как подопытных кроликах. Я и сам оказался таким же для нее, воспоминание не из лучших, до сих пор внутренности скручивало. Если бы не Дан, эта ведьма из меня все соки б выжала. Он пришел вовремя, спас, за что я был ему по гроб жизни благодарен.
Я осознал, что Стеф был прав. Все закончилось. По крайней мере, будет не так страшно.
И все же…
– Думаешь это хорошее время для такого?
– Конечно. Мир горит в огне. Когда, если не сейчас?
– Но ведь это все как-то… – Я все не мог подобрать подходящего слова, чтобы выразить свои сомнения.
– Что?
– Слишком просто. Шакара. Она выбыла из строя так легко, хотя была протекторам страшнейшим врагом тысячелетиями. Такое чувство, что и разделаться с ней обязаны были мы. А она просто… исчезла.
Стефан, казалось, понял, о чем я, и даже помрачнел.
– Возможно. Но если Шакара пала так легко, то лучше озаботиться тем, что оказалось сильнее нее.
* * *
Ржаное поле. Я уверенно шел по нему, даже не обращая внимания на трещины под ногами. Они паутиной испещряли землю, откалывая от нее мелкие куски, унося их прочь в ярчайшую бесконечность.
Впереди маяк. Он еще не начал разваливаться, лишь мелкие части пылью утекали в небо. Черная клякса на фоне полных света небес. В этот раз – никакого плача или криков о помощи.
Зато наконец появился ее образ.
Нечеткий, мерцающий и будто ускользающий во все стороны разом. Но это была Сара. У меня перехватило дыхание, я остановился. Вокруг стоял гул.
Она смотрела на меня абсолютно пустыми глазами.
– Оно идет, – сказала она. – Совсем близко, я чувствую.
– Я помогу, – в сердцах пообещал я. – Продержись еще немного, я найду путь к тебе!
– Поторопись… Пожалуйста, времени так мало. Оно здесь. Оно ищет.
И тогда бесконечность уставилась на меня огромным зеленым глазом, кажущимся планетой, застилавшей половину небес. Моя душа сотрясалась и была готова треснуть на части. Безотрывный и пристальный взгляд самого мироздания. И Сара. Совсем одна под ним.
– Максимус! – донесся до меня ее угасающий крик.
Он перерос в громкие щелчки.
– Максимус!
Сириус строго глядел на меня со своего места. Я снова отвлекся.
На редких уроках, которые он сам назначал, когда ему вздумается, я должен был полностью сосредотачиваться на его словах. Потому эквилибрум скорчил недовольную гримасу, заметив, что я ушел в свои мысли, и в который раз позерски щелкнул пальцами.
– Побольше вовлеченности, – приказал он.
Выносить его самодовольную рожу было делом непростым, но я промолчал и угрюмо уставился в ответ. После очередного задания поспал немного – всего сутки. Оттого снова чувствовал себя помятым и жаждущим закинуться десятком кружек кофе. Последний сон с Сарой не давал покоя. Мне требовалось его обдумать и как можно скорее решить, что делать, а не сидеть тут, на очередном бесполезном занятии.
Мы встречались в кабинете посла, под блеском и тиком всяких заоблачных инструментов, громоздившихся на полках вместе с инфорами. И расположились на двух мягких кушетках друг напротив друга. Сириус избавился от плаща, сидел по-турецки с настолько прямой спиной, что мой позвоночник болел при взгляде на него. Я был вынужден принять почти то же положение, только более искривленное, подперев голову кулаком. А еще по правилам нужно было снять звезду-подвеску. Я обязался быть настоящим на встречах с ним, без всяких сокрытий.
Сириус смиренно вздохнул, оглядывая меня, и будто только ради галочки спросил:
– Тебя что-то беспокоит?
Я хотел отмахнуться, но помедлил.
– Есть ли мир… какая-то часть реальности, в которой души могут застрять?
