Петр Вяземский
Замечания на краткое обозрение русской литературы 1822-го года, напечатанное в № 5 Северного архива 1823-го года
Дороговизна Русских книг без сомнения убавится, по словам обозревателя, по мере, как продажа их более распространится; но забывать не должно, что доныне и самые средства в печатанию дороже у нас, чем в других землях. Книжная торговля не получит благонамеренного направления, пока будет в руках одних торговцев, пекущихся, без сомнения, гораздо более о собственных выгодах, чем о пользе общественной. Для достижения истинно-народной цели в печатании и продаже книг, необходимо на первый случай заведение общества типографического, составленного из литераторов и других ревностных друзей успехов просвещения. Польза общественная была бы первым побуждением и главною мерою трудов их благородных, а выручка умеренная – достаточным обеспечением капиталов, употребленных ими.
Разборы сочинений, вышедших в 1822 году и упомянутых в статье г. Булгарина, кажется, вообще слишком поверхностны и также, по мнению нашему, содержат довольно ошибочных предположений. Заметим главнейшие:
Если г. Булгарину трудно поверить, чтобы несколько легких и мелких прозаических сочинений (впрочем, на каких весах определяет он легкость и мелкость оных сочинений?), помещенных в Московских журналах, могли преобразовать язык до такой степени, на какой он находится в наше время; то почему же верит и удостоверяет он, что один Ломоносов по справедливости назваться может преобразователем языка? И Ломоносов написал не более, как два похвальный слова и слабое начертание Русской истории. Его Грамматика и Риторика, о коих упоминает обозреватель, не могут утвердить за ним чести преобразования: во-первых, потому, что ни грамматика, ни риторика никогда не могут преобразовать язык, а только установить его правила, так сказать собрать и обнародывать его законы; во-вторых, потому, что ни та, ни другая не остались у нас не только классическими, но даже и классными или училищными творениями. Признать Ломоносова преобразователем Русского стихосложения, дело другое. В нашем стихотворстве и поныне, более или менее, господствуют еще правила и формы, им введенные; но как назвать его преобразователем ныне существующего прозаического слога, когда никто не пишет по его образцу?
