Питер Аспе
Убийцы Мидаса
– Да. Ты храпел так, что трясся весь дом, – продолжала смеяться Ханнелоре. Она явно преувеличивала. – Моему отцу пришлось сделать телевизор на полную мощность, но он все равно не смог заглушить твой храп. В тот вечер ему так и не удалось нормально посмотреть свой любимый сериал. Но мама непонятно почему прониклась к тебе симпатией.
– Неужели? – недоверчиво глядя на нее, спросил комиссар. – Ты говоришь серьезно?
– Абсолютно серьезно! Но учти: моя мама готова проникнуться симпатией к кому угодно, – со смехом сказала она. – Так что не обольщайся.
– Перестань надо мной смеяться, Ханне. Я и так чувствую себя ужасно неловко.
– Как скажешь! Ваше желание для меня закон, сэр.
– Ханне!
– Ну хорошо, хорошо. Я сейчас перестану. Да, кстати, что ты собираешься делать сегодня вечером?
Ван-Ин затушил сигарету и неопределенно мотнул головой.
– Даже не знаю, – неуверенно произнес он.
– Я думала, что тебе нужно многое мне сказать, – насмешливо проговорила она. – Впрочем, так же как мне – тебе. Нам давно нужно поговорить серьезно.
– О боже! – Вот теперь Ван-Ин окончательно пришел в себя.
Увлеченная разговором, Ханнелоре перестала следить за дорогой и чуть не врезалась в колонну велосипедистов, которые заняли всю середину проезжей части на Ланж-стрит. Один из них погрозил им кулаком и прокричал что-то в гневе. Ханнелоре, казалось, не обратила на это никакого внимания и как ни в чем не бывало продолжала:
– Я думала, что сегодня вечером мы вместе поужинаем. Вряд ли в твоей холостяцкой пещере найдется что-нибудь приемлемое. Так что…
Последняя незаконченная фраза Ханнелоре не предвещала ничего хорошего. Она явно намекала на то, чтобы поужинать в ресторане. И это было настоящей катастрофой. Потому что у Ван-Ина в кармане было всего пятьсот франков.
– Что за снобистское стремление к роскоши? – хмуро проговорил комиссар. – Посмотри на птиц в небе. Они веселы и беззаботны, хотя у них за душой ни гроша.
Ханнелоре рассеянно посмотрела в окно, пожала плечами и хмыкнула.
– Как насчет греческого ресторана на Эзел-стрит? – с воодушевлением спросила она, словно не понимая намека. Но потом прибавила: – Не беспокойся. Я сама заплачу за ужин. Ты опять на мели? Или я неправильно истолковала твой намек?
Ван-Ин ничего не ответил. Он расправил плечи и молча закурил.
– Значит, ты решила назначить мне свидание? – нарушил он наконец затянувшееся молчание.
Он любил Ханнелоре, но никогда бы не сдался без боя. В машине снова воцарилось ледяное молчание, не предвещавшее ничего хорошего.
– Ну хорошо, – проговорила она, немного подумав. – Я прощаю тебя. Но это в последний раз. Клянусь тебе. Или ты не веришь женским клятвам?
Ван-Ин нахмурился, сделав вид, что сердится на Ханнелоре. Но когда она шутливо толкнула его локтем, он не выдержал и рассмеялся.
– Я так и знала, – со вздохом сказала она. – Ты никогда бы не сдался без боя.
– Ну хорошо, я сдаюсь. Мы поедем в ресторан, – улыбнувшись, сказал он. – Но при одном условии. Этот вечер мы закончим в моей постели. Ты согласна?
Глава 5
В греческом ресторане они заказали себе филе ягненка с зеленью под сметанным соусом. Блюдо было просто божественным. Владелец ресторана Нико выделил им столик у камина – это было лучшее место во всем зале. По мягкому шуршанию шин за окном Ван-Ин понял, что опять пошел снег. Атмосфера, в которой проходил ужин, была просто чудесной.
Мясо было приготовлено великолепно. Кроме того, Ханнелоре заказала графин прекрасного греческого вина.
– Расскажи мне об убийстве, которое произошло на Блайнд-Эзел-стрит, – неожиданно попросила она, сделав глоток из своего бокала.
– Об убийстве? – непонимающе глядя на нее, переспросил комиссар. – Почему ты называешь это убийством? Что ты имеешь в виду?
