Питер Линч
Actio! Гид по успешному инвестированию для новичков и не только
Эти стабильные выплаты были связаны с пошлиной, взимаемой с тех, кто хотел по мосту перебраться через реку. Они были далеко не так довольны, как инвесторы. Наконец, через реку Чарльз построили второй мост (Уоррен-бридж), который должен был конкурировать с первым. Первоначально планировалось сделать переход через реку бесплатным после того, как будет собрано достаточно средств, чтобы окупить строительство моста. Владельцы первого моста возражали против этого плана и подали судебный иск, дошедший до Верховного суда. Они проиграли дело, и так их выгодная монополия закончилась.
Еще одна успешная компания Lancaster Turnpike из Пенсильвании действовала по образцу Charles River Bridge. Она продавала акции (как выяснилось, с помощью лотереи) и также выплачивала хорошие дивиденды. Опять-таки, деньги поступали из дорожных пошлин, собираемых на дороге между Филадельфией и Ланкастером протяженностью в 104 км. Тем, кто пользовался дорогой, сборы нравились не больше, чем тем, кто использовал мост через реку Чарльз, но они предпочитали заплатить вместо того, чтобы пробираться на своих экипажах через поля и леса.
Компании, владеющие дорогами, мостами и каналами, были предшественницами троллейбусных, железнодорожных и других транспортных компаний, появившихся немного позже.
Отец финансовой системы
Мы все считаем Джорджа Вашингтона основателем нашей страны, но создателем ее финансовой системы стал Александр Гамильтон. В исторических книгах это часто опускают, но без финансов политическая система просто никогда бы не заработала. Только за это Гамильтон заслуживает признания. Он более известен тем, что не был метким стрелком и потерпел поражение во время дуэли с Аароном Берром, зато он строил дальновидные экономические планы и был одним из основателей Банка Нью-Йорка.
Гамильтон понимал, что страна не может преуспевать без денег, а чтобы были деньги, нужны были банки. Сегодня это кажется очевидным, но в те времена отношение к банковскому делу было противоречивым.
Джордж Вашингтон согласился с мнением Гамильтона о банках и даже сам вложил средства в один из них. Он был акционером Банка Александрии, открывшегося неподалеку от его дома в Маунт-Вернон. Но многие важные люди возражали против идей Гамильтона, и одним из них был Томас Джефферсон. Джефферсон был фермером-джентльменом и считал главной добродетелью обработку земли и жизнь на ней. Он ненавидел фабрики и города, росшие вокруг них. Для Джефферсона банки были корнем всех зол, в особенности государственный банк.
Джефферсон ничего не смыслил в личных финансах. Он промотал огромное состояние и в 1826 г. умер практически банкротом. Он много тратил, особенно на всякие приборы и книги, в его библиотеке насчитывалось больше томов, чем в Гарвардском колледже, существовавшем уже сто лет к тому времени, когда родился Джефферсон. Он был изобретателем-самоучкой, книжным червем и – в душе – фермером того рода, который как истинный джентльмен оставляет всю работу на земле другим.
Джефферсон хотел видеть Америку страной пастбищ и пшеничных полей, где независимые фермеры-йомены будут решать местные дела и иметь самый сильный голос при определении государственной политики. Он не принимал европейскую идею о том, что правительством должен руководить правящий класс чванливых аристократов.
Джефферсон и представить себе не мог, что фабрики оттянут миллионы фермеров и приведут их в большие и маленькие города, что они смогут стать для этих людей билетом в лучшую жизнь, что тяжелая промышленность со всеми своими недостатками обеспечит Соединенным Штатам самый высокий уровень жизни за всю историю человечества. Все это не могло произойти без огромного количества денег, вложенных в строительство дорог, каналов, хайвеев, мостов, фабрик. А откуда взялись эти деньги? Из проклятых Джефферсоном банков!
Несмотря на возражения Джефферсона, первый банк Соединенных Штатов получил одобрение Конгресса в 1791 г. и сумел продержаться на плаву 20 лет, до 1811 г., когда группа ненавистников банков в Конгрессе отказалась продлить его хартию. Банк был закрыт.
