Павел Смолин
Самый лучший комсомолец. Том 2
– Жесть, – оценил я метаморфозу и спросил Виталину. – А ты тоже так можешь?
– Как? – с хитрой мордахой спросила она.
– Бить по голове гормональной кувалдой вот на таком уровне, – пояснил я, кивнув на девушек.
– Крепок, – вздохнула блондинка. – Сложно с ним было, Вилка?
Сидим, терпим – на прочность проверяют, очевидно.
– В жопе твоей Вилка, – показала сослуживице язык Виталина и ответила на мой вопрос. – Могу, конечно. Аня и Света – номера два и три в списке лучших, сразу подо мной.
– По списку трехгодичной давности! – надулась оказавшаяся Светланой брюнетка.
– И с тех пор ничего глобально не изменилось, – фыркнула девушка.
– Покажи, – попросил я.
И вроде бы ничего не изменилось, однако ширинка затрещала, а больше всего на свете мне захотелось утащить Виталину в уголок поукромнее, чтобы остаться там с ней навсегда. Да если бы она сразу показала себя вот такой, закомплексованный пионер бы и в самом деле ментально мутировал в Блока в известном смысле!
– Простите, дамы, но лучше моей Вилочки никого нет, – с виноватой улыбкой развел я руками.
– Вот такие у нас хищницы работают, Серега, – раздался из-за спин ловушек (высокие, блин, загораживают поле зрения) красивый мужской тенор с подчеркнуто-«ябедническими» интонациями. – А мне с ними на гастроли ездить!
«А ведь ловушка-мужчина может «ловить» не только женщин» – немного царапнулась непрошенная мысль, когда я пожимал руку одетому в спортивный костюм красивому мужику лет двадцати с квадратной челюстью, точеным носом и шевелюрой каштановых волос.
Ничего такого – не маленький, и каждому своё, но нужно будет поговорить со старшими товарищами на тему «почему сбежавший от кровавого режима гомосексуалист, конечно, добавит легитимности «легенде», но на дальней дистанции превратится в мощный «кейс» против нас». Впрочем, с гомосексуализмом в эти времени и у загнивающих не так уж все хорошо. Неужели в США (а куда еще убегать? В Европу, где с агентурой еще лучше, чем в Израиле?) не найдется важных одиноких теток?
– Игорь, – представился он.
– Сочувствую вам от всей души, – с улыбкой подыграл я. – Ни один мужчина планеты не должен подвергаться таким суровым испытаниям.
Наконец-то получилось осмотреть помещение – стандартная «комната» бомбоубежища. Вдоль стен – двухъярусные койки, тут и там – ящики и металлические шкафы.
Цель нашего прибытия сюда – познакомиться с будущими «предателями», потому что с завтрашнего дня, на базе все того же отданного под мои музыкальные проекты здания, стартует работа над «Аббой».
– Товарищи, – в горле встал ком. – Я буду из телевизора орать на весь мир о том, какие вы подлые твари и…
Голос дал петуха, настроение полетело в помойку. Жалкий. Это вот они тебя жалеть должны, Сережа?
– По*уй! – сморгнув выступившие слезы, оборвал я сам себя. – Работа такая.
– Правильно! – хлопнул по плечу Игорь.
– Все хорошо, Сережа, – мягко улыбнулась Аня.
– С такого трамплина мы высоко взлетим, – улыбнулась и Света. – Прямо туда, где панические вопли обиженного малолетки вызывают только презрительный смех.
И презрительно заржала. Понял вас, ребята. Спасибо.
Глава 3
Из секретного поселка мы отправились в Кремлевскую больницу, проведать маму – семья приходила к ней днем, а занятый сын не смог, поэтому нужно компенсировать. Да и хочется – соскучился!
– Привет! – обнял лежащую в той же палате, одетую в халатик маму. – Извини, работа.
– Трудоголик мой! – не обидевшаяся родительница чмокнула в щечку сначала меня, потом Виталину.
– Как дела-то? – опустившись на стул рядом с кроватью, спросил я.
– Скучно, – поморщилась мама. – Токсикоз прошел, но меня все равно теперь до самого конца не выпишут, – пригорюнилась, хитро стрельнув в меня глазками – мол, спроси.
