Пьер Разу
Ирано-иракская война. Бойня за Глобальный Юг

Полная версия

Pierre Razoux

La Guerre Iran-Irak, 1980–1988: Premiere guerre du Golfe

© Perrin, Paris 2013

© Разу П., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024

Предисловие

1 мая 2003 года Джордж Буш произнес свою речь «Миссия выполнена» на борту авианосца «Авраам Линкольн». Знал ли он, что только что предложил иранскому исламскому режиму, одному из своих злейших врагов, победу над Ираком, о которой тот мечтал с 1980 года? Разгромив иракскую армию за несколько недель и ликвидировав баасистский режим Саддама Хусейна, сорок третий президент США совершил то, что не удалось сделать муллам в ходе жестокой войны против Багдада с сентября 1980 по август 1988 года. Тем самым Джордж Буш-младший произвел глубокий переворот в геополитическом балансе региона Персидского залива, баланс, который его отец старался поддерживать, будучи вице-президентом, а затем президентом США. Старший Буш без колебаний установил связи с Саддамом Хусейном, считая, что иракский диктатор был лучшим щитом против радикального шиитского революционного экспансионизма, проповедуемого аятоллой Хомейни. Его решение пощадить Саддама Хусейна после его вторжения в Кувейт было принято в рамках стратегии сдерживания Ирана. Неоконсервативная идеология позже заменит реальную политику в попытке создать новый Ближний Восток.

Выведя войска из Ирака в декабре 2011 года после более чем восьми лет военной оккупации, Соединенные Штаты позволили Ирану получить все желаемые выгоды от нового геополитического порядка.

Али Хаменеи, Акбар Хашеми Рафсанджани, Мохаммад Хатами и Хасан Роухани, должно быть, испытали момент глубокого удовлетворения, когда поняли, что американская администрация сделала за них их работу: она создала иракское государство, которое было слабым, разделенным и в котором доминировала шиитская община – три основные цели, которых тщетно пытался достичь иранский режим. Через двадцать три года после поражения Исламская Республика Иран могла праздновать победу.

Ирано-иракская война стала поворотным пунктом в истории Ближнего Востока. Нельзя понять современную ситуацию в Персидском заливе – от ядерных амбиций Ирана до иракского и иранского политических кризисов – без понимания сложных механизмов, вековой ненависти, непрекращающейся борьбы за власть, постоянных разочарований и страхов, непосредственно вытекающих из этой беспощадной войны, которая оставила неизгладимый след в коллективном воображении людей в Персидском заливе и на Западе. Может ли кто-нибудь забыть эти тревожные образы детей-солдат, брошенных в хаос битвы, кровавые траншеи, города в руинах, горящие нефтеперерабатывающие заводы, трупы, отравленные газом, танки, застрявшие в грязи, и нефтяные танкеры в огне?

Однако война между Ираном и Ираком была далеко не только этим. Последний крупный конфликт эпохи холодной войны продемонстрировал важность концепции энергетической безопасности и заставил ряд западных государств надолго завязнуть в Персидском заливе. Позволив иранскому режиму выжить и укрепиться, война привела к новой динамике политических и военных сил в регионе и росту терроризма на Ближнем Востоке и в Европе. С военной точки зрения она послужила лабораторией для разработки инновационной тактики и полигоном для испытания самого сложного оружия.

Самая продолжительная война двадцатого века, ирано-иракская война остается актуальной. Ее последствия все еще ощутимы: Ирак был маргинализирован, Иран радикализирован, а иранская ядерная программа была ускорена. Учитывая политическое развитие этих двух древних государств, они вполне могут снова столкнуться, чтобы восстановить свои национальные единства и укрепить легитимность действующих правительств, снова используя национализм, религиозное сектантство и ксенофобию для достижения политических целей. Несмотря на преобладание шиитов, иракская пресса регулярно поднимает вопрос о статусе Шатт-эль-Араба. Кто бы ни сменил Нури аль-Малики, у него может возникнуть искушение снова разыграть карту национализма, чтобы спасти Ирак от дезинтеграции. Если преемник аль-Малики выберет этот путь, его выбор будет ограничен тремя вариантами, которые всегда мобилизовывали иракских арабов: приведение курдов к власти, возвращение Кувейта и поднятие вопроса о Шатт-эль-Арабе.

