Петр Рябов
Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители
Теперь про Элладу
Опять сначала источники, а потом немного литературы. Главные наши герои – киники. Есть прекрасная книжка – «Антология кинизма», наберётся десяток совершенно разных изданий, но они все одинаковы по содержанию, и все они называются «Антология кинизма». Это все тексты, дошедшие о киниках, про киников, байки, истории, фрагменты и отрывки сочинений. Хорошее издание, которое есть у меня, – Москва, 1986 год. Всех киников собрал и прокомментировал крупнейший советский киниковед Нахов И.М., в начале и в конце антологии – большие его статьи. Он собрал эту антологию, написал кучу книг о киниках, в общем, был главный знаток по киникам в СССР. Нахов написал, как минимум, четыре монографии о киниках. Недавно переиздавали его работу «Философия киников». Книжка старая, несущая на себе унылую печать марксизма-ленинизма. У него также есть книжка «Киническая литература» и даже отдельная большая работа «Философия истории киников»…
И снова к Толстому. Я уже говорил, что было толстовское издательство «Посредник», и оно издавало множество популярных книг для народа, и вот у них выходила книга «Греческий мудрец Диоген». Это именно такие байки для народа о кинике Диогене Синопском. Толстовцы рассказывают о Диогене для простого русского крестьянина, чтобы какой-нибудь мужичок из Тамбова или Курска узнал, что был такой Диоген, хороший человек, живший двадцать три века назад в далёкой Греции, и при этом, как две капли воды, похожий на Толстого. И она тоже больше говорит о толстовцах, чем о киниках, но показывает связь эпох и преемственность либертарной традиции.
И я еще буду упоминать о стоиках немножко. Следует обратить внимание на книгу «Фрагменты ранних стоиков. Том 1. Зенон и его ученики», Москва 1998 год. Анархизм находится некоторыми у ранних стоиков, у поздних его не будет. Прежде всего, у основателя школы Зенона, а от него почти ничего не дошло. В этой книге только жалкие фрагменты, целых сочинений не дошло до нас. Перевод и комментарии Столярова А., это главный стоиковед в России (как Нахов был главным киниковедом), автор докторской диссертации о стоицизме. (Её тоже можно посмотреть.) Тут жалкие кусочки текстов и несколько страничек, дошедших до нас, об обществе и государстве, которые написал Зенон. Я два слова об этом скажу.
И, наконец, самая последняя книга, тоже переизданная. Есть целая серия, посвященная анархизму («Размышляя об анархизме»), которая издается издательством «URSS», в ней вышло три десятка книг. Я тоже в этой серии активно участвую, сотрудничаю, пишу предисловия, даже книжку мою в ней издали. Так вот, нам удалось в этой серии переиздать книжку, вышедшую в 20-е годы. В 20-е годы в Москве (вы, может быть, удивитесь) действовало анархистское издательство «Голос труда». В нём вышла почти сотня книг об анархизме, была целая серия книг из истории анархизма (под редакцией Алексея Борового и Николая Лебедева). И вот в этой серии в 20-е годы известнейший историк, не анархист Соломон Лурье опубликовал книжку, а сейчас мы вот её переиздали с хорошим предисловием известного современного историка-анархиста и моего товарища Дмитрия Рублёва, главного вдохновителя всей этой серии. Лурье С.Я. «Антифонт. Творец древнейшей анархической системы», Москва, 2009 год.
Всё! Я немного увлёкся представлением книг, но я хочу напомнить, что наш курс ликбезовский, и, конечно, я всегда специально уделяю и буду уделять на каждой лекции большое внимание книгам. Я обо всём вам не расскажу за короткое время, но как некоторое предложение что-то почитать для интересующихся – это важно.
Китай. Даосизм
Давайте расскажу сперва о Китае и, конкретно, о даосизме. Рассказывая об Элладе, я буду говорить не только о киниках, но в Китае буду только о даосах. Говорить только о даосах нельзя, не сравнивая их с конфуцианством и, в меньшей степени, с легизмом. Для начала два слова об основателях даосизма, потом расскажу о его влиянии, о том, как он трансформировался.
