Павел Владимирович Засодимский
Лютик
Наступило, наконец, 23 июня.
– Вот и до Аграфены Купальницы дожили… – говорила няня. – А завтра – Иванов день… а там – Петра и Павла… Охо-хо-хо! Как времечко-то идет, ровно вода льет… Не увидим, как пройдет и лето красное…
Лютик промолчала, ничего не сказала няне и весь тот день провела в страшной тревоге. Она не могла ни за что взяться, не могла посидеть спокойно; то ей было душно, то дрожь пробирала ее от нетерпенья и в виду ожидающих ее ночных ужасов…
– Что с тобой, милочка? Здорова ли ты? – спрашивала ее мать.
– Так что-то тяжело… – ответила Лютик.
– Да! Сегодня душно в воздухе… – заметила мать.
– К ночи, вероятно, соберется гроза! – сказал отец.
«Вот еще беда!» – подумала девочка.
Мать посоветовала ей выкупаться. Лютик пошла с нянькой на реку и выкупалась, но ей легче от того не стало.
День 23 июня показался Лютику томительно-долгим, мучительным днем.
III
Ночь накануне Иванова дня
Наступает ночь – тихая, ясная…
Лютик лежит уже в постели с закрытыми глазами, но не спит. Она заложила руки под голову, и волосы ее темною, густою волной рассыпались по подушке. А сердце ее бьется, бьется… Страшно идти одной ночью… Ведь нужно будет зайти в лес, найти цветок папоротника, потом пройти по степи, к бугру… Положим, до леса недалеко, не более версты… А все-таки хорошо было бы взять с собою няню… Да!.. но нет! нужно идти одной, и она пойдет одна, и достанет клад и будет богатая, богатая…
В раскрытое окно льется из сада аромат цветущих лип, видно темно-синее небо, какая-то ночная птичка поет в кустах сирени…
Лютик сегодня, сейчас пойдет за кладом и только ждет, чтобы все поскорее улеглись, угомонились, чтобы не мешали ей. Наконец, в доме все затихло… Старинные дедовские часы, висевшие на стене против кровати, сказали Лютику: «пора!» Стрелка их приближалась к XI, и няня уже давно храпела…
Час настал. Лютик тихо поднялась, сняла с себя крест, положила его под подушку, оделась потихоньку, осторожно сошла с лестницы, пробралась через окно в сад, из сада в поле. Там она скоро напала на тропинку и пустилась бегом.
Когда она подошла к лесу, ей стало жутко. Лес стоял темный, безмолвный, величаво поднимая к небу свои раскидистые, зеленые вершины. Ночные тени лежали в чаще леса, и по лесу расходился какой-то таинственный шорох… Ах, Лютик! Не пойти ли лучше назад? Страшно ночью в лесу… Нет! она пойдет вперед: ей необходимо нужно достать цветок папоротника. А он расцветает только один раз в год, говорит няня, сегодня ночью… Если бы кто-нибудь указал ей этот цветок! Лютик не знала никаких цветов, кроме тех, что растут у них в саду, да и к тем она мало присматривалась.
– Няня говорила: белый, красивый, на высоком стебельке! Буду глядеть в оба… – вполголоса пробормотала Лютик и, вооружившись всем своим мужеством, стала продираться сквозь лесную чащу.
Крапива ей ноги жгла, верес цеплялся за платье, березы хлестали ее по плечам своими гибкими ветвями, ели кололи ей руки и лицо, сосны-великаны, гнилые пни и колоды загораживали дорогу, несносные комары и мошки больно кусали ее, слепили ей глаза. А Лютик упорно, терпеливо пробиралась в самую глушь… Мать ее, право, упала бы в обморок, а старая нянька сошла бы с ума, если бы узнали они, что их ненаглядная девочка, вся растерзанная, в оборванном платье, с растрепанными волосами, как безумная, бродит одна по лесу в такую позднюю пору…
Около получаса прошло в поисках; подходящего цветка не находилось. Лютик уже устала, но не хотела отступаться от клада.
Вдруг девочка заметила, что она спускается в болото… Лес стал редеть, земля сделалась зыбкою, пошли кочки.
