Петр Успенский
Четвертый путь
Единственная возможность исправить положение – это если некоторое число слуг решат выбрать кого-то одного заместителем управляющего и таким образом передадут ему контроль над персоналом. Выбранный заместитель может сделать только одну вещь: он ставит каждого слугу на его настоящее место, и таким образом они начинают делать ту работу, для которой и предназначены. Когда это сделано, появляется возможность прийти настоящему управляющему, чтобы заменить заместителя управляющего и приготовить дом для хозяина. Мы не знаем, что значит «настоящий управляющий» или «хозяин», но мы можем принять, что дом, полный слуг, и возможность появления заместителя управляющего описывает существующую ситуацию. Эта аллегория помогает нам понять начало возможности создания постоянного «Я».
В целях самоизучения и работы по достижению единого «Я» мы должны понять процесс, посредством которого способны перейти от существующей множественности к единству. Это сложный процесс, имеющий различные стадии. Между нынешним состоянием множественности «Я» и одним управляющим «Я», которое мы хотим создать, есть определенные стадии развития, которые необходимо изучить. Но прежде всего мы должны понять, что в нас есть некоторые образования, без знания которых мы не сумеем понять, как мы в итоге переходим от сегодняшнего состояния к состоянию одного «Я», если это вообще для нас возможно.
Дело в том, что хотя громадное количество наших «Я» разобщены и даже не знают друг о друге, они разделены на определенные группы. Это не значит, что они разделены сознательно, – они разделены по обстоятельствам жизни. Эти группы «Я» проявляют себя как роли, которые человек играет в своей жизни. Каждый человек имеет некоторое количество ролей: одна соответствует одному ряду условий, другая – другому. Сам человек редко замечает эти различия. Например, он имеет одну роль на работе, другую дома, третью среди друзей, еще одну – если он интересуется спортом, и так далее. Эти роли легче наблюдать в других людях, чем в самом себе. Люди часто настолько различны в различных условиях, что эти роли становятся вполне очевидными и определенными, но иногда они лучше скрыты или даже играются только внутри, без каких-либо внешних проявлений. Все люди, знают они об этом или нет, желают они этого или нет, имеют определенные роли, которые они играют. Эта игра бессознательна. Если бы она была сознательной, то была бы совершенно иной, но человек никогда не замечает, как он переходит от одной роли к другой. Или, если человек замечает это, он убеждает себя, что делает это с определенной целью, что это сознательное действие. В действительности эта смена всегда управляется обстоятельствами, она не может управляться самим человеком, так как сам он еще не существует. Иногда есть явные противоречия между одной ролью и другой. В одной роли человек говорит одно, имеет некоторые определенные взгляды и убеждения, затем он переходит в другую роль и имеет абсолютно иные убеждения и говорит абсолютно другие вещи, не замечая этого или думая, что делает это намеренно.
Есть вполне определенные причины, которые не дают человеку видеть отличий между одной ролью, или маской, и другой. Причины эти – некоторые искусственные образования, которые называются буферами. Буфер – очень удачное название для таких приспособлений. Буфера между железнодорожными вагонами препятствуют столкновению, ослабляют удар. То же самое с буферами между различными ролями и различными группами «Я», то есть личностями. Люди могут жить с различными личностями и без их столкновения. Но если эти личности не имеют внешних проявлений, они все равно существуют внутри.
Очень полезно постараться понять, что такое буфера. Попытайтесь увидеть, как человек лжет самому себе с помощью буферов. Допустим, кто-то говорит: «Я никогда не спорю». Затем, если этот человек на самом деле твердо убежден, что он никогда не спорит, он может спорить сколько ему угодно и никогда не замечать этого. Это результат буфера. Если человек имеет определенное количество хороших буферов, то он вполне огражден от неприятных противоречий. Буфера полностью механичны. Буфер похож на деревянный предмет: он не приспосабливается, но играет свою роль очень хорошо – он не дает человеку видеть противоречия.
В. Как создаются роли?
О. Роли не создаются, они не сознательны. Это приспособление к обстоятельствам.
В. Трудно ли остановить проигрывание роли?
О. Это вопрос не остановки, это вопрос неотождествления.
В. Могут ли некоторые роли быть хорошими?