Спросил:
– Почему?
– Потому что экспериментальный секретный аппарат в НИИ инструментов и оборудования показал, что здесь, – с характерной для беременных дам полной любви улыбкой к еще не появившимся на свет человечкам она положила руку на животик. – Бьется три сердечка.
– Охренеть! – восхитился я. – Точно придется еще одну квартиру захватывать!
Вселенная не мелочится!
– Скорее всего – мальчики, – добавила новостей мама.
– Поздравляю! – Виталина расцеловала родительницу в щечки.
– Одного отдадим в спорт, второго – в науку, третьего – в политику, – распределил я будущие семейные активы.
– Куда захотят, туда и пойдут! – одернула меня мама.
– Само собой! – иронично покивал я.
Настроение прямо поднялось, потому что про УЗИ в «инфобомбе» тоже было. Значит – старшие товарищи продолжают работать! Значит, доверие к куче зловещих предсказаний и пожеланиям кое-кого ликвидировать тоже будет иметь место быть – в определенных рамках, разумеется. Кто тут молодец? Сережа молодец!
Посидев с мамой еще полчасика, дождались ключевого вопроса:
– А вы пока не… – и родительница осеклась и покраснела.
– Пока не, – подтвердил я. – Но когда-нибудь обязательно.
Теперь покраснела Виталина. Это почему вообще? Странные они, эти девочки.
Просидев до темноты, были вытолкнуты самой хозяйкой палаты – «завтра в школу с утра, допоздна не засиживайся!» – и отправились домой.
– Пятерых я не хочу, – как только мы остались наедине, безапелляционно заявила Виталина.
– Перебор, да, – покивал я. – Я бы двоих хотел – мальчика и девочку.
– Согласна!
Как только вошли в квартиру, зазвонил телефон.
– Судоплатовы.
– Сережа, здравствуй, – раздался из трубки усталый голос Фурцевой. – Помнишь ты говорил, что не хочешь за границу?
– Просто офигеть как не хочу, Екатерина Алексеевна! – горячо подтвердил я. – Мне на Родине хорошо и спокойно, а там я буду дергаться и высматривать врагов. А еще мне тамошних детей жалко – при капитализме живут, сиречь – с экзистенциальной пустотой и без всякой цели. Это же просто мрак! И как они это выдерживают?
– Я с тобой полностью согласна, Сереженька, – умилилась баба Катя. – И тем важнее показать им правильный путь. Послезавтра вы с Виталиной Петровной отправляетесь в ГДР. Это – наши союзники, социалисты, поэтому не переживай, к капиталистам мы тебя не пошлем.
– Екатерина Алексеевна, простите пожалуйста, могу я немного с ней это обсудить прямо сейчас?
– Конечно, Сережа, – согласилась она подождать.
Прикрыв ладонью трубку, поморщился и признался Виталине:
– Я тебя в Германию брать не хочу – мало ли что.
– «Девятка» обо всем позаботится, – с успокаивающей улыбкой потрепала она меня по волосам. – Не волнуйся, Сережа, мы вернемся целыми и невредимыми. Поездку готовят вторую неделю.
– Сама-то хочешь? – вздохнув, спросил я.
– Хочу! – твердо кивнула Вилка. – Я в ГДР не была, и мне интересно.
– Приказ?
– Все всё понимают, поэтому конечное решение за тобой, – покачала она головой. – Это про меня – тебе ехать обязательно. Оставишь меня здесь – я не обижусь, но на Германию посмотреть мне бы хотелось.
– Понял, – признал я мощь аргумента. – Хорошо, Екатерина Алексеевна, если Партия так решила, я в лепешку расшибусь, но не подведу!
– Расшибаться не надо, ты нам здоровый нужен, Сереженька, – скорректировала она линию поведения. – Значит завтра школу пропускай, к восьми поедете в Кремлевскую поликлинику сдавать анализы, а потом на инструктаж в МИД.
– Так точно, товарищ главный идеолог СССР! – голосом козырнул я.
– Нет в СССР такой должности! – рассмеялась она. Вздохнув, заверила. – Все будет хорошо, Сережа.
– Обязательно, Екатерина Алексеевна, – без особого энтузиазма согласился я.