Второй банк Соединенных Штатов был основан в 1816 г., на этот раз – в Филадельфии, но проблемы возникли буквально несколько лет спустя, когда Эндрю Джексона избрали президентом. Он был жестким по характеру выходцем из диких мест штата Теннесси. Его даже называли «старым орехом», потому что он был высоким, как дерево (182,5 сантиметра, что по тем временам было много), у него была толстая, как кора, кожа, и он вырос в бревенчатой хижине. Несмотря на репутацию человека, проводящего много времени вне дома, Джексон имел слабое здоровье и не часто выезжал из своей резиденции. Как и Джефферсон до него, Джексон считал, что у штатов должно быть больше власти, а у федерального правительства – меньше.
В 1819 г. второй банк Соединенных Штатов был обвинен в охватившей всю страну финансовой панике, когда многие бизнесмены стали банкротами, а люди потеряли свои накопленные средства и работу (Это был первый спад в длинной череде паник, сеявших хаос по всей стране). Западные фермеры присоединились к фабричным рабочим с востока, и все вместе они указывали пальцами на «чудовищный банк», который считали виновником паники.
Так что, когда Джексона избрали президентом через десять лет после паники, он прислушался к мнению этих людей, вывел все правительственные деньги из банка и перевел их в различные банки штатов. Это стало концом второго банка Соединенных Штатов. С тех пор штаты контролировали банковский бизнес и выдавали свои лицензии. Вскоре каждый Джон Доу и каждая Джейн Доу[8], которые не знали, чем заняться, открывали банк.
Тысячи банков появлялись на главных и второстепенных улицах больших и маленьких городов так, как в наши дни появляются ресторанчики, предлагающие жареную курицу. И, поскольку каждый из этих банков штатов мог выпускать собственные бумажные деньги, бизнес вести стало очень трудно, потому что от штата к штату трудно было сказать, сколько стоит каждый из этих долларов, а многие торговцы вообще отказывались их принимать. Путешествие по стране тогда очень напоминало поездку за границу: в каждом новом месте приходилось беспокоиться об обмене денег.
Это область, в которой пути Соединенных Штатов и Европы пошли в разных направлениях. В Европе всегда было несколько банков с множеством отделений, а у нас – множество различных банков. К 1820 г. в США было 300 отдельных банков, а в Великобритании их можно было пересчитать по пальцам одной руки. Сегодня в Соединенных Штатах насчитывается более 10 000 банковских институтов, если посчитать все сберегательные, кредитные и ссудные союзы, в Великобритании же их меньше пятнадцати.
Многие из местных банков имели ограниченный бюджет, им не хватало капитала, необходимого, чтобы пережить экономический кризис, который всегда дожидается подходящего момента. Половина банков, открывшихся в 1810–1820-х гг. потерпели крах к 1825 г., а половина банков, появившихся в 1830–1840-х гг., не работали уже к 1845 г. В те времена не существовало страхования вкладов, как сейчас, так что если банк становился банкротом, люди, державшие в нем сберегательные и расчетные счета, не имели никакой защиты и теряли все свои деньги. Такой услуги, как хранение ценностей в сейфе, не существовало вообще.
Банки были достаточно рискованным местом для того, чтобы хранить в них свои деньги, но это не американцев это не останавливало. Банки брали эти средства и давали взаймы строителям мостов и каналов, дорог и железнодорожных путей, что и двигало Америку вперед. Когда банк давал кредит железнодорожной, сталелитейной или строящей мосты компании, деньги брали со сберегательных счетов его клиентов.
Другими словами, вся эта огромная энергия, вся суматоха, весь шум и гам, которые привели к экономическому прогрессу, финансировались из карманов обычных людей.
Каждый раз, когда правительству нужны деньги для какого-то проекта, у него есть четыре способа их получить: налоги, банковские ссуды, лотереи или продажа облигаций (об облигациях более подробно рассказывается на с. 93). Каждый раз, когда компании нужны деньги, она может занять их в банке, продать облигации или акции на бирже. Но в первой половине XIX в. продажа акций была для компании крайней мерой. Идея о том, что доли в бизнесе можно продавать широкому кругу населения, приживалась очень медленно.
Отец классической экономики
Рынки открывались повсюду, и люди покупали и продавали со страшной скоростью. Для многих ситуация вышла из-под контроля. Никогда в истории такое большое количество людей не могло пойти своим путем и работать ради собственной выгоды. Это произошло без какого-либо очевидного разумного объяснения.
