bannerbannerbanner
Кочевые народы степей и Киевская Русь

Петр Толочко
Кочевые народы степей и Киевская Русь

Полная версия

СЛАВЯНСКАЯ БИБЛИОТЕКА


BIBLIOTHECA SLAVICA

Введение

 
Для вас – веха, для нас – единый нас.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас —
монголов и Европы.
 
А. Блок

Приведенный в качестве эпиграфа прекрасный поэтический образ Александра Блока как бы продолжил мысль Александра Пушкина о том, что образующееся европейское просвещение было спасено от монгольских варваров растерзанной Русью.

Несмотря на попытки ряда историков изменить это хрестоматийное представление о характере нашествия монголо-татар на Русь и даже переложить вину за их кровавые походы на самих же русских, как это делал Л. Н. Гумилев, реальная жизнь, отраженная в письменных и археологических источниках, подтверждает правоту гениальных русских поэтов. Более того, сказанное ими справедливо и по отношению к предшествующим периодам взаимоотношений славян и Руси с кочевым миром степей. Со времен Великого переселения народов по XIII в. восточные славяне вынуждены были вести изнурительную борьбу с гуннами, аварами, хазарами, болгарами, утрами, печенегами, торками, половцами, монголо-татарами.

Объективно, славяне и Русь действительно заслонили собой европейские народы от опустошительных вторжений кочевников. Осознавала ли это просвещенная Европа? Несомненно. Примером этому может служить, в частности, утверждение византийского историка Никиты Хониата о том, что христианский русский народ спас от нашествия половцев Византию.

Пушкину, а вслед за ним и многим историкам, казалось, что Европа не оценила по достоинству этот великий подвиг Руси. Возможно, это и так. Однако предъявлять ей счет за это, как, впрочем, и кочевникам за их нашествия, мы вряд ли вправе. История была такой, какой ей предопределено было быть, и историки должны не судить, а лишь объективно представить ее ход, объяснить, по возможности, причинно-следственные ее связи.

Длительное противостояние кочевых народов степей и оседлых славянорусов было исторически и географически обусловлено и не зависело от злой либо доброй воли его участников. Периодические выходы огромных масс кочевников из Азии в степи Восточной Европы обусловливались объективными факторами, главными из которых были: давление избытка населения на производительные силы, а также природные катаклизмы. Палеоклиматологами установлена определенная цикличность теплых и засушливых, а также прохладных и влажных периодов в прикаспийско-причерноморских степях. Аналогичные процессы происходили и в азиатских степных регионах. К счастью для кочевых народов, климатические ритмы в различных регионах не совпадали. Эти же факторы во многом объясняют и поведенческие стереотипы степного населения по отношению к оседлому. Особенно агрессивными становились кочевники в засушливые периоды, когда от знойного солнца выгорали травы, пересыхали небольшие степные реки и озера. В такие периоды степь не могла прокормить своих насельников, и они устремлялись в лесостепные районы, занятые земледельцами. Столкновения, часто кровавые, становились неизбежностью.

Эти события достаточно полно отражены в русских летописях, а также в хрониках других стран. В ряде исследований, посвященных трудным взаимоотношениям кочевников и Руси, идея принципиального их противостояния объявлена искусственной и надуманной, идущей от Русской православной церкви[1]. Эта мысль, впервые сформулированная В. А. Пархоменко, была поддержана и развита в наше время Л. Н. Гумилевым. Он полагал, что «куманофобия» родилась под пером русских церковных книжников уже в XII в., причем была, на его взгляд, позаимствована ими у католической церкви[2]. Искусственно усложненной считал Л, Н. Гумилев и ситуацию с монголо-татарским нашествием. По мнению Гумилева, масштабы катастрофы Руси сильно преувеличены летописцами и последующими историками, а, кроме того, монголы искренне хотели мира с русскими, но после предательского убийства их послов в 1223 г. и неспровоцированного нападения на Калке мир стал невозможен. Завоевание Руси, однако, не состоялось, поскольку оно якобы и не замышлялось. Правда, русские называли монгольского хана царем и платили в Орду ежегодный «выход», но зато были избавлены от вмешательства ханов во внутренние дела[3].

