Павел Смолин
Самый лучший комсомолец. Том 5
Аплодисменты и ехидные на «цветные пятна» рожи были ей ответом. Да, товарищи, вы у нас очень творческие, а Екатерина Алексеевна – швея, но может не будем рожи кривить? На 400 % уверен, что баба Катя по начитанности и культурному уровню легко переплюнет всех эти «кривунов» вместе взятых – она же у нас закомплексованная, вот и саморазвивается при любой удобной возможности.
Далее слово взяла мадам Леже, которая, несмотря на выработавшийся за годы жизни за границей прононс, русский не забыла:
– Для меня огромная честь принять участие в открытии такой замечательной галереи, и я от всей души желаю Советской живописи побольше стоящих картин.
Вот за последнее я бы не поручился – авангард штука специфическая, делается эстетами для эстетов, следовательно например мне – чужд. Впрочем, Советскому человеку всякое шибко культурное нравится, а значит какую-то аудиторию авангардисты получат.
– Так же на базе «Авангард-центра» будут развернуты масштабные конкурсы авангардного искусства. Министерством Культуры учреждается ежегодная премия для особо отличившихся авангардистов, а лучшая картина года будет приобретаться у художника Третьяковской галереей с выплатой трехсот тысяч рублей. Тишина, товарищи! – осадила начавших было восхищенно орать художников. – Определять результаты конкурсов будет комиссия из пятисот тружеников Советской промышленности и сельского хозяйства – искусство должно принадлежать народу, значит народ в праве решить сам, что из представленного его глазам авангарда считать искусством.
Оператор не отказал себе в удовольствии поснимать скривившиеся как от горькой редьки рожи собравшихся гениев – это что же получается, какие-то селюки лапотные теперь будут художественную ценность определять? Да что они вообще в искусстве понимают?! Ой какая жуткая грызня начнется среди наших авангардистов – любо-дорого посмотреть! А еще там, где деньги, там и конкуренция, значит можно со временем ожидать появления авангардистов мирового уровня, дающих бюджету Родины всегда нужную валюту. Будут и невозвращенцы-перебежчики, это же не мои музыкальные проекты, где сбежать мозгов хватает только идиоту или специально подготовленным людям (пока, впрочем, никто не сбежал – ждут отмашки), художники-то сами рисуют, без Ткачева, и в случае смены гражданства продолжат стричь купоны еще эффективнее, от кровавого режима же убежал, без пяти минут мученик – как у такого картину не купить?
И последний на сегодня репортаж был посвящен «Хьюго» – под нарезку кадров симпатичного ФРГшного городка Хейдельберга, который нынче принимает фестиваль, репортер кратко поведал об истории этого малознакомого Советским гражданам конкурса.
– И впервые в истории конкурса СССР получает сразу две награды – за лучший фантастический роман и иллюстрации к нему, – в кадре появилась стопка англоязычных изданий «Марсианина». – Это – полюбившийся всему миру вслед за Советскими читателями роман Сергея Владимировича Ткачева «Марсианин», иллюстрации к которому нарисовал сам Алексей Архипович Леонов. К сожалению, Сергей болен ветрянкой и проходит лечение в инфекционном отделении, поэтому на вручение награды прибыть не смог. От лица нашей редакции желаем тебе, Сережа, скорейшего выздоровления!
Далее показали фрагмент церемонии награждения под закадровые комментарии:
– Вот на сцену выходит Алексей Иванович Аджубей, главный редактор журнала «Юность» – именно на его страницах впервые увидел свет «Марсианин». Алексей Иванович на чистейшем английском от имени Сергея благодарит жюри за высокую оценку и призывает зарубежных товарищей подписываться на английский, французский и немецкий варианты прославленного журнала.
Монтажная склейка.
– А вот на сцену за заслуженной наградой идет человек, который первым побывал в открытом космосе – Алексей Архипович Леонов. Только послушайте, с каким восторгом аплодируют ему гости и участники фестиваля!
Аплодировали и вправду от всей души – космонавтов в эти времена любят не только в СССР, а Алексей Архипович, получается, еще и «в научно-фантастической тусовке», раз иллюстрации рисует – это же просто подарок!
– Алексей Архипович благодарит жюри за награду и клянется считать ее авансом, который обязательно отработает в будущем. Слова настоящего коммуниста!
