Не каждой девушке, напророчившей что-либо, дано увидеть, как ее пророчество сбывается через какие-то жалкие часы, а потому эмоции Клэр Липпет, когда она взяла Сэма на мушку в прихожей «Сан-Рафаэля», были родственными тем, которые охватывают человека, когда он видит, как его лошадь приходит первой или неожиданно решает кроссворд. Вечером она сказала, что в дом вторгнется грабитель, и вот пожалуйста, стоит перед ней как миленький. А потому к неодобрению, которое вызывал в ней этот полуночный тать, примешивалась почти благодарность за то, что он сюда вторгся. Страха она не испытывала ни малейшего и револьвер сжимала недрогнувшей рукой.
Слово «револьвер» тут употреблено ради верности техническим деталям, но растерявшемуся Сэму казалось, будто он видит артиллерийское орудие, и оно произвело на него такое впечатление, что он посвятил ему свои первые слова, хотя по законам этикета им следовало бы содержать изящное извинение или объяснения причины его вторжения.
– Поосторожней с этой гаубицей! – предупредил он настойчиво.
– Чего? – холодно произнесла Клэр.
– Это смертоносное оружие… поосторожней с ним. Оно нацелено на меня.
– Я знаю, что оно нацелено на тебя.
– Ну, если только нацелено… – сказал Сэм с облегчением. Его заметно успокоила неколебимая твердость ее тона. Во всяком случае, перед ним была не нервничающая боязливая особа женского пола, какую нельзя подпускать к спусковому крючку ближе чем на фут.
Наступила пауза. Клэр, не отводя револьвера, открыла пошире кран газового рожка. После чего, справедливо чувствуя, что шар беседы следует запустить ему, Сэм снова заговорил.
– Вы, конечно, удивлены, – сказал он, заимствуя идею у мистера Тодхантера, – видя меня тут.
– Вот и нет.
– Нет?
– Нет. А руки свои не опускай.
Сэм вздохнул.
– Вы бы не говорили со мной в столь суровом тоне, – сказал он, – если бы знали, чего мне пришлось натерпеться. Не будет преувеличением сказать, что я подвергался непрерывным преследованиям.
– А ты бы не вламывался в чужие дома, – чопорно посоветовала Клэр.
– Вы исходите из вполне естественной ошибки, – сказал Сэм. – Я не вламывался в этот очаровательный домик. Мое присутствие тут, миссис Брэддок, как это ни покажется странным, объясняется очень просто.
– Кого это ты обзываешь миссис Брэддок?
– А разве вы не миссис Брэддок?
– Нет.
– Вы не замужем за мистером Брэддоком?
– Нет, не замужем.
Сэм был молодым человеком, отличавшимся большой терпимостью.
– Ну что же, – сказал он, – в глазах Божьих, без сомнения…
– Я кухарка.
– А! – сказал Сэм. – Тогда все понятно.
– Что понятно?
– Ну, видите ли, на миг могло показаться странным, что вы прыгаете здесь в такой час ночи с бигуди в волосах, а ваши беленькие лодыжки выглядывают из-под халата.
– Ой! – воскликнула Клэр в целомудренном замешательстве, быстро расправив и одернув складки вышеупомянутого одеяния.
– Но если вы кухарка мистера Брэддока…
– Кто сказал, что я кухарка мистера Брэддока?
– Вы!
– Не говорила я этого. Я кухарка мистера Ренна.
– Мистера… какого мистера?
– Мистера Ренна.
Такого осложнения Сэм не предвидел.
– Давайте разберемся, – сказал он. – Должен ли я понять, что этот дом не принадлежит мистеру Брэддоку?
– Да, должен. Он принадлежит мистеру Ренну.
– Но у мистера Брэддока был ключ от входной двери.
– Он тут гостит.
– А!
– Чего «а!»?
– Я подразумевал, что все обстоит не так плохо, как я было подумал. На секунду я испугался, что вошел не в тот дом. Но все в порядке. Видите ли, я час назад встретился с мистером Брэддоком, и он привез меня сюда переночевать.
– О? – отозвалась Клэр. – Привез, значит? Хо! Так, значит?
Сэм тревожно посмотрел на нее. Ему не понравился ее тон.
