Искренняя признательность моя и вам, милостивые государи, за благосклонное внимание, которым вы меня удостоили. Теперь позвольте мне объяснить вам, как я сознаю и понимаю это внимание.
К сожалению, литературные юбилеи совершаются у нас редко. Смерть перебегает им дорогу, и часто, еще далеко до цели, захватывает избранных, которых долгоденствие было бы народной радостью и обогащением народной славы. Особенное тому исключение, встреченное вами с лестным вниманием, пало на меня, на меня, который менее многих других заслуживал бы сей почести. Нынешнее собрание и радушное приветствие, которыми вы меня удостаиваете, служат доказательством, во-первых, моей живучести, за которую обязан я благодарить Провидение, дозволившее мне дожить до настоящего праздничного дня; во-вторых, доказательством вашей памяти, не сухой, строго подводящей всему итоги, но драгоценной памяти сочувствия и благоволения. За нее не умел бы я вполне и достаточно выразить мою глубочайшую благодарность. Тем более тронут я находчивостью вашей памяти, что я с своей стороны ничего не сделал, чтобы облегчить ее и указать ей путеводительные следы. Я даже не кончил тем, чем многие спешат начать, а именно, собранием и напечатанием полных своих произведений. И доныне еще не собраны грамоты моего авторского местничества, моя метрика, мой литературный послужной список – все у меня находится в большом беспорядке. Предстою пред вами без документов на лицо, без полновесных книг и книжек, получивших оседлость и право гражданства в библиотеках и книжных лавках. Сам почтеннейший президент академии, которого ученая, разнообразная и богатая память может заменить полнейшую энциклопедию и подробнейший каталог; сам управляющий публичною библиотекою, который привел наше народное книгохранилище в такой удовлетворительный и блестящий порядок – и они затруднились бы восстановить вполне и в хронологической последовательности родословное древо моего авторского достоинства, если и могла бы здесь речь идти о каком-нибудь достоинстве. Это древо, в течение многих пропущенных десятилетних давностей, разбросано по широкому полю отдельными ветками и листьями. Кто даст себе труд отыскать в делах давно минувших лет, под полувековою пылью забытых журналов и сборников, эти затерянные зародыши, попытки и материалы, из коих многие уже успели сделаться развалинами? Впрочем, такой подвиг, после оказываемого мне вами, мм. гг., снисхождения, мне и не нужен. Вы доверяете мне, так сказать, на-слово; вы, по собственному побуждению вашего просвещенного и дружелюбного сочувствия, мимо всех формальностей и законных видов, вы меня удостаиваете лучшего отличия. Высоко ценю эту честь, не обольстительно возвышая себя пред собою, но сердечно умиляясь пред высотою награды вашей. Вместе с тем понимаю и верное её значение. Здесь придется мне повторить себя: со стариками это часто бывает.