Ван-Ин задумчиво посмотрел на блюдо: осталось всего четыре кусочка мяса. Два из них Ван-Ин положил на свою тарелку, остальные отдал Ханнелоре. Ханнелоре, в свою очередь, вернула один из кусочков Ван-Ину.
– Так, значит, Фиддл все-таки умер? – догадался Ван-Ин.
– Да, сегодня утром он скончался в больнице от ран, – кивнула Ханнелоре. – Прокурор сразу же подключил Крейтенса к расследованию этого дела. Я заинтересовалась этим преступлением, когда узнала, что ты принимаешь участие в расследовании. Вот почему я решила тебе позвонить.
– Хотя полицейским категорически запрещено брать взятки, на этот раз я сделаю исключение, – лукаво улыбнувшись, проговорил Ван-Ин. – Я расскажу тебе об этом деле за порцию пахлавы.
– На твоем месте, Питер Ван-Ин, мне было бы не до смеха, – строго проговорила Ханнелоре. – Прокурор пришел в исступление, когда узнал, что ты не явился сегодня на работу. И недолго думая он передал это дело федеральной полиции.
– Тем лучше, – ответил Ван-Ин. – Он правильно сделал. Я буду ему за это благодарен до конца своих дней.
– Я абсолютно не понимаю тебя, Питер, – возмущенно проговорила Ханнелоре. – В кои-то веки тебе выпал шанс расследовать убийство, а ты не только упускаешь его, но и говоришь «тем лучше».
– Во-первых, когда мы начали расследовать это дело, немец был еще жив, – объяснил Ван-Ин. – Во-вторых, почему ты решила, что это убийство? Этот Фиддл напился, как свинья. На улицах был страшный гололед. Быть может, он просто поскользнулся и ударился виском, – сказал Ван-Ин, понимая, насколько неправдоподобно звучит эта версия происшедшего. – Как бы там ни было, мне не нужна лишняя головная боль. Забрали дело – и ладно.
– Тебя совсем не расстроил твой проигрыш? Впрочем, проигрывать тебе не привыкать. Ты всю жизнь только и делаешь, что проигрываешь, и, наверное, смирился со своим положением, – ядовито произнесла Ханнелоре.
Ван-Ин пропустил ее язвительное замечание мимо ушей и как ни в чем не бывало продолжал доедать свое мясо. Казалось, его это совершенно не задело.
– Я слышала, что возглавить это расследование должен комиссар Крус, – беспечно продолжала Ханнелоре.
Ее маневр возымел должный эффект. Он чуть не подавился.
– Комиссар Крус? Уилфрид Крус? – спросил он, задыхаясь. Лицо его покраснело.
– Ты с ним знаком?
– Ты же прекрасно знаешь, что да, – сказал Ван-Ин. Он дрожал, словно испуганный ребенок, заметивший злую собаку. – Все знают комиссара Круса. Большего болвана во всем Западном полушарии не сыскать.
– Болвана? А я бы не назвала его так, – возразила Ханнелоре, с трудом сдерживая смех. – Он такой брутальный – настоящий мачо. Да, он слишком самоуверен. Но отнюдь не глуп. И к тому же очень привлекательный мужчина.
– Значит, ты находишь его привлекательным? А мне всегда казалось, что у него задница вместо головы, – проворчал Ван-Ин. – Кроме того, он лживый и нечистый на руку тип. Он готов продать родную мать за сотню франков.
– Я слишком хорошо тебя знаю, Питер Ван-Ин. Перестань нести ерунду! – сердито произнесла Ханнелоре.
Ван-Ин улыбнулся, как проказливый ребенок.
– Закажи мне пахлавы, – с несколько нахальным выражением лица попросил он.
– Прокурор настаивает на том, чтобы это дело расследовали как можно тщательнее, – не желала отступать Ханнелоре. – Оказывается, этот Фиддл был крупным бизнесменом.
– Давай оставим этот разговор, – недовольно глядя на нее, проговорил Ван-Ин. – Но, если хочешь знать мое мнение, то, на мой взгляд, прокурор слишком носится с убийством этого немца. Не думаю, что он бы отнесся к делу с таким же трепетом, если бы убили туриста из Марокко или Мексики. Можешь передать прокурору, что я и пальцем не пошевелю ради того, чтобы найти убийцу этого чертова немца.