– Но вы же мне верите?
– Нет, не верю.
– Но ведь…
– Если тебя сюда привез мистер Брэддок, то где он?
– Ушел. Он, должен с сожалением констатировать, нализался, и довольно сильно. Впустив меня, он тут же выскочил вон и хлопнул дверью.
– Это надо же!
– Но послушайте, моя милая…
– Хватит! – сурово одернула его Клэр. – На что же это похоже? Не успеет девушка изловить грабителя, а он к ней уже подъезжает.
– Вы ошибаетесь! – сказал Сэм. – Вы ко мне несправедливы! Я лишь хотел сказать…
– Вот и не говори!
– Но это же нелепо! Боже мой, подумайте немножко! Если я говорю неправду, так откуда же я мог узнать про мистера Брэддока?
– А поспрашивал тут и там. Я вот что скажу: будь ты правда порядочный и знакомый мистера Брэддока, так не разгуливал бы в такой рванине, будто безработный грузчик.
– Ну, я только что сошел с грузового судна. И вообще, не следует судить о людях по наружности. Вас этому еще в школе должны были научить.
– Не твое дело, чему меня в школе учили.
– Но вы заблуждаетесь на мой счет. Я миллионер… вернее, мой дядя миллионер.
– А мой дядя – шах персидский.
– И несколько недель назад он отправил меня в Англию. Плыть я должен был на «Мавритании», но это значило бы делить каюту люкс с неким лордом Тилбери, а эта перспектива меня не прельщала. А потому я опоздал на пароход и добрался сюда на грузовом судне.
Он умолк. У него возникло неприятное ощущение, что объяснение это выглядит несколько натянутым. Он быстро просмотрел всю историю в уме. Да, очень даже натянутым.
И выражение на лице решительной юной кухарки перед ним не оставляло сомнений, что она придерживается точно такого же мнения.
Она скептически наморщила носик, а кончив наморщивать, фыркнула весьма презрительно.
– Не верю ни единому слову, – сказала она.
– Я этого и опасался, – сказал Сэм. – Хотя каждое из них – святая истина, звучат они фальшиво. Чтобы переварить эту историю, необходимо знать лорда Тилбери. Если бы вы имели сомнительное удовольствие быть знакомой со старыми занудами такого калибра, вы бы поняли, что иного выхода у меня не было. Однако, если вам это не по силам, махнем рукой и подойдем к делу под другим углом. Видимо, вся беда – в моей одежде, а потому я делаю вам выгодное предложение. Забудьте о ней, разрешите мне провести остаток ночи на диване в гостиной, и наградой вам послужит не только град благословений, но я поклянусь – вот прямо сейчас, – что через день-два навещу этот дом и покажусь вам в таком костюме, что пальчики оближешь. Вы только вообразите! С иголочки новый костюм, сшитый по заказу, шелковая подкладка, сшитый вручную, клапаны на карманах, а внутри – я! Ну как, договорились?
– Нет.
– Подумайте хорошенько! Едва увидев этот костюм, вы скажете себе, что пиджак словно чуточку топорщится. И окажетесь правы. Пиджак будет чуточку топорщиться. А почему? А потому что боковой карман будет оттопыривать большая коробка лучшего шоколадного набора в мире, подарок для доброй девушки. Согласны, а? Право воспользоваться гостиной на немногие оставшиеся часы ночи. Такая, в сущности, малость.
Клэр неумолимо мотнула головой.
– Я рисковать не стану, – сказала она. – Вообще-то следовало бы вывести тебя на улицу и сдать полицейскому.
– И чтобы он увидел вас в бигуди? Нет-нет!
– А чем тебе мои бигуди не угодили?
– Ничем, ничем, – поспешил заверить ее Сэм. – Я восхищен ими. Просто мне в голову пришло, что…
– Не сделаю я это потому, что сердце у меня доброе и я не хочу уж очень прижимать кого.
– Дух, достойный всяческого уважения, – сказал Сэм. – Жалею только, что он не слишком осенял Лондон этой ночью.
– Так что выметайся, и чтоб я больше о тебе не слышала. Выкатывайся, больше я от тебя ничего не прошу. И поживей, мне надо выспаться.