– Пойдем «Время» посмотрим, – когда я повесил трубку, Виталина мягко потянула меня в гостиную. – Весь наш маршрут – на поезде поедем – будет под охраной. По ГДР будем перемещаться на бронированной машине, жить – в посольстве, а контактировать только со специально одобренными немцами, которым ты очень нужен – они в тебя уже неплохо вложились, а немцы своей практичностью славятся.
Видели мы их практичность в двадцатые годы двадцать первого века. Впрочем, тех немцев не спрашивают еще сильнее, чем нынешних. Может и обойдется?
– Все равно от мира не спрячешься, – смирился я и выставил условие. – Мы с тобой – в отдельном купе!
– Само собой! – облизнулась Вилка. – Путь-то неблизкий, нужно как-то его скоротать.
Почти всю передачу посветили торжественному подписанию международной конвенции об авторском праве. Показывали Фурцеву, Косыгина, Полевого – каждый высказался на свою тему: почему так нужно сделать с точки зрения идеологии, экономики и культуры. Напоследок показали важных зарубежных политических дяденек, которые респектовали нам за решение перестать быть страной-пиратом.
– Норм, – пожал я плечами. – «Абба» откладывается, получается?
– Бардак, – кивнув, подтвердила Вилка. – Ничего, мы не торопимся, материал пока отшлифуют.
– Больше чем уверен, что шлифовать там уже нечего, – фыркнул я. – Ну да и ладно, мне-то что?
Перешел на немецкий.
– С этой минуты и до прибытия в Берлин говорим на этом языке, исправлять мне произношение.
– Яволь, майн либе! – согласилась девушка.
– Это могла бы и на родном сказать! – фыркнул я.
Гоготнув, подрубил оборудование, взял гитару.
– Зацени! [https://www.youtube.com/watch?v=StZcUAPRRac&ab_channel=RammsteinOfficial]
– О*уеть! – заценила Виталина. – И это песня про солнышко?
– Язык такой, – гоготнул довольный реакцией я. – А теперь песенка про маму!
[https://www.youtube.com/watch?v=gNdnVVHfseA&ab_channel=RammsteinOfficial]
– Красиво! – оценила обилие «запилов» девушка.
– А теперь про приверженность социалистическим идеям!
[https://www.youtube.com/watch?v=Ph-CA_tu5KA&ab_channel=RammsteinOfficial]
– Настоящая бомба! – похвалила изрядно прокачавшаяся от рифов Виталина.
– Так тебе песенки петь приятно! – умилился я.
– Это потому что твои песни мне очень нравятся, и ты это чувствуешь, – с улыбкой пояснила она.
– А эта? – ехидно спросил я.
[https://www.youtube.com/watch?v=eO4eGfL0nrQ&ab_channel=%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB%D0%95%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2-Topic]
– На колени, значит? – вытерев выступившую от смеха слезинку, спросила Виталина.
– На колени, – подтвердил я.
– Какой же ты испорченный, – нежно приложила она меня, встала с дивана, подошла к сидящему на стуле мне и сняла с меня гитару.
Опустившись на колени, с улыбкой начала расстегивать мой ремень:
– Нам только теорию давали, но не думаю, что это так сложно.
Новая функция моей машинистки успешно разблокирована!
Когда Вилочка сходила на кухню попить водички и вернулась, довольный я заявил:
– Я бы сказал что-нибудь типа «Меня это та-а-ак вдохновило!!!», но врать не хочу – твои мягкие губки здесь не при чем. Садись за машинку, будем выворачивать наизнанку народную сказку «Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что».
– Свинья ты, Сережа! – отвесила мне девушка щелбан, была утешена поцелуем и заняла свое рабочее место.
– Название: «Про Федота-стрельца, удалого молодца»…
* * *
По пути из поликлиники, где мы сдали анализы и заодно попрощались с мамой («Да, я обязательно проверю, чтобы все вилки были выдернуты из розеток, а газ и вода – надежно закрыты!») в МИД предложил Вилке поиграть:
– Допустим я – антисоветчик до мозга костей, и сейчас предельно возмущен тем, что, прежде чем выпустить меня за границу, тупорылые совки унижают мое человеческое достоинство, заставляя сдать дерьмо и мочу. А они ведь в этом еще и копаться будут – ну не идиоты ли?