Как же тогда квалифицировать выдачу ханами ярлыков русским князьям на владение русскими же землями? Как оценить жестокое истребление непокорных князей и бояр, периодические кровопускания на Руси, требования разрушить до основания русские города-крепости? Это разве не вмешательство во внутренние дела русских княжеств?

Можно было бы отнести исследовательскую экстравагантность Л, К Гумилева на счет его неприятия господствовавшей официальной оценки роли кочевников в истории Руси, Но такой, по сути, никогда и не было, Если С. М. Соловьеву, В, О. Ключевскому, Н, И, Костомарову казалось, что «борьба со степным кочевником, половчином, злым татарином, длившаяся с VIII почти до конца XVIII в, – самое тяжелое историческое воспоминание русского народа[4], то П. В. Голубовский, В. Г. Ляскоронский, М. С. Грушевский отмечали и положительные моменты в истории русско-кочевнических отношений. Аналогичная ситуация имела место и в советской историографии. Наряду с утверждениями об извечной борьбе «леса и степи» и ее негативной роли для жизни славян и Руси, содержавшимися в трудах А. Н, Насонова, В. Т. Пашуто, Б. А. Рыбакова, Г. Г. Литаврина и других историков, высказывались также мысли и о конструктивном начале русско-кочевнических контактов. Кроме В, А. Пархоменко своеобразной «простепной» ориентации придерживались М. Н. Покровский, А, Ю. Якубовский, С. В. Юшков. Справедливости ради следует отметить, что в большей мере эти оценки относятся к печенегам и половцам. «Представлять себе половцев в виде некой темной азиатской силы, тяжелой тучей висевшей над представительницей европейской цивилизации – Киевской Русью, – писал М. Н. Покровский, – у нас не будет ни малейшего основания»[5]. Б. Д. Греков рассматривал печенегов не только как внешнюю силу, но и как внутреннюю. Много их осело на территории Киевского государства и растворилось в русской массе[6].

Выводы П. В. Голубовского, Б. Д, Грекова, А, Ю, Якубовского об определенной этнической интеграции кочевников и русских, особенно в зонах их постоянного взаимодействия, нашли дальнейшее развитие в трудах Л. Н. Гумилева. Справедливо предположив, что «переход трех пассионарных групп, выделившихся из трех степных народов: кангалов (печенеги), гузов (торки) и куманов при столкновении с Киевским каганатом создал ситуацию этнического контакта»[7], он затем довел эту мысль до абсурда. «Ситуацию этнического контакта» Л. Н, Гумилев возвел в ранг «единой этно-социальной системы», или «симбноза», причем распространил этот вывод не только на печенегов, торков и половцев, но также и монголо-татар[8].

 

Одним из главных аргументов этого явился авторский тезис «экономико-географического единства региона, в котором сочетались зональные и азональные ландшафты» и определялась «необходимость создания целостной хозяйственной системы, где части не противостоят друг другу, а дополняют одна другую»[9]. Приходится признать, что и эта мысль, не лишенная рационального зерна, слишком абсолютизирована. Безусловно, региональный взаимообмен имел место, Но в течение всего Средневековья южнорусские степи представляли собой отдельную не только естественно-географическую, но и этнополитическую систему, которая хотя и взаимодействовала с лесостепной земледельческой, но никогда не составляла с ней единого хозяйственного целого.

В историографии XX в. постепенное ослабление Киевской Руси нередко связывалось с длительным кочевническим давлением, в том числе и половецким, Н И. Костомаров полагал, что свою отрицательную роль в этом сыграли и оседавшие на землю печенего-торческие племена. «По мере того как Южная Русь наполнялась инородными этническими группами, “южнорусы” были вынуждены переселяться в другие районы Руси и тем самым, вероятно, ослабляли свой элемент в отечестве»[10],

С появлением широкой базы археологических источников тезис о запустении Среднего Поднепровья уже в XII в. потерял свою убедительность, Археология не только не подтвердила его, но и показала, что Южная Русь оставалась вплоть до монголо-татарского нашествия одной из наиболее экономически развитых русских земель. Колонизационное освоение Волго-Окского междуречья осуществлялось за счет избыточного населения древней Русской земли и не могло иметь для нее отрицательных последствий.