– Ты о дальнейшем пути? Это сложный вопрос, ведь существует одна главенствующая теория, что дальнейший путь – место неопределенное и полностью сокрытое от нас. Даже величайшие умы Анимериума, как, например, светлейшие Белерик Ясноликий или Гвимаэра Одухотворенная, не могли постичь…
– Нет, я не про смерть. – Я поспешил оборвать его вдохновенные рассказы на корню. – Скорее, про ситуацию, когда тело все еще живо, но душа отдаляется от него просто так. Как будто ее где-то удерживают.
Сириус пытливо уставился на меня, склоняя голову к плечу.
– Ты ведь не просто так интересуешься? Тебя беспокоит та протекторша. Сира?
– Сара.
– Точно? Возможно, ты ошибаешься? Я был уверен, что…
– Точно, – бросил я.
– Что ж… В таком случае что же я могу тебе сказать? Ее обследовали даже лекари-эквилибрумы, которые постоянно имеют дело с духовными недугами. И все равно ничего не нашли. Так что не в этом проблема. Возможно, ей просто нужно восстановить силы.
– Нет. Она их теряет. Просто уходит куда-то. Я… я видел это, Сириус. Она зовет меня на помощь.
– Зовет? – с неверием усмехнулся он. – И как же?
– Во сне. Я слышу ее душу.
– Думаю, тебя просто терзают кошмары от беспокойства за подругу. И тебе кажется, что ты можешь помочь. Но ей поможет только время. Я уверен в этом. В конце концов, Си… – заоблачник наткнулся на мой предостерегающий взгляд, – Сара не первая и не последняя, кто впадает в долгий сон от различных травм.
– И многим из них травмы наносил Гортрас? Сверхопасный, едва ли не темный бог.
Сириуса резко перекосило. Он натянул кислую улыбку.
– Не будем о нем, если ты не против. Ты же не против? И снова: даже Тьма не может выбросить душу за пределы реальности. Не волнуйся.
Я дернулся от его слов. Сириус только что косвенно признал, что эти самые «пределы» существовали. Он что-то недоговаривал.
– Там хаос, – продолжил давить я. – Полное месиво света в небесах. И тысячи путей. Космос залит красками, и ее душа потеряна там. Она разрушается, это не ее мир…
– Довольно! – сердито оборвал он, удивив меня. Его глаза слегка озарились. – Хватит говорить о глупостях. Доверься лекарям и не смей строить даже предположений.
– А что? Это запрещено?
– Нет. Это глупо и неосмотрительно. – Обождав несколько секунд, Сириус все же закрыл глаза и смягчился. – Я передам твои догадки куда следует. Возможно, с этими сведениями лекари взглянут на ее случай по-другому.
Я стиснул зубы. Этого все равно было мало. Так чертовски мало.
– А теперь оставим это, – миролюбиво улыбнулся Сириус. – И продолжим урок.
Мои попытки задать другие вопросы он проигнорировал.
– Итак, – вымолвил заоблачник, смерив меня надменным взглядом. – Вернемся к теории. Ты уже знаешь о главных потоках эфира в телах звезд и протекторов и чем они различаются. Главные точки высвобождения Света мы тоже изучили…
– Да, – буркнул я, оборвав его, – и состояния, и отличие звезд от людей, и связь крови с эфиром, и все в таком духе. Когда мы уже дойдем до хоть какой-то практики?
– Ты всегда спешишь вперед, не понимая, что до цели не добраться, пока верное время само не снизойдет до тебя.
– У меня нет времени.
– О, странно, а наш рабочий план говорит, что есть, – сказал Сириус, указывая на свой энергласс. – Тут все расписано на целые эллеры вперед.
– Да в Обливион план. Уже полтора года я в таком состоянии. И до сих пор не умею управлять своими силами.
– Именно для этого мы теорию и учим.
– Я и без тебя ее знаю! Это же самые основы! В чем смысл прогонять их раз за разом, когда я не могу создать ни оружия, ни квинтэссенции?