– Питер, держи себя в руках, – укоризненно глядя на Ван-Ина, сказала Ханнелоре. – На нас же смотрят.
Парочка за соседним столиком в ужасе уставилась на Ван-Ина. Владелец же ресторана Нико слушал пламенные речи Ван-Ина с одобрительной улыбкой. Во время Второй мировой войны эсэсовцы взяли в плен его отца, а потом хладнокровно убили. Так что Нико, как и Ван-Ин, ненавидел немцев. У него к ним были свои счеты. И ему было плевать на то, как посетители ресторана относятся к словам Ван-Ина.
– Знаешь ли ты, что самый знаменитый сын немецкой земли был в действительности австрийцем? – спросил Ван-Ин, намеренно не понижая голоса.
Парочка за соседним столиком рассмеялась. Но от этого выражение их лиц не стало менее испуганным.
– Ты слышала историю о том, как двое немцев заказывали себе мартини в летнем кафе Лондона сразу после окончания войны? – нисколько не смутившись, так же громко продолжал Ван-Ин.
Люди, сидящие за столиками, вытянули шеи, с интересом прислушиваясь.
– Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, эти немцы говорили с официантом по-английски, – начал рассказывать Ван-Ин. – Официант спросил их: «Dry?» Как ты знаешь, это слово в переводе с английского означает «сухой» или, как в данном случае, «несладкий». Официант спрашивал, принести им сладкий мартини или несладкий. Но немцы не поняли его. И хором ответили: «Nein, zwei». Они решили, что он предлагает им три порции мартини вместо двух. Drei в переводе с немецкого означает «три».
История, которую рассказал Ханнелоре Ван-Ин, действительно была забавной, но она сочла за лучшее сдержать смех и сердито посмотрела на комиссара. Ханнелоре не любила, когда презрительно относятся к людям другой национальности.
– Нехорошо с таким презрением отзываться о немцах, – укоризненно глядя на Питера, произнесла она.
– Ну что ты, Ханне. Я же просто пошутил, – примирительно погладив ее по руке, сказал комиссар.
– Ты всегда так говоришь, Питер Ван-Ин, – продолжая делать вид, что сердится, заметила Ханнелоре.
В этот момент появился Нико с огромной порцией пахлавы.
– Это подарок от нашего заведения, – с дружеской улыбкой объявил грек. История Ван-Ина, в отличие от Ханнелоре, ему очень понравилась.
– Фиддл работал на «Киндерман». Это – самая крупная туристическая компания в Европе, – сообщила еще неизвестную Ван-Ину информацию Ханнелоре. – Приехав в наш город, он остановился в отеле «Дук де Бургоне», который расположен на Хуиденветтерс-сквер. Комиссар Крус и его коллеги осмотрели личные вещи Фиддла и нашли там несколько очень необычных фотографий.
С этими словами она вытащила из своей сумочки серовато-коричневый конверт, на котором крупными буквами было написано «Министерство юстиции».
Это фотография скульптуры «Мадонна Брюгге» Микеланджело? – чуть было не спросил Ван-Ин, но счел за лучшее промолчать.
– Что ты об этом думаешь? – спросила Ханнелоре и выложила на стол дюжину фотографий.
– Этот немец питал слабость к польдерам. Только и всего, – сказал Ван-Ин, взглянув на фотографии. – Ему нравилась бельгийская природа. Я не вижу в этом ничего подозрительного.
Ван-Ин задумчиво смотрел на фото фламандского фермерского домика и автострады, залитой неясным светом фонарей.
Судя по всему, эта трасса соединяла порт Цибрюгге с районами, расположенными вдоль прибрежной полосы. Она чем-то напоминала гремучую змею.
– Так что ты об этом думаешь? – повторила Ханнелоре.
Ей было любопытно, что скажет Ван-Ин по поводу этих фотографий.
Ван-Ин еще раз взглянул на фотографии. Все они были сделаны недавно и выглядели вполне невинно. Во всяком случае, комиссар ничего особенного в них не увидел.
– Честно говоря, Ханнелоре, я не вижу связи между этими фотографиями и убийством Фиддла, – задумчиво проговорил комиссар. – Мне кажется, это что-то вроде сувениров. Подобные фотографии туристы делают на память о стране, в которой им довелось побывать.