О. Мы говорим только о сознательности и механичности. Если роль механична, мы должны наблюдать ее и не отождествляться с ней. Самая трудная вещь – это играть себя сознательно. Мы начинаем сознательно, а затем обычно отождествляемся.
В. Вы сказали, что человек не может изменить ни одного из своих «Я», так как он настолько хорошо сбалансированная машина, что нарушение этого равновесия принесет вред.
О. Да, но я имел в виду тех, кто пытается измениться сам, в одиночку, без знания, без плана или системы. Но если вы работаете по плану, такому, как эта система, то это совсем другое. Вот почему вам советуют делать определенные вещи, которые не могут принести вреда. Эта система – результат опыта. Кроме того, для реальной остановки выражения отрицательных эмоций, остановки воображения и тому подобных вещей, поначалу может быть сделано очень мало. Это больше для самонаблюдения. Вы думаете, что если вы решите что-то сделать, то можете достичь этого, но это не так. Вещи и дальше происходят автоматически, механически, и вы этого не замечаете. Но если вы начнете им сопротивляться, тогда вы начнете их замечать. Поэтому это нужно больше для самонаблюдения, чем для каких-то результатов. Не так легко получить результаты.
В. Если мы хотим остановить воображение, не должны ли мы иметь некий пункт, на котором можно сфокусировать ум?
О. Всегда достаточно пунктов, на которых можно сфокусировать ум, вопрос в том, можем ли мы это сделать? У нас есть способность наблюдения, но мы не можем удерживать свой ум на том, на чем хотим. Ситуация такова: мы подходим к самоизучению с различных сторон. Если мы сделаем немного в одном месте, немного в другом и немного в третьем, все это в совокупности произведет некоторый эффект и позволит сделать что-то легче в четвертом месте. Мы не можем делать сначала одну вещь, а затем другую – необходимо начинать со всех сторон.
Что касается борьбы с воображением, то она предлагается именно как борьба: это не значит, что мы можем его остановить. Для остановки воображения необходима значительно бо́льшая энергия, нежели у нас есть, и поэтому мы способны только пытаться его остановить. Мы ничего не можем сделать, мы способны только пытаться что-то делать. Мы можем только начать что-то, и если мы начнем много вещей сразу, то получим некоторые результаты. С этой системой можно начать со многих сторон, и тогда появятся результаты.
В. Когда я пытаюсь себя вспоминать, я не могу думать о чем-то другом или делать что-то другое.
О. Да, это показывает, как это трудно. Поначалу, при первых попытках, которые вы делаете, чтобы себя осознать, вы должны использовать все свои умственные силы, так что ничего не остается в запасе. Но это не значит, что так будет всегда. Это не настоящее самовоспоминание, это только изучение того, как это делать. Позднее вы найдете, что сознание может существовать без мысли, что сознание есть нечто отличное от мысли. Вы применяете мысль только для того, чтобы дать толчок, а затем все начинает двигаться в этом направлении, и вы становитесь сознательным без мысли. Тогда вы сможете думать о чем угодно. Но поначалу вы, безусловно, должны использовать эту умственную энергию, ибо это единственная управляемая энергия, которая у вас есть (за исключением движений). Но вы не можете сделаться сознательными путем верчения колеса или бега, поэтому вы должны поначалу использовать мыслительную энергию. Это не значит, что вы должны будете это делать всегда – вы открываете дверь.
В. Почему эта система широко не известна и не популярна?
О. Она не может быть популярной по причине ее отрицательного характера. Мы изучаем путь не приобретения, но потери. Если бы можно было достичь чего-то сразу, эта система была бы популярной. Но обещать ничего нельзя. Трудно ожидать, что людям это понравится, потому что никому не нравится терять иллюзии. Люди хотят определенности, не понимая того, что возможно. Они сразу хотят знать, чего они могут достичь. Но поначалу они должны многое потерять. Идеи этой системы никогда не смогут стать популярными, если они не искажены, потому что люди не согласятся с тем, что они спят, что они машины, – люди, считающие себя важными, всегда будут противиться этой идее.
