Пиня Копман
Байки негевского бабайки. Том 3. Проза
Потом, в конце сентября, появился этот Микаэл. А на следующий день, то есть, вечер, мы с Вованом вляпались.
Как же я испугался! Вы не представляете! Во первых, я неверующий. Мои родители были коммунисты. Ну дело прошлое. Я их почти не помню. А тетя Варя и сейчас в какой-то красной ячейке состоит. Она меня воспитала. И я всех этих богов и дьяволов считал суеверием. Или сказкой, как Кащея и Деда Мороза. А тут ангел! Своими глазами… Выходит и про Бога, и про дьявола – правда? А я в церковь не разу не ходил! Пропало детство! И потом, он же не хотел себя раскрывать, а мы с Вованом подглядели. Это ж какой грех! А узнает ангел – хана нам! Мы тогда разбежались, слова друг-другу не сказав. И на следующий день старались ни этому ангелу, ни друг-другу на глаза не попадаться. Вовка, конечно, похрабрее меня, но, думаю, и он боялся. А вечером Вован позвонил. Буркнул: "Поговорить нужно! Наверху. Придешь сейчас?" Я ответил, что приду. А что? Что-то делать надо?
У нас с Вованом такое место для тихих встреч – на чердаке его дома. Там раньше была комната то ли монтера, то ли лифтера. Она уже давно пустовала. Вовка где-то ключ достал. Но в нее и со стороны окошка можно было войти, прямо с крыши. Окошко маленькое, взрослому мужику не залезть. А нам – в самый раз. Мы еще гвоздь в раму вставили, – кто не знает, ни за что не откроет. Ну, поднялись мы в эту комнату, окошко раскрыли. Вовка и говорит:
– Ты понял, что мы увидели?
Я молчу. А что говорить-то? Видели одно и то же.
– Нет, – говорит Вован. – Ты не понял. И я не понял. Видели мы мужика с крыльями. Ладно? А что это означает?
– Ну, означает, что он ангел, а мы в полной жопе.
– Придурок, – говорит Вован. – Ни хрена это не означает. Во-первых, это вообще глюк мог быть. Мы волновались? Волновались! Ждали чего необычного? Ждали! Ладно? Вот и привиделось!
– Что, обоим сразу?
– Спокойно, Конь! Могло и сразу. Но это версия нумеро уно.
Вовка как раз какой-то итальянский детективный сериал смотрит, и щеголяет итальянскими словечками.
– Я успел фотиком щелкнуть, но дернулся. Так что самого этого Микки-мауса не видно, но видно отражение в зеркале, причем там блик, да еще окном искажено. В общем, так не разобрать. Но есть у меня один кодер знакомый. Он обещал такую хитрую программку – анализ цифровых изображений. Так что завтра сможем подтвердить или опровергнуть эту версию. Только версия два – основная, остается.
– Какая основная?
– О! Склероз! Мы зачем туда вообще полезли? Чтобы проверить, не пришелец ли наш музрук.
– И чего?
– Ой, Конь! Что ты тупишь? Что, пришельцев с крыльями не бывает?
Мне как-то стало легче на душе. Ну, конечно, если это пришелец – тогда другое дело. И снова страх.
– А если не пришелец?
– Третья версия, – зажимает Вовка пальцы на руке, – просто мутант. Обычный человек. Только с крыльями, ну, и с особым музыкальным талантом. Может же быть у мутанта музыкальный талант?
– У тебя и четвертая версия найдется?
– Найдется, не сомневайся! – Вовка даже руками замахал. – Иностранец, ладно? Учитель, мыслит оригинально. Мужик талантливый и умный. А если он догадался, что мы за ним подглядывать будем? И решил нас разыграть? В его, иностранном, стиле?
– И для этого заранее притащил из-за границы крылья?
– А чего? – Вовка оскалился. – Он, может заранее готовился встретиться с таким опасным зверем, как украинский школьник.
Страх у меня совсем прошел. Умеет Вован успокоить! И я улыбнулся: "Если кино верить, так у них там школьники – звери поопасней. Ладно, какие еще версии?"
– Пятая версия тебе не понравится. Пятая – он и вправду ангел. Но это же только один к пяти? Хороший расклад, ладно?