Тогда Ханнелоре достала из сумочки пожелтевшую монохромную фотографию и протянула ему.
– А что ты скажешь насчет этого?
– Это же «Мадонна!» – воскликнул комиссар. – Это фото тоже нашли в гостиничном номере Фиддла?
– Не разыгрывай дурака! Ты прекрасно знаешь, откуда эта фотография, – возмутилась Ханнелоре.
Ван-Ин ничего не ответил и принялся есть пахлаву. Несколько минут Ханнелоре терпеливо ждала, пока комиссар справится с лакомством и опять будет в состоянии говорить.
– Значит, все материалы дела теперь у комиссара Круса, – задумчиво проговорил он.
– Да, на этом настоял Крейтенс, – прошептала Ханнелоре. – К счастью, Лео сделал копии с этих фотографий. Крус бережет материалы дела как зеницу ока. И по правде говоря, мне это не нравится.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, но… Но разве прокурор поручил тебе следить за Крейтенсом? – лукаво улыбнувшись, спросил Ван-Ин. – Или это твоя личная инициатива?
Ханнелоре нервно закурила. Краска смущения залила ее щеки. Она старалась не встречаться взглядом с Ван-Ином.
– Вы имеете право хранить молчание, – с усмешкой проговорил Ван-Ин, не дождавшись ответа на свой вопрос. – Но я считаю, что все только выиграют, если это дело достанется федералам.
Ханнелоре налила в свой бокал вина и подозвала официанта. Ван-Ин сильно захмелел. Глядя на него, Ханнелоре подумала, что к концу вечера он опьянеет до такой степени, что ей придется тащить его на себе.
– Принесите нам кофе и еще одну порцию пахлавы, – попросила Ханнелоре. Ею овладело легкое раздражение.
Улыбнувшись, грек отправился на кухню.
– С этим растением на заднем плане что-то не так. Только я не могу понять, что именно, – задумчиво произнес Питер. – Смотри.
И он указал пальцем на растительность позади статуи.
Ханнелоре взяла у него фото и покачала головой.
– Я прямо-таки слышу, как вращаются винтики у тебя в голове, Питер, – с хитроватой улыбкой сказала она.
– Хватит ходить вокруг да около, Ханнелоре! – взорвался Ван-Ин. – Если ты что-то знаешь, скажи мне об этом напрямую.
Она смутилась. Комиссар застал ее врасплох.
– Ну хорошо. Сегодня мы с Лео встретились за ланчем, – смущенно потупившись, призналась она. – Как и я, Лео все утро пробовал дозвониться до тебя, но безуспешно. Он сказал, что ты просил его исследовать ландшафт на заднем плане.
– Да, – покорно кивнул Ван-Ин. – Значит, это фото – больше не часть официального досье.
– Как видишь, – согласилась Ханнелоре. Она была совершенно уверена, что Ван-Ин сделает из этого правильный вывод. – Эксперты установили, что это за растение, – сказала она.
– Быстро они с этим справились, ничего не скажешь, – язвительно проговорил комиссар. – И каков их вердикт?
– Перестань язвить, Питер.
Ван-Ин ничего ей на это не ответил, подозвал официанта и заказал еще графин вина.
– Эксперты установили, что это лаконос.
– Очень подозрительное растение, – усмехнулся Ван-Ин.
Ханнелоре схватила его за нос и что есть силы сжала. Ван-Ину стало так больно, что на глазах его выступили слезы.
– Что ты делаешь, Ханне?! Отпусти сейчас же! – закричал он.
Люди, сидящие за соседним столиком, с интересом наблюдали за этой сценой. Они уже не жалели о деньгах, которые заплатили за вход. Такое представление увидишь не каждый день! Нико включил музыку – это была греческая гитара, – чтобы как-то отвлечь посетителей.
– Хватит! – взмолился Ван-Ин.
– Благодари Бога, что я сжала тебе всего лишь нос, а не кое-что другое, – прошипела Ханнелоре и наконец-то отпустила его.
Комиссар принялся потирать покрасневший нос.
– Прочитай сто раз «Отче наш». Быть может, тогда я тебя и прощу, – совершенно серьезно заявила Ханнелоре.
Ван-Ин на всякий случай отодвинулся. Неизвестно, что взбредет в голову этой взбалмошной женщине. Что, если она опять примется за свое?
