Je suis – la plaie et le couteau! Je suis – le soufflet et la joue! Je suis – les membres et la roue, Et la victime et le bourreau!
Ch. Baudelaire
Ах! без жизни проносится жизнь вся моя!.. Поглощаемый жизненной тиною, Я борюсь день и ночь, – сам себе я судья, И тюрьма, и палач с гильотиною! И ужасная мысль наяву и во сне Не дает мне покоя желанного: Вижу в поле широком уснувших бойцов После дела великого бранного. Неподвижно и тихо над ними стоит Ночь, ушедшая в даль беспредельную; Месяц в небе плывет… Дикий ужас разлил По лицу его бледность смертельную… С головами разбитыми, к небу лицом, Посиневшими, кровью облитыми, Безмятежно, как дети, лежат мертвецы, Все с глазами недвижно раскрытыми. Словно призрак немой, точно бледная тень, Обхожу я поляны ужасные И считаю, не знаю зачем, мертвецов И гляжу на их лица бесстрастные… О! всё милые лица… всё братья, друзья… О! Всё черты дорогие и близкие… Все отважно погибли, как следует пасть Тем, в ком жили не помыслы низкие, А одна неподкупная, светлая страсть И одно лишь желанье великое, Чтобы свету любви и свободы святой Уступило бесправие дикое! Точно бледная тень, точно призрак немой, Прохожу я поляны унылые… О, рыдай, моя песня! Всё братья, друзья, Всё черты дорогие и милые… Обезумев от горя, припасть я хочу С диким воплем на грудь их холодную, Чтоб поведать им лютую злобу мою, И любовь, и тоску безысходную, Громко, громко рыдать!.. Охладевшая грудь, Может быть, еще раз задрожала бы, И смягчили бы гнев беспощадной судьбы Мои громкие стоны и жалобы!.. И, склонившись, хочу я страдальцев обнять…
Вдруг… о ужас! Их лица бесстрастные Потемнели как ночь; на недвижных устах Зазмеились усмешки ужасные; И, объятому трепетом, чудится мне Тихий ропот, упреки суровые… «Где ты был, когда в битве с могучим врагом Нас глушили удары громовые? Отчего не лежит твой истерзанный труп Рядом с нами, погибшими братьями? Ты, как тать, как гиена, во мраке ночном К нам приходишь с своими объятьями… Что нам в злобе твоей, хоть и нет ей конца, Что тоска нам твоя безысходная? Песни скорбные громко умеешь ты петь, Но страшна тебе смерть благородная! Уходи, уходи! Нам противны, смешны Оправданья пустые, позорные: Где ты был, когда битва стонала кругом, Длились схватки безумно упорные?.. О, уйди же! Уйди – наших снов не тревожь!» И помчался я в даль беспредельную… Месяц сумрачный плыл – дикий ужас разлил По лицу его бледность смертельную. Руки горько ломая, я в небо глядел, Словно тотчас же, зову послушное, Усыпит оно скорбь мою – лютую скорбь. Но синело оно – равнодушное, Равнодушно взирая на правду, на ложь, И на всё, что под бурею клонится, И на всё, что ликует, царит и гнетет – Ни мольбой, ни проклятьем не тронется!.. Я бежал, словно гнался невидимый враг По пятам моим мертвой поляною; Брань и крики его, как наточенный нож,