Ну, мы поболтали еще немножко, и договорились, что на глаза Микаэлу лезть не стоит, но и прятаться особо не нужно. Будем пока считать его мутантом.
– А там видно будет! – Многозначительно завершил Вовка.
А потом нас продали. Что, не знаете, как продают школьников? Это добрая традиция еще с советских времен.
Вот, скажем, Вы директор школы. И все у вас хорошо, но Вы еще хотите чего-то выбить у министерства образования, или у местных властей. А для этого нужно Вам резко повысить какой-то показатель. Например, министерство распределяет фонды по компьютерам. И больше достанется той школе, которая побеждает в школьных олимпиадах по математике. Вы покупаете на недельку талантливого ученика в другой школе. Его, чисто формально, переводят в Вашу школу. Он выигрывает на какой-то олимпиаде, и – пожалуйста! – Вам увеличили фонды. За это придется что-то отдавать. А еще бывает, что Вас заставят продать учеников по звонку из ОблОНО. А за это при очередной проверке Вам простят какие-то грешки.
Наш ансамбль продали полным составом какой-то Киевской школе для участия в смотре-конкурсе. Все было согласовано и шло по накатанным рельсам. В понедельник с утра директор собрал нас в малом зале. И толкнул речь на полчаса, накачивая нас насчет того, какая важная миссия нам поручается. Потом пять минут говорил по делу. Все вопросы уже решены. Конкурс проводится в три этапа: отборочный, полуфинал и финал. Участвует около сорока школ, и наша задача- выйти в финал. На отборочном этапе нужно сыграть что-то национально-патриотическое. С нашим уровнем этого достаточно, чтобы пройти в полуфинал. А вот там нужно что-то очень сильное. Что будем играть в финале – уже не важно. Мы согласовали программу и стали репетировать. А уже вечером выехали в Киев.
В общем, все как обычно: принимающая школа выделила нам две классные комнаты, для девочек и мальчиков. Поставили там раскладушки. Завтракали и ужинали мы в школьной столовой. А обед нам привозили в спорткомплекс, где проводился этот конкурс. Лидия Семеновна, наш второй музрук, была с нами за старшую, за порядком следила. Мы сыграли "Каштаны цвитуть", потом – "Светлые косички" и вышли в финал. Как раз, когда это объявили, Лидия Семеновна подходит ко мне, и говорит: "Самохин, тут на синтезаторе диск лежал, с музыкой. Это ты сочинил?" "Ну да, отвечаю, мой туфля" Это была та мелодия для песни, что я для Виточки написал, когда она меня поцеловала. "Ну и чудесно! – Говорит Лидия Семеновна – Я тут встретила парня, с которым в институте училась. Он играет в серьезной взрослой группе. Их и по телевизору показывают. Так я дала ему послушать. Ты ж не возражаешь?"
Я еще не понял, как попал, и настроение после удачного выступления было отличным. Я сказал "Да на здоровье!"
И вот, в четверг, после обеда, прямо перед финальным выступлением, Лидия Семеновна подбегает, и быстро так тараторит: "Коленька, моему другу, ну тому музыканту, о котором я говорила, твоя мелодия подходит. Он ее купил за сто долларов. Вот, возьми!" И засовывает деньги мне в карман. Потом мы вышли играть, а я, когда играю, ни о чем думать не могу. И только когда отыграли, и стали инструменты собирать, до меня дошло: она продала то, что я для Виточки написал! Я хотел возражать, уговорить Лидию Семеновну, что я не хочу ничего продавать, и нельзя. И пусть вернет деньги… Но была страшная суета. Нас собирали, заталкивали в автобус инструменты и реквизит. И все время вокруг были ребята, а я не мог решиться заговорить, начать скандалить, выставить себя придурком…
Мы вернулись утром в пятницу. Так что в школе не были неделю. Даже не знаю завоевали чего или нет. Прошли в финал, отыграли в финале и уехали. В школу в пятницу мы не должны были идти.
Но я хотел встретить Вована после уроков, поговорить, как я попал с этой мелодией. То есть, получается, продал свои чувства к Вике за сто долларов. Они мне карман жгли. И выбросить не мог: а вдруг еще не поздно отдать?