– Я больше никогда не стану смеяться над лаконосом. Честное слово, – пообещал он. – Расскажи мне, что тебе удалось узнать. Я весь внимание. И не стану тебя перебивать.
Ханнелоре некоторое время молча жевала пахлаву и ничего не отвечала.
– Дело в том, что лаконос растет только в Южном полушарии, – сказала она наконец.
– А «Мадонна»…
– А «Мадонны» там просто по определению быть не может, – убежденно произнесла Ханнелоре.
Ван-Ин в задумчивости взял кусок пахлавы.
– Вопрос: почему именно это фото Крейтенс выкрал из досье, – заметил он.
– Совершенно верно! Это я и хотела с тобой обсудить сегодня вечером…
Ван-Ин нахмурился, стараясь сосредоточиться. Сделать это было не так-то просто. Мысли его путались. Еще бы! Он ведь выпил сегодня целый литр вина.
– Что ты вообще знаешь об этом Крейтенсе? – спросил он.
– Прокурор уже давно подозревает Крейтенса во всяких грязных делах, – прошептала Ханнелоре.
Все это показалось Ван-Ину очень странным. Даже если у прокуроров и появляются какие-то подозрения относительно честности своих коллег, они об этом обычно не распространяются. К чему выносить сор из избы?
– Значит, прокурор поручил тебе следить за этим Крейтенсом? – уточнил комиссар. – Я правильно тебя понял?
Ханнелоре нервно кусала губы. Прокурор настоятельно просил ее держать все это в тайне. А она рассказала обо всем Ван-Ину.
– Не забывай, что служители судебной системы в нашей стране пользуются полной неприкосновенностью, – сказал Ван-Ин. – Они могут сколько угодно осуждать невинных людей и совершать бесчестные поступки, но все равно репутация их останется безукоризненной, и они будут пользоваться всеобщим уважением и почетом.
– Ты преувеличиваешь, – тяжело вздохнув, возразила Ханнелоре. – Это не совсем так.
– Ну хорошо, – согласился Ван-Ин. – Предположим, что судебный следователь Крейтенс – негодяй, коррумпированный до мозга костей. Он подтасовывает дела и утаивает важные улики. Но что лично я могу с этим сделать? Зачем ты мне все это рассказала?
– Я думала, что мы…
– О боже, ты такая наивная! Даже если мы проведем в его квартире обыск и наткнемся на тонны детской порнографии, то все равно не сможем ему ничего предъявить, – отрезал Ван-Ин. – Если человек облечен такой властью, он неприкосновенен, словно Бог. В процессе расследования он сможет делать все, что посчитает нужным. И никто не будет в силах ему помешать.
– Ты прав, Питер, – печально посмотрев на него, согласилась Ханнелоре. – Мы должны реально смотреть на вещи.
Ван-Ин разлил остатки вина по бокалам.
– Надеюсь, сегодня ты переночуешь у меня, – сказал он. Алкоголь, который приятно растекался по его венам, придал ему уверенности и смелости.
Ханнелоре в притворном смущении опустила глаза.
– Если ты разожжешь камин и поставишь «Кармину Бурану», то, может быть, я и соглашусь… – лукаво улыбнулась она.
– У меня в холодильнике осталась бутылка «Кадре Нуар», – многообещающим тоном сообщил комиссар.
– Это то самое вино, которое мы пили в октябре? Кажется, мы закусывали его креветками, – мечтательно глядя на него, напомнила Ханнелоре.
Ван-Ин прикрыл глаза и вспомнил, как в тот чудесный октябрьский вечер Ханнелоре сидела в его спальне, пила обжигающе холодное вино и закусывала его креветками. От креветок шел ароматный пар.
– Да, это был незабываемый вечер, – прошептал Ван-Ин и нежно погладил ее по руке. Как бы он хотел, чтобы все опять повторилось!
Глава 6
Когда на следующее утро комиссар Ван-Ин приехал на работу, там творилось нечто невообразимое. Казалось, разверзся ад. Его коллеги носились по коридорам полиции, словно призраки из второразрядного фильма ужасов. На Ван-Ина, однако, все это не произвело ни малейшего впечатления. И неудивительно. Ведь он всю ночь провел в раю. И теперь, как Данте, он равнодушно взирал на мучения грешников. Ведь муза Ван-Ина, Ханнелоре, ничем не уступала Беатриче.
