Павел Юрьевич Друзин
Дантэ. Сказка об очень странном пингвиненке
Ветер внезапно стих. Стало тепло – почти минус 30, и в тоже мгновение пингвин Томас почувствовал странное шевеление между лап. Через секунду маленький чёрный клюв высунулся из его перьев.
– Привет, папа! Я Дантэ, и я вылупился! Каша готова?
Томас был молодым отцом и высиживал впервые. Куда бежать за кашей он не знал, так как кухни у него никогда не было.
– Просто наклони к нему голову, чудак! – прокряхтел стоящий рядом опытный Мистер Герхард. – Учи вас, молодежь, учи, а толку нет… – незлобиво ворчал старый императорский пингвин, с нетерпением поглядывая себе под ноги.
Томас наклонился и неожиданно для себя почувствовал, что действительно успешно кормит кашей голодного сына.
Так прошло несколько дней, за которые у соседей вылупились такие же пингвинята, чей аппетит был выше всяких похвал.
Однако с каждым днём каши становилось все меньше, как и надежд на возвращение любимой Регины. Она вместе с другими самками ушла кормиться в океан уже как два месяца назад. Так повелось у императорских пингвинов: мамы после родов должны восстановить силы на охоте.
Пришёл день, когда накормить Дантэ не удалось. Томас чуть не заплакал от огорчения, как вдруг по всей колонии разнеслось:
– Идут! Они идут!
Томас радостно закричал, разглядев знакомый силуэт:
– Регина! Регина!
Они были очень счастливы встретиться вновь, хотя она еле узнала его, похудевшего и осунувшегося после двух месяцев голода. Зато как приятно было Томасу смотреть на похорошевшую супругу! Сколько гордости было в его глазах, когда маленький сын впервые сказал:
– Ура! Мама пришла! Что для Дантэ принесла?
Вот так бы и закончилась эта прекрасная история, что повторяется из года в год на просторах Антарктиды, если бы не редкая странность, что была у Дантэ.
Только секунду назад он высовывал свой маленький клюв из перьев папы, как вдруг взвился в лёгких сумерках золотой светящейся звёздочкой над огромной колонией пингвинов, одетых в цилиндры и фраки. Свет с его золотистых пёрышек выхватил удивленное лицо мамы в обрамлении боа из белых перьев. И сотни восхищенных этим невиданным светом лиц его дядюшек и тётушек.
– Кра-кра! – кто-то заорал громко и страшно прямо над светящимся Дантэ.
– КАРАУЛ! – вскричали пингвины в голос, мигом забыв о чуде. – Поморник! Спасайся, кто может!
Что тут началось! Кто упал кверху лапами, кто кинулся в темноту, а кто и попытался спрятать нос в мигом образовавшийся куче мале.
Большая хищная тень пронеслась над пингвинами. Страшные когти нацелились на продолжающего, как ни в чем не бывало, источать свет Данте. Вдруг он перевернулся в полёте через голову и выдал такую вспышку света, что осветились с одной стороны дальние скалы с арктической станцией, а с другой кромка океанского берега.
Ослеплённый поморник промазал и с диким воплем врезался в кучу малу, что состояла по большей части из откормленных тётушек, отскочил от неё в настоящем взрыве перьев и с не менее диким криком скрылся кувырком за горизонтом.
– Это возмутительно! Ужасно! Непростительно! И недопустимо! – галдели и поддакивали друг другу пингвины, поправляя шляпы, шляпки, боа из перьев и ожерелья из тонко обработанных рыбьих костей и рачьих панцирей. Они все теснее обступали спустившегося вниз Дантэ. Его свет становился все тусклее и тусклее, и вовсе погас, когда он встретил осуждающий взгляд мамы.
– Идёт! Великий Магистр! Он разберётся! Он все решит! – зашушукались взволнованные пингвины.
Толпа почтительно расступалась. Многие снимали шляпы и умилительно растягивали рот в подобострастных улыбках. Под бой барабанов из черепов морских котиков и визг костяных свирелей, шёл Великий Магистр.
Правда он еле доставал до грудного киля самым малорослым, но взгляд его карих глаз под метелками седых длинных бровей мог остановить любого. Злые языки поговаривали, что он вовсе не императорский, а скорее относится к каменным пингвинам, что славятся своим плохим характером. Но такие языки поговаривали не долго, так как очень неудобно издавать звуки под водой.
