Петр Вяземский
Характеристические заметки и воспоминания о графе Ростопчине

Полная версия

Карамзин сказал:

 
Кто в мире и любви умеет жить с собою,
Тот радость и любовь во всех странах найдет.
 

Эти два стиха прозрачно вылились из чистой и безмятежной души. При всем уважении ко многим личным достоинствам Ростопчина, позволю себе сказать, что именно этого мира, этой любви в нем, вероятно, и не было. Правда и то, что жизнь одного не походит на жизнь другого. Карамзин вел жизнь философическую: Ростопчин боевую, и такую боевую, которая далеко оставляет за собою ратную жизнь на полях сражений. Нравственная борьба с людьми, событиями и тайными враждебными силами на поприще придворной жизни и государственной деятельности, тягостнее всякой физической и телесной борьбы. Это школа, в которой можно приобрести много мужества и опытности, но можно растратить в ней и много из своих внутренних сокровищ. Эта школа великая наставница, но не редко и великая возмутительница.

Сказать – ли? Вообще, мы недовольно проникнуты нравственною мудростью Ефрема Сирина: «даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего». Вся сила заключается в этих немногих словах: ею пресекается взаимная вражда, и зиждется мир в человецех благоволения. Пушкин, который стихами парафразировал эту молитву, говаривал, что она так и дышит монашеством. Мне кажется, что в ней есть общее человеческое чувство, общая жалоба человеческой немощи, призывающей свыше силу, которой она в себе не находит. Эта молитва, – сокращенный курс житейской нравственной мудрости, равно пригодный и для монаха, и для мирянина, для христианина и для язычника.

Между тем, этот Ростопчин-мизантроп, отыскивающий в людях пороки, как астроном отыскивает в солнце пятна, не был вовсе Ростопчин-нелюдим. Напротив, ему нужно, необходимо было сообщество людей, может быть, как хирургу-оператору нужна клиника. Впрочем, это предположение, вероятно, слишком изысканно и сурово. Скажем простее: уединение, отшельничество не могли ладить с натурою его; он любил быть действующим лицом на живой и светской сцене; ему, как актеру, отличающемуся великим дарованием и художеством, нужны были партер и ложи, занятые избранными и блестящими слушательницами. Особенно дорожил он последними. Уже кем-то было замечено, что люди, прошедшие чрез пыл общественной, государственной деятельности и чрез пыл и тревогу событий, особенно любят женское общество. Честолюбие не мешает быть волокитою и сердечкиным. Посмотрите на Потемкина. В письмах к одной из своих приятельниц, называет он ее: «моя улыбочка!» Сколько поэзии в этом сердечном и шуточном выражении, и как неожиданно оно под пером великолепного и честолюбивого князя Тавриды. Не знаю, был ли Ростопчин способен на такую поэзию; но по многим данным можно заключить, что и он не был равнодушен к женской улыбке.