– С шоколадным набором я напутал, – сказал Сэм. – Глупейший промах! На самом деле в этом кармане будет лежать красивая брильянтовая брошка.
– А еще автомобиль, и рубиновое кольцо, и новое платье – с загородным домом в придачу! Катись отсюда!
Сэм смирился с поражением. Доблестный дух Шоттеров был силен, но и его удавалось сломить.
– Ну ладно, ухожу. Вы еще пожалеете, когда на днях мой лимузин обдаст вас грязью!
– И дверью за собой не хлопай! – приказала безжалостная девица.
Остановившись на крыльце и вглядываясь в черный мрак, Сэм обнаружил, что в промежутке между минутой, когда он вошел в «Сан-Рафаэль», и минутой, когда он оттуда вышел, ночь из просто черной стала черной и мокрой. Теперь, заметно усложняя ситуацию, назойливо моросил дождь.
Он простоял так несколько минут в надежде, что вот-вот вернется мистер Брэддок. Но минуты шли, а звук шагов, пусть отдаленный, не нарушал тишины, и после краткой поминальной молитвы, в которой имена Фарша Тодхантера, Клода Бейтса и Уиллоуби Брэддока занимали почетное место, Сэм решил спуститься с крыльца. Когда он оказался на песчаной площадке, то увидел в нескольких шагах слева от себя пьяно клонящуюся к нему доску, и на этой доске прочел слова: «Сдается внаем. Со всей мебелью».
Это навело его на совсем новые мысли. Оказывается, хотя он ничего подобного даже не подозревал, дом, снаружи которого он стоял, был вовсе не домом, но двумя домами. И тот, о котором повествовала доска, был необитаем. Придя к этому заключению, он сразу воспрял духом.
Сэм поспешил по песчаной дорожке и, обогнув угол, смутно разглядел во тьме примыкавшее к стене строение, походившее на оранжерею. Он нырнул внутрь и с приятным ощущением победы над судьбой опустился на деревянную скамью, предназначенную для горшков с геранью.
Но судьба так просто не сдается. Судьба по каким-то известным только ей причинам решила, что Сэм в эту ночь должен испить чашу сполна, и взялась за дело без промедления. Раздался громкий треск, и деревянная скамья развалилась на части. Сэм обладал множеством превосходных качеств, но он нисколько не походил на герань в горшке и провалился сквозь доску, словно она была бумажной. А судьба, которая никаких правил честных поединков не соблюдает и преспокойно бьет лежачего, немедленно направила ему за шиворот струю воды из дыры в крыше.
Сэм поднялся на ноги, морщась от боли. Теперь он понял, что ошибся, предположив, будто эта оранжерея была тихим приютом для бездомных странников. Он поднял воротник пиджака и гневно прошествовал во мрак. Он направился в обход дома, чтобы проверить, не имеется ли при нем угольный подвал, где человек может обрести если не комфорт, то хотя бы сухость. И тут он споткнулся и увидел открытое окно.
В черноте ночи он мог бы его и не заметить, но страдания обострили все его чувства, и он увидел совершенно ясно открытое окно всего в нескольких футах над землей. До этого мгновения идея проникнуть в дом ему не приходила, но теперь, презрев все законы, не одобряющие подобного поведения, он положил руки на подоконник и забрался внутрь. Дождь, словно разъярившись, что жертва от него ускользнула, хлынул как из ведра.
Сэм осторожно пошел вперед, нащупывая дорогу руками, и очутился у лестницы. Он опасливо поднялся по ней и нащупал справа и слева от себя две двери.
Комната справа оказалась пустой, но в левой стояла кровать. Однако кровать эта была доведена до такого элементарного состояния, что он решил не тревожить ее останки и попытать счастья внизу. Доска снаружи предупреждала: «Сдается внаем. Со всей мебелью», а это намекало на гипотетический диван в гостиной. Он вышел на площадку и начал спускаться.
В момент, когда он начал спуск, все внизу было погружено в полную тьму. Но внезапно тьму эту пронзил лучик света – возможно, испускаемый электрическим фонариком. Он неуверенно шарил по сторонам, словно тот, кто держал фонарик, находился во власти какого-то бурного чувства.