– «Спасибо генералу Щукину за то, что мне не пришлось ехать в ФРГ», – выключив телевизор на начавшемся блоке новостей с производства, прожестикулировал я.
– «В переделки попадать лучше дома», – поддакнула Виталина и поспешила исправиться. – «Но лучше совсем в них не попадать».
– «Все равно нас никто не спрашивает», – вздохнул я.
Глава 6
Жмякнув точку на печатной машинке в последний раз за сегодня, я зевнул и потянулся, глядя на поздний вечер за окном.
– Закончил? – спросила Вилочка.
Уже нормальным голосом – одиннадцатый день лечения, «крысиная инфекция» вылечилась, отеки спали.
– Закончил, – ответил я непривычно низким голосом.
Если долго говорить, начинаю давать «петуха» – ломается, по возрасту как раз уже пора. Задача – не потерять верхний диапазон, освоив все прелести будущего нижнего. Как только выпишут, сразу к преподавателю по вокалу.
Весь день, после утреннего маминого визита, плагиатил книгу Каролины Джексон «Раскрась меня красиво» интегрируя туда мамины черновики. На выходе получилось двадцать процентов полезной для модников всего мира информации о двенадцати сезонных цветотипах (на которые у мамы оказалось природное чутье), щедро сдобренную шестьюдесятью процентами написанной в лучших традициях книжек о мотивации и бизнес-успехе «воды», а финальные двадцать процентов забил мамиными рассказами о том, как упорно она трудилась всю свою жизнь, заодно заложив полезный посыл о возможностях самореализации, которые предоставляет своим гражданкам СССР. Товарищи сильные и независимые дамы, милости просим к нам на ПМЖ!
Завтра придет будущий мамин соавтор Надя Рушева – добавим в книгу цветовой круг Йоханнеса Иттена, который научит наших красавиц подбирать наиболее удачные цветовые сочетания. Прикольно раскручивать все бренды и имена за счет друг друга – получается полноценная медийная экосистема. Ну а дальше будут нужны фотограф и модели, качественные печатные станки и импортная краска.
В дверь деликатно поскреблись.
– Да?
И к нам заглянула «поддатая» (потому что розовощекая и глаза характерно блестят) Екатерина Алексеевна. Судя по бежевому вечернему платью – прямо с доченькиной свадьбы сюда. Дел чтоли других не нашлось? Я думал с таким уровнем вовлеченности они с Эммой Карловной будут ночевать в коридоре у спальни молодых – на всякий случай, вдруг без них не справятся?
– Здравствуйте, Екатерина Алексеевна, извините, что пропустили такое большое событие, – покаялся я, поднимаясь из-за стола.
– Добрый вечер, – с улыбкой ответила она и смущенно потупилась. – Ничего, Сережа, я все понимаю, выздоравливайте. Мы вас не разбудили?
«Мы»? Намек понял.
– Немножко работали, – улыбнулся я. – Вы заходите, сейчас медсестру попрошу чайник поставить.
– Да я уже, – отчиталась о самоуправстве баба Катя, вошла в палату целиком и ввела одетую в скромное черное платье низенькую упитанную пожилую даму – собственно… – Сергей, это Надежда Петровна, – без нужды представила Фурцева. – Именно так, не «баба Надя»! – шикнула, весело блеснув глазами – знает как мы с Олей ее когда «никто не слышит» называем.
Но не обижается, а даже наоборот. Виталина тем временем поднялась с кровати и пошла к нам.
– Добрый вечер, Надежда Петровна, – чмокнул я художнице надушенную ручку. – Это Виталина Петровна, моя невеста.
– Вы очаровательны, юная леди, – отвесила та комплимент.
– Вы очень добры, мадам Леже, – ответила Виталина на французском. – Наше знакомство – огромная честь для меня.
Усадив гостий в кресла, сел на диван сам.
– А почему Сережа работает, товарищ машинистка, а вы – нет? – подколола Фурцева Виталину.
– С утра работали, поэтому в две смены, – пояснил я. – И вообще – все в рамках социалистической справедливости.
– Правильно заступаешься, – одобрила Екатерина Алексеевна. – Мы, женщины, любим когда за нас заступаются.
– Просто говорю как есть, – пожал я плечами.
– Сережа, я бы хотела изготовить твой мозаичный портрет, – огласила цель прихода мадам Леже.
– С радостью согласен! – отозвался я.
– Виталина Петровна тоже может… – начала было француженка.
– Не может, – одернула ее баба Катя.