– Не просто так придумано, – хихикнув, поддержала игру Виталина. – Бывали прецеденты, когда наших за границей специально травили, но доказать ничего не удалось – мол, такими уже и приехали. В случае, если такое случится с нами, у нас на руках будут документы о том, что СССР мы покидали полностью здоровыми. Не панацея, конечно – тварям наши бумаги до одного места, но это – лучше, чем ничего.
– Что-то всегда лучше, чем ничего! – согласился я. – Но почему-то диссидентура нихрена мозги не хочет включать – в их глазах за Занавесом цветущий сад со светлоликими перворожденными эльфами, а у нас…
– Мордор! – закончила за меня Виталина.
– Он самый! – поддакнул я. – Притом что профессор Толкиен сам прямо заявлял, что никаких исторических параллелей в свою книгу не вкладывал. Это мы в предисловии к Советскому изданию «Властелина колец» и напишем, во избежание. Но у меня пока нету столько денег, а баба Катя жмётся, – пожаловался на несправедливость Системы и жадность Толкиеновского потомка, нынешнего обладателя прав. – Пофигу, все еще не торопимся – я же, по сути, только-только на рабочие мощности начал выходить. Пройдет некоторое время, наши зарубежные партнеры подобьют доходы и будут скупать у меня вообще всё. Вот тогда и заживем!
Добрались до МИДа, обменяли у дежурной бабушки мой автограф на разъяснение дальнейшего пути, в лифте доехали до седьмого этажа и зашли в нужный кабинет, по обстановке очень похожий на школьный класс. Даже доска есть! А еще здесь нашлись немного нервничающие (кроме младшего лейтенанта, она не из «ловушек», но таки из органов, поэтому психологическую устойчивость имеет) девушки из «Boney M». Эдуард Анатольевич у нас бывалый гастролер, поэтому его от дополнительного инструктажа освободили. Вот они, мои любимые поцелуи в щечку! Особо ценен поцелуй от кубинки, потому что редкость.
– Как настроение перед первыми гастролями? – спросил я.
Сначала выступят в «нашем» кусочке Берлина, потом – в ФРГ, а оттуда двинут по остальной Европе. Контракт сразу на полтора десятка концертов, альбом поступил в магазины три дня назад, и теперь продюсеры, все в мыле, выкупают свободные производственные мощности для его допечатывания. А я говорил, что двести тысяч пластинок это ничто, но разве англичане будут школьника слушать?
Дамы высказались в духе «волнуемся, но готовы блистать», и в комнату вошел МИДовский работник. Поздоровались, расселись.
– Меня зовут Леонид Матвеевич Тихонов, во время поездки я буду вашим куратором по линии Министерства Иностранных дел, – представился он, вынимая из портфеля пугающего размера стопку бумаг. – Сейчас я ознакомлю вас со спецификой работы граждан СССР за границей… – прервавшись, он обратился к кубинке. – Гермоза Гастильевна, вам тоже стоит послушать – в Европе вы не бывали, а там, увы, не так здорово, как на Кубе.
– Разумеется, Леонид Матвеевич, – без малейшего акцента выразила согласие наша «шоколадка».
Второе поколение Советских кубинцев потому что. Но на исторической родине бывала, раз Леонид Матвеевич оговорку сделал.
– Итак, в первую очередь… – начал инструктаж МИДовец, чтобы закончить его через два с половиной часа.
Судя по мордашкам, целиком уловить его посылы удалось только мне и Виталине.
– Вопросы? – без особой надежды на последние спросил куратор.
– А почему нельзя держать руки в карманах? – спросил я. – Я видел немало фото- и видеоматериалов, на которых аборигены так делали, а окружающие не спешили придавать их общественному порицанию.
МИДовец подвис, откашлялся и пошел вредному мальчику навстречу:
– Не держать руки в карманах – это рекомендация, и, если сильно хочется, или, например, холодно, можно так делать.
Люблю Вилочку веселить.