Сэм тоже уже находился во власти бурного чувства. Он остановился и затаил дыхание. Несколько секунд царила полная тишина. Затем он снова задышал.
Полностью контролировать дыхательный аппарат не так-то просто. Певцы тратят годы и годы на приобретение такого контроля. Сноровка же Сэма в этом отношении была самой зачаточной. Он намеревался выпустить запас воздуха из легких осторожно и бесшумно, а затем возобновить его таким же манером. Вместо этого у него вырвался вой, такой громкий и заунывный, что ему самому стало жутко. Какая-то помесь фырканья и стона, и она отдалась эхом в пустом доме, точно голос из могилы.
Сэм почувствовал, что это конец. Затаиваться дольше не имело смысла. Тупо негодуя на проклятие, которое преследовало его, начиная с вечера, он стоял, ожидая неизбежного оклика снизу.
Но оклика не последовало. Вместо него раздался быстрый топот, а затем царапанье и шорох. Человек с фонариком быстро удалился через открытое окно.
Сэм в недоумении постоял еще немного. Затем ему в голову пришло логичное объяснение: там внизу светил не сторож, а такой же незаконный посетитель, как он сам. Придя к этому выводу, он не стал тратить времени на дальнейшие размышления. У него отчаянно слипались глаза, и строить предположения относительно личностей ночных взломщиков у него никакого желания не было. Его ум был занят исключительно вопросом, найдется ли в гостиной диван или не найдется.
Диван нашелся, и к тому же достаточно удобный. Сэм достиг той стадии, когда сладко уснул бы и на гвоздях, и этот диван показался ему не менее заманчивым, чем любая новейшая кровать с любыми новейшими пружинными и сеточными матрасами. Он лег, и сон накатился на него как целительная волна.
Когда он проснулся, утро было в разгаре. По полу разливались лужицы солнечного света, а снаружи доносилось бодрое погромыхивание тележки. С трудом поднявшись со своего ложа, он обнаружил, что у него сводит шею и чувствует он себя полузадушенным – вполне нормальное состояние человека, который провел ночь в заброшенном доме в комнате с закрытыми окнами. Даже больше, чем горячей ванны и бритья, он жаждал свежего воздуха. По коридору он прошел к окну, через которое проник сюда. За окном виднелся уголок сада, Сэм вылез наружу и вздохнул полной грудью.
Ночной дождь омыл и освежил мир. В солнечных лучах лохматая трава посверкивала алмазами, на деревьях пели птицы. Сэм стоял, впивая сладость всего этого и с каждой минутой чувствуя себя все лучше и лучше.
Затем, проделав гимнастические упражнения с наклонами и потягиванием, которые замечательно облегчают последствия тяжелой ночи, он неторопливо пошел по садовой дорожке, мечтая каким-то волшебным образом в самом недалеком будущем войти в соприкосновение со скромным завтраком.
– Господи Боже ты мой! – произнес голос.
Сэм поднял голову. Над изгородью, отделявшей сад от соседнего, нагибалось знакомое лицо. Его полуночная гостеприимная хозяйка. Но если тогда она щеголяла бигуди и халатом, то теперь ее аккуратно облегало ситцевое платье, а волосы покрывал симпатичный чепчик. Более того: ее лицо, тогда такое суровое и враждебное, теперь смягчала дружеская улыбка.
– Доброе утро, – сказал Сэм.
– Как вы туда забрались?
– Когда вчера вы выгнали меня в ночной мрак, – с упреком ответил Сэм, – я нашел приют в соседнем доме.
– Вы уж извините, – сказала девушка с раскаянием, – но откуда мне было знать, что вы говорили правду? – Она весело хихикнула. – Мистер Брэддок вернулся через полчаса после того, как вы ушли. Он поднял такой содом, что я опять сбежала вниз.
– И пристрелили его, надеюсь? Нет? По-моему, вы допустили ошибку.
– Ну, тут он спросил, где вы. Сказал, что ваша фамилия Ивенс.
– Он слегка путался. Моя фамилия Шоттер. Я же вас предостерегал, что он был немножко не в себе. И что с ним произошло дальше?
– Лег спать. Я только сейчас отнесла ему поднос с завтраком, но он только посмотрел, зажмурился и застонал. А вы завтракали?