Отцом даосизма считается легендарный человек, которого, скорее всего, не было. Если Конфуций с великой долей вероятности действительно был, то создатель даосизма – скорее всего, вымышленная фигура, легендарная. И всё в нём легендарно.
Это Лао-цзы. У Лао-цзы всё странно, начиная от имени и рождения. Великий, величайший китайский историк Сыма Цянь написал краткий очерк о биографии Лао-цзы. Ну и в двух словах расскажу, о чём там идет речь.
Лао-цзы – это прозвище. И, поскольку в Китае иероглифическая письменность, то китайские иероглифы многозначны. Например, слово «дао» вообще имеет почти сто значений, а «Лао-цзы» имеет два значения. Это либо «старый мудрец», либо «старый ребёнок». Вот уже с прозвища начинается парадокс. И тут, конечно, как и везде, имеется двойное дно. Почему «старый ребёнок»? Потому что, по легенде, на самом деле его звали Ли Эр. (Но мы его знаем как Лао-цзы.) Ли Эр был зачат от солнечного луча, мать его носила 72 года, и он родился сразу семидесятидвухлетним. Но это объяснение прозвища лежит на поверхности. Надо посмотреть глубже, – а даосизм всё время требует посмотреть глубже. Дело в том, что основные идеи даосизма сочетают детскую чистоту, невинность и старческую мудрость. И в этом смысле, «старый ребёнок», хотя и звучит как оксюморон, как противоречие, как парадокс, но, на самом деле, за этим стоит сама суть: сочетание старческой умудрённости и детской чистоты!
Лао-цзы был (считался в пространстве китайской культурной мифологии) старшим современником Конфуция. Впоследствии появился миллион историй о том, как они повстречались с Конфуцием. Как Лао-цзы стыдил Конфуция, и как Конфуций был ошарашен: три дня молчал, а когда ученики начали его терзать и спрашивать: «что ты думаешь, учитель, про этого странного старого мудреца?», Конфуций сказал: «Если вы встретили в лесу зайца или волка, вы знаете, как с ним быть, как его поймать. А что вы скажете, если увидите дракона?» Надо при этом иметь в виду, что в Китае драконы – отнюдь не то же самое, что в Европе, не Чудо-Юдо, Змей Горыныч, которому надо сразу при встрече голову сшибать; это в Поднебесной символ чего-то древнего, великого. То есть образ дракона – это образ очень положительный, таинственный, божественный и великий. И Конфуций сравнил Лао-цзы с драконом!
Вы, конечно, знаете, что Конфуций хотел воспитать и сформировать культуру, основанную на достоинствах и добродетелях идеального просвещённого человека и воспитывающую «благородных мужей», которые заботятся обо всех, любят всех, образованы, почтительны и воспитаны (тут и «жэнь» (человеколюбие), и «сяо» (сыновняя почтительность), и «ли» (ритуал и воспитание)). А Лао-цзы, по легенде, сказал Конфуцию потрясающую фразу. Я её очень люблю, она очень глубокая и простая. Он сказал: «Голубь белый не от того, что часто купается». Подумайте, как хорошо сказано! То есть Конфуций хочет отмыть голубя. Голубь испачкался, Конфуций хочет его отмыть, а Лао-цзы смотрит глубже. Он говорит, что уже поздно кого-то учить и просвещать, когда, простите за грубость, поздно пить боржоми… Надо не допустить утраты этой чистоты. То есть когда уже все пропало, начинается эта суета и вопли про человеколюбие и сыновью почтительность. А нужно просто делать так, чтобы голубь не испачкался. Чтоб он был девственно чистым и гармоничным.