Система не хочет давать идеи людям, которым они не нужны. Если люди испытали другие методы и поняли их тщетность, они могут захотеть испытать эту систему. Эта система только для тех, кому она нужна. Необходимо понять положение человека, а также его возможности. Как я сказал, человек находится в тюрьме. Если он понимает, что он в тюрьме, он может захотеть бежать. Но он может бояться того, что если он убежит, то окажется в еще худшем положении, чем раньше, и поэтому может примириться со своим пребыванием в тюрьме. Если же он решает бежать, он должен понять, что необходимы два условия: он должен быть одним из нескольких людей, которые хотят бежать, потому что нужно рыть тоннель, а один человек этого не может, и, во-вторых, они должны иметь помощь тех, кто бежал раньше. То есть, во-первых, он должен понять, что он в тюрьме; во-вторых, он должен захотеть бежать; в-третьих, он должен иметь друзей, которые тоже хотят бежать; в-четвертых, он должен иметь помощь извне; в-пятых, он должен работать, чтобы прорыть тоннель. Никакое количество веры или молитвы не смогут прорыть для него тоннель. И он не знает, что его ждет, когда он выберется из тюрьмы. Есть много причин, по которым один человек не может бежать из тюрьмы. Но двадцать людей могут. Каждому из них выгодна работа остальных. Что выигрывает один, то выигрывают все двадцать.
В. Мы прогрессируем скорее в процессе устранения, нежели построения?
О. Есть два процесса. Поначалу идет процесс устранения – многие бесполезные механические функции должны быть устранены. И затем идет процесс построения.
В. Вы сказали, что целью должно быть достижение самосознания. Но эта цель кажется слишком большой для меня, так как я не знаю, что такое самосознание. Как я могу лучше понять идею цели?
О. Вы должны уметь правильно понять вопрос цели – не обязательно уметь ответить на него. В общем, цель одна, большая или маленькая. Пытаясь изучать себя, вы, наверное, пришли к некоторому пониманию и на основе этого понимания уже, вероятно, можете сформулировать свою цель. Поставим вопрос в такой форме: можем ли мы сказать, что нашей целью является свобода, что мы хотим быть свободными? И можем ли мы сказать, что сейчас мы не свободны? Этого достаточно для начала. Если мы начнем с этой формулировки, мы всегда сможем увидеть, где мы находимся: мы сможем увидеть, как далеки мы от свободы и в чем становимся более свободными. Эта идея отсутствия свободы должна каждым изучаться индивидуально. Другими словами, каждый должен уметь видеть, каким образом он не свободен. Недостаточно помнить слова «Я не свободен», необходимо знать это точно. Нужно понять, что в каждый момент своей жизни вы решаете делать одну вещь, а делаете другую, хотите идти в одно место, а идете в другое, и так далее. Опять-таки, это не следует понимать буквально, нужно найти свою собственную форму недостатка свободы, свойственную только вам самим. Когда каждый из вас это поймет, говорить об этом будет легко. Тогда каждый будет понимать, что он раб, и увидит, что же на самом деле господствует над ним и управляет им. Тогда проще будет понять, что цель – свобода. Но пока это остается теоретическим, это не служит никакой полезной цели. Только если мы осознаем это рабство индивидуально, в своей собственной жизни, через свой собственный практический опыт, это послужит нашему пониманию того, чего мы хотим.
Каждый из нас должен найти, в чем он не свободен. Человек хочет знать – и не может знать; либо у него нет времени, либо, возможно, нет подготовительного знания. Он хочет быть, он хочет себя помнить, он хочет «делать» определенным образом, но вещи происходят иначе, не так, как он хочет. Когда он поймет это, то увидит, что его цель – свобода, а чтобы быть свободным, нужно быть сознательным.
В. Но свобода возможна лишь для немногих, не для всего мира?
О. Вы можете думать только о себе. Вы не способны дать мне свободу, поэтому – что пользы думать обо мне? Но, возможно, вы сумеете помочь другому человеку найти нечто, что поможет ему стать свободным, но только когда вы сами уже что-то получите, когда сами станете более свободными.
В. Как может человек быть свободным? Человек столь слаб, и так много сил противостоит ему!