– Этот? – подозрительно глядя снизу вверх на кроху Дантэ, спросил Великий Магистр.
– Он, Ваше Величие! – хором подтвердила свита.
– Та-а-ак! – грозно протянул он. – Нарушаем, значит! Светим, греем, привлекаем хищников! Не позволим! – рявкнул магистр, и толпа одобрительно загудела.
– Не забудем! Не простим! – победно подытожил он.
Дантэ ещё раз посмотрел на маму, но она печально глядела себе под ноги. Взглянул на папу, но папа закрыл глаза дрожащими крыльями.
Вдруг мама встрепенулась и, упав на брюхо (она упала бы на колени, но колени у пингвинов отсутствуют) взмолилась:
– Позвольте натереть его чёрной жижей, Ваше Премудрие! Я натру его жижей, что выходит из глубины под чёрной скалой! Он станет таким же, как все.
На секунду Великий Магистр задумался, но, насупившись, произнёс:
– После жижи его перья склеятся, и он замёрзнет, а перед этим всех вас перемажет, и вы все замёрзнете, а это опять привлечёт хищников! Не потерплю! Отдать его белому чудовищу!!!
– Чудовищу! Отдать чудовищу! – одобрительно загудела толпа.
Дантэ понял, что ему несдобровать, и замахал крыльями, но мама не успела его покормить, и силы оставили его.
– Чу-до-ви-щу! Чу-до-ви-щу! – продолжала скандировать толпа вдалеке, пока необычного пингвиненка вели с заломленными за спину крыльями к небольшой, почти занесённой снегом яме у самого берега, поодаль от колонии.
Только два силуэта грустно плелись за шумной процессией, не смея приблизиться. Дантэ печально произнёс:
– Прощайте, папа и мама!
Великий Магистр грозно кивнул, и два красивых охранника кинули пингвиненка в темную яму.
Он непременно разбился бы об острые камни, но почему-то плюхнулся на что-то белое и мягкое, хотя это был не снег. Свет, что шёл от входа в морскую пещеру, выходившую в тихую заводь, осветил огромную тушу невиданного в этих краях зверя. Чудовище встрепенулось, резко развернулось и, страшно приблизив огромную пасть к самому клювику Данте, взревело:
– Аааа… ты кто такой?!
Дантэ так опешил, что даже на мгновение засветился нежным медовым светом.
– Ой! – удивилось чудище, которое, как вы догадались, оказалось белым медведем. – Прямо как фонарь у меня в зоопарке.
Медведь потянулся огромными когтистыми лапами к Дантэ и ловко сгрёб его в охапку:
– Мой огонёк, – просюсюкал хищник добрым голосом. Его тёплое, но смрадное дыхание стало последним, что запомнил в этот день потерявший сознание Дантэ.
На следующей день пингвинёнок проснулся от страшного, но полного боли рыка. Медведь сидел у входа в пещеру и жутко выл, схватившись за морду руками.
Дантэ набрался смелости и проговорил:
– Тебе больно?
– Да, – чуть не плача, сказало чудовище. – Опять болит.
Пингвиненок подумал и произнёс:
– А давай я посмотрю, что там у тебя.
Медведь с удивлением взглянул на птицу и сказал:
– Посмотри, если не боишься.
Он лёг и разинул рот до ушей. Дантэ, собравшись с духом, зашагал на негнущихся ножках в пасть к зверю. Среди огромных зубов он нашёл кость морского котика, железный гвоздь, клешню краба, степлер, смятую алюминиевую банку и шнурки. Шнурки как раз и помогли прочистить зубы, как следует.
Один из зубов был совсем гнилой, и Дантэ решил его удалить. Он быстро сделал петли на шнурке. Одной обхватил сталагмит, что рос из пола пещеры, а другую петлю одел на зуб. Схватив медведя за усы, он резко дернул его в сторону. Зуб, привязанный к шнурку, выскочил! Медведь в ярости заревел и встал на дыбы! Он хотел было разорвать маленького дантиста на мелкие клочки, но… его боль исчезла. Он улыбнулся, расхохотался, схватил Дантэ и взревел от счастья:
– Огонёк, дай я тебя расцелую!
