Пиня Копман
Забавные сказания Ветхого Завета
Сказ об Иудифи
( la femme fatale)
Средь мифов, сказок или апокрифов
преданий с прапрадедовских времен
лишь редкие, как сказ об Иудифи
Евреи не включили в свой канон.
А повесть к древним временам восходит,
Есть враг, герой, и даже Божий знак.
И лишь один мотив на ум приходит:
На самом деле было все не так.
Деталь, акцент, и даже слух, скорее,
к нолю весь пафос подвига свели.
Ведь знали что-то древние евреи,
во что другие вникнуть не смогли.
Читатель! На паях с тобой хочу я
Постичь глубины, как никто до нас!
Попробуем, унюхать и учуять
Какую муть сокрыл библейский сказ.
Печальна участь женщины Востока:
Рабыня, даже если госпожа,
Она живет и старится до срока,
Бессловно мужней прихоти служа.
Но ведь бывает хуже, в самом деле:
Нет вовсе "прихоти" у мужика,
И ввечеру мешком лежит в постели
Мол, так устал, что аж дрожит рука!
А если дама хороша собою,
И молода, и страстна, и умна,
И третий год уже живет вдовою?
О, как несчастна быть должна она!
Так замужем Юдифь была несчастна.
Менахем был ей лишь опекуном.
Что толку быть красивой, умной, страстной,
Когда в постели муж – бревно-бревном?!
Ни слова от него, ни поцелуя.
К жене ни с чем (увы!) не приставал.
А городок их тихий – Ветилуя,
Был крепостью, прикрывшей перевал.
Семья была достаточно богата -
Стада, рабы, и дворик, полный роз.
Проблемы с ожиданием зарплаты
Юдифь не беспокоили всерьез.
Но солнечный удар (некстати, видно,
Менахем снял панамку с головы)
оставил Иудифь вдовой завидной,
И с грузом нерастраченной любви.
Ведь было глупо (и смешно, к тому же)
Отдать свободу, снова стать женой
И быть опять рабой тупого мужа,
А для чего? Чтоб впредь не спать одной?!
И с новым браком не спеша покуда,
Юдифь хранила честь, как масло, – впрок,
Чтоб повод не давать для пересудов
(Ведь Ветилуя – малый городок).
Конечно, жизнь была не слишком сладкой
А где, скажи, она сладка для баб?
С чужим мужчиной? Что вы? Лишь украдкой
К ней в спальню приглашался верный раб.
Итак, прошло, как я сказал, три года.
И вдруг – чужое войско у ворот.
Хотя, когда б спросили у народа…
Но кто когда-то спрашивал народ?
Чтоб наказать союзников неверных
Царь Ассирийский массу войск прислал
Их предводитель звался Олоферном.
И был он знаменитый генерал.
Вот Олоферн расставил войско вражье
Везде вокруг, куда ни погляди.
Юдифь его увидела, и, скажем,
Сердечко дамы дрогнуло в груди.
На белой лошади красивый воин
Ее воображение сразил.
И, издали казалось, он достоин
Того, чтоб разглядеть его вблизи.
Наврав, что полагалось, караулу,
И взяв еды кошерной два мешка,
Юдифь из Ветилуи ускользнула
Чтоб разглядеть поближе мужика.
Известна многим поговорка злая
что даже Бог, уж как он ни хитер,
желает то, что женщина желает.
И вот Юдифь ведут в большой шатер.
Обычный завтрак, эдак блюд на тридцать,
И каждый третий гость из ста – посол.
Прием у генерала ассирийцев
Не то, что нынче – скромный шведский стол!
В такой-то обстановке, в меру шумной,
освоится не всякий. Я не вру!
Но Иудифь – красива, остроумна
Пришлась, как говорится, ко двору.
Острее чувства в двух шагах от смерти,
Приправленной вином и пирогом.
Взаимная симпатия, поверьте,
Возникнуть может даже и с врагом.
Она его хотела. Что ж такого?
И кто ее за это упрекнет?
Он был мужчина в полном смысле слова,
Из тех, кто без труда подковы гнет.
И мог по-светски поддержать беседу.
Рассказывал с азартом, не чинясь,
Про дальние края, и про победы.
Учтив и статен, и к тому же князь.
Да будь он даже дьявола служитель,
Но светский лев, шикарный внешний вид…
Какая дама, честно мне скажите,
Перед таким мужчиной устоит?
А Олоферн – он тоже волновался,
его кидало в холод и жару
Он ранее устроить не пытался
С еврейками любовную игру.
Четыре дня по делу и без дела
к ней примерял он шуточки и лесть,
когда Юдифь, как говорят, «созрела»
отдать ему любовь свою и честь.
И вечером четвертым пир устроив,
Не пригласил посланников и знать,
рассчитывая в ночь познать такое,
чего еще не пробовал познать.
Он волновался. Не судите строго!
(Волненье это так знакомо мне!)
Но, мужики! Не пейте слишком много!
Ведь это врут, что истина в вине!
И в час, когда завесил евнух пóлог,
На ложе пал без раны генерал.
Был сон его глубок, спокоен, долог
Бедняга, (что бывает) перебрал.
А вот Юдифь… она была не дура,
Прикидываясь скромною вдовой.
Но в этот вечер страсть её натуры
Для Олоферна стала роковой.
Нет! Только не подумайте плохого!
Любовь, она нежна, конечно, но, -
Юдифь ведь ВСЕ отдать была готова,
И вот – опять (!) в постели с ней бревно!
Рука сама, без всякого нажима,
Рванула меч из ножен на стене.
Да, женская душа легко ранима.
В нее плевать – опасней спорта нет!
И падал меч, от ярости балдея,
За битых жен, обманутых невест,
За угнетенных женщин Иудеи,
Израиля и разных прочих мест.
Она разила спящего злодея
Его же личным именным мечом!
О! Тонко понимали иудеи,
Что Бог здесь совершенно ни при чем.
А встало солнце над землей Господней
И капитан, зевая во весь рот
Увидел с башни дамочку в исподнем
Стоящую у запертых ворот.
Ворота Ветилуи приоткрылись.
Сквозь них прошла уставшая вдова,
Неся мешок, в котором находились
сандальи, ножны, меч и голова.
Без генерала войско разбежалось,
Попрятавшись по долам и горам.
Евреям, как по нотам, оставалось
молиться и сдавать добычу в храм.
И было единение прекрасно:
Народ, священники и Бог живой.
Но Иудифь до смерти не напрасно
Осталась хоть завидной, но вдовой.
Никто связать судьбу с ней не пытался,
К ее устам горячим не приник.
Наверно, раб по пьянке проболтался.
Слабы (увы) мужчины на язык.
Хотя, возможно, лакомых до пенки
героев отпугнул не вдовий срам,
А меч, прибитый на парадной стенке,
Как предостереженье мужикам.
Историки и так со мной согласны,
А прочих убедить хочу в одном:
Любовь и страсть: они весьма опасны.
Не нужно их усугублять вином!
Но, впрочем, мы и так почти все знаем.
Я верю, так поверьте же и вы:
Мы ради женщин головы теряем,
Они, пожалуй, стоят головы!
––