Первый вариант ему запретят использовать Турция и США, которые имеют ключевые интересы – в частности, энергетические – в нынешнем автономном регионе Иракского Курдистана. Второй вариант будет отложен в сторону, поскольку Соединенные Штаты утвердились в качестве защитника Кувейта и готовы бороться за его спасение. Остается третий вариант, риски которого могут показаться приемлемыми, если страна еще долго будет оставаться изгоем в международном сообществе. С точки зрения Ирака, последний вариант также может дать преимущество сближения с монархиями Персидского залива, которые будут рады, если Ирак вернется к своей роли щита от революционного режима иранских мулл.

Определенное количество вопросов о войне остается без ответа. Почему Саддам Хусейн ввязался в этот дорогостоящий, долгий и бесполезный конфликт? Почему он длился восемь лет, когда его можно было закончить за три месяца? Как были вовлечены великие державы и Франция? Каково было влияние нефтяного фактора? Как были связаны с войной такие передовые темы, как «Иран – Контрас», теракты во Франции и похищения людей в Ливане? Кто был истинным победителем конфликта? На эти многочисленные вопросы я попытался ответить в этой книге, плоде десятилетних исследований, которые привели меня из Парижа в столицы стран Персидского залива, через Вашингтон, Лондон, Рим, Стамбул, Бейрут, Каир, Иерусалим и Амман. Я опирался на редкие справочники по этой теме, бесценные неопубликованные военные архивы и необычные, ранее не использовавшиеся устные источники: интервью со значимыми игроками в истории войны (в частности, иранскими), иракскими генералами, покинувшими Ирак после падения баасистского режима, и аналитиками, изучавшими ход боевых действий.

В ходе своего исследования я получил доступ к известным «аудиокассетам Саддама», захваченным американской армией в Багдаде в 2003 году. Иракский диктатор понимал, что он оратор, а не писатель. Зная, что он не оставит потомкам никаких трудов, и желая, чтобы его помнил народ, Саддам систематически организовывал прослушку в госучреждениях, в частности, в залах заседаний, чтобы его речи и публичные заявления могли быть записаны. Целью было оставить запись, чтобы иракские историки могли прославить его основные решения после его смерти, а также держать под наблюдением его заместителей и министров. Естественно, на этих записях можно проследить дискуссии высшего военного командования между Саддамом Хусейном и его генералами, особенно на решающих этапах войны. Изучение расшифровок записей было увлекательным опытом, который позволил мне наблюдать за этими беседами издалека. Эти беседы часто, но не всегда, контролировались иракским президентом, поскольку Саддам обладал поразительной способностью слушать.

Эти сокровища сейчас бережно хранятся в Вашингтоне в Национальном университете обороны, и с ними можно ознакомиться на месте, при определенных условиях, или обратившись в Центр изучения документов конфликтов по адресу CRRC@ndu.edu.

Эта терпеливо накопленная и перепроверенная информация легла в основу моего повествования, которое значительно отличается от истории, рассказанной западной прессой и историками, а также иракскими и иранскими властями за последние тридцать лет. Мои данные также позволили мне сделать точную оценку сил на поле боя, разумную оценку потерь и реальный объем военной помощи, оказанной воюющим сторонам, в частности, пятью постоянными членами Совета Безопасности ООН. В этом отношении Франция отличилась своей деликатной позицией, встав на сторону Ирака и продолжая вести переговоры с Ираном.

Эта история также является отражением власти. В случае Саддама Хусейна и аятоллы Хомейни война была использована для удержания или укрепления личной власти. В случае Акбара Хашеми Рафсанджани и Али Хаменеи, нынешнего Верховного лидера Исламской революции, она была использована для захвата власти. Четверть века спустя соперничество между двумя последними людьми все еще определяет борьбу за власть в Тегеране, влияя на принятие важнейших решений. Недавнее избрание президента Хасана Роухани – последнее событие в этой ситуации. Метод иранских исламистов по захвату власти путем последовательной маргинализации своих соперников также может многому научить нас в отношении революций, происходящих в настоящее время в арабском мире.

Наконец, я должен напомнить читателю, что пишу от своего личного имени, и что мои замечания не отражают позицию Министерства обороны Франции или Института стратегических исследований Военной школы (IRSEM; Институт стратегических исследований Французского военного колледжа). Самое главное, что я не пытался навязать определенное прочтение истории, а только продвинуть ее вперед, разобрав ряд мифов и открыв новые пути для размышлений.