За школой у нас такой тихий скверик. Десяток деревьев, клумба и постамент от какого-то гипсового Ленина, или пионера. Там только пол ноги осталось. Ну и горы всякого мусора. Слева свалка, справа большое автопредприятие. Так что в скверике днем никого, только иногда пацаны из школы на переменке забегают покурить. Сюда-то я и зашел, посидеть в тишине, пока Вовка не выйдет из школы. Одно из деревьев еще в прошлом году упало рядом с постаментом. На его ствол я и присел. Слышу – разговор. Зашли двое в этот скверик. Им-то меня не видно, за постаментом. Я хотел выйти, неудобно как-то подслушивать, но и выскакивать, как чертик из коробки, неудобно. И тут разобрал голос красавицы Виточки. Она о чем-то второго человека просила, и я расслышал: "Ну я для тебя за это что хочешь сделаю!" Выглянул – а они целуются. Я обратно на ствол и упал. Как мешком по голове! Вот так. Я продал, меня предали. Нет, ну я понимал что мне Виточка ничего не должна. Но все равно… Реки не стало. Высохла.
Пока я сидел как придурок, Виточка с тем парнем (даже не разглядел, кто это) ушли. И я, как инвалид на костылях, заковылял прочь. А в голове только одно: на что я рассчитывал? Кому такой трус и неудачник нужен? Где-то там у тети Вари было очень сильное снотворное. Если его много принять… И тут меня кто-то окликнул: "Самохин! Николай! Погоди!" Оборачиваюсь – Микаэл. Мутант въедливый! Догнал меня, посмотрел так внимательно, и говорит: "Пошли, обсудим твои проблемы" И я поплелся за ним. Мне как-то все равно было, куда идти.
Микаэл привел меня к себе в общежитие, посадил на кухне, приготовил чай, налил себе и мне, и сказал: "Рассказывай!" Я и рассказал. А чего, в самом деле? И про трусость, и про красавицу Викочку, и про проданную музыку, и про то, что мы за ним подсмотрели. Только не сказал, что со мной Вован был. И единственное, чего я боялся, пока рассказывал, это что он меня, неудачника, жалеть начнет, как тетя Варя. Но он жалеть не стал. Достал из кармана свой Фузион три тысячи, проводки соединил, и говорит:
– Играй!
– Чего играть?" – тупо спрашиваю.
– Мелодию свою играй, конечно.
Я сыграл. И тут он спрашивает: "Ну, и как?" Я не врубился:
– Чего – ну и как?
– Мелодия, -улыбается он. – Мелодия хуже стала?
– Нет, конечно! Как мелодия может хуже стать?
– Именно! Ты сочинил мелодию. И в мире стало на капельку больше гармонии. Вот я и спрашиваю: Как мелодия может хуже стать оттого, что ты ее продал?
Ну понятно, – капиталист. Я ему о душе, а он про деньги. Это, выходит, не я туплю, это он тупит. Хотя, – стоп! Он же не капиталист. Он ангел. Или не ангел? И кто тогда тупит? И я спросил прямо: "Микаэл, Вы – ангел?"
Микаэл замялся, поплямкал губами:
– Николай, вот если бы тебя тупой американец из средины прошлого века спросил: "Ты русский казак?" Учти, что для него все, кто живет на территории СССР – русские, и все русские – казаки. Как бы ты ему ответил? Только правду!
Во как повернул. Мне только один ответ в голову пришел: "Fuck You!" Но ему я сказал:
– На такой вопрос нельзя ответить. Тут три часа разъяснять нужно – и про национальности, и про Союз, и про казаков. Это Вы что, намекаете, что я, как тот тупой американец, ничего в ангелах не понимаю?
– Ты не как тупой американец, а как продвинутый украинский школьник, ничего в ангелах не понимаешь.
–Так Вы объясните! Я очень постараюсь понять!
Мне стало очень любопытно. Баранья тупость и заторможенность куда-то улетучилась. Вот сейчас он мне все тайны откроет: и про Бога, про грехи и про душу, и про Рай и Ад. И это не ла-ла будет, а все конкретно. Но он мне весь кайф обломал:
– Не могу объяснять. Вот ты среди прочих версий говорил про иностранца, инопланетянина, мутанта или ангела. Так это всё, считай очень близко к истине. Близко, но не точно. И это очень трудно разъяснить. И даже не просто трудно, а совсем нельзя. Ты только просто поверь, что все в книгах, которые ты читал немножечко так, и немножечко не так. Вот как "русский казак" в прошлом веке.