– Не мучьте меня!
– Ну так прыгайте сюда. Я вам что-нибудь соберу в одну минуту.
Сэм прыгнул. Солнце засияло особенно ярко, а пенье птиц стало вдвое мелодичнее.
– А ванну и бритье сюда включить нельзя? – спросил он, когда они направились к дому.
– Бритвенный прибор мистера Ренна в ванной.
– Это что – рай? – осведомился Сэм. – А мистера Ренна я там, случайно, не найду?
– Да нет. Они с мисс Кей уже полчаса как ушли.
– Превосходно. А ванная где?
– Вверх по лестнице и первая дверь налево. А когда спуститесь, идите вон в ту комнату, и я принесу поднос туда. Это гостиная. Да только в столовой со стола еще не убрано.
– Я буду в восторге осмотреть вашу гостиную, о которой столько наслышан.
– Вы яичницу любите?
– Люблю. И побольше яиц, пожалуйста. А также грудинки – много-много грудинки. Да, и кстати… – сказал Сэм, перегибаясь через перила.
– А?
– …тосты, груды тостов.
– Получите столько, сколько сможете съесть.
– Правда? Объясните мне вот что, – сказал Сэм, – а то я никак не могу сообразить. Каким способом вы натягиваете платье поверх крыльев?
Сэм, когда он минут через двадцать спустился в гостиную, пребывал, бесспорно, в том, что мистер Фарш Тодхантер определил бы как полное благополучие. Ночь была на редкость скверной, но утро, несомненно, принесло с собой радость. Вид подноса с завтраком на столике у окна окончательно привел его в блаженное настроение, и в течение долгого упоительного времени он был не способен смотреть ни на что другое. И только когда он поглотил яичницу, грудинку, тосты, кофе и мармелад, в нем заговорил инстинкт, обычно сразу же пробуждающийся в человеке, едва он входит в незнакомую комнату, и он занялся осмотром гостиной.
Примерно через полминуты Клэр Липпет, убиравшая посуду со стола в столовой, выронила из рук масленку, вздрогнув от крика или вопля, который как будто раздался в комнате, где она оставила своего гостя.
Кинувшись туда, она обнаружила, что он ведет себя очень странно: тыкал пальцем в фотографию на каминной полке и дико жестикулировал.
– Кто это? – вскричал он, едва она вошла. Казалось, у него возникли затруднения с голосовыми связками.
– А?
– Кто, черт побери, это?
– Не выражайтесь!
– Кто это? Ну, эта девушка – кто она? Как ее зовут?
– Чего вы кричите-то? – оскорбленно сказала Клэр.
Взволновала молодого человека большая фотография в рамке, стоявшая в центре каминной полки. Она запечатлела девушку в охотничьем костюме, стоящую рядом с лошадью. Это была любимая фотография Клэр. Энергичная и лихая стиральщица пыли, обладающая внушительным рекордом кокнутого фарфора и разбитого стекла, это произведение искусства она всегда протирала бережно и осторожно.
– Она-то? – сказала Клэр. – Так мисс Кей, кто же еще?
Шагнув вперед, она смахнула пылинку со стекла.
– Это она еще в Мидуэйзе снималась, два-три года назад, до того как полковник потерял все свои деньги. Я тогда была горничной мисс Кей – ее личной горничной, – добавила она с гордостью, но в ее устремленных на фотографию глазах появилась грусть: ведь для нее она воплощала всю славу и роскошь невозвратного вчерашнего дня, того чудесного былого, которое включало лошадей, и охотничьи костюмы, и старинные печные трубы из красного кирпича на фоне голубого неба, и кроликов в парке, и озеро, сверкающее в солнечных лучах, и все остальное, из чего слагались Мидуэйз и преуспеяние. – Я помню день, когда сделали эту фотографию. Ее в газете напечатали, фотографию то есть.
Но Сэма все еще била лихорадка.
– Мисс Кей? Какая мисс Кей?
– Мисс Кей Деррик, племянница мистера Ренна.
– Вы про человека, который живет тут?
– Ну да. Он предложил мисс Кей свой дом, когда все всмятку разбилось. Вот почему я тут. Я бы могла остаться в Мидуэйзе, если бы захотела, – объявила Клэр. – Новые хозяева меня бы оставили, захоти я. Но я сказала: «Нет, – сказала я. – Я поеду с мисс Кей, – сказала я. – Я ее не брошу в зло… злополучии», – сказала я.
Сэм дернулся, как от электрического шока.
– Не хотите же вы сказать… ну конечно, не хотите… не хотите же вы сказать, что она живет тут?
– Живет, а как же?
– Так не здесь же? Не в этом самом доме?
– А где ж еще?
– Ах, черт!
Сэм содрогнулся с головы до ног. Его осенила потрясающая мысль.
– Ах, черт! – вскричал он снова, и глаза у него выпучились. Затем, не тратя больше слов, ибо настало время не для слов, а для действий, он одним прыжком исчез за дверью.
Выпрыгнуть из входной двери, скатиться с крыльца и очутиться перед доской у изгороди Сэм умудрился во мгновение ока. Под крупными буквами, оповещавшими о сдаче внаем, с мебелью, он теперь различил буковки помельче, сообщавшие всем, кого это могло заинтересовать, что по вопросу о поселении в удобнейшем полуособняке «Мон-Репо» следует обращаться к господам Мэттерсу и Корнелиусу, агентам, Огильви-стрит, Вэлли-Филдз, Ю.-В. Он галопом взлетел назад на крыльцо и забил кулаками в дверь.
– Чего еще? – осведомилась Клэр.
– Где Огильви-стрит?
– Дальше по улице, первая улица налево.
– Спасибо.
– На здоровье.
На песчаной дорожке он остановился, поразмыслил и вернулся.
– Опять тут? – сказала Клэр.
– Вы сказали «налево» или «направо»?
– Налево.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности, – сказала Клэр.
На этот раз Сэм осуществил спуск по ступенькам единым прыжком. Но у самой калитки его осенила еще одна мысль.
– Любите поразмяться, а? – терпеливо сказала Клэр.
– Мне внезапно пришло в голову, – объяснил Сэм, – что у меня нет денег.
– А я-то тут при чем?
– Эти агенты ведь потребуют аванс, верно?
– Похоже, что так. А вы дом хотите снять?
– Я хочу снять «Мон-Репо», – сказал Сэм. – И мне необходимы деньги. Где мистер Брэддок?
– В кровати.
– А в какой комнате?
– Верхний этаж в конце коридора.
– Спасибо.
– К ва-шим услу-гам, – сказала Клэр.
Ее показания, что гость находится в кровати, оказались точными. Сэм, войдя в спальню для гостей, узрел, что его школьный товарищ лежит на спине, рот у него разинут, а волосы спутаны. Он ритмично храпел. На стуле рядом с ним покоился поднос с чайником, тостами и остывшим яйцом всмятку такого язвительного вида, что Сэм, устремляясь к тумбочке, отвел глаза.
Тумбочка, наоборот, ласкала взор. Рядом с коробкой для воротничков мистера Брэддока и его головных щеток высилась миниатюрная гора из банкнот и серебряных монет – в лучах утреннего солнца зрелище абсолютно пленительное. Скрюченными пальцами Сэм сгреб гору, нашел листок бумаги, карандаш и помедлил в поисках нужных слов.
Но глупо пытаться улучшить стиль мэтра. Фарш Тодхантер доказал, что занимает особое место в этом литературном жанре, и Сэм без колебаний взял его за образец. Он написал:
«Дорогой Брэддер, ты, конечно, удивишься, узнав, что я занял у тебя деньги. Верну их, как Бог даст. Пока же, как сказал сэр Филип Сидни раненому солдату, моя нужда больше твоей.
Надеюсь, это застало тебя в полном благополучии.
Вечно твой С. Шоттер».
Затем, прислонив эту записку к коробке для воротничков, он покинул спальню.
Но на площадке его остановило ощущение, что произошло какое-то упущение, какое-то доброе дело осталось несовершенным. Он вернулся, взял вареное яйцо и осторожно опустил на подушку возле головы своего друга. Совершив это, он вновь спустился по лестнице и вышел на широкую тропу, которая вела к конторе господ Мэттерса и Корнелиуса, агентов, на Огильви-стрит.