Глава 1. Эскалация

После многих лет спокойствия, зимой 1979–1980 годов отношения между Ираном и Ираком неожиданно изменились в худшую сторону. Бурные демонстрации перед посольством Ирака в Тегеране призывали к свержению баасистского режима Саддама Хусейна. Иракские флаги и чучела президента Ирака были сожжены перед представителями международной прессы. В пограничной провинции Хузестан (буквально «земля башен»), на которую давно претендует Багдад и которая населена преимущественно арабоязычными жителями, консульство Ирака в Хорремшехре было разграблено, а консул выслан. Многочисленные школы с преподаванием арабского языка были разгромлены, а их учителя подверглись нападениям. Утверждая, что в Ираке находятся моджахеды, враждебные Исламской революции, иранский режим направил свои ВВС в воздушное пространство Ирака и имитировал нападения на иракские казармы. В ответ Багдад разбомбил несколько приграничных деревень, приказал закрыть иранские консульства в Басре и Карбале и подтвердил свои права на реку Шатт-эль-Араб, которая протекает на расстоянии 250 километров от места слияния Тигра и Евфрата до устья в Персидском заливе. Последние сто километров образуют границу между Ираком и Ираном. Ширина реки варьируется от 400 до 1500 метров, она питает обширную дельту, покрытую болотами, на берегах которой Ирак и Иран построили два крупнейших в мире нефтеперерабатывающих завода: Басра и Абадан.

Информационная война начинается

8 февраля 1980 года Саддам Хусейн появился на телевидении в своей традиционной оливково-зеленой форме, чтобы призвать все арабские страны солидарно помочь ему противостоять иранским провокациям любыми средствами. Все в арабском мире понимали, что у иракского президента теперь только одна цель: блокировать маневры Ирана, если потребуется, силой.

В Иране репрессии, начатые революционерами, свергнувшими шаха в феврале 1979 года, продолжались жестоко и неумолимо.

Ожесточенные бои шли между защитниками революции и бывшими сторонниками шаха. Ситуация оставалась хаотичной. Шапур Бахтияр, последний премьер-министр имперского режима, ныне находящийся в изгнании во Франции, подлил масла в огонь, решительно заявив: «С Хомейни скоро будет покончено, он продержится максимум семь-восемь месяцев! В любом случае, меньше года. Это точно». В Багдаде эти заявления были восприняты как доказательство того, что иранская армия слабеет. Представители иранской оппозиции, нашедшие убежище в Багдаде, усилили это впечатление, описывая апокалиптическую ситуацию на своей родине. Им вторили сообщения иракской разведки. Эмигранты пытались убедить баасистский режим помочь им свергнуть временное правительство, подчеркивая царившую анархию, крах администрации, чистки и дезертирство, которые привели армию в негодность. Иракские власти благоразумно оказывали оппозиции знаки внимания, сомневаясь в ее реальной способности свергнуть революционный режим. Иракцы предпочитали действовать скрытно, вооружая движения за независимость, пытавшиеся освободиться от центральной иранской власти в Курдистане, Белуджистане или богатой нефтью провинции Хузестан.

Тем временем словесная перепалка между Тегераном и Багдадом нарастала. 15 марта 1980 года аятолла Хомейни обратился к общественному мнению Ирака: «О, иракский народ, остерегайся своих лидеров и совершай революцию до победы». Шесть дней спустя его сын Ахмад сделал еще более угрожающее заявление: «Мы должны приложить все необходимые усилия для экспорта революции в другие страны и отвергнуть идею сдерживания ее в пределах наших границ». Со своей стороны, иракское правительство потребовало отмены Алжирского соглашения от 6 марта 1975 года, которое позволило Саддаму Хусейну и шаху Ирана объявить мировой прессе, что они заключили соглашение о прекращении разногласий. По его условиям, обе стороны согласились окончательно демаркировать свои сухопутные и речные границы, которые оспаривались на протяжении веков. Речная граница теперь будет проходить по середине реки Шатт-эль-Араб, а не по персидскому берегу, который служил для ее демаркации в прошлом.

