Петр Вяземский
Мое последнее слово
Что же касается до неведения, объявленного г-м редактором «Вестника Европы»[1], о препятствиях, встретившихся при печатании поэмы, г-на Пушкина; то долгом своим поставляю сказать следующее: призывая свидетельство г-на редактора, показал я, что он, как член Ценсурного московского комитета, должен был знать о переменах, требованных ценсурою в поэме, по которым принужден я был войти в переписку с автором, находящимся в Одессе, и о переменах в предисловии моем, которое я старался защищать.
1. И что же касается до замечания на стран. 197 ‹с. 164 наст. изд. – Ред.›, то оно вовсе недостойно редакторской важности!.. Поверит ли в самом деле литератор другому литератору, который, желая выдумать сказку, сколько можно более удовлетворительную для его тронутого авторского самолюбия, говорит, между прочими истинами, что он не читает такого-то (литературного) журнала, сказав тогда же, что имеет его?.. Поверит ли этому и самый обыкновенный читатель? Всякий тотчас увидит, что это, между прочими истинами (уже другого рода)… но оставим настоящее выражение, и заметим еще, что как бы способности издателя ни были ограничены, но легко может случиться, что в журнале к нему пришлется статья, заслуживающая внимания самого г-на Булгарина, который – скажу мимоходом – едва ли годится быть образцом моим, наприм. в русском языке, в искусстве слога и в издании журнала. Я имел светила в нашей словесности, озарявшие меня несколько более и лучше уличных фонарей…