Как я расстроился, передать не могу. Ничего я не знаю. И не узнаю. Опять ничего не вышло! Одно слово – неудачник! Сразу все вспомнилось: и трусость моя проклятая, и с Виточкой полный облом. И как теперь жить?
А Микаэл чайку отхлебнул, и добавил: "Да, разъяснить не могу. Но кое-что сыграть тебе могу. Ты знаешь, что такое черная дыра?"
Ну читал я кое-что в Интернете. Там не совсем понятно было, но это место, куда материю втягивает, и она там вроде пропадает. И еще что-то про микродыры и одиннадцать измерений. Микаэлу я сказал: "Очень приблизительно"
– Достаточно, – говорит Микаэл, – и достает из кармана свою триолу. – А теперь представь, что в самом центре нашей галактики, где не протолкнуться между звездных скоплений и космической пыли, огромная воронка, куда втягивается все-все. И пыль, и камни, и планеты, и звезды, и даже время.
Потом он заиграл. Я все так и увидел. Галактику, Черную дыру в ее центре, и то, как в этом месте, что-то становится НИЧЕМ. И как это что-то в свой последний миг понимает, что с ним происходит. А последний миг длиться и длиться… вечно.
Я понял, что все мои обломы – это так, мелочь, пшик. Потому что вот это – АД. И именно туда очень запросто можно попасть. Такая тоска меня придавила! И я спросил:
– Микаэл, а за какие грехи… – туда?
– Нет, Николай, – отвечает. Не туда, или точнее не только туда. Ты ведь и про черные микродыры читал? И не за грехи. Все намного сложнее. Понимаешь, каждый человек – личность. А каждая личность – очень многогранная. И грани, это все частички личности, они в движении и в особой гармонии. В гармонии с собой и в гармонии с окружающим миром. Ну вот как человеческий организм. Скелет, жилы и сухожилия, мышцы, головной мозг, спинной мозг, нервы. Пока все связано и работает в гармонии – живет. Нарушилась гармония – и головной мозг неправильно анализирует сигналы от органов чувств, спинной мозг не подает сигналы к движению, в кровь не поступает кислород, пищевод не выделяет нужных организму веществ. Человек умрет. Вот и личность. Если совсем-совсем разрушить гармонию, то личность рассыплется, и ее утянет…
– Микаэл, то есть грехи – не при чем? Ну а как же убийцы? Вот у нас в Днепровске два брата были. Бандюки. На дорогах фуры грабили, а водителей убивали. О них фильм еще сняли. Так они очень даже в гармонии были. И с собой, и с ментами. Их это не касается? Их никуда не утянуло?
– А как дальше было с ними, ты не помнишь?
– Помню, их взорвали. То ли подельники, то ли конкуренты.
– То есть не со всеми они были в гармонии? А, кроме того, с чего ты взял, что они были с собой в гармоннии? Ведь мама с папой в детстве, и потом, в школе, им говорили, что грабить и убивать нехорошо? Они могли забыть или задавить в себе это знание. Но это и есть – дисгармония. И потом, видишь ли, Николай, я тебе показал только маленькую часть общей картины. А сейчас будет другая часть.
Он опять заиграл. И я услышал, и, кажется, начал понимать. Вот человек. Он разный, немножко гармоничный, немножко нет. Но он целый. И весь сверкает, как новогодняя елка. Он живет, все меняется, он тоже. Частички меняются, какие-то огоньки гаснут, какие-то – загораются. Тех, которые гаснут, больше. Но он все еще целый, и светится хотя намного меньше. А потом он гаснет. Умирает. И какая-то большая, мутная, темная часть от него отваливается, рассыпается, и ее втягивает в НИЧТО. А другая часть начинает сначала. Ей очень тяжело, потому что это маленькая часть, в ней мало света, и ей нужно много развиваться. А мир вокруг такой неудобный, темный, и не хочет помочь маленькой недоразвитой личности… А потом у этой частички загорелся очень яркий огонек. И зазвучала та, моя мелодия. И тут я понял. Это же он про меня играет!