1 апреля 1980 года Тарик Азиз, один из ближайших соратников Саддама Хусейна и глава иракской христианской общины, подвергся нападению во время выступления с речью в Багдадском университете. Граната взорвалась в нескольких метрах от Азиза, легко ранив его. Дюжина студентов была убита. Шиитский активист был немедленно арестован. Иракская секретная служба обвинила активиста в том, что он был тайным агентом иранской САВАМА, новой секретной службы, пришедшей на смену грозной САВАК. На следующий день президент Ирака сделал сенсационное заявление о том, что пролитая кровь не будет забыта. Три дня спустя во время похорон жертв первого нападения столицу потряс еще один взрыв: самодельная бомба была брошена из иранской школы на пути следования похоронного кортежа, в результате чего погибли и были ранены десятки людей. Иракский режим выразил резкий протест, обвинив во всем Тегеран. Иранский президент Аболь Хасан Бани-Садр незамедлительно ответил, обвинив Багдад в грубой провокации и осудив идеологию баасистов как «не более чем сплав нацистских, фашистских и марксистских доктрин».

Ситуация все больше накалялась. В Тегеране аятолла Бехешти заявил международной прессе, что «Саддам, мясник Багдада, сообщник Менахема Бегина, всего лишь марионетка в руках Соединенных Штатов». Эта провокация попала в яблочко: иракский диктатор был движим патологической ненавистью к евреям и считал себя лидером в борьбе против Израиля. Он не мог допустить, чтобы его полномочия в этой области были поставлены под сомнение. Поскольку аятоллы, похоже, были полны решимости раскопать топор войны, они получат столько, сколько дадут. Саддам Хусейн направил аятолле Хомейни чрезвычайно твердое предупреждение и обратился в Совет Безопасности ООН с требованием проголосовать за резолюцию, осуждающую незаконную оккупацию Ираном небольших эмиратских островов Томб и Абу-Муса (расположенных вблизи Ормузского пролива). Чтобы дать понять аятолле Хомейни о своей решимости, Саддам приказал немедленно казнить аятоллу Мохаммада аль-Садра, который был соратником Верховного лидера иранской революции в изгнании.

Он также приказал выслать в Иран 40 000 иракцев иранского происхождения. В ответ Хомейни открыто призвал к свержению Саддама Хусейна и яростно критиковал «чудовищный и извращенный режим иракской партии Баас, настоящего Малого Сатаны, который поставил себя на службу Большому Сатане [Соединенным Штатам]». Больше не скрывая своих намерений, он зашел так далеко, что заявил: «Мы хотим основать Исламское государство, объединяющее арабов, персов, турок и другие национальности под знаменем ислама». Услышав это, монархии Залива приготовились к войне, понимая, что им так или иначе придется объединиться, а также то, что они будут вынуждены поддержать режим Саддама, чтобы сдержать иранский шиитский экспансионизм.

Периодические столкновения продолжались. В середине апреля иранский патруль обстрелял из пулемета пограничный пост в ответ на атаку иракским вертолетом иранской позиции. Усилилась психологическая война. 27 апреля 1980 года радио Тегерана объявило об убийстве Саддама Хусейна, распространяя дезинформацию с целью дестабилизации иракского режима. Три дня спустя иранское посольство в Лондоне подверглось нападению коммандос, утверждавших, что они принадлежат к ранее неизвестному Демократическому революционному фронту освобождения Арабистана. Британская специальная авиационная служба была вызвана на помощь и вмешалась через пять дней, чтобы освободить иранских дипломатов, находившихся в заложниках.

Чтобы еще больше усложнить ситуацию, Иран предоставил убежище братьям Барзани, двум лидерам исторического курдского восстания, бушевавшего на севере Ирака с 1974 по 1975 год. Братья Идрис и Масуд Барзани воспользовались этой возможностью, чтобы возродить свои сети пешмерга (буквально «борцы за свободу»). Иракское правительство, стремясь избежать возобновления войны на курдском фронте, увеличило количество уступок главному сопернику Барзани, Джалалу Талабани, одновременно начав серию смертоносных рейдов против пешмерга, сплотившихся вокруг братьев Барзани. Джалал Талабани воспользовался шансом установить свой контроль над городами Иракского Курдистана, особенно в нефтяном регионе Киркук, оставив своих соперников контролировать горные приграничные районы. Он заключил соглашение с Саддамом Хусейном, по которому его партизаны прекратили бы военные действия против режима в обмен на большую автономию региона. Это устраивало иракского президента, поскольку разделяло курдских партизан и не позволяло сформировать единый фронт против него.