Тут-то на сцену и вышло новое племя мыслителей – экономисты. Тысячи лет религиозные философы пытались понять, как род человеческий может жить в соответствии с законами Божьими. Они обсуждали политику, лучшие формы правления и то, какими должны быть лидеры. Но чтобы описать, что происходит, когда отдельные люди получают свободу и ищут свое счастье, потребовались экономисты.
Первым и одним из самых умных ранних экономистов был шотландец Адам Смит, гений своих дней, живший во времена Американской революции. Смит не бывал на вечеринках и пикниках, он предпочитал сидеть дома и писать. Он был настолько поглощен своими идеями, что заслужил репутацию аскета. Его гениальная работа называлась «Исследование о природе и причинах богатства народов»[9], что в наши дни сократилось до «Богатства народов».
Книга была опубликована в 1776 г., в тот же год, когда Америка объявила о своей независимости, и очень жаль, что Адам Смит снискал так мало славы, написав этот труд. Он заслуживает того, чтобы занять место в одном ряду с Джоном Локком, Бенджамином Франклином, Томасом Пейном и другими мыслителями-революционерами, считавшими, что политическая свобода ведет к обществу, где люди могут жить в мире и гармонии. Другие не уделяли особого внимания тому, как при этом оплачивать счета, но Смит сделал это. Он дал обоснования экономической свободе.
Смит полагал, что, если каждый человек устанавливает, как именно он будет работать, население в целом процветает гораздо больше, чем в тех случаях, когда король или некий центральный плановый орган ворочает делами и указывает, что кому делать. Сегодня его точка зрения кажется очевидной, но в 1776 г. идея о том, что миллионы отдельных людей будут делать то, что им нравится и продавать плоды своего труда, двигаясь во всех направлениях одновременно, и при этом смогут создать организованное общество, где у каждого будет одежда, еда и крыша над головой, была совершенно новой. А что, если 99 из 100 решат делать шляпы и только один будет выращивать овощи? Страна будет переполнена головными уборами, а есть будет нечего. Здесь на помощь приходит «невидимая рука».
Разумеется, никакой невидимой руки не было, но Смит представил себе, что кто-то действует за сценой, обеспечивая, чтобы достаточное количество людей выращивало овощи и делало шляпы. Он говорил о способе, благодаря которому спрос и предложение держат товары и услуги в равновесии. Например, если слишком много шляпников изготовили слишком много головных уборов, шляпы заполонят рынок, заставив производителей снизить цены. Низкая стоимость шляп заставит некоторых шляпников бросить свой бизнес и переключиться на более выгодную работу, такую, как выращивание овощей. В конце концов, на рынке станет достаточно фермеров и достаточно шляпников, чтобы обеспечить нужное количество овощей и шляп.
В реальном мире это не работает так идеально, но Смит понимал основные принципы работы свободного рынка, и они остаются актуальными и сегодня. Как только появляется спрос на новый продукт, например, на компьютеры, все больше и больше компаний начинают их делать, пока в продаже не оказывается так много компьютеров, что магазинам приходится снижать цены. Такая конкуренция очень полезна для вас, для нас и для всех потребителей, потому что заставляет производителей компьютеров улучшать свою продукцию и снижать цены. Именно поэтому каждые несколько месяцев они представляют новые фантастические модели, которые стоят дешевле неуклюжих старых моделей. Без конкуренции они бы продолжали продавать эти старые корявые машины, а потребители ничего не могли бы с этим поделать.
«Невидимая рука» регулирует спрос и предложение на все продукты – от жевательной резинки до шаров для боулинга. Нам не нужен король, конгресс или министерство вещей, чтобы решить, что страна должна делать, как много вещей изготовить и кому позволить их производить. Рынок делает это сам, автоматически.
Смит также понимал, что желание преуспеть – это правильный импульс, и в нем нет никакого негативного фактора, который религиозные лидеры и общественное мнение пытались навязывать веками. Собственная выгода, как он отмечал, не является полностью эгоистичной. Она побуждает людей, грубо говоря, поднять свои задницы и приложить усилия к тому, чтобы как можно лучше делать ту работу, за которую они берутся. Выгода заставляет людей изобретать вещи, работать сверхурочно, прикладывать дополнительные усилия к тому, чем они занимаются. Только представьте, какими дрянными плотниками, водопроводчиками, врачами, юристами, бухгалтерами, банкирами, секретарями, профессорами, центровыми и квотербеками мы были бы, если бы людям не позволялось извлекать прибыль из своих талантов, а успех не вознаграждался бы!