Но вернёмся к его фигуре. В ней всё удивительно и странно. Странно рождение – в 72 года. Не все рождаются сразу в 72 года, не все зачаты от солнечного луча, не всех зовут «старыми мудрецами» или «старыми детьми»! Но самое удивительное другое: Лао-цзы совершил совершенно анархический поступок. Он был чиновником, но не высшим, хранителем архивов в царстве Чу. Вообще, для любого китайца – это мечта мечт: стать каким-то чиновником, попасть в какие-то «шишки». А Лао-цзы добровольно ушёл из чиновников и, более того, он вообще уехал из Китая! Это китайцы, которые считают, что чиновник – вершина человека, а китаец – это вершина человечества. Для китайца Китай – это пуп земли, Поднебесная; вокруг – варвары. И вдруг он уходит из чиновников и уезжает на дикий запад. Зачем? Как это возможно?
По легенде, Лао-цзы сел на чёрного буйвола, и всё, больше о нём не слышали. Забегая вперёд, скажу: у китайцев есть трогательная особенность. Это абсолютно самодостаточная цивилизация. Как говорится, всё что есть в мире – это made in China, ничто не приходит в Китай извне, а всё, что приходит извне, все равно сделано в Китае. Единственная важная «вещь», которая за три тысячелетия пришла в Китай извне – буддизм. Но, поскольку буддизм, когда он пришёл в Китай, стал «китайским буддизмом» (чань-буддизм, от которого в Японии появился всем известный дзен-буддизм), очень походившем на даосизм, то китайцы тут-то и «поняли», наконец, зачем Лао-зцы уехал на Запад. Он уехал, чтобы породить (пробудить) Будду и основать буддизм! Чтобы «просветить варваров» Запада светом с Востока! Вот для чего! И, когда буддизм пришёл в Китай – он просто вернулся к себе домой. То есть они и буддизм создали, по убеждению китайцев, через Лао-цзы. Так что это единственное исключение из правила о том, что всё великое и ценное придумали китайцы, – тоже вовсе не исключение, а часть правила. Но это так… очень забавная, трогательная черта китайского менталитета – абсолютная герметичная самодостаточность.
Итак, завершая рассказ о биографии Лао-цзы: ещё один парадокс, последний парадокс. Вот он едет на своём могучем чёрном буйволе (посмотрите на эту картинку), подъезжает к границе. И там один чиновник, тоже ученик Лао-цзы, пограничник, начальник заставы, останавливает его и почтительно говорит: «Учитель, я тебя не выпущу из Поднебесной, пока ты не запишешь мне своё учение». И вот на пограничной заставе перед отбытием к варварам Лао-цзы записывает трактат из пяти тысяч иероглифов – книгу «Дао дэ цзин» (Книгу о Дао и Дэ, переводя буквально название). Вот эту крошечную великую Книгу. Что же получается? Не будь чиновников, не будь пограничников, не будь границ – не появился бы и даосизм. А можно сказать иначе, противоположным образом: если бы не было пограничников, границ, чиновников – не нужен бы был даосизм. То ли появление учения обязано существованию пограничников и границ, то ли наоборот, если бы ничего этого не было – не нужно было бы ничего писать. Вот вам последняя загадка биографии Лао-цзы. И дальше он уехал на Запад, но книга осталась; пять тысяч иероглифов остались и стали самой известной китайской книгой, которую читают во всём мире. Надеюсь, что и вы её читали. Я почти наизусть её знаю. Бесконечно глубокая вещь. В неё можно нырять, погружаться и углубляться.
Через 100–150 лет после Лао-Цзы жил другой человек. Он, скорее всего, реально жил, а не был мифологическим образом, как «старый ребёнок». Это Чжуан-цзы – второй величайший даос. И он написал книжку, называется «Чжуан-цзы». Если вы захотите познакомиться с китайским даосизмом и с китайским анархизмом, то, конечно, надо читать не только «Дао дэ цзин», при всём его величии, глубине и совершенстве, но и этот чудесный трактат, потому что он усиливает, углубляет, радикализирует либертарность, анархичность и договаривает до конца то, что не досказал Лао-Цзы.