– Спасибо! – поблагодарил я. – А у меня еще вопрос есть, не совсем по теме – к кому я могу обратиться по поводу организации экскурсии в ГДР для моей школьной параллели на летних каникулах? Без меня в составе, но за мои средства.
– Это потом, а сейчас, товарищи, если вопросов не осталось, уважаемые дамы могут быть свободны, – отпустил он девушек из группы, пожевал губами на оставшуюся рядом со мной Вилку.
– Виталина Петровна крайне для меня важна, – пояснил я.
– Да, до меня доводили, – опомнился функционер. – Теперь нам нужно согласовать твою персональную программу, Сережа.
– Сразу внесу дополнительный пункт, если можно – перед посещением Германии мы заедем в Аушвиц, посетить одноименный концентрационный лагерь в целях расширения кругозора.
– Наши партнеры могут принять это за сигнал, – поморщился он.
– А нам какая разница? Обещаю за все время пребывания на территории ГДР ни одного немца не упрекать в том, что они пришли и убили два десятка миллионов моих соотечественников – часто совершенно чудовищными способами, – пожал я плечами. – Более того – конфигурации двух совершенно ублюдочных мировых войн выстраивали англосаксы, они же, кстати, саму концепцию концлагеря и придумали, не говоря уже о национализме.
Лицо Леонида Матвеевича приняло жалобное выражение.
– Касательно того, что тебе нельзя говорить… – он полистал свои бумажки, попытавшись найти в них успокоение. – Во-первых…
– Леонид Матвеевич, я не дегенерат и прекрасно понимаю чем чревато неосторожно брошенное мной слово, – перебил я его. – Давайте не будем тратить время на чушь и позволим вполне разумному молодому человеку, который, во-первых, мир за Занавесом посещать не хочет от слова «совсем», а во-вторых долго и последовательно доказывал реальными делами, что ему доверять можно, спокойно работать на благо Родины. Пойдемте за экскурсию для ребят договоримся, и я пойду погуляю по Москве – хоть и на время, а с Родиной попрощаться нужно.
– Мне нужно позвонить, – принял совершенно правильное решение МИДовец.
– Само собой, Леонид Матвеевич, – светло улыбнулся я ему.
Он сходил позвонить, и, конечно же, вернулся с широченной улыбкой, с которой нас и направил на этаж ниже. Там мы договорились об экскурсии для ребят и поехали на Воробьевы горы – просто погулять, как почти нормальная пара.
Поезд отходил от Белорусского вокзала в два часа дня. Провожали меня папа Толя и Таня с Надей Рушевой, Хиля – его жена и сын, а девушек – их родственники, коих оказалось великое множество. Погрузились в выделенный нам вагон вместе с Леонидом Матвеевичем, и, к немалой моей радости, дядей Витей, который будет нашим куратором от КГБ. Справедливо – дядя Петя сопровождал нас в прошлой командировке, и плевать, что там была Колыма, а тут ГДР. Раньше думать надо было!
Мы с Виталиной заняли купе в середине вагона, слева от нас расселили девушек, справа – Хиль и дядя Витя. МИДовец будет путешествовать с охраной, которая заняла места возле выходов. Еще из КГБшников у нас проводница, начальник поезда, машинист и повара с официантами из вагона-ресторана. Вот это я понимаю «обеспечивать охрану»!
Громкоговорители прохрипели положенное, и поезд тронулся, потихоньку набирая ход. Ехать нам день, ночь и еще день. В Берлин прибудем чуть позже запланированного – из-за похода в Аушвиц. Зачем это мне? А просто так – ну не был в прошлой жизни, почему бы не побывать в этой? Хуже от этого точно никому не станет, разве что настроение испортится, но с ним я уж как-нибудь справлюсь.
Немножко поваляв Виталину по полке, оделся, вынул из чемодана колоду карт с рубашкой с изображением Сталина – из Одессы трофей, недавно типографию с такими «хлопнули» – и ироничным басом веско заявил одевающейся девушке:
– Пойду с мужиками посижу.
– А я тогда к подружкам! – изобразила она предельно легкомысленный тон.