Между тем, ситуация в Иране оставалась такой же хаотичной, как и прежде. Президент Бани-Садр активизировал операции против противников нового режима и держал вооруженные силы под пристальным наблюдением, опасаясь государственного переворота. Его предосторожности были не напрасны: 4 июля 1980 года генерал Овейси заявил, что сможет взять Тегеран под контроль к концу лета. В ночь с 9 на 10 июля обширный военный заговор был раскрыт за несколько часов до того, как он должен был быть приведен в действие. Переворот был организован из Парижа генералом Овейси и Шапуром Бахтиаром и должен был быть осуществлен на авиабазе Ноджех близ Хамадана генералом Саидом Мехдиюном и генералом Аятом Мохагеги.

Мятежники выбрали эту базу, где базировалось несколько эскадрилий истребителей «Фантом», из-за ее близости к иранской столице. Согласно плану, около тридцати самолетов должны были отправиться на рассвете и разбомбить резиденцию аятоллы Хомейни, президентский дворец, резиденцию правительства и несколько казарм КСИР. Затем отряды солдат, верных шаху, были бы доставлены в столицу на вертолетах, чтобы взять под контроль символы власти, с подкреплением из нескольких батальонов сухопутных войск.

Революционный режим отреагировал жестоко. Было арестовано более 600 офицеров и унтер-офицеров, в том числе около пятидесяти летчиков, большинство из них были казнены после суда под надзором КСИР, части которого теперь окружили основные авиабазы. Военно-воздушные силы уже страдали от кадровых чисток, а теперь недостаточная подготовка экипажей и отсутствие запасных частей привели их к полному беспорядку. Большинство истребителей и вертолетов были выведены из строя на несколько недель. Что касается генерала Овейси и Шапура Бахтиара, то их активное участие в заговоре подписало им смертный приговор. Иранский режим будет безжалостно преследовать их в течение следующих нескольких лет.

Поддерживал ли Саддам Хусейн попытку государственного переворота? Нет никаких доказательств в пользу такой теории. Известно, что несколько иракских истребителей пересекли иранскую границу, чтобы атаковать радарную станцию, расположенную рядом с авиабазой Ноджех, как раз в тот момент, когда должен был начаться переворот. Те, кто считает, что заговорщики и иракский режим были в сговоре, утверждают, что эта воздушная атака послужила бы предлогом для взлета иранских «Фантомов» и успокоила бы подозрения военных, верных революционному правительству. Но в таком случае, почему иракская армия не была приведена в боевую готовность? И почему иранские моджахеды в изгнании в Ираке не были готовы пересечь границу и отправиться на подмогу мятежникам? Кажется маловероятным, что Саддам Хусейн играл главную роль в этом заговоре, особенно если учесть, что он ненавидел иранцев и не очень-то жаловал их противников. Есть все основания полагать, что он вел выжидательную игру, хотя, безусловно, знал о неизбежности серьезной попытки свержения исламского режима, возможно, благодаря королю Иордании Хусейну и королю Саудовской Аравии Халиду.

Король Саудовской Аравии Халид был предупрежден ЦРУ, которое, в свою очередь, незаметно поддерживало верные шаху военные сети.

Саддам выбирает войну

Провал заговора укрепил убеждения Саддама. Во-первых, иракский президент понял, что надеяться на то, что военный переворот уничтожит исламскую революцию, было иллюзорно. Он понял, что, несмотря на активную поддержку ЦРУ, у иранской оппозиции больше не было шансов. Курды, азербайджанцы и белуджи боролись за свою автономию, возможно, независимость, но не за свержение режима в Тегеране. Саддам также понимал, что было бы ошибкой надеяться на военное вмешательство со стороны Соединенных Штатов или Советского Союза, который последние десять месяцев погряз в Афганистане. А полагаться на нефтяные монархии было бы просто смешно. Поэтому он пришел к выводу, что, не имея возможности свергнуть иранский режим, он должен действовать быстро, чтобы надолго ослабить его. Теперь два режима находились на линии столкновения.

Инвективы и провокации зашли слишком далеко, чтобы их можно было простить. Иракский диктатор был твердо убежден, что аятолла Хомейни больше не пойдет на компромисс и не остановится ни перед чем, чтобы свалить Саддама. Саддам Хусейн пришел к логическому выводу, что для сохранения своей власти ему необходимо превентивно напасть на Иран. Он надеялся, что это ослабит Хомейни и, возможно, ускорит его падение. Самое главное, он смог бы восстановить суверенитет Ирака над всем Шатт-эль-Арабом и стереть оскорбление, нанесенное Алжирским соглашением, которое было личным унижением. Тем лучше, если при этом он сможет взять под контроль некоторые приграничные территории Ирана, богатые нефтью.