О. Он может быть более свободным, чем сейчас, – более свободным относительно своего теперешнего состояния. Взгляните на это с личной точки зрения, не философски, тогда вы увидите, что можно быть более свободным или менее свободным, потому что в вашей жизни есть различные моменты, в какие-то вы менее свободны, а в другие более. Когда вы спите ночью, вы менее свободны, чем днем, и если случится пожар, когда вы спите, вы погибнете, так как не сможете убежать. Поэтому днем вы более свободны. Нужно смотреть на все просто, не философски. Конечно, если мы начнем думать философски, что нет такой вещи, как свобода, тогда не останется ничего другого, кроме как умереть.
В. Возможно ли определить те влияния в жизни, которые разрушают нашу свободу сильнее всего прочего?
О. Влияния, которые увеличивают наше рабство, это наши иллюзии, и в особенности та иллюзия, что мы свободны. Мы воображаем, что свободны, и это делает нас рабами в десять раз больше. Это именно то главное влияние, с которым мы можем бороться. Есть много других влияний, с которыми необходимо бороться, но это начало, это самое первое – наши иллюзии о нашем положении, о нашей свободе. Поэтому прежде всего необходимо пожертвовать этой иллюзией свободы, которая, как мы думаем, у нас есть. Если мы попытаемся пожертвовать этой иллюзией, тогда, может быть, мы придем к возможности стать более свободными на самом деле.
В. Какое значение имеют обычные ценности, такие как храбрость, бескорыстие и жизнерадостность, с точки зрения системы?
О. Иногда они имеют очень большое значение, иногда вовсе никакого. Нельзя рассчитывать на какое-то постоянное значение этих ценностей, это обычные взгляды всегда придают словам какое-то постоянное значение, в то время как они не могут его иметь.
В. Говорит ли эта система что-либо об идее греха?
О. Грех, в общепринятом определении, это «все, что излишне», но мы должны немного изменить это определение. Грех – это всегда результат слабости. Если мне нужно куда-то пойти, и я обещаю там быть в двенадцать часов тридцать минут и знаю, что если пойду быстро, то буду на месте вовремя, но вместо этого останавливаюсь на пути взглянуть на витрины магазинов, это будет грехом против моего обещания. Относительно того, что вы намереваетесь сделать в данный момент, все нужно рассматривать с точки зрения цели или решения. Если у вас есть цель в связи с работой, тогда все, что вы делаете против вашей работы, есть грех. Но это не будет грехом, если у вас нет цели. Остановиться у витрины магазина – это не грех, но если вы должны быть где-то в определенное время и из-за остановки опоздаете, тогда это грех. Мы можем понять грех и преступление тогда, когда поймем их по отношению к работе. Тогда мы сможем иметь несколько более широкий взгляд и думать о людях, которые только входят в работу, а затем о тех, кто может прийти, и так далее. Необходимо подходить к этой проблеме, представляя ее в виде концентрических кругов, и начинать с людей, которые находятся в работе или считают себя таковыми. Тогда все, что они делают против своего собственного понимания работы, будет, несомненно, грехом, так как они обманывают себя. И все, что они делают против других людей в работе – путем прямых советов или примера, – это грех, так как их цель в том, чтобы помогать, а не мешать. Поэтому для начала можно понять грех только по отношению к работе, а затем, позднее, увидеть его вне работы.
В. Что вы имели в виду, когда сказали, что грех есть результат слабости?
О. Видите ли, в этой работе требования растут, многие вещи постепенно становятся все труднее. Человек принимает определенные решения, и одно из первых – это делать усилия, идти против обычного течения, которое состоит в том, чтобы избегать усилий и делать все как можно более легким способом. Если человек пытается работать, он решает идти против этой тенденции и делать все более трудным способом. Опять-таки, если это остается только умственным решением, если это не ведет к какому-либо действию, то это бессмыслица и, конечно, грех против самого себя.
В. Можете ли вы перейти от слова «грех» к слову «раскаяние»? Должно быть, раскаяние есть нечто совершенно отличное от обычного понятия о нем?
О. В этой работе плохое вычеркивает многое хорошее, но хорошее не вычеркивает плохого. Последнее может быть вычеркнуто только раскаянием. Это вовсе не значит, что человек делает что-то, а затем кается и говорит самому себе: «Я больше не буду этого делать», потому что на самом деле он будет. Если человек что-то сделал, то от этого остается след, так что легко повторить сделанное, и это создает инерцию. Иногда человек способен остановить эту инерцию раскаянием, что означает страдание.