Ситуация изменилась коренным образом во времена монголо-татарского завоевания Руси, от которого наиболее пострадала Южная Русь. Разумеется, тотального опустошения и обезлюдения края, как казалось М. П. Погодину и его последователям, не произошло, но урон, понесенный им, был во многом не восполним. И речь здесь не только об огромных материальных и людских потерях, которые при определенных обстоятельствах сравнительно легко восстанавливаются, но прежде всего – о духовно-интеллектуальных. Подвергнув террору княжеско-боярские и высшие церковные круги русского общества и фактически уничтожив их, монголы, по существу, обезглавили народ.

Л. Н. Гумилев объяснил причины бедствий, перенесенных Русью в XII дыханием биосферы. Монгольский этнос, согласно Гумилеву, пребывал в это время на подъеме, тогда как русская этническая система вошла в стадию старения[11]. Возможно, это и так. Но ведь нельзя же обвинять жертву только за то, что она оказалась слабее разбойника и не смогла защитить себя.

Безусловно, славяне и Русь не только воевали с кочевниками. Были годы, и даже десятилетия, мирных взаимоотношений, в продолжение которых торговые люди обменивались товарами, заключались династические браки, происходило оседание кочевников на землях Руси и их интеграция в славяно-русский этнос. Заимствовались также и культурные достижения двух противостоявших миров. Многое из этого имело место также и в эпоху монголо-татарского порабощения Руси, И все же, если суммировать приобретения и потери от тысячелетнего взаимодействия славян и Руси со своими степными соседями, окажется, что потери были неизмеримо большими. По существу, именно кочевники в значительной мере изменили этнокультурную систему восточнославянских народов, надолго изолировав их от европейского мира.

Глава 1
Авары, болгары, венгры, восточные славяне


В предложенном заглавии названы главные действующие лица исторических событий V–IX вв., происходивших в украинских степных и лесостепных регионах. В этот период продолжалось Великое переселение народов с востока на запад. Через территорию современной Украины в Карпато-Дунайский регион прошли авары, болгары и венгры. Активными участниками процессов переселения на новые земли в эти века были также славяне.

Византийские источники называют большой союз антов – как часть восточных славян, которые, согласно Иордану, жили между Днестром и Днепром. «Анты же – сильнейшее из обоих [племен] – распространяются от Данастра до Данапра, там, где Понтийское море образует излучину»[12]. Прокопий Кесарийский размещал неисчислимые племена антов на север от народов, обитавших в Северном Причерноморье и Приазовье.

Из информации византийских историков Прокопия и Маврикия явствует, что анты – оседлый народ, занимавшийся хлебопашеством и скотоводством, нередко подвергавшийся опустошительным набегам кочевников. По своему общественному устройству анты соответствовали стадии военной демократии, при которой ведущая роль в обществе принадлежала народному собранию, а также вождям и старейшинам. При описании борьбы славян с аварами в середине VI в. византийский историк Менандр упоминает антских властителей во главе с Мезамиром. Последний принадлежал к знатному роду и пользовался большим авторитетом среди антов.

Анты, судя по известиям «Стратегикона», приписываемого императору Маврикию, были умелыми воинами, легко переносившими трудности военного быта.

Исследования археологов последних лет позволили отождествить с антами так называемую Пеньковскую археологическую культуру. Она охватывает значительную территорию лесостепного пограничья от Северского Донца на востоке до Нижнего Подунавья на западе. Весь облик материальной культуры подтверждает сообщения византийских авторов о земледельческо-скотоводческом укладе жизни антов.