Белесоватая роса стлалась понизу… Лютика обдавало сыростью, а ноги все глубже и глубже уходили в мягкий, желтоватый мох. Наконец, за деревьями показалась вода, а среди воды на кочке росла высокая, густая трава и из нее виднелся большой белый цветок. «Вот он!» – с восторгом подумала девочка и пошла за цветком в воду. Она поднесла к нему руку и сильно вздрогнула… Из травы мелькнула ей серая голова змеи. Змее зашипела и метнулась в сторону… Тут Лютик вспомнила о сказочных чудовищах, и ей подумалось: не стражем ли была приставлена нечистою силой к цветку эта серая змея? Лютик в ту же минуту сорвала цветок, запихала его за пазуху и – ни жива, ни мертва – бросилась на берег…
Она идет. А кругом нее зеленою скатертью расстилается ровная, неоглядная степь и ночное безмолвие царит над степью. Синею, полупрозрачною тенью подернута даль… Вот и высокий бугор, тот самый, что описывала няня. Вот и три старые, полузасохшие сосны темнеют у подошвы бугра… Все так, все точь-в-точь, как говорила няня.
В то время, как Лютик подходила к бугру, черная туча быстро заволокла небо, одною мрачною пеленою завесив его от края до края. Когда Лютик взбежала на бугор, вся окрестность кругом нее уже тонула в непроницаемом мраке. Собиралась буря… Поднялся ветер, сухие листья носились в воздухе. Девочка вынула из-за пазухи цветок, топнула ногой о землю и вскричала:
– Клад, клад, дайся мне!
А ветер бушевал все пуще и пуще. Молния зажигала небо и гром грохотал, как будто, в самом деле, кто-нибудь в гремящей колеснице катался по темным облакам.
Сосны у подошвы холма скрипели и трещали… Лютик не робела; она в другой и третий раз топнула ногой о землю и громким голосом произнесла свое заклинание и ждала…
Вдруг ослепительная молния загорелась над землей и в ее неверном, красноватом освещении на несколько мгновений озарились степные дали, три высокие старые сосны и холм и на холме девочка. С белым цветком в руке, выпрямившись и слегка закинув голову, стояла она на вершине холма, обратив свое побледневшее лицо к черным, грозным тучам, тяжело нависшим над ее головой. Порывистый ветер, как бешеный, рвал и крутил на ней платье, развевал ее черные волосы…
Молния погасла, гром с таким страшным треском прокатился над степью, как будто в ту минуту земля и небо готовы были распасться. Сильный порыв ветра чуть не сбил Лютика с ног, – она покачнулась и в то же мгновенье при зареве вспыхнувшей молнии увидала, как ближняя к ней сосна повалилась наземь, вырванная с корнем. Сосна тяжело рухнула… Девочку обсыпало землей и мелким каменьем.
Лютик задрожала и слабо вскрикнула, но скоро опять оправилась и стала прямо. Ей было жутко, но она все-таки не хотела бежать. Она помнила: зачем она пришла сюда, помнила слова старушки-няни, что «очень трудно достать клад», что «зашумит кругом тебя, затрещит, загремит, всякие ужасы поднимутся», что «ежели побежишь – все пропадет, а не испугаешься – клад твой!»…
Сколько сокровищ, сколько денег лежит вот тут в земле, под ее ногами! Как же после этого убежать!.. А страшно! Ух, как страшно… колени дрожат, ноги сами собой подгибаются, а сердце… сердце так колотится в груди, как будто хочет выскочить оттуда… Первая половина няниных предсказаний исполнилась в точности: вокруг Лютика, действительно, «трещало и гремело» и творились всякие ужасы. Теперь, значит, можно ожидать, что и вторая половина предсказаний исполнится – клад дастся в руки смелой девочке…
Лютик то поглядывала наземь: не показывается ли клад из-под бугра, то посматривала на небо и в темную даль. Буря свирепела все пуще и пуще, а клад, разумеется, не показывался. Стал было накрапывать крупный дождь, но скоро прекратился.
Прошло еще с полчаса. Забрезжил рассвет. Тучи умчались и ветер стих. Обрывки серых облаков медленно ползли по небу и из-за них кое-где просвечивала лазурь. Румянцем зарделась восточная окраина неба…