– Мне кажется, ты сам ответил на свой вопрос. Раз ты такой умный и знаешь всю теорию, то почему до сих пор не смог создать квинтэссенции? – Сириус сделал глубокий вдох. – Позволь мне напомнить тебе, что это такое.
– Не надо… – вздрогнул я, но было уже поздно.
– Душа – пустой сосуд, пока ты не начнешь заполнять ее воспоминаниями, – заговорил он гордым менторским тоном. – Образы, запахи, звуки, эмоции. Чем ярче, тем они сильнее. Собираясь в душе, воспоминания создают эфир. Каждое воспоминание производит разное количество энергии, потому так важно быть в духовном равновесии с собой и искать мощные чувства в реальности. Ведь это сделает тебя более сильным и полезным для самого Света. Когда ты вобрал в себя достаточно памяти об окружающем мире, то можешь на него влиять, искажать саму Вселенную манипуляциями или другими способами. При квинтэссенции душа прорывается в зримый мир. Естественно, слабые души не могут влиять на Вселенную. Воспоминания создают эфир, а он преображает реальность. И чем сильнее ты духовно, тем больше твоя квинтэссенция и тем более огромны и влиятельны твои манипуляции.
Меня корежило от его трепа, ведь я всё уже знал. А Сириус принимал меня за дурачка. Но все же один вопрос мне захотелось задать.
– Тогда почему те же звезды не равны по силе? Ведь порой белый спектр может быть сильнее красного.
– Спектр – личная шкала силы. У каждого резерв свой. Души ограничены по количеству созидания энергии. Иначе – Коллапс. О нем мы поговорим однажды. Как и об искусственных способах укрепления души, чтобы она могла дольше копить объемные воспоминания. Сейчас я не хочу слишком глубоко уходить в анималогию и стэллогию, тебе еще рано.
Я ничего не ответил, только задумчиво водил пальцем по ворсу кушетки. Сириус что-то вдохновленно щебетал на фоне, а меня вновь начали душить старые вопросы.
– Тогда Антарес – это отклонение или исключение? – спросил я, перебивая заоблачника.
Тот запнулся и уставился на меня, даже не сразу подобрав слова.
– Что, прости? Как так можно рассуждать о светлейшем луце…
– Говорят, что его силы нетипичные. Что даже душа звезды не может выдерживать столько вырабатываемого эфира. Ее должно было разорвать. Антарес давным-давно был обязан пройти через Коллапс и перестать контролировать силы.
– Ты слишком юн, чтобы рассуждать о таком, – ответил он, проигнорировав мое недовольство от замечания. – Враги луца Антареса могут говорить и придумывать всё что угодно, дискредитирующее его образ. Но он – наш светоч и спаситель. Раньше бывали герои, наиболее близкие к Свету, которые приближались к Антаресу в силе, – те же светлейшие Верховные прошлого. Но сейчас – никого. Да, его душа воистину уникальна, на данный момент никто не способен создавать столько Света и влиять на Вселенную так заметно, как он. Антарес отстоял Люксорус, вернул Армии уверенность после того, как Верховный Нест Хрупкий едва не довел нас до нового Раскола Света. Мы верим в Антареса. У Вселенной для каждого имеется план.
– А по-вашему, ставить сильнейшего во главе целого Света – верное решение? Личные качества кандидата редко учитываются.
И снова Сириус посмотрел на меня как на наивного, недалекого ребенка.
– Это лучший гарант правителя. В конце концов каждая форма правления приходит к этому. Армии избрали такую судьбу путем проб и ошибок, прошедших через целые Генезисы и магнориумы.
– И некоторые Верховные своей силой вели Армии к краху, – заметил я. – Как, например, темный Верховный Касланум Палач, перерезавший своих же Паладинов из недоверия.
– А чего еще ждать от темных? Они ужасны и настоящие варвары!
– А как же Тарт Расколотая, Верховная Света?