В. Это раскаяние истинно настолько, насколько оно останавливает инерцию?
О. Раскаяние может быть истинным, но недостаточно сильным, чтобы остановить инерцию. Но, если оно останавливает ее, тогда это настоящее «раскаяние». Искреннее раскаяние – большая сила в этой работе. Наши привычки всегда заставляют нас делать вещи, которые идут против работы. Они не обязательно принимают одну и ту же форму, что делает их трудноуловимыми. Я могу делать что-то в одной форме, а затем продолжать это по-иному, но в том же направлении. Но если я раскаиваюсь как нужно и в нужный момент, то я могу остановить эту тенденцию.
В. Тогда настоящее раскаяние с необходимостью означает изменение бытия?
О. Я не стал бы называть это изменением бытия, но просто остановкой тенденции.
В. Неужели нет способа, которым можно было бы помочь человечеству?
О. Мы всегда начинаем с идеи о том, что требуется исправление. Но предположим, кто-то получил власть и начал исправлять все подряд. Он настолько способен все испортить, что какая-то высшая сила должна будет вмешаться, чтобы исправить все еще раз, а это может означать разрушение Земли. Это объясняет другую вещь – трудность приобретения того, что мы можем назвать высшими силами. Это как если бы некий сознательный разум не позволял человеку приобрести высшие силы, потому что он немедленно захотел бы злоупотребить ими. Как будто мы могли бы получить эти силы только тогда, когда эти высшие умы или сознательные существа уверены, что мы не будем вмешиваться. Но нет никакого сознательного наблюдателя – есть законы, и они находятся в нас самих. Они – род автоматических тормозов, которые предотвращают наше вмешательство.
В. Какой смысл иметь эти силы, если нельзя ими воспользоваться?
О. По-видимому, в данный момент силы в мире должны довести борьбу до конца между самими собой, и высшие силы не хотят вмешиваться, очевидно, по какой-то определенной причине. Если положительная сторона – та, что противостоит хаосу, – достаточно сильна, то она победит. Если она слаба, она должна быть разрушена, а затем, возможно, появится что-то новое. Есть много намеков на эту идею в Библии – или, может быть, это только аллегории. Все это показывает, что борьба на каком-то уровне должна быть доведена до конца, – поэтому вмешательства быть не может.
В. Вы сказали, что человек не имеет воли. Тогда как вы называете то, когда человек делает весьма реальное усилие преодолеть привычку или не делать того, что ему хотелось бы сделать?
О. Это либо притяжение к чему-нибудь, либо отталкивание. Либо он боится чего-то или ему не нравится что-то, и это создает отталкивание, либо ему кто-то сказал, что он может что-то получить, и это создает притяжение. Это не в нем, это в вещах. Вещи либо притягивают, либо отталкивают его, но он называет это своей волей.
В. Значит, вы считаете, что она ничего не стоит?
О. Она механична и не имеет никакой ценности. Она может иметь объективную ценность в том смысле, что можно получить от нее нечто в материальном смысле. Но это не то усилие, о котором я говорю. Усилие начинается только с одной вещи – с усилия пробудиться.
В. Может ли человек развить сознание собственными усилиями?
О. Нет, он не может сделать это одними своими усилиями. Прежде всего, он должен иметь некоторое знание и некоторое объяснение методов, и есть много других трудностей помимо этого. Человек – это машина; машина, которая работает под внешними влияниями. Машина человека № 1, 2 и 3 не знает себя, но когда человек начинает себя узнавать, он становится уже другой машиной, – так начинается развитие. Но человек не способен получить необходимое знание сам по себе.
В. Вы говорите, что самонаблюдение есть путь к самосознанию – значит ли это, что мы должны наблюдать себя одновременно с переживанием некоторого опыта?
О. Настолько, насколько у вас это получается. Поначалу это может быть трудно, но очень скоро вы обнаружите, что это реально. Когда вы поймете, что способны думать одной частью своего ума и наблюдать другой, тогда не будет сложности или путаницы.
В. Будет ли первым шагом попытка полностью осознать, что мы вообще ничего не знаем?