На территории распространения Пеньковских древностей обнаружено большое число кладов третьей четверти I тыс. н. э., близких между собой по вещевому комплексу. В свое время А. А. Спицин определил их как «древности антов»[13]. В дальнейшем исследователи больше склонялись к мысли о связи этих кладов с кочевниками. Широкомасштабные археологические исследования этой культуры, осуществленные Д. Т. Березовцом, П. И. Хавлюком, О. М. Приходнюком и другими археологами, позволили убедиться в корректности этнического определения владельцев этих кладов, данного А. А. Спициным. Оказалось, что некоторые из кладов (в селе Вильховчик) были найдены в типичных Пеньковских лепных горшках или на Пеньковских поселениях.



Сказанное, разумеется, не означает, что все вещи этих кладов имеют антское происхождение. Многие из них, как, например, пальчатые фибулы, браслеты с утолщенными концами, поясные наборы пластин, имели широкое евроазиатское распространение.

Хронология кладов мартыновского типа, определенная в рамках середины VI–VII вв., совпадает с заключительной фазой существования пеньковской культуры. Есть все основания связывать гибель последней с аварским вторжением в южнорусские степи.

Будучи этнически родственны гуннам, авары с средины VI в. приняли активное участие в событиях на юго-востоке Европы. В 557–558 гг. они вышли к границам Византийской империи. По пути на Дунай авары покорили болгарские племена утигу-ров и кутригуров, а затем и антов.

Как сообщает Менандр, авары вторглись в земли антов и принялись их опустошать. Антские властители оказались в тяжелом положении. Они направили к аварам посольство во главе со знатным вождем Мезамиром.



Однако, не считаясь с традиционной посольской неприкосновенностью, уважавшейся во все времена, авары убили Мезамира, полагая, что славянский вождь не оказал им должного уважения. После этого они с еще большим ожесточением продолжали грабить славянские селения, угонять в рабство жителей. Свидетелями пребывания аваров на территории Украины является, по-видимому, группа погребений, раскопанная у сел Виноградное Запорожской области, Костогрызово, Сивашовка, Сивашское Херсонской области, Портовое в Крыму. Они совершены по обряду трупоположения либо в широкой яме с конем на уступе, либо в узкой яме овальной формы с заплечниками и останками коня на деревянном перекрытии. Инвентарь погребений сравнительно богатый – поясные наборы, колчаны, удила, палаши.

В 60-е годы VI ст., покорив местные славянские племена, авары на землях бывшей римской провинции Паннонии создали свое государство во главе с каганом Бонном. Оно просуществовало до 30-х годов VII ст., пребывая в постоянной борьбе с Византией и славянами.



Как свидетельствует византийский историк VII в. Феофилакт Симокатта, в 602 г. аварский каган послал большое войско во главе с Апсихом, которое должно было «уничтожить племя антов». Вероятно, именно после этого удара анты уже не смогли восстановить былое могущество своего союза. Характерно, что с этого времени анты уже не упоминаются в византийских источниках.

После разгрома антов авары покорили и дулебов. Память об этом сохранили письменные источники. Согласно сообщению франкского хрониста VII в. Фредегера, авары каждый год шли к славянам, чтобы зимовать у них, там они брали женщин и детей славян, вынуждали их к изнурительному труду.

В завершение насилия славяне обязаны были платить аварам дань[14]. Подтверждает эти сведения также и русская летопись. «Въ си же времяна быша и обры (славянское название аваров. – П. Т), иже ходиша на Ираклия царя и мало его не яша. Си же обры воеваху на словѣнѣх, и примучиша дулѣбы, сущая словѣны. и насилье творяху женамъ, дулѣбскимъ: аше поѣхати будяще обърину, не ладяше въпрячи коня ни вола, но веляше въпрячи 3 ли. 4 ли. 5 ли женъ в тѣлегу и повести обърѣна, и тако мучаху дулѣбы»[15].

В продолжении этой статьи сообщается, что обры были «тѣломъ велици и умомъ горди», но за свои грехи понесли Божью кару и «помроша вси, и не остася ни единъ объринь»[16].