Я сразу скажу два слова о контексте, завершая наше введение в тему даосизма. Во-первых, что очень важно, даосизм возникает в эпоху, которая называется в китайской истории Чжаньго – Эпоха Сражающихся царств. Эпоха, когда китайская империя древней династии Чжоу развалилась, воевало множество государств, и многих мучила ностальгия по седой классической древности. Тогда остро встал вопрос: кто их объединит, кто будет сильней, как победить, кто достоин победы? И вся китайская мысль крутилась вокруг этой ключевой темы: кому править? Кто объединит Поднебесную? Были странствующие чиновники типа Конфуция, которые об этом думали. И Конфуций создал величайшее своё учение, написал «Лунь Юй» – «Беседы и рассуждения» (то есть не он писал, а он говорил, и затем ученики писали за ним, как потом писали за Буддой, Сократом, Христом и Мухаммедом, соответственно, «Трипитаку», «Диалоги», «Евангелия» и «Коран»).
А потом эпоха Чжаньго вдруг жутким образом закончилась. Возникла, захватив всех, чудовищная и недолговечная империя Цинь. Цинь Шихуанди – самый известный китайский император, творец кровавой империи, тоталитарист, строитель Стены, убийца миллионов, такое воплощённое торжество государства и идей легизма. Потом эта империя быстро развалилась, началась империя Хань. И вот в эту эпоху возникает даосизм.
Торчинов немало пишет о том, что у даосизма очень много истоков, например, народный шаманизм с культом предков, традиционной китайской религиозностью, мистикой и разными шаманскими практиками. Кому интересно – у Торчинова на эту тему много хороших книг, можно почитать. Сразу скажу: вот эти первые великие даосы – Лао-цзы и Чжуан-цзы – это великие философы. Однако в самом основании даосизма уже был народный отшельнический шаманизм. И впоследствии даосизм очень сильно трансформировался: увлёкся медициной, поисками бессмертия, практиками бессмертия, пилюлями и всякими дыхательными и сексуальными упражнениями. Даосизм императоры при себе терпели, потому что всем хотелось быть бессмертными. Потом из даосизма родилась китайская борьба, из даосизма родилась китайская поэзия и великая лирика китайского Средневековья.
Если конфуцианство – это философия китайского чиновника, то даосизм – это философия мистика, отшельника, шамана, лирика, врача, и, как я дальше скажу, даосизм стал так же философией великих народных восстаний против азиатского деспотизма.
А теперь давайте поговорим об основных идеях даосизма. Очень кратко, но с упором именно на (прото) анархизм в даосизме.
Сразу скажу, что даосизм изначально, принципиально и последовательно оппонирует конфуцианству. Учение Конфуция – учение всецело о том, как нам обустроить Поднебесную и кто достоин править, каким должен быть этот благородный муж (цзюнь-цзы) и какие он должен иметь добродетели. Даосизм совершенно не про это. Даосизм не про политику, хотя в нём есть политическое измерение. Даосизм мистичен, космологичен, совсем не социоцентричен и не антропоцентричен. Это попытка постичь мироздание, место человека в этом мире. И направленность его совершенно другая: как всё устроено. Конфуция совершенно не интересует, как устроен мир, какие там духи, что такое смерть, что такое реальность. Всё в этом его учении ориентировано на этику и на политику. Конфуций, когда его спрашивали «что такое смерть? Что такое духи?», отделывался фразами типа «если мы не знаем, что такое жизнь, – откуда нам знать, что такое смерть? Если мы не умеем служить живым, – как мы будем служить мертвым?». А по поводу духов он сказал трогательную фразу: «Духов следует почитать, но лучше держаться от них подальше». И на этом заканчивались размышления Конфуция о трансцендентном, об абсолютном, о духах, о смерти. И всё конфуцианство, оно по сю сторону: как править, кто достоин быть правителем и т. д. И: как жить? Каким должен быть благородный муж?