Поржали и покинули купе. Пойду к Хилю и дяде Вите – давненько не виделись, чтобы вот так, в нормальных условиях, когда можно просто спокойно поговорить ни о чем. Виталина отправилась в противоположную часть вагона, откуда, из приоткрытой двери купе, доносился очень вкусный и мелодичный смех – не скучают дамы, радуются гастролям. Постучав в нужную мне дверь, получил разрешение войти и умилился – будущая звезда мирового масштаба лущила вареные яички, пока дядя Витя разбирал на запчасти вареную курочку. Ну наконец-то хоть что-то по-настоящему «поездатое!».
– А кому чаю? – очень в тему нарисовалась проводница.
Что ж, иногда немного попутешествовать по земле тоже прикольно! Все будет хорошо – не можем же мы с Вилкой сдохнуть спустя жалкий год моей активной попаданческой деятельности?
Ведь не можем?
Глава 4
– Пожа-а-ар!!! – разбудил меня среди ночи панический вопль, и почти сразу раздался визг колес, а инерция попыталась сбросить меня с верхней полки – тщетно, потому что если где-то есть ремень безопасности, Сережа обязательно пристегнется.
Зато с третьей, предназначенной для багажа полки посыпались вещи.
– К стене! – услышал я Вилкину команду и послушно подвинулся.
Девушка запрыгнула ко мне, вжав в стену, и, получается, прикрыв собой от потенциальных штурмующих палату нехороших людей – вон, в полумраке видно, как она дверь в купе выцеливает.
Вот стоило в Польшу въехать и сразу началось! Лежать было скучно, а трогать Вилочку за мягкие места и отвлекать разговорами в такой ситуации не стоит, поэтому простаивающий мозг сам по себе начал вспоминать об особенностях нашего вагона – он не советский, а международного стандарта сообщения RIC.
Отличается повышенной шириной полок, наличием в купе розеток – непонятно зачем они во времена отсутствующих мобильных телефонов, разве что фен или утюг подключать – умывальника – для доступа к нему нужно сложить столик – и вешалки, а в самом вагоне имеется простенький, но от этого не менее эффективный душ. Вешалка для полотенца в этом самом душе находится снаружи – после помывки приходится за ним вылезать, и мне вчера повезло увидеть не самый важный, но очень приятный кусочек нашей кубинки. Хороший вагон, в общем, мне нравится. А в вагоне-ресторане нас кормили вкуснейшим цыпленком табака.
Спустя пару минут, в течение которых я косился на задернутое шторкой окно – если пожар настоящий, придется в него вылезать – а поезд окончательно остановился, в дверь постучали «КГБшным» ритмом. Виталина и не подумала расслабиться!
– Верни колбасу, я все прощу, – через дверь процитировал ночной гость дяди Витиным голосом.
Вилочка щелкнула предохранителем:
– Все в порядке.
Данный пароль значит, что ЧП возникло из-за чьей-то глупости, и никакие враги к нам не пробиваются.
– Вот бы домой завернули! – мечтательно протянул я. – Пошли посмотрим че там.
– Идем! – Виталина спрыгнула на пол и включила свет, дав возможность рассмотреть заваленное шмотками и открывшимися вследствие падения чемоданами в количестве двух штук.
Невербально договорившись убрать это все потом, вышли в пованивающий гарью коридор, услышав из второго из трех отведенного дамам купе истеричные неразборчивые вопли. Из соседнего купе выглядывал взволнованный, одетый в майку и «семейники» Эдуард Анатольевич. Встретивший нас дядя Витя красовался таким же нарядом, но нацепил кобуру с «Макаровым».
Окончательно убедившись, что все в порядке, девушка убрала собственное оружие в сумочку.
– Катя, – пояснил дядя Витя. – Суп гороховый варила на нагревателе, в душ пошла – думала, успеет. А Люда заметила, что штора загорелась, запаниковала и дернула стоп-кран. Андрей из подтанцовки с полки упал, колено сломал – все, оттанцевался.
– Пи*дец, – подвел я итог ситуации.
– Вагон-ресторан же есть! – вслух поразился Хиль. – Зачем она суп-то варить начала? Если сдобу есть не хочет, чтобы не растолстеть, взяла бы салат овощной – там же за рубли всё! – и начал делится своим богатым гастрольным опытом. – Я в Финляндии яйца на нагревателе варил – это можно, не опасно, а вот суп лучше не стоит.