 

Исследователи полагают, что текст «Повести временных лет» о вымирании аваров первоначально появился в среде паннонских дулебов. Затем, под влиянием одного из писем константинопольского патриарха Николая Мыстыкоса к болгарскому царю Симеону текст изменился и уже в такой форме сохранился в русской летописи. Сведения об аваро-славяноком противостоянии сохранили также иностранные источники. Так, Менандр Протектор писал, что авары «начали разорять земли антов, не переставая грабить и порабощать жителей»[17].



Покорив часть славянских племен, авары привлекли их к своим завоевательским походам на Византию. Около 626 г. в союзе со славянами они осадили Константинополь. Славяне подступили к городу на ладьях, но византийцам удалось уничтожить их флотилию. Потерпели поражение в этом бою и авары.

К сожалению, археологических следов прохождения аваров через восточнославянские земли сохранилось немного. Разве только в городище Зимно (неподалеку от Владимира-Волынского) содержатся в археологическом комплексе отдельные аварские вещи. Можно с уверенностью утверждать, что славяне позаимствовали от аваров организацию конного войска и элементы снаряжения всадника. Особое распространение в славянской среде VIII в, как и по всей Европе, получили аварские стремена. То же самое, вероятно, можно сказать и о металлических украшениях поясов, которые имели широкое употребление как среди аварских мужчин, так и среди женщин.

Археологические находки дают основания утверждать, что авары носили одежды, шитые из полотна и шкур. Это были удобные для верховой езды кафтаны, штаны и сапоги. Украшения из бронзы, серебра и золота имели геометрический или звериный орнамент.

Аварское конное войско имело совершенное по тем временам вооружение и снаряжение – слабоизогнутые сабли, луки со стрелами, тяжелые копья, ножи, деревянные седла, украшенные костяными резными пластинами, стремена. Конница аваров была очень быстрой и маневренной, что делало ее неуязвимой для противника.

По укладу жизни авары – типичные кочевники-скотоводы. Они разводили коней, коров, мелкий рогатый скот. Умерших хоронили по обряду телоположения, сопровождая покойников богатым инвентарем. Нередко аварских воинов хоронили вместе с конем.

Этнический состав Аварского каганата был пестрым. Исследователи полагают, что кроме собственно аваров, которых насчитывалось около 100 тысяч, в нем проживали покоренные славяне-анты, болгарские племена утигуров и кутригуров. Антропологический материал их могильников содержит серии черепов – как монголоидных, так и европеоидных.



Как свидетельствует Феофилакт Симокатта, аварское войско состояло не только из собственно авар, но также и славян. Когда в 601 г. византийцы разгромили на реке Тиссе аварское ополчение, среди плененных только пятая часть была аварами, половина – славянами, остальные – разные другие варвары[18].

Полководец Тиверии при заключении мирного договора с аварами предпочитал получить в качестве заложников детей не аварского кагана, но «скифских[19] (то есть славянских) князей. Последнее свидетельство указывает, по-видимому, на то, что славяне были федератами аваров, что, впрочем, не мешало последним жестоко угнетать своих славянских союзников.

Последнее упоминание аваров в письменных источниках относится к 822 г. К этому времени, потерпев сокрушительное поражение от Карла Великого, они окончательно сходят со сцены истории.

Еще одним кочевым народом, судьба которого в VII–VIII вв. тесно переплелась со славянами, были болгары. Вот что об этом пишет «Повесть временных лет»: «Когда же славяне, как мы уже говорили, жили на Дунае, пришли от скифов, то есть от хазар, так называемые болгары, и сели по Дунаю, и были насильники славянам»[20]. Из цитированного отрывка явствует, что летописец представлял себе болгар как часть хазарского сообщества, покинувшего прежние места обитания и ушедшего на Дунай. Вероятно, по пути на новую родину болгары сталкивались со славянами, грабили их, как и другие кочевые народы. Память об этом, как явствует из цитированного текста, сохранялась на Руси еще и в XI в.