Время казалось идеальным, учитывая, что иранская армия, пришедшая в беспорядок после революции и западного эмбарго, была не более чем тенью себя прежней. То, что осталось от армии, было разбросано по нескольким фронтам для борьбы с курдскими, азербайджанскими, арабскими и белуджскими сепаратистами при поддержке Революционной гвардии. В отчетах иракских секретных служб также указывалось, что иранские военно-воздушные силы, бывшие когда-то острием копья шахской армии, были выведены из строя после провала заговора в Ноджехе. Иракский диктатор считал, что быстрая война с Ираном позволит ему занять своих солдат и повысить свой престиж.

Он казался тем более уверенным, что его ядерная программа двигалась в правильном направлении, в то время как иранская программа была резко остановлена революционерами. По мнению его экспертов, атомная электростанция «Осирак», построенная с помощью Франции в Аль-Тавите на берегу Тигра, примерно в 30 километрах к юго-востоку от Багдада, будет введена в эксплуатацию примерно через пятнадцать месяцев, что позволит Ираку повысить свою категорию и играть с большими мальчиками.

Саддам Хусейн также был убежден, что, напав на Иран, он утвердит себя в качестве лидера арабского мира, тем самым оттеснив на второй план своего главного соперника, сирийца Хафеза аль-Асада. Он был убежден, что, столкнувшись со свершившимся фактом, монархии Персидского залива, в частности Саудовская Аравия и Кувейт, не оставят другого выбора, кроме как поддержать его и оказать ему финансовую поддержку. По его словам, Соединенные Штаты будут сдерживаться и просто ждать и смотреть, что произойдет. Саддам полагал, что европейцы последуют за ним, поскольку их беспокоил риск распространения исламской революции по всему региону. Они также рассчитывали на продажу ему оружия. На самом деле его беспокоил только Кремль, реакцию которого ему было трудно предсказать. Интуиция подсказывала ему, что Советы, потеряв всякое влияние в Египте, будут уважать договор о дружбе и помощи, связывающий их с Ираком, и не рискнут потерять весомого союзника на Ближнем Востоке.

В середине июля Саддам Хусейн созвал своих начальников штабов и попросил их готовиться к войне с Ираном, но не назвал ни даты, ни конкретной военной цели. Он дал своим генералам всего месяц на подготовку армии и предоставление ему согласованного плана боевых действий, хотя на такое предприятие обычно требуется значительно больше времени. Большинство генералов восприняли новость с тревогой и скептицизмом, но ни у кого не хватило смелости открыто поставить под сомнение это решение, даже у Аднана Хайраллы, который пользовался значительным авторитетом в военном ведомстве как первый двоюродный брат президента и обладатель желанного поста министра обороны.

Все участники процесса знали, что Саддам был невосприимчив к советам, которые не соответствовали его идеям, и что он безжалостно устранял всех, кто стоял на пути его проектов. Раад Маджид Рашид аль-Хамдани, один из его офицеров, позже признавался:

«[Саддам] смотрел вам прямо в глаза, как будто хотел контролировать вас. Не знать, что у него на уме, было страшно… У Саддама было несколько черт характера… В один момент он был чрезвычайно ласковым, в другой момент он был крайне враждебным и жестоким… В одну минуту он мог быть чрезмерно щедрым, в другую – крайне скупым… Он мог взять идеи у каждого и создать новую идею. На политическом уровне он был отличным тактическим игроком, однако на стратегическом уровне 99 процентов его концепций были неверны. Его проблема заключалась в том, что он навязывал племенные стандарты управления страной».

Никто не осмеливался подвергать себя гневу диктатора, предупреждая его о том, что он рискует ввязаться в неконтролируемую авантюру.