– Познавательно, но теперь все равно смысла нет, – улыбнулся я ему.
– Совершенно нет! – покивал он.
Потому что я выбил командировочную валюту в пятикратном размере – хватит и покушать, и подарки родным купить, и приодеться.
– Еще травмы? – спросил я дядю Витю.
– Синяки да ссадины. Там, где не видно, – ухмыльнулся он.
– Меняем на ваших, – дал я Виталине отмашку. – И Катю, и Люду.
Контора – орган КРАЙНЕ предусмотрительный, и дублирующий состав подготовила.
– Извините, Эдуард Анатольевич, – ради приличия ввел я Хиля в курс дела. – Я понимаю, что за два дня до концерта менять вокалисток не очень, но, если они на ровном месте умудряются ломать колени подтанцовке и устраивать пожары, значит дальше будет только хуже.
– Я и с дублирующим составом репетировал, так что все нормально, – ожидаемо не стал говниться няша-Хиль. Зевнув, спросил. – Могу ли я вернуться в купе? Голос, – виновато развел руками, напомнив о физиологических особенностях.
– Спокойной ночи, Эдуард Анатольевич.
Виталина пошла в спецкупе охраны – там у нас рация, договариваться за парочку дублерш и нового танцора.
– Хорошо, что накосячили не отвечающие за этническое разнообразие девушки, – по пути к купе с виноватыми поделился мыслями с дядей Витей. – Дублерши казашка и кубинка у нас есть, но, прости-господи, они не настолько красивые.
– Спорим она услышала? – хрюкнул дядя Витя, кивнув за спину, где Вилка как раз скрылась за нужной дверью.
– Зачем? Я совершенно точно уверен, что услышала! – хрюкнул я в ответ.
А вот теперь отрубаем эмпатию и игнорируем жалобные, плачущие глаза.
– Извини, Кать, но подпольные кулинары нам в составе не нужны, особенно такие, которые забывают суп на пожароопасных приборах.
– Я больше не!.. – начала было она, но присутствующий здесь охранник зажал ей рот и твердо, но бережно вывел из купе под взглядами побледневших девушек.
– Просто уволена, вернется в Москву и будет жить как прежде, нынче никого в полях не расстреливают, – пояснил я.
Не сильно-то и помогло!
– Извини, Люд, чисто по-человечески твою панику я понять могу, но на инструктаже и в МИДе, и вчера в поезде четко перечислены случаи, когда стоп-кран срывать нужно. Если коротко – никогда, потому что за это отвечает охрана.
Девушку увел второй охранник.
– По прибытии в Варшаву к нам присоединятся дамы из дублирующего состава, – пояснил оставшимся. – Тань, можно тебя на секундочку? – обратился к товарищу младшему лейтенанту.
Больно уж виноватая у нее мордаха – так и читается «вот дура я дура, не уследила!».
– Все ок, чужая тупость – фактор трудно учитываемый, и вообще это мой косяк – надо было сразу ваших набирать, целиком, но чего уж теперь, – тихо объяснил я ей позицию начальства. – Возвращайся, успокаивай этнически разнообразных коллег. Ты остаешься точно, но бдительность удвой, хорошо?
– Хорошо. Спасибо, Сережа, – с облегченной улыбкой поблагодарила она и вернулась в купе.
– Одобряете? – спросил я старшего товарища.
– А это на что-то повлияет? – спросил он.
– Нет, но важно лично для меня, – честно ответил я.
– Одобряю, – с улыбкой хлопнул дядя Витя меня по плечу.
– Мне бы типа-спецподготовку пройти, дядь Вить, – попросил я. – Я как раз целиком выздоровел, Виталина меня приемам учит и физически улучшает, но нужна стрельба и особенности перемещения в пространстве в непростых ситуациях. Не хочу ни подыхать, ни Виталиной от пуль заслоняться – я понимаю, что у нее работа такая, но если охраняемый объект сам по себе что-то может, значит и шансы на совместное выживание повышаются.
– Сделаем, – пообещал дядя Витя.
Добрались до купе подтанцовки, где девушки и парни с грустными мордашками смотрели на заплаканного парня, которому путешествующий с нами врач широкого профиля накладывал шину на поврежденную ногу.