О. Очень полезно, если вы сумеете, но мы этого не можем – мы слишком уверены во многих вещах.
В. Может ли это быть одной из наших целей?
О. Мы вольны ставить это своей целью сколько угодно, но мы никогда не сможем достичь этого обычным путем. Если мы узнаем новые вещи о самих себе, вещи, которых мы не знали раньше, тогда мы сможем сравнить то, что знали раньше, с тем, что узнали теперь. Без сравнения мы ничего не сумеем достичь.
* * *
В прошлый раз я объяснил деление человека на семь категорий. Это деление, связанное с идеей возможной эволюции человека, дает очень хороший метод для понимания различий или делений многих вещей. Например, для начала возьмем проявления человека в различных областях деятельности – в религии, науке, искусстве и так далее – и попытаемся взглянуть на них с точки зрения этого деления на семь категорий. Вы сразу увидите, что если есть семь категорий человека, то должно быть, соответственно, и семь категорий всего, что ему принадлежит. Мы не знаем о человеке № 5, 6 и 7, но мы знаем разницу между человеком № 1, 2 и 3, и поэтому мы легко можем понять, что религия человека № 1, какой бы она ни была, будет примитивной религией, упрощенной во всех смыслах. Боги просты, добродетели просты, грехи просты – все просто, так как человек № 1 не любит много думать. Сентиментальная, эмоциональная религия, полная иллюзий и воображения, будет религией человека № 2. А религия, составленная из теорий, слов и определений, будет религией человека № 3. Это те виды религии, которые мы знаем, хотя, если существуют люди более высоких уровней, должны быть также религия человека № 5, религия человека № 6 и религия человека № 7.
То же и с искусством – есть искусство № 1, искусство № 2 и искусство № 3, и кроме этого мы ничего не знаем. Но существуют некоторые произведения искусства, оставшиеся от очень старых времен, которые, очевидно, принадлежат людям более высокого сознания. Если мы встретимся с такими произведениями искусства, то увидим, что не понимаем их, они лежат за пределами нашего уровня. С этой точки зрения все обычное искусство, искусство человека № 1, 2 и 3, названо субъективным, так как основано исключительно на субъективном понимании и ощущении.
В науке понять эту разницу еще легче. Конечно, наука человека № 1, 2 и 3 – это все, что мы знаем. Она использует обычное состояние сознания и обычные функции как инструмент для получения определенных результатов. Наука человека № 4 начинается с улучшения инструментов. Если вы работаете в той или иной области науки, у вас есть определенный инструмент для этой работы, и вы получаете определенные результаты. Но допустим, вы можете иметь лучший инструмент – и вы немедленно получите лучшие результаты. Поэтому наука человека № 4 связана с улучшением инструмента познания, с улучшением функций и состояния сознания.
В. Не могли бы вы больше сказать о том, что значит человек № 1, 2 и 3?
О. Это относится к центру тяжести в моменты важных решений. Человек № 3 будет действовать, исходя из теории, человек № 2 – на основе эмоциональных симпатий и антипатий, человек № 1 – на основе физических симпатий и антипатий.
В. Чтобы понимать примеры сознательного искусства, нужно иметь знание, которого обычный человек не имеет?
О. Не только знание, но знание и бытие. Есть две стороны нас, которые должны быть развиты.
Говоря о знании и бытии, необходимо начать с самого начала. Попытайтесь подумать о том, как вы понимаете это сами, какое у вас было отношение к этим двум идеям до того, как вы встретились с этой системой. Все мы находимся в одинаковом положении. Мы хотим знания, но не понимаем, что в нас самих есть препятствия, которые мешают нам приобрести это знание.
Я начну с самого себя. До того, как я встретил эту систему, я много читал и экспериментировал. В результате экспериментов я получал интересные состояния, понял несколько законов, и я, естественно, хотел продолжения этих состояний. Но я увидел, что для этого необходимо иметь больше знания. Затем я встретился с этой системой. В ней особенное ударение делается на бытии. Согласно этой системе, никакое большее знание невозможно, пока не изменится бытие.