– Ни одна система не идеальна, – парировал Сириус. – Сила, духовная сила – самый правильный путь. Душа, повидавшая так много от мира и прочувствовавшая его всем своим нутром. В самом начале, при эре Зарождения и эре Рабства, Свет жил монархией, где титул правителя передавался по генуму Прима – прямым потомкам Баэрдода Путеводного. Она выдержала всего девяносто четыре Верховных, пока династия не измельчала душой, подведя нас к первому Великому Расколу Света, наступившему сразу после эры Рабства. Когда Заэстус Алый Ветер ат Прима героически погиб в сражении с темными, только-только обретшими свободу, он оставил лишь юного наследника. Первый паладин Байро Разящий устроил переворот и стал Верховным. Он был сильнейшим на тот момент, а еще оказался великолепным воином и политиком. Именно ему пришлось держать всю систему стальной хваткой, отсекая конкурентов. Первый Великий Раскол было уже не остановить, но кровью и серебром он сохранил ядро Света среди разобщенных, расколотых префектур.
– Но это же тирания, – нахмурился я.
– Да, и это плохо. Но после бунта темных и их освобождения Свет раскололся на множество мелких областей со своими правительствами. Кому-то нужно было исправить это любыми способами. А потом Армия распадалась еще семь раз за всю историю, и каждый из них приносил хаос и Тьму. Баланс процветания и упадка. Армия Света крошилась и после правления Тарт Расколотой, когда ее дети дрались за власть, и после гибели всех Паладинов при эпохе Золота и Серебра. Монархия возвращалась при династиях генумов Левераль, Вермор, Орманстрад, Беульто, Джиззе, Хетедендис и Эш. Верховные отменялись на некоторое время, выдвигалась система общего Совета паладинов или даже целого Магистрата. И в конце концов решением всех проблем в самые критичные моменты оказывалась сильнейшая звезда. Символ, сплочающий Армию. История циклична, поэтому мы всегда возвращаемся к Верховным, меняющим мир вокруг себя по желанию, от силы которых дрожит сама материя Вселенной. Префекты и Имперумы вместе со своим Советом следят за их префектурами. Паладины – главные заместители Верховного, в основном властвующие над сражениями, но и в других сферах их мнение будет важнее слов простых магиструмов. А Магистрат выносит законодательные решения и может блокировать указы Верховного, если большая их часть окажется против. Мы учимся на ошибках и имеем подстраховку даже в таких моментах. Но все равно Верховный – избранный Светом. Он – начало и конец, рассекающий Тьму луч, светоч каждого из наших путей. Мы обязаны идти за ним.
Я непонимающе закачал головой.
– Все говорит о том, что Свет приводит всех на те места, где мы будем наиболее ему полезны.
– Это так, – согласился Сириус.
– А что, если Верховный начнет вредить своей же Армии? Даже убивать? Это ведь случилось с Антаресом, когда он при Апогее сгубил свое войско. Из-за этого о нем пошли споры. Но что, если все происходит не случайно, как при Антаресе, а специально? Даже подстраховка в виде Магистрата не панацея. Такое ведь уже случалось и с другими Верховными.
Улыбка звезды стала холоднее.
– Тогда это значит, что Свет от них отвернулся.
Сразу за этим Сириус наконец обратил внимание, в каком скверном расположении духа я находился, и сделал из этого свои выводы.
– Всепроникающий Свет, я снова абсолютно бестактен, – выдал он, прикрывая глаза ладонью. – Максимус, надеюсь, ты понимаешь, что хоть эфир и передается по наследству, но быть столь же великим и сильным, как луц Антарес, ты никогда не сможешь. Скажу честно, и тебе нужно принять это: твоя полуприземленная природа делает тебя посредственным по способностям. Ты даже не имеешь полноценного эфирного сердца для порождения хоть сколько-то весомых запасов светозарного огня…
– Что? – Я отстранился, ушам не веря. – Ты что вообще несешь?
– Ты никогда не будешь полноценным. И не станешь частью нашего мира. Хотя признаюсь, частью приземленного всецело тебе тоже не быть. И тебе сразу нужно это осознать. Лишь приняв свою природу, ты сможешь хоть сколько-то сосуществовать в мире с собой.