– Не могу, – покачала головой Виталина.
– Жаль, – вздохнула мадам Леже на своем языке.
– А куда пойдет мозаика? – спросил я.
– Это будет целая выставка из видных культурных и политических деятелей СССР, – пояснила баба Катя.
– Может тогда попросим у Надежды Петровны копии и украсим ими станцию метро «имени Надежды Леже»? – предложил я.
– У нас нет такой станции, – не сразу врубилась Фурцева.
– Но новые ведь постоянно строятся, – намекнул я потолще.
– Ты думаешь? – посерьезнела Екатерина Алексеевна.
– Надежна Петровна сделала очень многое для популяризации образа СССР за рубежом в целом и содействуя культурному обмену нас и Франции в частности. А ещё у вас огромный талант, и станция получится красивая! – улыбнулся художнице. – «Фонд» возьмет на себя все расходы, – добавил для Фурцевой.
– Настолько хочешь в метро висеть? – погрозила мне пальцем. – Не зазнайся, Сережка!
– Меня лучше в метро не вешать, – согласился я. – Но культурных и политических деятелей сам Ленин велел. Почему при Сталине метро строили такое, что челюсть от красоты отвисает, а теперь – нет? Нужно это исправлять. Можно и масштабировать еще станций на пять, пригласив для их оформления талантливых дружественных к СССР художников из условно-нейтральных, извините, – грустно улыбнулся Надежде Петровне. – Стран.
– Французский народ не хочет войны, – заверила она.
– Французский народ не спрашивают, – развел я руками. – Но давайте думать о хорошем – о станциях. Могу я попросить вас о таком подарке столице СССР?
– Метро имени Владимира Ильича Ленина по праву считается лучшим в мире, – с улыбкой кивнула художница. – И, если СССР посчитает меня достойной, я не обману его доверия.
– Сергей у нас мыслит в масштабах государства, – как бы извинилась за меня Екатерина Алексеевна.
– Я понимаю, какие пойдут слухи о тебе, если открыть станцию моего имени, – повернулась к ней Надежда Петровна. – Все знают о том, что мы – старые подруги. Но если станция будет не у меня одной…
– Так можно, – согласилась Фурцева.
– Так я могу одолжить твой портрет? – вернулась к основной теме мадам Леже.
– Разумеется, – кивнул я. – У меня под рукой сейчас нет, но я вам обязательно пришлю.
– В Минкульте есть твои портреты на любой вкус, – велела не напрягаться Фурцева.
– Свадьба прошла хорошо?
– Будто во сне! – улыбнулась баба Катя. – Ты на нас с Эммой-то не дуйся – Андрей и Светлана счастливы, а с этой шебутной он бы все равно рано или поздно разбежался. Может не поедешь все-таки?
– Я не дуюсь, – честно признался я. – А ехать объективно пора. К тому же «первая очередь» города уже строится, контракты подписаны, деньги уплочены, документооборот крутится. Получится – людей взбаламутил зря.
– Что за город? – полюбопытствовала мадам Леже.
– У меня готовый архитектурный план есть, – обрадовался я возможности еще немного попользоваться художественными талантами Натальи Петровны. – Давайте покажу, он без стратегических объектов, – добавил для напрягшейся Фурцевой – оно, конечно, подруга, но допуска не имеет. – Мне полную в больницу взять не разрешили.
Вынув из-под кровати тубус, расстелил план поверх покрывала.
– Будет красиво, – оценила мадам Леже.
– Могу ли я позволить себе еще одну просьбу к вам?
– Разумеется можешь! – разрешила она.
– Могу ли я попросить у вас эскиз барельефов профилей Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева для торцов вот этих четырех зданий на улице «Имени пятидесятилетия СССР»? – указал на девятиэтажки одной из центральных улиц.
– Пятьдесят лет СССР будет только через два года, – заметила Фурцева.
– Звучит намного лучше «сорокавосьмилетия», – ответил я. – Будем считать – на вырост. Советской власти же за два года ничего не сделается?
– Ей и за тысячу лет ничего не сделается! – излишне уверенно фыркнула Фурцева.
Видели, знаем. Но ничего, починка идет.
– Я никогда раньше не пробовала рисовать Сталина и Никиту Сергеевича, – решила поскромничать Надежда Петровна. – Но могу попробовать. Барельефы – это очень вдохновляюще! Я пришлю тебе эскизы как только смогу.