– Что случилось? Неужто началась третья мировая война? – спросил он пробегавшего мимо инспектора.
Тот с удивлением посмотрел на комиссара, тряхнул головой и, ничего ему не ответив, побежал дальше.
– Похоже, весь мир сошел с ума, – тяжело вздохнув, пробормотал Ван-Ин.
– Здравствуйте, комиссар Ван-Ин, – раздался позади него голос, который Питер узнал бы из тысячи.
Комиссар повернулся и понял, что не ошибся. Перед ним стоял Версавел собственной персоной.
– Привет, Гвидо. Наконец-то я встретил нормального человека в этом сборище безумцев, – проговорил Ван-Ин. – Может, хоть ты объяснишь, что за дерьмо здесь происходит?
В отличие от остальных полицейских Версавел был, по обыкновению, выдержан. Ван-Ин всегда завидовал способности Версавела сохранять спокойствие при любых обстоятельствах.
– Значит, ты ничего не знаешь, комиссар? – удивленно спросил Версавел.
– Нет. А что случилось? – поинтересовался Ван-Ин.
По его лицу Версавел понял, что комиссар действительно ничего не знает.
– Сегодня ночью какой-то сумасшедший террорист взорвал памятник Гвидо Гезелле,[8] – сказал Версавел.
– Ты шутишь? – недоверчиво глядя на Версавела, спросил комиссар.
– Какие уж тут шутки, я говорю абсолютно серьезно, – ответил Версавел.
– Но почему мне никто ничего не сказал?
Ван-Ин забыл, что вчера вечером отключил телефон, чтобы его никто не беспокоил.
– Блейарт никак не мог до тебя дозвониться. У тебя что-то случилось с телефоном. В восемь вечера он послал к тебе домой патрульную машину, – объяснил Версавел.
– Проклятье! – пробормотал Ван-Ин. – Кто сейчас за главного?
Версавел взглянул на часы и покрутил ус.
– Вы, комиссар, – объявил он со скрытым злорадством.
– О, Иисус Гельмут Христос! – воскликнул комиссар. – Только этого не хватало! Такое прекрасное было утро, и на тебе! – добавил он себе под нос.
– Получается, у тебя нет никакой зацепки, – задумчиво проговорил Версавел.
– Какого черта ты от меня хочешь? – взорвался комиссар. – Я что, должен немедленно предоставить преступника со всеми доказательствами его вины? Да я и о взрыве узнал только что от тебя!
Он сразу же пожалел о своих словах. Версавел не заслужил подобного обращения.
– Прости, Гвидо, – виновато проговорил комиссар. – Не знаю, что на меня нашло.
– Ты уже прощен, – улыбнулся Версавел. Лицо его, как всегда, было невозмутимым.
– Черт возьми! Ты знаешь, как заставить человека проснуться! – воскликнул Ван-Ин, вместе с Версавелом направляясь в 204-й кабинет.
– Ты не единственный, кого сегодня утром заставили проснуться, – сообщил Версавел. – Половину города поставили на уши. Главному специальному уполномоченному трижды за сегодняшнее утро звонил мэр. Сегодня вечером городской муниципалитет собирается созвать экстренное совещание.
– Насколько серьезно пострадал памятник?
– Все не так страшно, как может показаться на первый взгляд, – ответил Версавел. – По словам Блейарта, памятник упал и раскололся на три части.
– Кто-нибудь видел, как это произошло? – спросил Ван-Ин.
– А ты как думаешь?
– Прости. Это был глупый вопрос, – виновато глядя на Версавела, признал Ван-Ин.
«Да перестань ты, наконец, извиняться», – хотел сказать Версавел, но счел за лучшее промолчать.
Ван-Ин сел за свой стол и закурил.
– В кофеварке есть кофе? – спросил комиссар.
Покачав головой, Версавел подошел к подоконнику, на котором стояла кофеварка, налил в нее воды и стал ждать, когда приготовится кофе.
– Мой первый взрыв, мое первое настоящее дело, – мечтательным тоном проговорил комиссар. – Теперь я понял, зачем я живу. Чтобы это увидеть.
– Неужели ты раньше никогда не сталкивался со взрывами? – с удивлением глядя на комиссара, спросил Версавел. – А как же теракт 1967 года?