3 Шкатулочка
–Раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре! – Мы бежим по городу цепочкой. Мы – это весь наш ансамбль.
Декабрь, промозглая сырость. С неба сеется какая-то морось, помельче дождя, но помокрее тумана. А мы бежим, хватая носом холодный мокрый воздух. И кто бы, Вы думали, над нами так издевается? Конечно, Микаэл, ангелок наш злобный. Именно ему поручил директор "подтянуть" наш ансамбль до республиканского уровня. Ну, и пропало детство! Два часа он нас гоняет, как сидоровых коз. Кросс на улице в любую погоду, потом растяжки и даже какое-то индийское ушу-укушу. Потом йога и медитация. И только потом наступает черед музыки. Пол часа гаммы, потом собственно работа над песнями. Правда, каким-то непонятным образом за два с небольшим месяца слаженность в ансамбле заметно повысилась. Мы уже не спорим и не ругаемся, когда репетируем. Как то стало ясно, как нужно играть и петь.
Да, пора рассказать про ансамбль. А то непонятно будет. Четыре года назад (я только перешел в третий класс), к нам в гимназию прислали немолодого музрука. Звали его Владимир Вадимович. Он работал в столице, что-то не то сделал, или кому-то нагрубил, и его убрали подальше на годик, пока шум утихнет. Ну, мужик оказался инициативный, создал в младших классах хор, танцевальный ансамбль и музыкальную группу. Я еще учился в музыкальной школе, так меня в эту группу на клавишные записали. Потом Владимир Вадимович вернулся в Киев, а то, что он у нас сделал, стало потихоньку распадаться. Из остатков танцевального ансамбля, хора и нашей группы и составили ансамбль. Вначале ставили разные школьные вальсы: музыка, песня, танец. Потом стали делать вещи посложнее. Названий у нас было – сто штук. Последнее – "Хмарынка" – это тучка по украински. В ансамбле две танцевальные пары, четыре вокалиста и четыре музыканта: две гитары, синтезатор и кларнет. Баса и ударника нет, я за них: подбираю ритм на синтезаторе, ну и сэмплы вставляю. Это не очень хорошо для звучания, но нам пока денег на ударную установку не выделили. Кроме того, есть свой художник по свету. Он самый старший, сейчас уже в девятом классе, и фанат всякой прикладной электроники.
Так что репертуар мы сами подбираем. Находим песню, чтобы все были задействованы – и музыканты, и певцы. Репетируем, потом музрук приглашает своего знакомого, – балетмейстера-пенсионера. Тот ставит танец. Потом репетируем уже со световыми эффектами. К прошедшей весне у нас был уже десяток отличных музыкальных постановок. А за постановку "Желтые косички" на музыку Криса Ри мы дважды получали первые места на областных конкурсах.
Ну вот, Микаэл в музыкальные дела как бы и не вмешивается. Вроде спортивный тренер. Вот только он добавляет еще одно издевательство – гаммы. Лично я терпеть их не могу. Ни мажора, ни минора, ни всех этих греческих ладов. Ну разве что блюзовые. Потому что это уже почти музыка. Только Микаэл вроде как игру придумал. Один играет, остальные слушают, и говорят, какие недостатки. Тоже мне , критики. Так еще и певцы поют, а мы критикуем. Причем, это издевательство с кроссом, йогой и гаммами три раза в неделю по три с половиной часа. А от уроков никто не освобождает! И когда, спрашивается, делать домашнее задание и отдыхать?
А еще Вован достает. Кода мы в октябре вернулись из Киева, и у меня та катастрофа на личном фронте случилась, так его рядом не было. Мне только Микаэл мозги чуть-чуть прочистил. А на следующий вечер встретились мы с Вовчиком на чердаке, в схоронке. И он заявляет:
– Версия про глюки отпала. Проверили мы фотографию той хитрой программкой. Крылья у нашего подозреваемого наличествуют. Вот только натуральные ли они?
Ну, тут я Вовану про вчерашний день рассказал, про то, что музрук про нашу слежку знает, ну и про беседу.