Заставив своих генералов замолчать, Саддам больше не мог рассчитывать на то, что они скажут ему правду и не дадут совершить ошибку. Ведь армия не была по-настоящему готова к войне. Хотя ее оснащение модернизировалось, в целом оно по-прежнему уступало иранской армии. Обучение оставляло желать лучшего. Логистика не была скоординирована. Мотивация оставалась слабой. Иракские военные были готовы к сражению для защиты своей страны, к борьбе с курдами или к вторжению в Кувейт, который они считали частью Ирака, но нападение на Иран было совершенно другим предложением. Высшее военное командование Ирака начало готовиться к крупномасштабной военной операции в полной тайне, без малейшего энтузиазма. Все генералы знали, что их лидер не потерпит ни малейшей утечки информации и что любого, кто допустит малейшую оплошность, ждет страшная участь. Уверенный в себе Саддам выступил перед прессой, восхваляя «борьбу иранского народа против реакционного и деспотического поведения аятолл и ретроградных принципов, скрытых под маской религии», и особо отметив народ Арабистана (арабское название иранской провинции Хузестан) за противостояние «расистской клике в Тегеране».

Тем временем в Тегеране продолжалась борьба за власть. Приоритеты аятоллы Хомейни были незыблемы: консолидация исламской революции, подготовка прихода к власти духовенства и предотвращение повторного попадания Ирана под иностранное влияние. Во главе с аятоллой Бехешти и аятоллой Монтазери духовенство воспользовалось идеологическими разногласиями, ослабившими светский лагерь, чтобы укрепить свои позиции и открыто критиковать президента Бани-Садра. Хотя он пользовался поддержкой Верховного лидера, Бани-Садра упрекали в неспособности подавить восстания, дестабилизировавшие ситуацию в провинциях Хузестан и Курдистан. Пытаясь восстановить контроль, Бани-Садр, который восстановил обязательную военную службу, приостановленную после революции, решил отправить крупные подкрепления в обе провинции.

На юг он направил 92-ю танковую дивизию, офицеры которой доказали свою преданность режиму, а также два танковых батальона и три пехотных батальона из бригад, охранявших восточные границы с Афганистаном и Пакистаном. Тем самым он надеялся нанести смертельный удар по борцам за независимость Арабского фронта освобождения Аль-Ахваза под руководством Мохаммада Тахера Ханкани. Крупный контингент Бани-Садра был поддержан местными подразделениями Стражей революции. На севере страны президент Ирана перебросил 28-ю механизированную дивизию для оказания помощи 64-й пехотной дивизии в преследовании пешмерга Демократической партии Иранского Курдистана (ДПКИ). В центре, около Керманшаха, Бани-Садр привел в боевую готовность 81-ю танковую бригаду, 84-ю механизированную дивизию и 1-ю бригаду армейской авиации для усиления северного или южного фронта в случае необходимости. Все эти части, находившиеся вблизи иракской границы, через несколько недель должны были принять на себя удар иракского вторжения.

Ядовитое настроение в Тегеране усугублялось тем, что иранское правительство казалось неспособным исправить ситуацию в экономике, которая рухнула после эвакуации западных технических специалистов восемь месяцев назад. Никто, похоже, не представлял, что Иран находится на грани войны с Ираком, несмотря на то, что стычки продолжались в течение всего лета, приняв рутинный характер, который усыпил подозрения иранского руководства. Светский лагерь пытался добиться стратегического успеха и ограничить растущее влияние духовенства, не заботясь о том, что происходит за пределами страны. 27 июля 1980 года известие о смерти свергнутого шаха Мохаммада Резы Пехлеви в Каире было встречено с безразличием. Президент Анвар аль-Садат устроил ему пышные похороны, чем еще больше вызвал гнев иранского режима и заставил его очернить Египет. Хотя аятолла Хомейни знал о растущем риске вооруженного конфликта между Ираном и Ираком, он ничего не предпринял, чтобы избежать его, будучи убежденным, что в случае войны шиитское население Ирака поднимется против Саддама и ускорит его падение.

Последние приготовления

16 августа 1980 года Саддам Хусейн вновь созвал своих начальников штабов. Он сообщил своим генералам о своем бесповоротном решении напасть на Иран, хотя еще не определил конкретный график. День начала военных действий будет выбран в последний момент, в зависимости от обстоятельств. Инстинктивно президент Ирака все еще сомневался, стоит ли нападать, тем более что его армия не выглядела готовой. Хотя он не слишком разбирался в военном деле, но прекрасно понимал, что не может начать тотальную войну против Ирана с целью уничтожить иранскую армию и захватить Тегеран. Иран был слишком большой страной, слишком гористой и густонаселенной, чтобы такая цель была осуществима. Вместо этого Саддам стремился к ограниченной войне, которая позволила бы ему добиться территориальных успехов и пересмотреть расположение границы и статус реки Шатт-эль-Араб в свою пользу, воспользовавшись минутной слабостью иранцев.