– В 1967-м я еще учился в школе, Гвидо, – ответил Ван-Ин и мысленно перенесся в то время. Золотые шестидесятые… Время свободы и разнузданности…
– Но ты в то время жил в Брюгге, не так ли? – не отставал сержант.
– Да. Но я даже не сразу понял, что ты имеешь в виду. Ты говоришь о взрыве здания суда на Бург-сквер?
– Да, – кивнул Версавел. – Я имел в виду именно этот взрыв.
Он подошел к своему письменному столу и достал из верхнего ящика железную коробку с рафинадом и две кружки.
– Тогда в здании суда выбило все стекла, а преступники так и не были найдены. Поднялась такая шумиха! Прокурор тогда допросил половину округа. Но безуспешно, – рассказал Версавел. – В газетах стоял сплошной крик. Журналисты обвиняли полицейских в бездействии. И это в шестидесятые! Подумать только!
– Да, помнится, в те годы журналисты были скромнее. Это сейчас на первых полосах газет появятся обвинительные, гневные статьи, если ты начнешь допрашивать пациентов психиатрических клиник в связи с сегодняшним происшествием, – насмешливо улыбнувшись, проговорил Ван-Ин.
Версавел разлил кофе по чашкам.
– Думаю, нам ни в коем случае нельзя начинать допрашивать людей, состоящих на учете в психиатрических клиниках, – заметил Версавел. – Иначе в газетах появятся заголовки: «Полиция считает, что статую взорвали мусульмане-фундаменталисты из-за поэмы, которую Гезелле написал сто лет назад» – и тому подобная чушь.
– А кого еще винить? – с серьезным видом проговорил комиссар. – Коммунистов больше нет. А африканцам нет никакого дела до других стран. Им куда больше нравится истреблять друг друга.
– А безработные у нас слишком ленивы для того, чтобы устраивать взрывы, – подхватил Версавел.
– Кто же тогда остается?
– Бизнесмены! Больше это сделать некому.
Версавел протянул Ван-Ину кружку.
– Тебе один кусочек сахара? – обратился он к комиссару.
– Два, Гвидо. В отличие от некоторых я не слежу за фигурой, – насмешливо улыбнувшись, проговорил он.
Версавел пропустил язвительное замечание Ван-Ина мимо ушей и протянул ему коробку с сахаром.
– По словам Картона, мэр боится, что этот взрыв пагубно скажется на экономике города, – сказал он.
– Значит, наш мэр боится, что после этого теракта в Брюгге перестанут приезжать туристы? – уточнил Ван-Ин.
– Всем известно, что сейчас туристический бизнес нашего города переживает не лучшие времена. Этот взрыв может стать настоящей катастрофой для туристических компаний.
– Эти бизнесмены вечно всем недовольны, – проворчал Ван-Ин. – Они готовы кричать «караул!», если их прибыли упадут хотя бы на пять процентов. Они способны продать все, что осталось от памятника Гезелле. Помяни мое слово.
– Думаю, мэр Моенс был бы с тобой не согласен, – возразил Версавел. – Ты зря отзываешься о нем с таким пренебрежением. В конце концов, забота об экономике города – его прямая обязанность. И он неплохо с ней справляется.
– А что говорит об этом Картон? – спросил Ван-Ин.
– Он дал понять, что Моенс хочет, чтобы мы не слишком афишировали наше расследование, – ответил Версавел и со значением посмотрел на комиссара.
– Ну конечно, наш мэр готов на все, лишь бы его репутация не пострадала, – поморщившись, заключил Ван-Ин. – Даже если команда спасателей начнет истреблять акул-людоедов, угрожающих жизни и здоровью туристов на побережье Цибрюгге, Моенс и тут постарается, чтобы об этом никто не узнал. Держу пари, власти нашего города представят сегодняшнее происшествие как несчастный случай. Терпеть не могу этих лицемеров.
Версавел нервно покрутил ус. Он до сих пор не привык к чудачествам и неприкрытому цинизму комиссара.
– Кто-нибудь уже взял на себя ответственность за этот теракт?
– Еще нет.
– Час от часу не легче! – проворчал комиссар. – Он подошел к подоконнику и налил себе вторую за сегодняшнее утро чашку кофе.