– Так что, – говорю, – он мне почти сознался, что он ангел, только наоборот. В смысле не ангел.
Вовчик меня еще порасспрашивал, чтоб разобраться с этим ангел-не ангел, и говорит:
– Итак, подозреваемый сознался, только пользы от его признаний – ноль. Ты, Конь, не тупи, ладно? Что мы теперь знаем? А ничего! Он тебе свои крылья показывал? Нет! Так что даже версию с розыгрышем нельзя отбросить. Я уж не говорю про инопланетянина и мутанта. А с ангелом – еще хуже. Я тут почитал на досуге. Если во всех этих религиозных книгах хоть капля правды есть, ладно, то ангел – посланник Бога. И ангелов этих разных не счесть. Есть, между прочим, ангел смерти, и ангел-хранитель. Но и всяких других полно. И добрых, и злых. То, что он с тобой по-человечески разговаривал, – еще ничего не значит. Может же злой ангел по-доброму разговаривать? А он еще и говорит, что в книгах все не так! Нет, уж лучше бы он был простым инопланетянином!
– Да какая разница, – говорю. – Инопланетянин, ангел, или мутант? Главное, чтобы человек был хороший.
– Не скажи, друг! Это тебе без разницы. А земная наука нам не простит, если мы были в шаге от открытия, но так этот шаг и не сделали. Ты же теперь у него в любимчиках, ладно? Давай заберемся в его комнатку и проверим. Не может быть, чтобы ни единого перышка не вылетело. Найдем перо – определим чье оно. Сразу две версии отработаем – розыгрыш и инопланетянин.
Конечно, я категорически отказался лезть в такую авантюру. Вовчик на меня обиделся, даже не разговаривал пару дней. Короче, с того времени стал Вован смотреть на меня так, как, знаете, собака смотрит, когда попросить хочет, а слов нет. Я чувствую себя предателем. Нет, вначале, я и к Микаэлу чувствовал ну вроде как доверие, и предавать такое доверие не мог. И мне казалось, что у нас особые отношения установились. Что я смогу у него его чудесной музыке научиться. Но Микаэл меня в упор не видел. Ну, то есть относился, как ко всем. И когда стал заниматься с ансамблем – так даже грузил больше других этими нудными гаммами и ладами.
Потом, еще эти его исторические откровения. Значит, стали заниматься йогой. Садимся в позу лотоса. Борис Лапин, по кличке Лапа, наш кларнетист, (он из параллельного класса, но такой же клоун, как Бусик) вдруг говорит:
– Микаэл, -говорит, – ну это же не наши методы. Где та Индия, и где мы? Они тысячу лет на полу сидят, у них и, это самое, мягкое место лучше приспособлено. А мы европейцы. Мы привыкли на стульях, или там на лавках сидеть. И вообще вся эта йога и фруктоедение – для стран с теплым климатом, где руку протянул, банан с пальмы сорвал – и сыт. А в наших широтах нужно мясо есть и охотой заниматься, чтобы выжить. Верно? (Это он по телевизору какую-то передачу познавательную посмотрел, ну и хотел повыделываться)
– Не верно, – отвечает Микаэл. – Физиологически основная масса индийского населения от европейцев не отличается. Кроме того, йогу придумали задолго до индийцев. Нынешней цивилизации предшествовала цивилизация АрЕев, или, как сейчас пишут, Ариев. Современные люди и их древние предки – кроманьонцы – это одна из ветвей предшествующего человечества. Те люди появились в конце плейстоценовой эпохи, более 100 тысяч лет назад. Ледниковый период еще не закончился, но периодически наступали теплые времена, и ледники отступали на сотни, а, иногда, и на тысячи лет. И Ареи произошли от смешения еще более древнего типа людей – неандертальцев и уже существовавших древнейших кроманьонцев. Их цивилизация включала несколько рас, отличавшихся и строением черепа, и цветом кожи. Западные Ареи известны всем вам, как Атланты, создатели легендарной Атлантиды. Южные Ареи были темнокожи. Они глубоко понимали природу. Мельчайшие крохи их знаний через десятки тысяч лет достались египетским жрецам, и эти крохи сделали Египет величайшей страной своего времени. Йогу практиковали и южные, и западные, и северные Ареи еще 40 тысяч лет назад. И смысл йоги не в том, как ты сидишь, это просто самая правильная поза для гармоничного дыхания. Смысл йоги – в познании себя и мира. И вот Ории – северная раса АрЕев, (это были охотники, купцы, мореплаватели и путешественники) и принесли в Индию йогу. А известная всем вам Баба Яга – всего лишь учительница (а по тогдашнему – жрица) йоги. Так-то, господа европейцы!