– Ничего не обещаю, Андрей, но по прибытии в ГДР повезем тебя к лучшим врачам, валюту я выбью. Не справятся немцы – отправим туда, где справятся. Починим тебе ногу на максимально возможном уровне. Если танцевать сможешь – после выздоровления с радостью возьмем тебя обратно, если нет – приглашаю тебя работать хореографом в ДК совхоза «Потемкинская деревня», а еще выбью тебе «однушку» в Москве. Скепсис понимаю и не осуждаю, – увидев на его лице без пяти минут панику, сработал на опережение. – Но ты подумай вот о чем – это мой совхоз, а я бы не стал с ним возиться без далеко идущих неожиданных планов. Зарплата – двести семьдесят рублей с премиями за хорошую работу. До свидания, товарищи, – и я покинул их купе, направившись к своему.
Бардак!
* * *
Погода к посещению Аушвица (ака Освенцим) подходила как нельзя кстати – небо затянуто серыми, но, к счастью, безобидными тучами, изо рта валил пар (чуть ниже нуля), под ногами – подмерзшая земля с пожухлой травой, а сидящая на воротах стая ворон встретила нас ехидным карканьем.
– Arbeit macht frei! – указал я на всем известную надпись на воротах. – «Труд освобождает». Кто-то скажет, что таким образом нацисты обманывали узников, давая им ложную надежду заслужить свободу, но я так не считаю – ведь здешний труд, вернее – уничтожение трудом, и вправду освобождал дух от бренной оболочки, – вздохнул. – Вот только никакого духа не существует, а со смертью оболочки умирают уникальный набор жизненного опыта и комбинация генов. Последняя формировалась миллионы лет, кстати, чтобы закончить свой путь в газовой камере или печке.
Виталина погладила меня по спине.
– Я спокоен, – улыбнулся я ей. – Для современного ребенка это все – словно картинки из учебника истории.
Вру – потряхивает, больно уж атмосфера давящая. А мы еще даже внутрь не вошли!
Обернувшись к многочисленным спутникам (две новых красивых младших лейтенантки и такого же чина КГБшный «плясун», Андрея оставили в Варшаве, откуда он поедет в Берлин чинить ногу), дал им шанс слиться без последствий.
– Последний шанс, товарищи! Там, – указал рукой на ворота за моей спиной. – Нас ждут только горе и чужая, но от этого не менее ужасная смерть. Зверства нацистов знакомы всему миру, и лишних подтверждений не требуют. Я сюда иду, потому что мне это нужно как творческой единице, но вам убивать настроение на много недель вперед совершенно необязательно. Если кто-то хочет вернуться в гостиницу, никто вас не осудит.
Разумеется, никто и не подумал отказаться.
– Простите, Леонид Матвеевич, я сильно нервничаю, поэтому буду много говорить, – заранее извинился я перед МИДовцем, который у нас на полставки экскурсовод. – Постараюсь не перебивать, но, если вдруг такое случится, заранее прошу прощения, – повысив голос, чтобы было слышно всем, перешел в психологически комфортный режим политинформации. – Изначально термин «концентрационный лагерь» был лишен леденящих кровь ассоциаций и восходит к испанским «campos de concentración», применявшихся испанцами во время войны за независимость Кубы – в них интернировали мирное население, но без цели уничтожения. Популярность термин обрел во время англо-бурской войны из-за английских лагерей для гражданского бурского населения. Безусловно, национализм – целиком и полностью изобретение наших просвещенных европейских коллег, но даже англичане, которые, на минуточку, главные колонизаторы в истории, не догадались использовать заключенных так, как адепты Третьего Рейха, что, впрочем, не делало пребывание буров в гостях у англичан более приятным – голод, болезни и зашкаливающая смертность, в том числе среди детей, были и там. Немецкая прагматичность в концепции «уничтожения трудом» здесь не при чем – банально потому, что не существует имманентных определенным народам уникальных черт. Суть в прибыли, которая для капиталиста важнее всего на свете. Словосочетание «рабский труд» для них звучит ангельским хором, ведь гарантирует практически полное отжатие произведенной рабом прибавочной стоимости.