– Спасибо вам огромное, – поблагодарил я мадам Леже, и бабушки покинули палату, не забыв пожелать нам спокойной ночи.
* * *
На следующий день Вилка эксплуатировалась полным ходом, потому что нам принесли здоровенную коробку методичек «для служебного пользования» работниками КГБ, МВД и ГУРа, которые мы перерабатывали, добавляли мое послезнание и ее жизненный и служебный опыт, на выходе получая монографию с рабочим названием «Язык тела». Этот микс физиогномики, психологии и НЛП издать никто не даст, но «для служебного пользования» материал получится сногсшибательный. А главное – Виталина помогает совсем не понарошку и очень этому рада – пользу приносит товарищ капитан!
Идиллия была прервана деликатным стуком в дверь.
– Да?
Вошла старая добрая Виктория Викторовна – благополучно избежала осложнений после первого пришествия и набралась смелости на второе.
Поздоровались, и я прожестикулировал Виталине:
«Завод отдавать»?
«Отдавай», – показала она в ответ. – «Тебе все равно нужно что-то получше».
Обидно! Но справедливо – от меня стандартного соцреализма никто не ждет.
– Как ваша инфекция? – спросила учительница, водрузив на тумбочку плитку шоколада.
Не буду ничего про диету говорить – шоколад в нее не входит, но обидится же.
– Хоть в космос отправляй, – бодро отрапортовал я, убирая гостинец в тумбочку. – Спасибо большое, мы по шоколаду очень соскучились. Потом съедим, чтобы доктор не увидел.
– Кушайте на здоровье, – обрадовалась Виктория Викторовна реакции. – Голос-то какой стал – совсем мужик уже! Скажи еще что-нибудь?
Даже как-то неловко стало от этого «мужика»!
– Например?
– Например, обещанную идею для романа! – подсекла учительница. – От всей души поздравляю с победой на «Хьюге», кстати. Может мне тоже чего-нибудь научно-фантастического написать?
– Вот тут вот синопсис набросал, – достал из тумбочки взамен шоколада пяток печатных листов. – Персонажей и особенности текстового мира, – протянул ей. – СССР отправил на конкурс фантастики целого товарища Леонова не просто так, а подав сигнал – фантастика у нас теперь жанр уважаемый, а значит скоро…
– В него ломанутся все, – закончила за меня Виктория Викторовна. – Космический завод, значит?
– Проблемы те же что и на земном – раздолбайство, лень, саботаж и не желающий перевыполняться сам собой план, – кивнул я. – Потом можно про сельскохозяйственную планету написать – типа огромный космический колхоз.
– Колхоз себе заберешь? – спросила она.
– Не, я, извините, в Нобелевскую премию целюсь, поэтому буду немного другие книжки писать.
– А сам говоришь «фантастика серьезный жанр», – заметила она.
– Так и есть, – кивнул я. – Я же не знаю, за какую из книг нормальную, литературную, а не как у Пастернака – политическую – премию дадут, поэтому работаю по площадям. Высокоуровневый постмодернистский детектив вот на днях издадут, дальше еще пару-тройку мощных книг разных жанров напишу. В следующем году снова. И снова – до победного. Таких сюжетов я вам не дам – не потому что жадный, а потому что сюжет в таких книгах глубоко вторичен.
– Завода мне хватит, – умиленно улыбнулась Виктория Викторовна. – Ты не переживай – ты и так для меня больше всех вместе взятых сделал. Я об этом помню, Сережа. Прости меня, ладно?
– Вы чего? – протянул намокающей глазами учительнице платочек.
Гормональные бури начались, видимо.
– Ты мне и публикацию, и Союз, а я тебя чуть с родственниками и Фурцевой не поссорила, – высморкалась она. – Уезжаешь теперь. Мама твоя приходила, рассказала, – ответила на мой вопросительный взгляд.
Давайте вешать всех собак на мать-одиночку!
– Я может и маленький еще, – улыбнулся я Виктории Викторовне. – Но импульсивных решений стараюсь не принимать. Мой отъезд вызван объективными причинами – в Москве и под ней мне делать нечего, а там – конь не валялся. Что-то вроде моего личного БАМа.
– Будь я моложе, я бы тоже на БАМ махнула, – мечтательно зажмурилась учительница.
– Видите, а меня ничего не держит, – неосторожно поддакнул я, получив в ответ обиженный взгляд.