Тут мы все рассмеялись.
– А почему же от них ничего не осталось? – спрашивает Лапа. – Ни городов, ни развалин, как от древнего Рима, ни пирамид? Даже унитаза какого-нибудь.
– Они, – отвечает Микаэл, – не любили высоких зданий, а любили природу, и дома строили из специально высушенного, необожженного кирпича. Для защиты от дождя крышу сколачивали из досок. И все остальное делали из природных материалов – ни стекла, ни пластмассы, ни керамики, – так, чтобы те разлагались без остатка. Металлы они терпеть не могли. Считали, что металл портит человека, калечит его личность. Пирамид и храмов не строили, каменных домов не любили. Зато они умели выращивать растения, которые обеспечивали все их нужды. И даже унитазы из кактусов. (Тут мы опять грохнули). Вот следов и не осталось. Кроме того, потом были большие геологические катастрофы. Менялся климат, прибрежные города ушли под воду, остальные разрушились. Да и времени прошло многовато.
Потом я рассказал Вовке это все.
– Понимаешь, это же знания, которых ни у кого нет. Точняк он ангел, и живет уже больше сорока тысяч лет. Иначе откуда он это все знает?
Вечером Вовка позвонил мне, и говорит: "Сейчас буду диктовать. Это адреса в интернете. Ты запишешь, потом посмотришь все, а потом поговорим".
Ну, я записал десяток адресов, потом стал читать. Ну и дела! Все, что Микаэл рассказал – есть в Интернете. Кое-что как гипотезы, кое-что – со ссылками на всяких ученых. Многое – на английском, так что я с трудом только несколько строк понял. Так он, значит, мог это все из интернета накопать? Вот тебе и ангел! Звоню Вовчику.
– Ну, и как теперь о нем думать?
– Каком кверху! Думаем, как раньше. Мы по-прежнему ничего не знаем. Но ты прислушивайся! Вдруг он хоть в чем-то проговорится! Может же пришелец проговориться? Или все-таки слазим к нему в блок? Поищем вещдоки.
– Да ну тебя! Сказал же – я, как вор, в чужое жилье не полезу!
– Даже ради науки?
– Даже ради чего угодно!
В самом конце ноября в эфир вышла моя песня. То есть какая моя? Моего в ней ничего не осталось. Мне позвонил Лапа. Он всюду нос сует, и всегда все знает.
– Конь, сейчас по каналу TVДнипро крутили песню. Ну, на ту мелодию, что ты сочинил. Помнишь, мы играли? Крутая песня, правда! Это была программа "Чиннык вплыву" ("Фактор влияния"). Ее вечером, после десяти, будут повторять. Забыл, как группа называется.
Я вечером посмотрел. Группа называлась вполне дебильно: "Аж трыдцять тры", а мелодия… Ну что сказать, они действительно сделали хорошую песню. Точнее полный клип. Называлась она "Комора закоханих" (кладовка влюбленных).
А смысла было немного, что-то насчет чувств, которые хранятся в кладовке. Мелодию разбили на два голоса, добавили ритма. Ударник у них – высший класс! Ну, и двое влюбленных там постоянно соединяются и сливаются. То в полосе прибоя (разом з тобою), то в других общественных местах. И это все на видео. Если б тетя Варя увидела, сказала б: "Срамота!"
Потом песню крутили на нескольких украинских каналах, она попала в какие-то топы, и даже на MTV. Где-то через неделю после первого показа на телевидении, меня поймала Лидия Семеновна.
– Самохин! Нет, ну ты слышал эту "комору"? Как я удачно твою мелодию пристроила?!
– Это уже не моя мелодия, – отвечаю. – Раз Вы ее пристроили – она уже этих, Аж тридцать третьих.