Смит говорил, что существует «закон накопления», который превращает собственную выгоду в лучшую жизнь для всех и каждого. Когда владелец бизнеса становится богаче, он расширяет свое дело и нанимает больше людей, что делает богаче всех, причем некоторые из них тоже могут начать свое дело и так далее. Именно так капитализм создавал возможности, в отличие от феодального сельского хозяйства, где небольшое количество «шишек» владело землей и держало ее в активах своей семьи, а если ты родился крестьянином, то так и проживешь жизнь без гроша, умрешь без гроша, и твои дети, и дети твоих детей так и будут тянуть эту лямку вечно.
В то время, когда Смит написал свою книгу, весь следующий век великие мыслители пытались отыскать законы для всего. Ученые уже открыли физические законы, такие как законы тяготения, законы движения планет и законы некоторых химических реакций. Люди верили в упорядоченную Вселенную, в которой, если уж существуют законы, описывающие, как двигаются планеты и падают яблоки, то должны быть законы и для бизнеса, политики и того, как люди реагируют на различные ситуации. Если вы вычислите, к примеру формулу движения денег, вы сможете предсказать, у кого их сколько будет в конце.
Одно дело – сказать, что существуют законы спроса и предложения или законы обращения денег, а совсем другое – найти формулу, которая могла бы их подкрепить. Но экономисты продолжали пытаться, придумывая новые теории, чтобы свести всю суматоху рынка к одному уравнению.
Первые миллионеры Америки
По свидетельствам, в колониальное время в Америке не было ни одного миллионера. Репутацию самого богатого человека в стране имел Элиас Хаскет Дерби из Салема, штат Массачусетс, занимавшийся международной торговлей, владевший целым флотом и отказавшийся заниматься работорговлей. Сегодня его дом принадлежит Службе национальных парков и открыт для посещений. Он находится всего в нескольких ярдах от «дома о семи фронтонах» из одноименного романа Натаниэля Готорна. То, что все в США знают Готорна и никто не слышал об Элиасе Хаскете Дерби, говорит об относительной значимости литературы и финансов в школах.
В нескольких сотнях километров к югу балтиморский торговец Роберт Оливер также собрал значительное состояние, но во время революции и после нее богатейшим человеком в Америке считался Роберт Моррис.
Моррис создал деловой синдикат, который покупал и продавал суда. Они плавали из Вест-Индии в Европу и обратно, продавая табак и продукты в Европе и привозя обратно ткани и промышленные товары. Он был председателем тайного комитета, который обеспечивал революционную армию пальто, штанами, рубахами и порохом, и именно его компании получали контракты на снабжение военных. Моррис стал суперинтендантом финансов в соответствии со Статьями Конфедерации и вечного союза[10], он страстно поддерживал Александра Гамильтона и любимое детище Гамильтона – первый национальный банк.
Моррис верил, что страной должен управлять только лучший класс людей. Он отстаивал превосходство джентльменов, и себя относил именно к этому классу. Идея Джефферсона о том, что мелкие независимые фермеры являются главной опорой нации и должны получить право голоса, была чужда Моррису.
Как и многие другие финансовые воротилы, последовавшие по его стопам, Моррис создал свою империю на деньгах, взятых в долг в банках. У него было много высокопоставленных друзей, и, поскольку самым большим клиентом Морриса была армия, мы можем назвать его самым первым крупным подрядчиком министерства обороны.
Так же, как и многие современные воротилы бизнеса, в том числе и Дональд Трамп, Моррис себя переоценил и занял больше денег, чем смог вернуть. В судоходном бизнесе случился застой, его финансовая империя потерпела крах, и Моррис объявил себя банкротом.
В те дни объявление банкротства было очень серьезным делом – взять у людей деньги и не вернуть их было преступлением. Моррис провел три года в долговой тюрьме в Филадельфии, где его навещал Джордж Вашингтон. Из тюремной камеры Моррис организовал кампанию по запрету этого вида наказания, и благодаря его усилиям в США должников больше не сажают в тюрьму. Если бы в 1990-е гг. у нас все еще были долговые тюрьмы, они были бы переполнены, поскольку каждый год более 800 000 американцев объявляют себя банкротами. Многие зашли слишком далеко, пользуясь своими кредитными картами.
К 1815 г. в стране было шесть миллионеров, большинство из которых приобрели свое состояние с помощью судов и торговли. Самым богатым человеком в Америке того времени был Стивен Жирар из Филадельфии, умерший в 1831 г. в возрасте 82 лет.
Жирар родился во Франции в семье капитана корабля. Еще подростком он вышел в море и позднее занялся международной торговлей, став купцом. Он перебрался в Америку, вкладывал деньги в землю, банковские акции, правительственные облигации и добивался успеха во всех областях. В конце концов Жирар основал собственный банк и присоединился к синдикату, чтобы вести дела вместе с более молодым воротилой, Джоном Астором. Вскоре мы поговорим о нем подробнее.
После смерти Жирар оставил очень крупное по тем временам состояние в $6 млн – сегодня такая сумма составляет годовой доход высококлассного бейсболиста. Большая часть денег была пожертвована колледжу для мальчиков-сирот. Жирар был убежденным атеистом, настолько презиравшим религию, что по условиям его завещания ни один священник ни одной веры не имел права вступить на землю, принадлежавшую колледжу.
Но капитал Жирара затмили собственные средства Джона Джейкоба Астора. Он был иммигрантом из Германии и начинал как торговец мехами, а потом купил долю судна, совершавшего рейсы в Китай – крупные состояния по-прежнему делались в судовладении и торговле. Успешно вложившись в один корабль, Астор дошел до двух, трех, четырех, и, в конце концов, у него был флот скоростных судов, которые назывались клиперами. Для американца создать такой флот было крупным достижением, поскольку это делалось на заемные деньги, а у американских банков запас денег для кредитов был ограниченным по сравнению, скажем, с британскими.
В то время деньги обеспечивались драгоценными металлами, поэтому количество наличных, которые банк мог напечатать, зависело от того, сколько золота и серебра находится в его подвалах. В Лондоне драгоценных металлов было много, поэтому банки могли включить станки и напечатать много наличных, чтобы дать их дельцам в долг. В США запасы были гораздо скромнее, так что банкам наличных не хватало, и Астору с его коллегами-капиталистами было трудно занять достаточно средств, чтобы финансировать свои грандиозные проекты.
Поняв, что он не может выиграть соревнование с конкурентами, Астор отошел от международной торговли и сконцентрировался на внутреннем рынке Соединенных Штатов, где преуспел. Скончавшись в 1848 г. в возрасте 84 лет, он оставил состояние в $20 млн – в три раза больше, чем у старого друга Жирара.
Вскоре после похорон Астора в газетах разошлась информация о его огромном состоянии. Люди пришли в ярость, обнаружив, что семья миллионера унаследовала больше $19 млн, а на благотворительность пошло всего $500 тыс. По всей стране разгорелись жаркие споры: если ты не можешь забрать свои деньги на тот свет, кому ты должен их оставить? Общественность пришла к мнению, что Астор должен был оставить больше своему окружению, а не только родственникам, потому что предполагалось, что капиталисты должны работать на благо общества.
Эти споры не утихли и по сей день. Кажется, все согласны, что много работать и преуспевать – это хорошо, но люди расходятся во мнениях по вопросу о том, что делать с излишками. В наши дни Астор не смог бы оставить 95 % своего состояния своим детям, потому что после его кончины 55 % ушли бы на налоги. У современных богачей есть большой выбор: они могут оставить средства частным благотворительным организациям и фондам, в том числе колледжам, больницам, приютам для бездомных, исследователям СПИДа, благотворительным продовольственным фондам, или могут ничего не делать и позволить правительству забрать себе большую долю состояния.
Медленный старт фондового рынка
К 1800 г. в Соединенных Штатах было сформировано 295 корпораций, но большинство из них оставалось в руках частных лиц, так что широкие круги населения не могли ими владеть. Отношение к корпорациям было очень противоречивым. Сторонники и поклонники считали их важными союзниками демократии, которые приносят выгоду сообществу в целом. Критики считали корпорации недемократичными, подлыми и разрушительными, заботящимися только о себе.
Для любого инвестора на фондовом рынке это был угнетающий период. Штаты только что приняли ряд законов, ограничивающих ответственность долевых владельцев в случае, если против компании подается судебный иск, так что люди могли вкладывать средства, не опасаясь потерять больше, чем стоили их акции. Но не слишком многие инвестировали. Было трудно найти друзей и соседей, чтобы поделиться с ними своим энтузиазмом и поговорить о любимых публичных компаниях так, как это делают сегодняшние вкладчики.
В газетах не было никаких разделов, посвященных бизнесу, не было журнала Money или книг о том, как выбирать акции. На самом деле выбирать-то было не из чего: примерно десяток банков, пара страховых компаний, одна-две газовых компании и все. В марте 1815 г. полный список был напечатан в New York Commercial Advertiser – популярной в те дни газете. В списке было 24 позиции, в основном – банки. В 1818 г. их стало 28, а в 1830-м – 31.
Первые покупки и продажи делались под раскидистым американским платаном на Уолл-стрит, а потом – в маленьких арендованных комнатах или кофейнях. В какой-то момент в одном из помещений случился пожар, биржевики перебрались на сеновал и продолжили там торги.
Нью-Йоркскую фондовую биржу едва ли можно было назвать приятным местом. Вы могли слоняться вокруг и ничего не делать в ожидании начала торгов. Бизнес шел медленно, покупки и продажи начинались в 11:30 и заканчивались к 13:30. Торги шли так вяло, что 16 марта 1830 г. – главный кандидат на самый ленивый день на бирже – всего 31 акция сменила владельцев. Это не идет ни в какое сравнение с 338 млн акций, переходящими из рук в руки в средний день 1995 г.
Торговля акциями немного ожила в 1835 г., когда на Нью-Йоркской фондовой бирже зарегистрировалась 121 компания. Страна развивалась, в ней строились каналы, дороги и мосты. Для этих фантастических достижений требовались деньги, которые получали с помощью продажи акций и облигаций. Банковские акции больше не шли нарасхват, как пару десятков лет назад. Теперь спросом пользовались акции и облигации железных дорог. В какой-то момент люди покупали все, где только звучало выражение «железные дороги», не заботясь о цене. Также они платили все больше и больше за любой участок земли около железнодорожных путей. Если у них не было денег на покупку земли, они могли взять кредит в банке. В этих сделках банки давали в долг огромные суммы, и множество фермеров забросило свое зерно, подавшись в акулы недвижимости.
Это был американский «пузырь», напоминавший случившуюся давным-давно катастрофу с лондонской Компанией Южных морей. В 1836 г. и он лопнул. Цены на акции и землю падали так же быстро, как росли, пока инвесторы пытались продать свои вклады. Мнимые воротилы бизнеса, занявшие деньги, чтобы купить акции и землю, погрязли в долгах, и люди, имеющие сберегательные счета, теряли свои сбережения, когда банки закрывались и уходили из бизнеса. Вскоре наличных стало так мало, что никто не мог ничего купить. Финансовая система была на грани краха. Началась паника 1837 г.
Американская экономика, как и экономика большинства стран, колеблется от эйфории к панике и обратно. В периоды эйфории, когда цены растут и работы много, биржевые дельцы тратят последние деньги, закладывают свои украшения, влезают в долги, делают все, чтобы купить акции, облигации или землю и не остаться в стороне. Во время паники, упадка и депрессии они же получают вполне заслуженное наказание и рыдают.
Фондовый рынок рухнул в 1853 г., а потом в 1857-м, когда акции популярной Erie Railroad упали с $62 до $11. Но акциями по-прежнему владела крохотная часть населения, и, если учитывать взлеты и падения рынка, это было даже к лучшему. Основная тяжесть потерь легла на европейцев, которые ничему не научились из предыдущих уроков и вливали средства в американские инвестиции. К 1850 г. половина акций США принадлежала иностранцам, по большей части – британцам.