До своего ухода на новые земли болгары занимали значительные территории Нижнего Подонья и Приазовья, Северного Кавказа и Крыма, где проживали совместно с хазарами и аланами. Общей была и их культура, известная в археологии как салтово-маяцкая. Исследователи этих древностей – В. А. Бабенко, В. А. Городцов, Д. Т. Березовец, С. А. Плетнева, В. А. Михеев, К. И. Красильников и другие выявили различные типы памятников: открытые поселения, городища, катакомбные и ямные могильники, следы кочевий, города.



Городища – остатки некогда значительных укрепленных центров – находятся преимущественно в лесостепенных районах Подонья, Северского Донца, Оскола. Все они размещены на высоких плато береговых террас и сохранили до наших дней остатки невысоких валов, иногда каменных стен, а также рвов с внешней стороны. Размеры их укрепленных частей достигают 15–20 га.



Хорошо исследованное Верхнесалтовское городище (неподалеку от Харькова) имело в древности мощную цитадель с каменными стенами толщиной до 4 м и высотой 10–12 м, а также башнями, прямоугольными в плане, размерами 6 x 3 м. Другая часть поселения была укреплена земляными валами. Многолетние раскопки верхнесалтовского археологического комплекса (кроме городища здесь исследуется также катакомбный могильник) показали, что мы имеем дело с остатками большого города VIII–X вв… раскинувшегося на площади 120 га. Судя по характеру обнаруженного материала, это был крупный ремесленный, торговый и, возможно, административный центр.

Материальная культура его представлена орудиями труда – косы-горбуши, тесла-мотыжки, резцы, кузнечные инструменты, ножи; предметами вооружения – сабли, боевые топоры, наконечники копий и стрел, кистени; предметами конского снаряжения – удила, стремена, пряжки; украшениями – кольца, перстни, серьги, браслеты, декоративные бляшки для кожаных поясов и конской сбруи.



Практически вся керамика – кухонная, столовая и тарная – изготовлена на гончарном круге. Особым разнообразием форм и высоким качеством отличается столовая керамика. Поверхность ее всегда лощеная, цвет – серый, черный, реже желтый или красный. Преобладают кувшины, кружки, кубышки и миски. Своеобразны и неповторимы в формах салтовские кувшины – одноручные и двуручные, украшенные лощеными или рифлеными линиями.

1Пархоменко В, Л, У истоков русской государственности (VIIl-XI). Л., 1924. С. 69–71,
2Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. М, 1992, С. 323–330.
3Там же. С. 14, 339, 358.
4Ключевский В. О. Курс русской истории, М, 1956. Т. L Ч. 1. С. 67,
5Покровский Ж, Я. Русская история с древнейших времен, Л, 1924, Т. I С. 102–103.
6Греков Б, Д. Киевская Русь и проблема генезиса русского феодализма у М. И. Покровского / / Историк-марксист. 1937. № 5/6. С. 73.
7Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 330.
8Там же. С, 323, 370,
9Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 316.
10Костомаров И. И. Черты народной южнорусской истории // Исторические монографии и исследования, СПб., 1903. Т, L С, 112–114,
11Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь, С. 341–342.
12Иордан. О происхождении и деяниях гетов М., 1960. С. 72
13Спицин А. Л. Древности антов / / Сборник отделения русского языка и словесности АН СССР. М„1928. С. 492–495.
14Мольнар Эрик. Проблемы этногенеза и древней истории венгерского народа / / Studia Historica Academie Scientiarum Hungaricae. 13. Budapestini, 1955. C. 127.
15Повесть временных лет. M.; Л., 1950. Ч. I. С. 14. (Далее: ПВЛ.)
16Там же.
17Plezia M. Greckie i lacinskie Zrodla do najstarszych drejow flowian. Wyd. 2. Poznan; Krakow, 1952.
18Феофилакт Симокатта. История / Переводе. П. Кондратьева. М., 1957. С. 178.
19В византийских памятниках «Туркия» – перевод венгерского слова «Мадьяросаг», то есть «Страна мадьяр».
20ПВЛ. Ч. I. С. 210.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13 
Рейтинг@Mail.ru