Вся конфуцианская философия, во-первых, крайне консервативна – надо вернуться назад. (Об этом идея «исправления имён»: восстановления порядка, установленного Небом и приведения социальности в соответствие с ним, чтобы правители были правителями, дети – детьми, родители – родителями.) Во-вторых, это идея преобразования мира через культуру (ли) – вот это очень важно. Есть природа, а есть окультуривающее человеческое начало. И это выражается особенно в важнейших добродетелях кофуцианства, необходимых для благородного мужа. Их несколько. Одна из них сяо – сыновняя почтительность, патриархальность, все подчиняются, всюду опека и общая забота; государство – большая семья, император – отец, подданные – дети, жена подчиняется мужу, правители и родители заботятся о младших и подчинённых. Кстати, надо заметить, что конфуцианство крайне патриархально, и оно сформировало патриархальную китайскую цивилизацию. Конфуцианец каждый день должен был благодарить Небо за три великих дара: что он человек, а не животное; что он китаец, а не варвар; что он мужчина, а не женщина. Женщины полностью подчиняются мужчине, как младший подчиняется старшим. Другое дело, что это основано не на насилии и не на внешний законах, а на добром повиновении, сыновней почтительности и патриархате. Вы все знаете про Инь-Ян. Конфуцианство – абсолютно «янская» философия. То есть Ян – это мужчина, Инь – это женщина. Ян – это культура, Инь – это природа. Ян – это активное начало. Инь – это пассивное начало. Ян – это благая сила светлого и активного Неба, эманирующаяся через власть, культуру и мужчину, тогда как Инь – пассивное начало тёмной и покорной земли и воды, женщины и природы, вбирающее в себя Ян и оформляемое им. Ян – это окультуривающее воздействие цивилизации на мир. То есть, конфуцианство – абсолютно янская философия, мужчина над женщиной, культура над природой, активное над пассивным, солнечное над темным, небесное над земным, властное и общее над народным и личным. И это очень видно в такой конфуцианской добродетели как ли. Ли – это ритуал. Ритуал – это нечто очень широкое и всеобъемлющее, вообще, не только ритуал в нашем представлении: это музыка, это воспитанность, это знание, это культура! Отсюда китайский культ знания, отсюда вся система экзаменов у чиновников (они должны знать тысячи иероглифов, канонические тексты, уметь писать стихи) и т. д.
Так вот, даосизм – полная противоположность конфуцианству, не только потому, что даосизм больше интересуется космосом, чем государством, но потому, что в даосизме скорее возвышается Инь. Даосизм сравнивает Вселенную с водой, а вода – это женское, иньское начало. В «Дао дэ цзин» Дао сравнивается с сокровенной самкой Вселенной; даосизм говорит о силе слабого. Даосизм весь парадоксален. Даосизм весь говорит о том, что не нужно насиловать природу культурой, надо дать природе быть самой собой. Вот тут появляется очень важная, ключевая анархистская идея.
Вообще, я должен заметить, что есть такой штамп, что анархизм – это западная штука и изобретение европейцев Нового времени. Относительно Нового времени – в каком-то смысле, да, в каком-то смысле, нет; он имеет давние корни, но возник, конечно, в Новое время. А насчет западности – вот вам хороший пример обратного. Самый первые, самый великие, самые последовательные анархисты были древние китайцы! Вот вам и современный Запад.
Важнейшая анархическая идея – идея спонтанности, доверия природе, естественности, противопоставления естественного и искусственного и, как писали даосские философы «самотаковости» вещей, отказа от манипуляции ими. И вот это – ключевая идея даосизма, о чём мы сейчас поговорим. И Лао-цзы высмеивает все конфуцианские добродетели. Он говорит: «Когда семь родственников в ссоре, тогда появляется сыновья почтительность (сяо). Когда всё рушится, тогда появляется ритуал (ли) и возникает человеколюбие (жэнь)». (Я цитирую приблизительно, по памяти, но за общий смысл ручаюсь.) Опять же, пытаются вымыть голубя. Голубь белый не от того, что он часто купается. То есть даосизм говорит, что не нужно суетиться, не нужно устраивать отношения иерархии и доминирования мужского над женским, старшего над младшим, государства над обществом, цивилизации над природой.
Не надо всех строить и опекать, совершать насилие (власть) над мирозданием. Даосизм по своей сути глубоко мистичен, созерцателен. Не суетись. Сконцентрируйся. Услышь мир. Не предавайся соблазну всем командовать и всё регламентировать и всех контролировать. Доверься потоку жизни и спонтанно твори. Научись видеть и слышать мир, а не только что-то диктовать и навязывать ему. Вот про что даосизм.
Ну, а теперь давайте немножко поконкретнее, на примерах пробежимся по основным понятиям и идеям даосов. Начнём с Дао. Что такое Дао, я вам не возьмусь сказать, потому что есть почти сто значений этого слова, сто интерпретаций иероглифа. Самый известный смысл этого слова, конечно – «Путь» с большой буквы. Но так же и «Учение», «Знание», «Истина» и «Абсолют». Безосновная основа мира, подобная Брахману Веданты, Логосу Гераклита или Единому Плотина. Слово «Дао» невероятно многозначно. И первая же строчка «Дао дэ Цзин» говорит, что «Дао, которое можно выразить словами, не есть истинное (постоянное) Дао». Самое главное, что можно сказать о Дао, это то, что оно принципиально невыразимо. «Знающий не говорит, говорящий не знает» Дао. Но хотя оно невыразимо – его можно познать, ощутить, осуществить. Но путь познания Дао очень своеобразный. Вообще даосизм говорит, что надо сконцентрироваться, надо найти ту внутреннюю сердцевину, которая есть в мире и в нас. (Потом, через двадцать веков, романтики назовут это «душа души», «поэзия поэзии».)
И в этом смысле мне даосизм очень напоминает, как ни странно, загадочный даймоний Сократа. Сократ говорил, что у него есть внутренний голос, даймоний, который не говорит ему что делать, но говорит, что не делать: не играть в чужие игры, не быть не собой. И вот мало-мальское знакомство с Сократом говорит, что Сократ предельно концентрирован, он отстранён от всего лишнего, но он сосредоточен, он смеётся надо всем, потому что он внутренне серьёзен. Вот даосизм – про то же самое, мне кажется. Для даосизма высшая форма движения – это покой. Покой включает в себя всё движение, объемлет и предполагает его. В «Дао дэ Цзин» потрясающая метафора: «главное в чаше не стенки, а пустота между стенками». Даосизм говорит о том, что высший вид речи – молчание. Высший вид активности – недеяние (об этом чуть позже). В самом деле, вот подумайте… Вы с кем-то беседуете, и вы что-то говорите, обмениваетесь «информацией». Но есть такой высокий и глубокий уровень общения, когда любое слово только лишнее, когда молчание максимально выражает суть вашего общения. Как скажет через две тысячи лет, всё, что мы можем сказать о Боге – это «исполненное молчание» на границе неведомого. Молчание молитвы, в которой всё. И вот даосизм говорит об этом. Молчание порождает все слова, так же как покой является источником всякого движения. Повторяю, это очень глубокие мысли, они кажутся абсолютно нелогичными, парадоксальными, но они, мне кажется, бездонно глубоки.
Я многое знаю из сочинений даосизма наизусть, но вот одна из моих любимых притч звучит так (опять, как обычно, цитирую приблизительно, по памяти): «Чтобы поймать рыбу, нужны сети. Чтобы изловить зайца, требуются силки. Когда же рыба поймана, сеть становится не нужна. Когда заяц пойман, силки становятся не нужны. Чтобы выразить мысль, нужны слова. Когда же мысль выражена, слова становятся не нужны. Где бы мне найти человека, забывшего про слова, чтобы с ним поговорить?». Вот, вдумайтесь пожалуйста: молчание как высший вид речи. Покой как высшая форма движения. Сила слабого. Даосизм сравнивает мудреца с младенцем. Он слаб, он ничтожен, но из него вырастет сильный и живой человек. А старый человек, он уже застывший, закостеневший, кажется сильным, но на самом деле он близок к смерти.
Вообще любимый даосский образ – сравнение мудреца не только с ребёнком, но даже с эмбрионом: мудрец покоится во Вселенной, как эмбрион гармонично пребывает в материнском чреве. Ключевое понятие даосизма – это «совершенномудрый» идеальный человек. В общем, совершенномудрый противоположен благородному мужу (цзюнь цзы) конфуцианства, потому что он не суетится, не размахивает руками, не хочет господства над Поднебесной и народом, не стремится построить иерархию, власть, господство, подчинение. Он не желает ничем обладать и никого контролировать. Он слушает Дао. Он предоставил мир самому себе и пытается познать самого себя, собственное Дао.
Я не буду много говорить о Дао, но поговорю о том, как оно достигается, проявляет себя, и как оно постигается. Через Дэ, например. Дао дэ Цзин – «Книга о Дао и Дэ». Дэ на русский переводят обычно такими словами, как «добродетель» или «благодать». Дэ является эманацией Дао. Два центральных понятия даосизма: это естественность и самотаковость – желание дать миру быть самим собой, предоставить ему свободу, довериться его спонтанности и творчеству.
Мы живём в мире чудовищно противоестественном, в мире каменных джунглей, машин, всепоглощающей техники. Я когда-то, много лет назад, сотрудничал с одной, уже давно погибшей, детской энциклопедией «Аванта плюс», писал туда множество статей по культуре, истории, философии. Однажды я принес пачку статей редактору, а редактор, молодая дама, редактировала ещё и том «Наши домашние питомцы». И тут я увидел статью, название которой меня потрясло до глубины души. Там было написано: «Для чего нужна собака?». Представляете? Собаке не дано быть собакой, она существует только «для чего-то». Вот даосизм с этим не согласен! Он хочет оставить собаку в покое. Путь собака будет просто собакой, самой собой и для себя – и только. Пусть горы будут горами, пусть мир будет миром. А не инструментом для человеческой суеты, пусть даже «эффективной» и деловитой, которая поглотила и собаку, и горы, и культуру, и всех нас с вами – в своей жутковатой бессмысленной воронке. Человеку нужно быть скромнее. Человеку нужно быть глубже и подлиннее. Нужно не ставить себя в центр мироздания, как в конфуцианстве с его Ян, а надо понять силу слабости, надо понять слово, которое не извлечено, надо понять, что покой – высшая форма движения. Надо увидеть красоту чистоты и первозданности голубя, который ещё не испачкан.
И тогда мы с вами поймём, что высшая форма активности – это недеяние, У-вэй, ещё одно важнейшее понятие даосизма.
Сразу хочу сказать, что У-вэй не есть бездействие. И человек, который валяется целыми днями у телевизора на кровати не должен ссылаться на Лао-цзы, не должен самодовольно говорить, что он осуществляет даосское недеяние. Недеяние – это предельная концентрация. Даосы сравнивают человека в состоянии У-вэй, со стрелой, которая пущена из лука – она не сворачивает в сторону, она точно бьёт в цель.
Вот вам одна из красивых даосских легенд, пример недеяния. Однажды Конфуций увидел бурный водопад. Там кипела вода, переворачивались камни, рушились потоки, там рыбы не могли плыть и выживать. И вдруг он увидел даосского мудреца, который там спокойно купался, как ни в чём не бывало. И Конфуций спросил: «Как ты можешь купаться в водопаде?» А мудрец сказал: «Я не противостою водопаду, а с ним сливаюсь». Одна из моих любимых фраз из «Дао дэ Цзин»: «Умеющий ходить не оставляет следов». Мудрец, который не борется с водопадом, а сливается с ним. То есть познает Дао через недеяние. Человек, который живёт, как Сократ, который не играет в чужие игры. Который не считает суету по подчинению мироздания и по манипуляции людьми и вещами, чем-то важным и достойным человека.