С этого дня жизнь у пингвиненка заладилась. Медведь стал для него и папой, и мамой, хотя, конечно, Дантэ очень скучал по ним. Их не могли заменить ни вкусные анчоусы, ни сладкие осьминоги, что в обилии ловили запуганные медведем морские котики. Даже игры с медведем его особо не радовали, хотя косолапый развлекал своего нового друга изо всех медвежьих сил.
И, порой, действительно было очень весело. Особенно кататься с ледяных горок на белом загривке. Как-то раз с одной из таких горок он и увидел маму, что горько плакала, уткнувшись в манишку папы. Дантэ уже дернулся к ним, но мудрый медведь остановил его:
– Подожди, огонёк! Видишь, как много рядом твоих вредных родственничков. Опять кинут тебя куда-нибудь. Подрасти немного, подожди, когда твой серый пушок заменится взрослым пером. Тогда тебя не узнают.
– Боюсь, что меня действительно не узнают, – грустно сказал он. Пингвиненок понял, что родителям может влететь от Великого Магистра, и с уверенностью добавил: – Придёт день – и я вернусь.
– Вернёшься, огонёк! Обязательно вернёшься! – медведь плюхнулся на свой пухлый зад перевести дух и ойкнул от неожиданности. Из снега торчал полосатый винт вертолёта.
– Что это? – удивился Дантэ.
– А! Так это часть той штуки, что меня сюда притащила.
– Тебя?! Такого здоровяка!? Что же это за зверь такой?
– Это не зверь, а машина летающая! Вертолёт называется. Но это история длинная, пойдём в пещеру. Запасешься моллюсками и послушаешь, дружище!
Для наглядности медведь из глубины пещеры притащил что-то округлое, потом ещё и ещё. Взял это в лапы и стал весело жонглировать:
– Люблю тренироваться! Навыки терять нельзя! И тебе интереснее слушать будет!
Родился я в Нью-йоркском зоопарке. Каждый день там была куча людей – это такие полумедведи-полупингвины. Ходят тоже на двух ногах, важные такие. Но они побольше, чем вы, и без перьев, а волосы только на голове, да и то не у всех. И все у них есть: и еда всякая, и машины, и светящиеся штуки.
Как-то ночью, когда я плескался в бассейне, прилетела страшная штуковина. Поймала меня в сеть и взмыла к небесам. А кругом людские норы в высоких каменных горах!
Штуковина поднималась все выше и выше, а мне становилось все страшнее и холоднее. Чуть не умер от всего этого. Потом мы несколько раз садились, мне давали поесть какую-то гадость, а в свою тарахтелку заливали вонючую жижу. Успокаивали, говорили, что они эко-активисты и везут меня домой. Я им ревел, что я северный медведь, а они тащили меня к югу. И вот здесь они меня выпустили, как я ни упирался. Только взлетели, как подул такой страшный ветер, что штуковина зацепилась своей малой вертушкой за скалу и потом рухнула на станцию полярников. Там так шандарахнуло, что я чуть не оглох.
С тех пор прошло много месяцев, а я все тренируюсь: вдруг кто-то заберёт меня обратно в зоопарк, или хотя бы на север, где есть другие медведи. Сами- то они ребята были хорошие, вкусные, но в школу ходили мало. С тех пор они со мной – Юхан, Эрик и Герда.
Дантэ наконец понял, чем жонглирует медведь. Ему стало немного жаль этих медведо-пингвинов, но помочь им он уже не мог.
Утро следующего дня выдалось очень туманным. Медведь куда-то уплыл по своим медвежьим делам, а пингвиненок решил в одиночку прогуляться по берегу.
– Как удивительно, – глядя на холодный океан, размышлял Дантэ. – Волны гасят ветер, волны грызут сушу, и волны дают нам жизнь. Но чтобы поддерживать свою жизнь, нужно забрать ее у других в этих волнах…
Его грустные размышления вдруг нарушил снежок, прилетевший из тумана и слегка стукнувший в крыло.
Дантэ повернул в ту сторону клюв и с удивлением заметил странный белый силуэт из трёх разновеликих шаров. Силуэт медленно помахал ему из тумана.
– Огонёк, пошли обедать! – услышал он рык медведя из пещеры и повернул свой клюв туда.
Потом вспомнил про силуэт, но в тумане уже никого не было.