Павел Владимирович Засодимский
Белый дедушка
– Довольно, ребята! Снегу больше не надо! – крикнул Гаврюшка.
Носильщики побросали лопаты и расселись кто на плетне, кто прямо на снегу, а иные подошли к работавшим и, заложив руки за спину, с любопытством следили за всеми их движениями…
II
И вот – под руками работавших из безобразной груды снега мало-помалу стала выходить большая, высокая человеческая фигура – только без ног; ноги ее как будто ушли в землю. Вот стали уже видны грудь, спина, немного горбатая, толстая шея и большая нескладная голова. Вместо рук воткнули в плеча две согнутые палки и толсто облепили их снегом. Теперь оставалось доделать только лицо: вместо глаз пальцами продавили две ямки, вместо носа приставили толстый кусок снега, палкой проделали беззубый рот, прилепили довольно большие уши, а вместо шапки насыпали на голову пушистого снега…
Когда сизые вечерние сумерки спустились над деревней, громадный и безобразный снежный дедушка был уже готов. Ребятишки собрались теперь кругом него и с торжеством разглядывали его. «Ого-го! Вот так дедушка!» – слышалось в толпе. Очень маленькая девочка, лет пяти, засунув ручонки в рукава и загнув голову вверх, посмотрела на снежное чудовище и одобрительно пролепетала:
– Ай, дедуся! Какой холосой!..
Степа и Маша радовались вместе с прочими. Да и как им было не радоваться: ведь и они помогали делать белого дедушку.
– Такого дедка, поди, нигде больше нет! – сказал Степка.
– Известно, нет! – со смехом заметил ему Гаврюшка. – Где ж такого сделать! Это только мы ухитрились…
– Ай да мы! Вот так мы – молодцы! – говорил Степа, от удовольствия прищелкивая языком.
Медведко вертелся тут же и с громким лаем бегал вокруг снежного великана. Ребятишки смеялись и науськивали его на белого дедушку… Все были рады и веселы, и веселые, и довольные разошлись в тот вечер по избам.
Два дня после того Гаврюшка с приятелями окачивал дедушку водой из колодца, чтоб он был крепче. На счастье ребятишек, вскоре хватил сильный мороз, и дедушка весь обледенел и блестел на солнце, точно серебряный. С этой поры для ребятишек любимым местом игр стала та площадка, где стоял их безобразный снежный дед.
Здесь они играли и в свою любимую игру – Журьку. Один из них садился на землю и рыл ямку, а другие, ухватившись сзади друг за дружку, вереницей ходили кругом него – и передовой говорил: «Округ Журиньки хожу, колокольчик навяжу, вокруг ленточки-позументочки». И потом он обращался к копавшему ямку: «Здорово, дедушка! Бог помочь!» – «Спасибо!» – отвечал тот.
«Что делаешь, дедушка?» – спрашивал передовой. – «Ямку копаю!» – отвечал Журинька. – «Зачем тебе ямку?» – «Камышек ищу!» – «Зачем тебе камышек?» – «Иголочки точить!» – «Зачем тебе иголочки?» – «Мешочек шить!» – «Зачем тебе мешочек?» – «Камышки класть!» – «А зачем тебе камышки?» – «В твоих деток швырять!» – «Что же тебе мои детушки сделали?» – «Всю капустку у меня переломали!» – «Так ты бы их пестом!» – «Пест-то изломался». – «Ты бы их лопатой!» – «Лопата-то раскололась». – «А ты бы их ступой!» – «Ступа-то развалилась». – «Так ты бы их блином!» – «А блин-то я и сам съем!..»
Тут Журька быстро вскакивал и с криком «кыр-кыр» принимался гоняться за ребятами; ему нужно было поймать передового. Ребятишки тоже с криком «кыр-кыр» бегали от него и всячески старались заслонить и защитить от него своего передового, – матку… У деревенских ребят нет игрушек; поэтому им самим приходится выдумывать себе игры.
Сюда же, к подножию белого дедушки, ребята приходили и с куском пирога или с ломтем хлеба, густо посыпанного крупною солью, и закусывали; здесь они возились, боролись и подолгу сидели около плетня, под березой, и вели тихую беседу. Иногда кто-нибудь принимался сказывать сказку или страшную бывальщину, – и тогда все с большим вниманием слушали рассказчика. А высокий белый дедушка, сгорбившись, стоял перед ними и тоже как будто прислушивался…
Место для белого дедушки выбрали отличное – высокое, ровное. Тут неподалеку и колодец, и береза, увешанная снежными узорами, точно вырезанными из белой бумаги, и плетень тут же под боком. За плетнем ровною гладью расстилалось, как скатерть, белое поле, далее шло кочковатое болото, за болотом – темный лес, где по ночам волки выли, а за лесом – синеющая даль.