Американская изобретательность
Большинство рафинированных европейцев воспринимало американцев как неотесанное отребье, они смотрели на нас как на плохо образованных, грубых болванов-янки. Каково же было их удивление, когда великие изобретения начали появляться именно в американских головах! Американская находчивость стала реакцией на недостаток рабочей силы. В огромной стране с маленьким населением было необходимо изобрести машины, чтобы выполнять хотя бы часть работы. Хотя машины выдумали умные изобретатели, это еще не означало, что новшества будут воплощены в жизнь. Именно капиталисты – люди, желающие вложить свои деньги в производство машин, – привел к золотой эпохе американского изобретательства.
Сюда можно отнести Фултона с колесным пароходом, мельницу Джорджа Кэбота, Фрэнсиса Кэбота Лоуэлла с полностью индустриализированной текстильной фабрикой, Сайруса Маккормика с гигантской машиной для сбора урожая – жаткой, освободившей фермеров от работы с согнутой спиной. Работая надсмотрщиком на южных плантациях, изобретатель-самоучка из Коннектикута Эли Уитни придумал хлопкоочистительную машину (коттон-джин), отделяющую хлопок от семян, мгновенно превратив Юг в хлопковую империю. Жатка Сайруса Маккормика, автоматический револьвер Сэмуэля Кольта и новый вид висячего замка – эти три американских изобретения потрясли толпы людей на знаменитой выставке промышленных работ всех народов, прошедшей в 1851 г. в Хрустальном дворце на территории лондонского Гайд-парка. Европейцы были потрясены американской продукцией и не менее потрясены нашей системой производства, стандартизировавшей качество так, что каждый товар, попадавший в магазин, как две капли воды походил на другие.
Как и прежде, чтобы изобретения с чертежных досок попадали в производство, нужны были деньги. Часть из них давали в долг банки, но все больше средств поступало с фондового рынка, поскольку имущественное участие становилось более популярным как дома, так и за границей. Иностранцы финансировали наш потрясающий прогресс, вкладывая средства в растущие рынки, и 150 лет спустя мы возвращаем этот долг, инвестируя огромные суммы в растущие рынки Азии, Африки и Латинской Америки.
На фермах машины улучшили жизнь сельскохозяйственных работников, которые вплоть до 1850-х гг. все еще использовали те же примитивные методы, что и 5000 лет назад в Египте. Фермеры пахали землю плугами, которые тянули животные, или ручными плугами, которые тянули люди, и большую часть черной работы выполняли рабы, оказавшиеся такими же жертвами системы, как и рабы в древней Месопотамии.
Среди причин рабства главным корнем зла было примитивное сельское хозяйство. Рабовладение запретили, когда его неравнодушные свидетели сумели поднять достаточно шума, чтобы остановить этот проклятый порядок, но капитализм также заслуживает признания своих заслуг. Чтобы построить фабрики, изготавливающие оборудование для ферм (молотилки, жатки, дисковые бороны, железные плуги, зерноподъемники и так далее), навсегда изменившее методы ведения сельского хозяйства, были нужны инвесторы и их деньги. С новыми машинами, выполняющими ту тяжелую работу, которая раньше была уделом рабов и крепостных, больше не было экономической выгоды в том, чтобы обрекать людей на пожизненный труд.
Несколько компаний, изготавливавших оборудование для фермеров сто пятьдесят лет назад, существуют и до сих пор: Deere, International Harvester (теперь она называется Navistar) и Caterpillar. Пока они изобретали и продавали машины, которые могут копать, сажать и собирать урожай, другие компании придумывали гербициды, чтобы уничтожать насекомых и сорняки, и удобрения, чтобы обогатить почву. Сочетание нового оборудования и новых химикатов превратило американские фермы в самый эффективный продовольственный банк в мире, способный выращивать больше пшеницы, кукурузы и других культур на гектар, чем фермеры любой другой страны за всю историю сельского хозяйства.
Да, нам достались сотни миллионов гектаров плодородных земель в девственных прериях, в отличие от усталой, истощенной, изможденной земли, которую фермеры в Европе и Азии столетиями безжалостно эксплуатировали, пока она не потеряла свою плодородность. Тем не менее нельзя отрицать, что новшества и изобретения заставили наши равнины расцвести и сделали американские фермы предметом зависти всего мира.
В то время как миллионы ирландцев умерли из-за неурожаев картофеля, а китайцы голодали из-за нехватки риса, Соединенные Штаты производили больше продуктов, чем могли съесть их жители.