– Да какая разница? – говорит Лидия Семеновна. – Главное, ты оплату получил? Получил! Песня популярная? Популярная! Так что все отлично! Я вот что хотела. Мне звонил этот мой друг, из группы. Просил передать, что ты молодец. И еще, – вот его телефон. Просил позвонить, если ты еще какую мелодию сочинишь.
И она (как тогда!) засунула мне бумажку в карман. Я решил, что если что и придумаю, то лучше вообще выброшу, чем этому собирателю отдам.
А потом, в пятницу вечером, после тренировки-репетиции, меня возле дома встретила Виточка.
Да, я, как всегда, струсил, и после того случая, кода подглядел за ней и ее новым парнем, от Викочки прятался. Ну, то есть на переменках забегал в туалет, или держался в группе ребят. Самому стыдно. А что я должен был делать? Сказать: "Я за тобой подглядывал, ты с другим парнем целовалась"? Ну надоел я ей – ее дело. Что, она мне обет верности давала? И вообще, кому это нужно – выяснять, кто кому чего должен…
Так что я от Викочки держался подальше. Ну, она вроде и сама встреч со мной особо не искала. До этого дня.
– Здравствуй, Коленька, – говорит. – Давай поговорим. А то, между нами что-то непонятное творится.
– Виделись уже, -говорю. В школе. И ничего не творится. Просто так получается. Дел много. Вот тренировки музрук все время устраивает. Времени даже домашку делать совсем нет.
Понятно, что опять струсил. Не могу все честно сказать. То ли ее обидеть боюсь, то ли себя придурком показать.
– Да ладно! Вы мальчишки, все такие трусы! – (У меня даже от сердца отлегло: не я один, значит, трус). – Но ты ведь все равно без пытки не признаешься. Я, собственно, что сказать хотела: у меня предки скоро на неделю уезжают в тур по Италии. Вот, я в следующую субботу устраиваю party. Только для близких друзей. Так ты, если хочешь, приходи. Часам к восьми. У меня, кстати, есть последний лицензионный диск группы "Поезд". Которая из Калифорнии. Ты ведь говорил, что тебе нравится?
Развернулась и ушла. Меня как в сугроб окунули.
Нет, ну вот почему так? Я понимаю, что без девочек, и без любви жизни вообще нет. Но когда в тот раз обломался с Викочкой, то решил: мне еще рано. Хотя мне было с ней очень хорошо. И общаться, и вообще… А как мы обнимались и целовались… И я ничего не понимал: почему все так неудачно получилось. Поэтому и решил, – потом. Поумнею, опыта наберусь, потом еще будут девочки, и чувства, и все такое.
А теперь что, все по новой? Но при этом знать, что тебя в любой момент могут кинуть, как лоха?
Я мучился всю неделю. Потом решил: ну, в гости – это ж не в ЗАГС? Просто вечеринка. В конце концов – ту сотню долларов, которую мне за мелодию дали – будет только справедливо на них подарок купить Викочке. И я даже знал, какой именно подарок нужен. У Вована бабушке уже почти сто лет. Она живет отдельно, с его теткой. Ну, мы как-то заходили с Вовчиком, и она попросила отнести в антикварный одну вещицу. Такая старинная шкатулка, музыкальная. Открываешь крышку – там крошечная балерина кружится и музыка старинная играет. И еще есть ящичек, куда всякую бижутерию и другие женские побрякушки складывать. Мы тогда отнесли, но там такие уроды! Сказали, что шкатулка поцарапанная, заводного ключа нет, и еще неизвестно, работает ли механизм. Предложили взять на реализацию за сто гривен. Это долларов 15. Минус комиссионные. Короче, забрали мы шкатулку, и привели в порядок. Ключ за бутылку сделал слесарь из нашего дома. Причем не простой, а со всякими завитушками, а сверху бронзу напылил. И механизм оказался вполне работающим. А мы с Вовчиком вместе шкатулку почистили, царапины зашлифовали, потом лаком покрыли. Мы, конечно, не каждый день работали, поэтому закончили только к сентябрю. А потом, как Вы понимаете, появились другие заботы.
В субботу после обеда я пришел к Вовчику и говорю:
