Петр Пак
Три рая
Любимчик судьбы
Светило яркое солнце. Воскресенье. Гарри мчался в своем сверкающем кабриолете. Теплый, но освежающий воздух ласково трепал ворот дорогой рубашки, под которой виднелись накаченные загорелые бицепсы. Все было отлично. Фирма Гарри процветала. Утренняя прогулка по полю для гольфа с десятью заковыристыми лунками и встреча с партнерами из «Миллениума» сулила нешуточное развитие и приличные барыши для компании.
Гарри был успешным сорокалетним мужчиной, о котором даже незнакомые люди могли сказать: «Да, жизнь у этого парня удалась». Рослый блондин, он умел с детства вызвать симпатию: сначала воспитательниц детского сада, потом учителей и одноклассников в школе. От него всегда веяло уверенностью и неподдельным оптимизмом. Когда он немного повзрослел, то стал, как и все мальчишки, заглядываться на одноклассниц, успешно играл в школьной футбольной команде, неплохо учился. У него всегда было много друзей, его любили за открытый и добрый характер и за то, что он всегда мог прийти на выручку. Гарри часто бывал заводилой. С ребятами из школы часто придумывал различные «помогалки», как он их называл. То соберутся с одноклассниками и за ночь посадят цветов в палисаднике милой и одинокой старушки Эльзы, то возьмут шефство над постоянно болевшим одноклассником Стоуном и целую неделю ходят его навещать и помогают с домашними заданиями. Гарри всегда был на виду, но никто не считал его зазнайкой или гордецом. Да и настоящих врагов у него никогда не было. Даже те, кто пытался из зависти распускать о нем слухи и небылицы, позже приходили к нему с раскаянием и просили прощения. Он прощал, беззлобно, с открытой улыбкой и всегда.
Гарри много читал и поэтому при своей общительности бескорыстно выбирал близких друзей, обосновывая свой выбор идеалистическими представлениями, которые черпал в лучших произведениях литературы и кино. С детства он говорил себе так: «Если хочешь иметь хорошего друга, то сначала стань сам хорошим и надежным другом».
Гарик был умным мальчиком, как говорила его мать, дородная и добрая женщина. Своим сыном гордился и отец, еще крепкий сухой старик, ветеран Вьетнамской войны. Домашние были скупы на похвалы, особенно отец, но мальчик чувствовал их поддержку в любой жизненной ситуации. Его большая семья – родители, два брата и сестра – с младых ногтей приучала Гарри, старшего сына, к уважению и любви, как, впрочем, и происходит в многодетных семьях. Счастливые отношения в семье были оплотом благополучия, радостей и примером для тех, кто знал семью Гарри случайно и недолго. Радость окружала мальчика в юности, затем всеобщее уважение, когда он стал старше. Гарри привык любить жизнь, и жизнь отвечала ему взаимностью.
И вот сейчас красавица жена Эмми, два белобрысых мальчишки, его сынишки, дали ему то, что называют счастливым семейным гнездышком. Опора на семью сделала молодого мужчину успешным в бизнесе. А удача, сопутствующая только некоторым, позволила быстро добиться успехов в работе и избежать большой траты энергии и усилий для развития своего дела.
Счастливый брак, любовь и дом у океана – что может быть прекрасней? Так часто думал Гарри. При внешней мужественности он не был упрямым и настойчивым человеком. Скорее он был сентиментальным и сострадательным. И часто, по велению души, помогал людям. Гарри неожиданно мог бросить все – семью, работу, и вот он уже мчится в Сиэтл, чтобы помочь другу, попавшему в больницу.
По воскресеньям он ходил в церковь с семьей. В маленьком городке все друг друга хорошо знали, и поэтому, встречаясь на лужайке перед церковью, обменивались новостями, а после воскресной молитвы собирались у кого-нибудь на барбекю. Жизнь в городке шла счастливо и неторопливо. Летом приезжали многочисленные туристы и, окунувшись в атмосферу беззаботного отдыха, уже через пару дней становились добрее и приветливее, будто подхватывали настроение безмятежности местных жителей. В октябре поток туристов спадал, но жители Тампы не становились от этого менее счастливыми. Уже через неделю ностальгию по бурлящим толпам отдыхающих сменял спокойный ритм привычной, размеренной жизни межсезонья. Все в городе начинало дышать неторопливой уверенностью, как и прежде, и многие долгие годы до этого.
Гарри вырос в таком уютном и добром месте и с детства впитал силу и уверенность океана, то спокойного и ласкового, то ревущего злобной мощью. Он мог быть нежным, и тогда его волны ласкали ступни подле блестящего, как снег, песка, то в ветренные дни в одночасье превращался в ревущий горн, а волны – в темных монстров, которые накатывали на огромные прибрежные валуны, грозя их разбить. Гарри любил океан, любил за силу и за привкус соли и йода, любил за солнце, которое только в океане, в бескрайней вселенной воды, могло появляться так красиво и сильно, поражая неизбежной мощью красно-желтого сияния.
Вот и сегодня Гарри был счастлив. Он ехал по ровной, но с крутыми поворотами дороге. Слева нависали высокие скалы, а справа блестели бескрайние просторы океана, освещенные мощью утреннего, еще не жаркого солнца. Серпантин дороги, словно ускользающая змея, то давал насладиться ранним утром, то захватывал тело водителя крутым изгибом или немыслимым для большой скорости поворотом. Адреналин небольшими порциями подгонял сердце, а то, в свою очередь, привычное к нагрузкам, гнало кровь прямо к тренированным мышцам, насыщало кислородом мозг и делало настроение еще лучше. Иногда дорога отдалялась от океана, и тогда тепло не остывшей за ночь суши и стрекот цикад ощущались даже в шуме ветра от мчащегося автомобиля. Когда дорога снова приближалась к побережью, прохладный с ночи океанский воздух приятно охлаждал крепкое тело мужчины.
Гарри любил скорость, а скорость любила Гарри. Он любил эту жизнь, а в жизни, взаимно, был любимчиком судьбы. И она не раз доказывала это Гарри даже в критичных ситуациях. У него всегда получалось выиграть время для своего тренированного тела, чтобы среагировать на опасность дороги. И сегодня он несся, наслаждаясь маневрами, солнцем и океаном. Уверенный и счастливый. Как вдруг, привычным движением выкручивая руль влево, заставляя покрышки жалобно свистеть, вписываясь в знакомый поворот, Гарри почуял неладное.
Ночью огромный валун, оторвавшись от вершины горы, упал на серпантин и перекрыл половину дороги. Хотя дорожные службы ежедневно объезжали трассу, в этот день сломались оба служебных автомобиля, и никто не успел повесить предупреждающие таблички и убрать с дороги этот огромный кусок скалы.
На этот раз скорость сыграла с Гарри злую шутку. Увидев неожиданное препятствие, он среагировал молниеносно, вывернув руль и резко нажав на тормоз. Но реакция лишь ухудшила дорожную ситуацию. Мощный автомобиль сначала резко затормозил, подчинившись требованию водителя, но вывернутый влево руль еще сильнее заставил кабриолет пойти в занос. За доли секунды Гарри понял, что больше не контролирует ситуацию, и испугался. Еще через мгновение кабриолет налетел на валун правым боком, а затем, отскочив от обломка скалы, ринулся в пропасть. Спустя доли секунды, придя в себя от первого удара, Гарри почувствовал, что летит вместе с автомобилем с большой высоты. А еще через мгновение, не успев даже подумать, Гарри услышал громкий звук и стал погружаться в темноту. «Земля огромна», – было его последней мыслью…
Три дня. Адаптация
Гарри очнулся. Было тихо. Непривычно тихо. «Странно, – подумал Гарри. – Почему так тихо?» И тут он вспомнил, что случилось. Мысль, как молния, пронеслась в его голове: «Авария! Да, эта авария». Но… странные ощущения появились в теле, в мыслях. Они были иными. Гарри понял, что не чувствует своего тела, его как будто не было. Он открыл глаза, как ему показалось. То, что он видел, было непривычным, незнакомым, необычным. Он смог разглядеть то, что было внизу, и сильно испугался. Это был открытый гроб. «Что это такое? Почему я вижу гроб? Чей он и кто в нем? – сыпались вопросы в его голове. – О, Боже, так это… это же я? Я!» Вдруг ему стало очень страшно. Да, раньше он читал воспоминания людей, переживших клиническую смерть, что якобы они могли видеть свое тело на операционном столе, могли слышать, что говорят доктора… Но сейчас это был его гроб! Гарри охватила паника, ему стало страшно, невыносимый ужас затмил его сознание и снова отправил во тьму.
– Милый, я так по тебе скучаю! Как же так, милый? Я так тебя люблю, так тебя люблю, – послышались во тьме чьи-то тихие причитания, и ему снова показалось, что он слышит голос в каком-то странном сне. Но, «открыв» глаза, он снова увидел себя в гробу и сразу вспомнил все: и аварию, и первое свое пробуждение, и страх, перерастающий в непередаваемый ужас. Сейчас он увидел около гроба женщину, всю в черном. Услышал плач и снова такой знакомый голос. «А-а-а-а! – захотелось вскрикнуть ему. – Я тут, я не умер». Но он не смог. «Но это же моя жена!» – осенило его! И снова тьма окружила сознание Гарри.
Так продолжалось несколько раз: он то просыпался, начинал вспоминать и снова уносился во тьму, то вдруг откуда-то опять доносились знакомые голоса его близких, жены, детей. Сначала его охватывал животный ужас, но постепенно он начал осознавать, что мертв и чудесным образом может наблюдать со стороны за тем, что происходит сейчас рядом с его гробом. Постепенно он перестал пугаться, теперь мрак охватывал его только тогда, когда рядом с гробом никого не было, или когда тревожные мысли и паника охватывали его разум. Сколько прошло времени, он не знал, но в одно из пробуждений, когда рядом с гробом стоял его отец и говорил теплые слова памяти, Гарри вдруг вспомнил, что его должны похоронить через три дня после смерти, и снова ужас и тьма поглотили его.
В следующий раз его разбудил запах. Ароматный и насыщенный, он обволакивал его теплым одеялом спокойствия, уверенности и необыкновенной радости. Пробудившись, Гарри постепенно узнал этот запах – запах ладана. Он увидел священнослужителя, увидел церковь с красивым убранством и сразу понял, что идет панихида, панихида по его безмолвному телу.
Вся его семья собралась на прощание. В черных одеждах они были такими несчастными и подавленными. Но ему совсем никого не было жаль. Все его существо занимала только одна мысль: ему надо готовиться к чему-то новому и пугающе неизвестному, готовиться к длинному и непростому пути, который он даже не мог себе представить. Все земные чувства, как ему казалось, ушли вместе с его телом. Боль телесная унесла с собой боль духовную. Пока длилась панихида, а это казалось бесконечно долгим, тьма не смела унести его снова в мир безнадежности и страха. Он хотел, чтобы земная жизнь, хоть в таком виде, продолжалась долго, бесконечно долго, он не хотел снова испытать этот черный страх, ужас, теперь уже наверняка навсегда.
Но все имеет свойство кончаться. Вот уже процессия медленно двигается к кладбищу рядом с церковью, к тому самому, где похоронены его предки… Вот его гроб, и он видит это со стороны, медленно опускается в землю. Вот забрасывают крышку землей, и глухой стук наполняет сознание безысходным ужасом. Вот и склоненная фигурка его несчастной жены распрямляется и медленно, всхлипывая от бесконечных слез, бредет к выходу мимо бесконечных крестов. И вдруг тьма снова накрыла сознание Гарри, но страха уже не было, он почувствовал, что будет и свет.
Девять дней во Вселенной
Теперь он летел в небесах быстро, как птица. Нет, еще быстрее. Он был высоко над землей и, казалось, снова обрел тело. Сколько прошло времени с той поры, как его похоронили? Осознанного времени? Он не мог вспомнить. Он стал другим и, казалось, стал частью времени и бесконечности, словно все миры стали для него чем-то знакомым и были знакомы всегда. Он становился то птицей и мог видеть ландшафты земли, то ракетой, разрезающей неизвестность Вселенной. Он понял, что уже не был тем Гарри и даже не вспоминал о том, земном пути, который был таким привычным и знакомым. Он становился то кометой в безжизненном космосе и чувствовал себя путником, стремящимся к неизведанному солнцу. Он не чувствовал ни холода, ни страха, он был и сторонним наблюдателем, и одновременно участником жизни Вселенной. Лишь временами вдруг промелькнувшая мысль и всполохи воспоминаний о знаниях, полученных в прошлой жизни, могли найти в мысли хоть какое-то земное объяснение материи и пустоте, которые его окружали.
Иногда он мог разогнаться быстрее скорости света, он чувствовал это, но еще помнил физические законы природы и что это невозможно! Но тут же Гарри понимал, что так происходит, ведь мысль и ощущения могут мгновенно преодолевать огромные расстояния, когда ты знаешь, что представить, и те объекты, что скрыты в далекой Вселенной. Ему вдруг стали понятны великие и еще не известные законы мироздания. Он видел огромные звезды и процессы в их недрах так близко, как только можно. Он мог пролетать сквозь магму, он побывал в черных дырах, где, как говорили в земной жизни, все живое не подчиняется никаким известным законам. Но он оставался жив или как еще можно назвать состояние, когда можешь чувствовать всю многомиллиардную силу притяжения неведомых солнц? Он мог ощутить высокие температуры и видеть взаимодействия внутри звезд. Он осознал ошибки теории большого взрыва – что этот взрыв, как лопнувший мыльный пузырь с центром в черной дыре, породил множество новых черных дыр. Он стал свободен и реял в пространстве, наслаждаясь свободой и новыми ощущениями. Ему было так интересно и необычно, что Гарри совсем забыл о земле, как можно забыть о суше посреди океана, когда вокруг бушует величественный мощный шторм, не приносящий вреда. Материя не могла причинять ему беспокойства. Он наслаждался ею и страха совсем не испытывал. Он не чувствовал боли, проходя через сильнейшие магнитные волны от звезд или устремившись к мощнейшему мерцанию пульсаров в рентгене. Ему начинало казаться, что он часть этого слияния времени, скорости и необычных форм материи. И это было прекрасно. Он изучал и чувствовал все, что попадалось ему на пути, и, казалось, понимал все взаимодействия и взрывы сверхновых звезд.
В одно из своих далеких путешествий он встретил новую Землю! Эта планета отличалась от той, на которой он вырос и прожил сорок лет. Она была так же величественна и состояла из двух огромных голубых океанов, но материк был один. Он простирался вдоль экватора – в одних местах шире, а в других уже. Гарри летел над новой планетой и удивлялся открывавшимся видам. Бесконечная твердь земли на этой планете почти полностью была покрыта девственными зелеными лесами. Иногда сушу прорезали широкие проливы, соединяющие два огромных океана. Даже с большой высоты были видны огромные волны, которые разбивались об отвесные прибрежные скалы. Самым удивительным было солнце. Это была не одна звезда, а два быстро вращающихся друг вокруг друга огненных светила, но с планеты они выглядели как одно солнце, гораздо крупнее земного. Новая Земля, очевидно, была в безопасном месте, раз тут сохранились вода и растения.
Гарри с наслаждением изучал необычную планету, потому что мощные процессы внутри Вселенной и ее чудеса были ему незнакомы. Необычность новой планеты состояла, прежде всего, в том, что она могла любить то, что на земле зовется жизнью. Размышляя так, Гарри снова погрузился в бесконечность пустоты.
Снова он вышел из тьмы и приготовился к дальнейшему путешествию на самый край Вселенной, как ощутил, что все изменилось. Гарри услышал сначала какой-то странный звук, тихие, почти не различимые волны. «Что это?» – удивился Гарри. Эти звуки не были похожи на отдаленный рев миллиардов солнц и волны ультрафиолета. Эти звуки не походили ни на что в бескрайних просторах Вселенной. Вдруг Гарри вспомнил: это были голоса людей, которых он знал, казалось, миллионы лет тому назад. Все более разборчиво он услышал поющего ребенка и сразу узнал голос своего сына и колыбельную, которую пел ему. Он сразу вспомнил свою безутешную и разбитую горем жену, родителей, и что-то до боли знакомое напрягло его трансформированное существо и заставило снова почувствовать себя так, как чувствует человек. Через некоторое время Гарри понял, что видит свою семью, собравшуюся за столом, но уже не такую удрученную. Что-то светлое появилось над головой его любимой жены. Детки грустные, но уже не убитые горем. «Да, слава Богу, время все-таки лечит», – подумалось ему. И легче стало на душе, ведь так тяжело смотреть на муки близких. За столом, помимо родственников, родителей и братьев с сестрой, были и соседи – Джаннет и Курт, а также близкие друзья детства и двое ребят, с которыми он служил в армии. Один из них – Джон – совсем погрузнел, а сержант в отставке Роббер был, как всегда, бравый и подтянутый.
Роббер со стаканом виски в руке встал и сказал:
– Давайте помянем раба Божьего Гарри, пусть там ему будет так же хорошо, как и тут. Это был мой лучший друг в армии. Остался он моим другом и здесь, на гражданке. Как бы нас ни разделяло время и расстояния, я всегда чувствовал его поддержку и опору. Помню, как сильно повредил ногу, спускаясь на лыжах с крутого склона в Альпах, в Гаргеллене, а Гарри в это время был в Финляндии по делам своей фирмы. Но как только он узнал, что у меня проблемы, сразу примчался в больницу и просидел там сутки, пока меня оперировали. К слову сказать, даже жена моя Алиса смогла приехать только через двое суток из-за сильного бурана в горах. Вы знаете, когда тебе мучительно больно и плохо, когда ты чувствуешь себя одиноким, даже в белоснежной палате больницы очень радостно неожиданно увидеть лучшего друга! Вечная ему память, и пусть земля ему будет пухом!
Роббер залпом выпил виски и молча сел рядом с вдовой Гарри. Ее тело сотрясалось от плача. Роббер приобнял ее, успокаивая, и она бессильно повалилась ему на плечо. Гарри стало бесконечно жаль Эмми, ему захотелось обнять ее, утешить, как бывало раньше. Какое же это счастье просто видеть эту женщину, свою жену, и как ему теперь не хватает любимой семьи!
Вдруг яркая и такая понятная мысль пришла в его сознание. Он подумал: «Ведь после смерти, после сорока дней, я должен буду навсегда покинуть этот знакомый и близкий мне мир. В святых писаниях это было точно определено. Сейчас я еще здесь, но скоро что-то неведомое – рай или ад – встретит меня. Что это будет? Смогу ли я ощущать себя и все вокруг так, как сейчас? А еще будет суд и за грехи – неотвратимое наказание. Как я выдержу все это? Чистилище! У меня, наверное, будет шанс исправиться? В муках и огне, – ему снова стало страшно. – Сорок дней на земле и потом в муки исправления? Зачем же… Ведь там, где я побывал, такие яркие и красивые картины неизведанного мира. Я видел звезды и Млечный Путь. Это так понятно и прекрасно… Я слышал шум тысячи звезд, я несся, как свет, а жар не опалял меня, и звезды не оглушали меня… Но теперь я тут. Зачем?»
И снова понимание происходящего осенило его. Он понял: нужно заново прожить свою жизнь, вспомнить все поступки, мысли, чувства и желания, чтобы приготовиться к Великому суду!
Гарри снова начал погружаться в темноту безмолвия, как вдруг услышал голос отца.
– Сын, – говорил тот, – я всегда знал, что ты хороший человек.
Отец поперхнулся, он был суровым и немногословным мужчиной, как, впрочем, все люди того старшего поколения. Он, старый солдат, прошедший войну во Вьетнаме и не потерявший там человечности. Он редко рассказывал о тех событиях, никогда не хвастался военным прошлым, в отличие от своих друзей. Они изредка приезжали на праздники. И только из воспоминаний сослуживцев отца, когда спиртное развязывало им язык, Гарри слышал истории, холодящие кровь.
– Сын, – снова продолжил отец, прокашлявшись и смахнув слезу, – я всегда гордился тобой и безумно тебя любил. Ты был моей гордостью, был примером многим. Я видел, что в тебе было лучшее, что мог представить счастливый отец. И я, к сожалению, так и не смог сказать тебе эти слова, когда ты был жив. Прости. Но я говорю их сейчас… Мне невыносимо больно и очень жаль, что ты безвременно ушел от нас.
Отец пригубил из стакана и сел.
Вдруг Гарри перенесся в годы своей юности, и картина его прошлой жизни ожила…
Воровство
Когда Гарри было десять лет, отец часто брал его с собой в путешествия. И вот сейчас Гарри отчетливо вспомнил, как они ездили всей семьей на пикник в «Дубовую рощу», как раскидывали на берегу озера большой круглый шатер. Он видел, как они, радостные и возбужденные, усаживаются подле горящего костра и встречают прохладу ночи возле огромного озера. Завтра нужно рано встать на рыбалку, предупреждает отец. Да, одно из любимых хобби отца передалось Гарри.
Он был активным и спортивным мальчишкой, любил гонять мяч на школьном стадионе и даже был в основном составе школьной команды. Но чтобы рыбалка… Он и не думал поначалу, как понравится ему эта тихая охота. И сейчас Гарри испытывал то необычайное удовольствие, которое доставляло ему привитое отцом увлечение. Эта спокойная гладь воды, закрытая одеялом утреннего тумана…
Гарри снова увидел счастливые лица своей семьи, когда после короткого дневного сна они все месте приходили обедать в милый ресторанчик «Рыба». Хозяин ресторанчика, приветливый дядя Смит, знал его родителей уже не первый год и встречал их с радостной улыбкой. И на этот раз розовощекий, небольшого роста, он издали узнал семейство Гарри и поспешил навстречу. Его искренняя радость и благодушие сразу передалось всем. И Гарри увидел, что это было от души. «Да, в то время я мало что понимал, – подумалось нашему герою, – но всегда был счастлив в дальних путешествиях».
Потом был веселый и вкусный обед. Даже немногословный отец после пинты пива расплылся в счастливой и благодушной улыбке. Гарри видел, как он, мальчик, вышел из-за стола и пошел погулять по ресторану. Ведь детям не сидится. Он видит, как много в ресторанчике интересных вещей: вот макет парусника, а тут бутылка с маленькой пушкой внутри, вот несколько солдатиков на полке и еще большая коробка. Он любил солдатиков. Расставив их на столе в ресторанчике, хозяин разрешал Гарри придумывать нешуточные баталии и перестрелки: две армии воевали друг с другом, нанося удары маленьким тяжелым металлическим шариком-ядром. Вот и сейчас Гарри увлекся игрой, и победа была рядом, как вдруг послышался голос отца:
– Сын, мы пообедали, пора в лагерь, нужно немного отдохнуть и готовиться к отъезду. Завтра рабочий день, а поздно вечером опять будет пробка, когда подъедем к городу. Нужно успеть до этого времени. Ты же не хочешь спать в машине?
«Да, нужно собираться, – подумал Гарри, – но как не хочется уезжать! Тут, в ресторане, так здорово, а еще интересно играть на природе у озера и в палатке. Ну давайте задержимся хоть чуть-чуть!» Но, зная строгость отца, слово «надо» и понимая, что пора собираться, Гарри грустно вздохнул и стал неохотно сваливать солдатиков в коробку. И вот, закидывая последнего, мальчик вдруг подумал: «А может, одного можно забрать с собой? Ведь солдатиков много, и добродушный дядя Смит не догадается, что я взял одного на время». Сказано – сделано: мальчишка закрывает резную коробку с солдатиками и ставит обратно на полку.
– Спасибо, дядя Смит, – радостно машет Гарри приветливому толстяку. – Ждите нас, мы скоро приедем.
Сборы лагеря не занимают много времени, сильные и умелые руки отца делают всю работу быстро. И вот они уже в машине, радостные и отдохнувшие, продвигаются между автомобилей, которых полно на трассе. Обгоняя и иногда весело сигналя, семья через два часа оказывается дома. Скорый ужин, и уже десять вечера, ванна и уютная кровать.
Воспоминания так реальны, что Гарри начинает казаться, что это происходит с ним сейчас. Вот заходит мать, гладит его по голове и целует в лоб: «Спокойной ночи, сынок». Но Гарри не спится, он выпрыгивает из кровати, достает солдатика из кармана и под одеялом начинает новый бой. Справа с фланга заходит противник. Бах! – и идут в наступление союзники. И – бах! – стреляет пушка. Командир в руке мальчишки громогласно командует: «В бой! За победу! Ура-а-а!»
Вдруг одеяло войны поднимается, и Гарри видит лицо отца: «Ты не спишь?» – немой вопрос застыл на его лице. Мальчик почувствовал надвигающуюся бурю. Отец выпрямляется, он взволнован и рассержен. Гарри видит это.
– А что у тебя за солдатик? – спрашивает он. – Откуда он у тебя?
Гарри молчит, но понимает, что голос отца становится злым.
– Ты взял без разрешения игрушку? Как ты посмел, сын? Ты знаешь, что это очень постыдно? Ты знаешь, что воровать нельзя. Это очень неприличный и грязный поступок. Вставай и одевайся.
Отец рассерженно выходит из комнаты. Гарри испуган и застыл от страха под одеялом на несколько секунд, но делать нечего. Уныло он вылезает из кровати и начинает одеваться. Выйдя из своей комнаты и зажмурившись от яркого света люстры, он увидел сквозь прищуренные глаза взволнованную и молчаливую мать. А отец уже был обут.
– Поехали, – немногословно приказал он и вышел из дома.
– Милый сын, отец очень зол, что ты украл чужую игрушку, и вы поедете назад к дяде Смиту, отдадите ее и принесете извинения от всех нас.
Буря эмоций овладела Гарри. Как? Зачем на ночь глядя куда-то ехать? Почему? Ну, у Смита много солдатиков, он же ничего не узнает, он не увидит! Не хочу отдавать такого классного солдатика! Слезы обиды и негодования покатились по его щекам, оставляя длинные полосы.
– Мама, может, не нужно никуда ехать? Я же взял только одного, – сквозь всхлипывания и заикаясь от обиды промолвил Гарри.
– Нет, сын. Я не могу жить с вором, ты должен отдать чужую вещь. Это не обсуждается, – сказала мать звенящим, как сталь, строгим и каким-то чужим, необычным голосом.
Гарри никогда не видел мать такой холодной и равнодушной, непреклонно строгой. Ему стало страшно, по-настоящему страшно. Ужас от того, что он больше не нужен родителям, что его не любит мать, парализовал все тело. С мальчиком случилась истерика, и душа Гарри, как наяву, снова испытала стыд, разочарование и страх. И ужасающая картина стыда встала перед Гарри, когда, доехав до места пикника, они постучались в дверь ресторанчика. Через какое-то время вышел заспанный дядя Смит с немым вопросом на лице: «Что случилось?» Гарри протянул сжатого в кулачке солдатика и навзрыд с трудом проговорил:
– Простите, дядя Смит, простите меня, я случайно положил в карман солдатика, и мы приехали его вернуть, – слова застыли в горле мальчика, как ком, он больше ничего не смог сказать и заревел, как могут реветь только дети, сотрясаясь всем телом, без возможности остановиться.
Смит окончательно проснулся и сразу понял, в чем дело, лишь на мгновение перекинувшись взглядом с отцом.
– Ну, хорошо, мальчик, – спокойно сказал добряк, – успокойся. Я не сержусь на тебя, но больше так не делай. Спасибо, что вернул солдатика. Ты умный и порядочный мужчина. Приезжайте ко мне снова, я всегда, всегда буду рад видеть тебя и твоих близких тоже.
Отец указал сыну на машину, а сам еще некоторое время говорил с хозяином ресторанчика. Когда они ехали домой, отец молчал всю дорогу. Всю дорогу молчал и Гарри. Но что творилось в душе мальчишки! Гарри вспомнил все, как будто это происходило с ним сейчас. И стыд, и страх быть непрощенным разрывали сердце ребенка. Мальчик не выдержал:
– Прости, папа, – промолвил сквозь слезы Гарри, – прости, я больше так никогда не буду делать.
Отец продолжать молчать, и от этого у мальчика снова и снова на глаза наворачивались слезы. Ему было очень стыдно. И только подъехав к дому уже под утро, выходя из автомобиля, отец промолвил:
– Сын, я очень переживаю за тебя и я очень тебя люблю, но никогда, слышишь, никогда ты не будешь воровать. Воровство – это тяжелый грех. Не позорь меня, сын. А теперь иди в дом и ложись в кровать.
Как будто тысячекилограммовый груз спал с маленького несчастного сердца. Мальчик почти без чувств и сил добрел до своей кровати и погрузился в целебный и очищающий сон.