Не такая ты старая, чтобы требовалось заверять тебя в обратном!
– Ладно, пойду я, – засобиралась она.
– Приходите еще, – последнюю фразу почти не пришлось выдавливать.
– На жалость давит, – заметила Виталина.
– Может и так, – пожал плечами я. – Пиши неожиданное поручение «Фонду».
Девушка заменила лист в машинке.
– Сим наместник Потемкинский и генерал-губернатор Дальневосточный Его Высочество Цесаревич Андропов Второй…
– Директору «Фонда Ткачева» Волкову Тимофею Васильевичу от С. Ткачева… – «перевела» Виталина.
– Повелевает…
– Заявление…
– Установить ежемесячную выплату в размере ста рублей тысяче случайно выбранных матерей-одиночек с двумя и более детьми, – продиктовал я. – Без права получения повторной выплаты данного типа. Исключить занимающих высокие административные, производственные и кооперативные посты дам.
У этих с деньгами все хорошо.
– Больше пока никак, – вздохнул я. – Но потом обязательно масштабирую.
– Все равно хорошее дело, – утешила меня девушка.
– Давай второе письмо – об учреждении «Премии Хрущева» для детей-победителей и призёров естественнонаучных и математических олимпиад, включает в себя тысячу рублей деньгами – это победителю, призерам поменьше – путевку в пионерлагерь и гарантию поступления в университет. И третья сразу – «Премия Сергея Прокофьева», то же самое, но для победителей и призёров творческих конкурсов и с поправкой на место обучения. Отдельно упомяни, пожалуйста, возможность для художественно одаренных ребят приоритетное зачисление на курсы мультипликаторов «Союзмультфильма». А прямо оттуда, начиная со следующего года, я буду отбирать для себя кадры.
– Про «кадры» я не записала, – предупредила Виталина. – Нельзя никому сообщать о таких коварных планах!
Постучали в дверь – это Надя-«маленькая», цвета и наряды рисовать пришла. Этим мы до вечера и занимались, с перерывом на безвкусный обед и процедуры. С собой подружка унесла учительскую шоколадку – не пропадать же добру – а мы с Вилкой вернулись к «методичке», закончив и перечитав которую на следующий день решили отослать куда следует.
– Но сначала, чтобы фельдъегеря два раза не гонять, состряпаем агитку для тех, кто решит переехать на работу в сказочный городок под Хабаровском, – предложил я.
– Давай, – безотказная Виталина заправила чистый лист.
– Основу берем «совхозную», устанавливая МРОТ в двести рублей. На них сверху накидываем Московский оклад. Раз в квартал, если без нареканий – премия в две сотни. При заключении пятилетнего трудового договора с расположенными в черте города государственными и «фондовскими» предприятиями выдается квартира из расчета комната на человека плюс рабочий кабинет. Гостям и работникам кооперативов – возможность строить кооперативные дома. При меньших сроках – общежитие для одиноких и «однушки» для семейных. Зачем нам гастарбайтеры? Приезжай да селись насовсем. Сюда же – в случае продления контракта на следующие пять лет предоставляется дача и автомобиль с гаражом. Но это если человек работал, а не саботировал производство.
– Саботировать Первый отдел не даст, – заверила Виталина.
Отправили бумаги прямо в Кремль.
– Еще мне нужен ручной Горком. Условия такие – тащит документооборот и делает все что из моих хотелок согласует Москва, и тогда после моего ухода на повышение остается в городе-гордости всего СССР Горкомом полноправным. Как вариант – со званием героя соцтруда. Еще нужны комсомольский вожак, торговик и прочий аппарат.
– Давно тебя дожидаются, – не удивила Виталина и позвонила прямо из палаты, позвав гостей на завтра. Покосившись на часы, добавила. – Час до экзаменов.
Школьные экзамены мне разрешили сдать прямо в больнице – сэкономлю драгоценное время. Да в больнице вообще неплохо – кроме печати всего подряд и делать-то нечего. Переодевшись в школьную форму, я прихватил наряженную «секретаршей» Виталину и пошел в выделенный для такого случая временно пустой (доктор в отпуске) кабинет. В тесноте да не в обиде. Учителя были привычно незнакомыми, вопросы – легкими, а аттестат о получении полного среднего образования – заранее заполненным. Медаль тоже принесли – с ней на шее в конце групповое фото с учителями и сделал. Трогательный момент – прощай, школа!
