Павел Сергеевич Марков
Тень Великого могола
«Выбирай».
Нереальность происходящего полностью охватила разум.
– Не могу, – прошептал я.
«Выбирай».
– Он ранен и беззащитен.
«Выбирай».
И я выбрал… Но до сих пор не знаю, был ли этот выбор осознанным. Палец отпустил курок.
В ту же секунду глаза рванули вниз. Я услышал тихий хруст и сдавленный хрип. Что-то брызнуло мне в лицо. Я не мог видеть, что. Было слишком темно. Но почему-то знал – это кровь.
Желтые немигающие глаза вновь вперились в меня. Пробрали до дрожи. Будто била лихорадка. Угроза продолжала светиться в зловещем взоре неизвестного. Я не в силах был оторвать взгляд. Прошло несколько секунд. Томительных секунд, длинною в вечность. Затем нечто рвануло к выходу. Я услышал жуткий стук. Как голова Вилли безвольно ударяется о доски. На мгновение в проеме вагона мелькнул огромный силуэт, держащий в пасти бездыханное тело. Затем он исчез.
Раздался гудок… Поезд тронулся в путь.
***
В помещении стояла духота. Вместе с голыми белыми стенами, она навевала тоску. Сидеть здесь было неуютно. А еще неуютно оказалось наблюдать за пристальным взглядом военного инспектора, устроившегося напротив за столом. Сквозь маленькое окно над его головой лился солнечный свет. Наш поезд остановился на небольшой станции. До Калькутты оставалось далеко.
– Давайте еще раз повторим, – сухо молвил инспектор и скрестил руки на мундире.
– Давайте, – вздохнул я.
Он пожевал нижнюю губу. Лихо закрученные усы забавно дернулись, но мне сейчас было не до смеха.
– Итак, вы были в вагоне вдвоем.
– Да, – кивнул я и шепотом добавил, – хоть где-то повезло.
– Что?
– Жаль, что вдвоем, – как ни в чем не бывало, ответил я.
– Когда поезд тронулся, вы закрыли дверь?
– Да.
– Лично вы?
Я покачал головой:
– Нет. Это сделал Вилли. Мое плечо не позволило.
– А когда проснулись среди ночи, то перегородка была вновь открыта?
– Настежь.
– Это вы ее открыли?
Мои брови взмыли вверх:
– Я похож на идиота, господин инспектор?
Ни один мускул не дрогнул на его каменном лице:
– Отвечайте на вопрос, мистер Уоррен.
– Нет, не я.
– Ваш сослуживец?
– Не знаю. Когда я проснулся, он спал.
– Думаете, это он открыл дверь?
– Может быть, – я пожал плечом, – Вилли часто жаловался на духоту в поезде.
Инспектор подался вперед и вперил в меня колючий взгляд:
– Но никто не сможет подтвердить ваши слова, мистер Уоррен.
Я криво усмехнулся:
– Как и опровергнуть.
– Вы были весь в крови.
Мои брови снова взмыли вверх:
– По-вашему я, с раненой рукой, прирезал в ночи товарища, а затем сбросил тело с поезда? Вы сами верите в это? Да и зачем мне это делать? Украсть жалкое жалование?
– Здесь я задаю вопросы, – невозмутимо ответил инспектор и откинулся на спинку стула, – кто это был, вы видели?
На пару секунд я замялся. Взгляд стал отрешенным. Я вновь вернулся в памяти к событиям прошлой ночи. Перед взором предстали желтые немигающие глаза, которые пронзают насквозь… глаза, полные разума…
Я взял себя в руки и уверенно произнес:
– Тигр.
– Тигр, значит.
Я кивнул:
– Да, тигр.
Инспектор сощурился:
– Но как вы можете утверждать это, если в вагоне было темно?
– Ну, а кто это еще мог быть? Призрак могола? – я нервно хмыкнул.
– Повторяю, вопросы здесь задаю я, – отрезал инспектор и пожевал губу, – следите за языком, мистер Уоррен.
В комнате повисла тишина. Осязаемая и гнетущая. Лишь снаружи доносились приглушенные голоса солдат. Плечо снова разболелось. Я тяжко вздохнул.
Наконец, инспектор молвил:
– Вы задержаны, мистер Уоррен.
– Надолго?
– До выяснений.
***
Его так и не нашли. Несмотря на то, что господин инспектор оказался дотошным малым и заставил прочесать все пути от одной станции до другой. А заодно и все окрестные джунгли. Безрезультатно. Ни крови, ни тела. Вилли словно сквозь землю провалился. И лишь багряный след, тянувшийся по полу вагона вплоть до выхода, говорил о том, что мне ничего не привиделось той ночью. След… да алые пятна у меня на лице.
Инспектор так просто сдаваться не хотел, однако Ост-Индия не намеревалась тратить время на поиски пропавшего бойца. Тем более, когда в стране еще полыхают очаги сопротивления сипаев. Он, конечно, повозмущался. Уж больно мечтал выслужиться перед вышестоящими, но в итоге уступил. Меня же пришлось отпустить, ибо явных доказательств моей вины найти не удалось.