– Наверняка они обвинят в случившемся школьников. Это наиболее безопасный и удобный для всех вариант. «Мама, я взорвал памятник Гвидо Гезелле, потому что провалил экзамен по немецкому языку». – Последнюю фразу Ван-Ин произнес тонким, писклявым голосом, подражая провинившемуся школьнику.
– Быть может, взрыв памятника – это акт вандализма, – задумчиво предположил Версавел.
– Вандалы! В нашем городе! Не смеши мою задницу! – воскликнул Ван-Ин.
– Я-то тут при чем? Это одна из версий федералов, – объяснил Версавел.
– Думаю, комиссар Крус тоже так считает, – сердито проговорил Ван-Ин. – Ведь это гораздо удобнее. Проще объявить, что это акт вандализма, чем искать настоящего преступника. Но зачем они это дело взяли себе? Разве им недостаточно расследования убийства Фиддла?
– Нет, ты меня неправильно понял. Взрыв памятника будем расследовать мы, а не федералы. На этом настоял мэр.
– Неужели?
Комиссар совершенно успокоился, настроение его улучшилось. Он взглянул на Версавела, который, разговаривая с ним, одновременно делал упражнения для укрепления мышц пресса, стоя у окна.
– Ты уже побывал на месте преступления? – спросил Ван-Ин.
Версавел повернулся к Ван-Ину и покачал головой:
– Еще нет. Туда только что выехала бригада саперов. Они должны сообщить нам, если что-то обнаружат.
– Но почему преступники решили взорвать именно памятник Гвидо Гезелле? – осенила комиссара Ван-Ина неожиданная догадка. – На их месте я выбрал бы какой-нибудь другой объект для своих целей.
– Ты взорвал бы «Мадонну Брюгге»? – усмехнулся Версавел.
Ван-Ин почувствовал, что ему нехорошо. Сначала эта странная фотография Мадонны с лаконосом на заднем плане. А теперь взрыв памятника Гвидо Гезелле. Что-то здесь не так.
– Проклятье! Почему это не пришло мне в голову раньше? – воскликнул комиссар. – Два произведения искусства за несколько дней. Это не может быть совпадением.
– Ты абсолютно прав, таких совпадений не бывает, комиссар, – кивнув, проговорил Версавел.
– Да. А теперь самое время отправиться на место преступления, – заявил Ван-Ин. – Нам незачем терять время понапрасну и ждать новостей от бригады саперов.
Он быстро допил кофе, подошел к вешалке и снял с крючка свою зимнюю куртку.
– Пойдем, – нетерпеливо бросил Ван-Ин.
Когда они спускались по лестнице, Версавел решил немного поддразнить босса.
– Как поживает наша дорогая красотка Ханнелоре? – невинным тоном спросил он. – Надеюсь, у нее все в порядке?
Ван-Ин смерил Версавела испепеляющим взглядом.
– Или, может быть, ты провел всю ночь со своей старой тетушкой, приехавшей из Устенда? – не отставал Версавел.
Ван-Ин остановился и предостерегающе поднял палец.
– Кто бы говорил! А ты в этот четверг отправляешься на «Чиппендейлов», чтобы насладиться их эротическими танцами, – насмешливо улыбаясь, ядовито проговорил комиссар. – Одна маленькая птичка рассказала мне, что ты спрятал билет во внутреннем кармане куртки. Так что на твоем месте я бы не стал заниматься морализаторством.
– Прости, комиссар. Если бы я знал, что ты тоже хочешь пойти на «Чиппендейлов», то обязательно взял бы второй билет.
– Ну ладно, пойдем, – примирительно улыбнулся Ван-Ин.
– Как скажешь, комиссар, – с легкой насмешкой в голосе согласился Версавел.
Навстречу им шли два младших офицера. Они сделали вид, что не слышали разговор Версавела и Ван-Ина.
– Это и есть тот самый Ван-Ин, о котором все говорят? – спросил один из них, тот, что помоложе, как только комиссар с Версавелом исчезли из виду.
– Думаю, это он, – прошептал второй офицер.
– А правда то, что о нем говорят? Что он немного того… – Молодой человек выразительно покрутил пальцем у виска.
– Не знаю, – робко проговорил второй офицер. – Я тоже об этом слышал.
– А Версавел? – Он сделал характерный жест рукой, намекающий на нетрадиционную ориентацию сержанта.
– Сто процентов! – убежденно проговорил второй младший офицер и энергично кивнул в подтверждение своих слов.