Вскоре после того, как мы услышали о знании и бытии, наши группы разделились на два лагеря. Первый думал, что весь вопрос был в изменении бытия, что с изменением бытия мы сможем больше извлечь из того знания, которое уже имеем. Второй лагерь (к которому, как мне кажется, принадлежал я один) говорил, что даже в нашем теперешнем состоянии бытия мы можем получить значительно больше знания, чем имеем, что мы не насыщены знанием настолько, что не можем впитать больше.
Позже я понял, что необходимо и то, и другое. Возьмем для примера двух людей: один знает четыре правила арифметики, а другой не знает. Естественно, что первый будет в лучшем положении, хотя их уровень бытия одинаков. Чем лучше человек разбирается в математике, тем лучше его положение в определенной профессии. То есть знание может увеличиваться даже при одном и том же бытии. И он может знать больше не только в математике, он может знать много других вещей, иметь больше психологического знания.
С другой стороны, вы заметите, что вы даете знание двоим людям (я говорю о психологическом знании), и один получает это знание, тогда как другой не может. Очевидно, его бытие не подготовлено. То есть в этом отношении люди не в одинаковом положении.
Отношение знания и бытия – это очень большой вопрос. Я хочу, чтобы вы подумали о нем в связи с тем, что я только что сказал. Попытайтесь найти свои собственные примеры. Знание может вести очень далеко. Вопрос в том, может ли человек его воспринять? Может ли его усвоить? Один вид знания мы способны получить, другой – нет, поэтому мы не можем говорить о знании в общем. Например, возьмем психологическое знание: такие, как мы есть теперь, мы способны узнать очень многое, и ряд вещей может стать гораздо яснее. Но в каждый момент знание человека зависит от его бытия. Это именно то, чего мы не понимаем. Человек может получить столько знания, сколько позволяет его бытие, иначе его знание будет просто словами. Если знание дается нескольким людям, один из них получает его, а другие не получают. Почему? Очевидно потому, что их бытие различно.
В. Я не вполне ясно понимаю, что такое «бытие».
О. Это вы сами, то, чем вы являетесь. Чем лучше вы себя знаете, тем больше вы знаете свое бытие. Если вы никогда не испытывали собственное бытие, то бытие всех людей будет для вас одинаковым. Если вы спросите человека, который никогда не слышал о самовоспоминании, может ли он себя помнить, он ответит, что может. Это одно бытие. Другой знает, что не помнит себя, – это другое бытие. Третий начинает себя вспоминать – это третье бытие. Это то, как нужно подходить к этому вопросу.
Мы понимаем различие между предметами, но в обычном мышлении не понимаем различия в бытии. Что мы узнаем в этой системе? Первое – что мы не едины, что у нас много «Я», что нет центрального управляющего «Я». Это состояние нашего бытия. Результатом является механичность – мы машины. Если мы сможем быть менее механичными, менее разделенными в самих себе, если сможем в большей степени себя контролировать, это будет означать, что наше бытие изменилось.
Когда я встретил эту систему, она показала мне, что необходимо изменение бытия, так как мы не то, что о себе думаем. Если бы мы были тем, что о себе думаем, – если бы мы имели сознание, волю, если бы могли «делать», тогда необходимо было бы только знание. Но все мы думаем о себе нечто отличное от того, что мы есть на самом деле. И именно эта разница между тем, что мы есть, и тем, что мы о себе думаем, показывает, чего недостает в нашем бытии. Таким образом, необходимы две вещи: изменение знания и изменение бытия.
В. Но мы постоянно меняемся!
О. Нет, мы все время в одной комнате, бегаем из одного угла в другой, не меняясь. В одном углу мы думаем, что мы нечто одно, в другом – что мы нечто другое. Мы не можем измениться именно потому, что ходим из одного угла в другой. То, что кажется изменением, – это изменение через подражание, изменение условий, симпатий и антипатий.
Это состояние сознания, в котором мы теперь находимся, всегда движется вверх и вниз. «Вниз» означает, что мы находимся ближе ко сну, «вверх» означает, что находимся ближе к возможности пробуждения. Мы никогда не находимся точно в одном и том же состоянии, но эти небольшие изменения означают только отметки времени на одном и том же месте.
Таким образом, вы видите, что эволюция человека вполне возможна, но она возможна только путем изменения знания и изменения бытия, а изменение бытия означает достижения сознания. Она не может прийти сама по себе, этого не может «случиться».