Я всегда своим студентами объяснял: вы все знаете, чем отличается восточная борьба от западной. Восточная борьба родилась из даосизма. Сравните бокс европейский и какой-нибудь вид восточной борьбы. Бокс: вы устрашающе машете кулаками, вы пугаете, вы источаете агрессию, много суетитесь, вы хотите напугать соперника. А восточная борьба – ничего лишнего, никакой ненависти, никаких эмоций; одно движение, – и всё. Вот это— У-вэй, недеяние, предельная концентрация, вычление сердцевины вещи. И именно недеяние связано с Дао, потому что, кто постиг Дао, тот пребывает в недеянии. Кто пребывает в недеянии – тот постиг Дао. Любимый пример даосов – сравнить мудреца с эмбрионом в чреве матери. Так же и человек покоится во Вселенной, он с ней сливается, как этот мудрец в водопаде. Быть не в суете, а в гармонии с собой и с миром. Не болтать, а вслушиваться. Не спешить. Как нам не хватает сейчас этих даосских добродетелей!
Надо понять, что мир существует вовсе не для человека. Как пишет Чжуан-цзы, «…природа не знает человеколюбия». То есть человек не в центре мира. В даосизме совсем нет антропоцентризма, нет культа цивилизации, власти, окультуривающего и насильственного импульса Ян, призванного подчинить и оформить мир и т. д. Человек может слушать мир, следовать миру. Из этой глубокой философии, говорящей о спонтанности, о естественности, об отрицании всего искусственного, следуют вполне наглядные и последовательно радикальные анархические выводы – отказ от иерархии, от собственности, от власти, от войны, от доминирования, от техники.
Студенты на лекциях об анархизме часто спрашивают меня: «Мы что, будем говорить только про политику, и никакой философии?» Вот философия. И лишь как одно из следствий этой даосской философии (мистической, прекрасной и космоцентричной, а вовсе не социоцентричной, как конфуцианство и легизм) – политика. Анархистов-философов мало, но даосизм – это великая изначальная философия и это – великий фундамент анархизма. Какие-то основные вещи здесь сказаны и продуманы впервые и заложены очень глубоко: довериться природе, противопоставить естественность искусственности, противопоставить концентрацию суете, свободу – доминированию, иерархии. А из этого уже следует всё остальное: антипатриархализм, скорее Инь, чем Ян, скорее женское начало, чем мужское, скорее природное, чем культурное, конфуцианское.
Так вот, я позволю себе несколько цитат из «Дао дэ цзин», потом из «Чжуан-цзы», потом пробегусь ещё по нескольким аспектам влияния даосизма, и будем двигаться к завершению.
«Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует», то есть тот, кто в недеянии.
Вот прямая, концентрированная, язвительная, острая и резкая полемика с конфуцианством. «Когда устранили великое Дао – появились человеколюбие и справедливость. Когда возникло мудрствование – появилось великое лицемерие. Когда шесть родственников в ссоре, тогда появляется сыновья почтительность и отцовская любовь. Когда в государстве царит беспорядок – тогда появляются верные слуги. Когда будут устранены мудрствование и учёность – народ будет счастливее во сто крат. Когда будут устранены человеколюбие и справедливость – народ возвратится к сыновьей почтительности и отцовской любви. Когда будут устранены хитрость и нажива – исчезнут воры и разбойники. Все эти вещи происходят от недостатка знания».
А теперь про войну, про правление. «Страна управляется справедливостью. Война ведётся хитростью. Поднебесную получают во владение посредством недеяния. Откуда я знаю всё это? Вот откуда. Когда в народе много запретительных законов – народ становится бедным. Когда у народа много острого оружия – в стране увеличиваются смуты. Когда много искусных мастеров – умножаются редкие предметы. Когда растут законы и приказы – увеличивается число воров и разбойников».
