Павел Сергеевич Марков
Клубок со змеями
13
Времени не оставалось. Когда я снял тунику, намотав ее на левую руку, гиены приблизились на расстояние десяти шагов и готовы были покончить со мной одним прыжком. Набрав воздуха в легкие, я обнажил меч. В лучах полуденного солнца ярко сверкнула бронза.
«Эй, Шамаш, помнишь тогда, в пустыне, я послал тебя куда подальше? Теперь мне бы не помешала твоя помощь. Какая ирония, не правда ли?».
Все три зверя, с разинутыми пастями, из которых вытекала слюна, не отводили от меня своих голодных морд. Выставив меч перед собой, я стал ждать, сосредоточив внимание на гиенах. Какое-то время животные не двигались. Лишь скалили острые зубы и издавали тявкающие звуки.
Следующие несколько мгновений окружающий мир прекратил для меня существовать. Время словно застыло. Я не ощущал полуденный жар. Не слышал неистовый рев испуганных верблюдов, привязанных к пальме. Были только я, гиены да меч в моей руке. Сердце отбивало ритм, словно после тяжелой работы или гулянки в борделе, и я с огромным трудом не поддавался порыву ринуться наутек. Из-за волнения и зноя капельки пота стали медленно стекать со лба на глаза, заставляя намокать ресницы и ухудшая обзор, но я боялся поднять руку и протереть их. Ведь мог упустить момент прыжка.
Наконец, одна из них, та, что посередине, сделала шаг вперед. Я ожидал и тут же отступил назад. Грозно зарычав, гиена приблизилась еще на локоть. Я повторил. Две другие твари громко затявкали, что вызвало новый всплеск буйства верблюдов.
«Только бы пальма выдержала!».
Я медленно отступал, оставляя колодец по правую руку, а палатку, в которой спряталась Бастет, по левую. Как только источник воды оказался прямо передо мной, я закричал. Хотя, это, скорее, походило на грозный и отчаянный рык. Я хотел заставить гиену напасть.
«Хоть бы прыгнула только одна, только одна!».
И мне повезло.
Прыжок совершила лишь та, которая была ближе всех. Вторая осталась на месте, а третьей помешал колодец – я нарочно встал так, что он оказался у нее на пути. Я резко поднял левую руку, обмотанную туникой, прикрывая горло. Под силой удара и веса животного, не смог устоять на ногах и повалился на горячий песок. Я видел, как мощные челюсти гиены устроили настоящую трепку драгоценному куску ткани. Как ее зубы начали доставать до моей кожи. Тухлое и гадкое зловоние, доносившееся из пасти, обдало лицо, вызывая приступ тошноты. На мгновение я вспомнил чудище из своего видения, которого Азамат называл Минотавром. Ощущения, которые я испытал тогда, в бреду, были очень похожи на те, что происходили сейчас. Только сейчас был не бред. Не сон. Не видение. Сейчас не придет здоровенный разбойник и не даст мне кулаком по лицу, чтобы разбудить. Сейчас моя жизнь зависела лишь от меня самого и женщины в палатке. Поэтому когда челюсти зверя, уже продравшиеся сквозь тунику, пустили мне кровь на руке я, вложив всю силу, на какую только был способен, нанес удар, вонзив клинок в шею гиены прямо под загривок. Меч вошел на половину, хотя мне казалось, что должен был прорезать тварь насквозь. Но и этого оказалось достаточно. Гиена резко обмякла и, не издав и звука, повалилась на меня. Я резким движением выдернул клинок. Из раны тут же хлынула яркая кровь, забрызгивая лицо и попадая в рот. Ее вкус оказался металлическим и мерзким. Перекатившись на бок, я сбросил неподвижное тело и вскочил на ноги. Голова кружилась от жары и волнения. В висках стучал молот кузнеца. Я надеялся, что убив вожака, заставлю остальных отступить. Но на этот раз моим надеждам сбыться было не суждено. Видимо, из-за голода, гиены полностью утратили чувство осторожности, а запах свежей крови их предводительницы только раззадорил зверей. Я отчетливо видел, как глаза, в которых угасли последние проблески разума, вперились в меня невидящим взором, а тела напряглись. Они были готовы наброситься и разорвать на куски.
«Сейчас или будет поздно».
– Бастет!– закричал я, но ответа не последовало.
Она не покинула палатку.
«О, боги всемогущие, да расшевелите ее!»
Звук моего голоса лишь на долю мгновения отсрочил нападение оставшихся гиен, введя их в секундное замешательство. Потом они совершили прыжок почти одновременно. Я вновь поднял руку, защищая горло. Прежде, чем очередная тварь навалилась на меня своим телом, повалив на песок, и загородила почти весь обзор, до меня донесся противный и громкий лязг бронзового ведра, висевшего над колодцем.
Видимо, туника превратилась в жалкие ошметки от своего былого «величия», ибо клыки гиены сразу же вцепились в мясо на руке, вырывая кусок за куском. Дикая нестерпимая боль пронзила конечность, быстро распространяясь по всему телу. Мне стоило огромных усилий, чтобы не потерять сознание. Вцепившись в рукоятку меча, я начал наносить беспорядочные удары в область шеи животного, но они и в половину не обладали той силой, что раньше. И хотя с каждым новым ударом, лезвие клинка уходило все глубже в тушу врага, хватка гиены не ослабевала.
«Видимо, так выглядит Ам-мут, Пожирательница смерти и человеческих сердец».
Внезапно я услышал пронзительный визг и, последовавший за ним, всплеск воды. Эти звуки заставили слегка ослабить хватку гиены, отвлекая ее внимание. Я понял, что если хочу захватить эту тварь с собой в царство мертвых, то лучшего момента уже не будет. Вложив все силы, которые еще оставались, я нанес последний удар в искромсанную шею гиены. Та издала тявкающий визг и отпустила. Я же в бессилии уставился в чистое синее небо, которое темнело с каждой секундой, пока не осталось ничего.
Ничего, кроме мрака и пустоты.
14
Она была полной. Совсем не похожей на ту, что испытываешь, если сидишь в глубоком погребе или безлунной ночью, когда небо затянуто густыми облаками. Нет. Эта темнота была непроницаемой. И в то же время осязаемой. Тягучая, словно дикий пчелиный мед или древесная смола. И я ничего не ощущал, кроме ее присутствия, ибо не было ни малейшего просвета в этой завесе. Пропали чувства времени и места. Остались лишь мы вдвоем – я и этот мрак.
А потом я увидел свет. Совсем маленькое пятнышко, подобно далекой звезде, разорвало полотно тьмы своим лучиком и начало медленно отхватывать кусочек за кусочком у этой густой темноты. Но чем больше распространялся свет, тем сильнее становилась боль. Первые признаки которой я ощутил как раз в тот момент, когда только заметил это свечение. Постепенно тьма уступила примерно половину своих владений, и я понял, что болит левая рука. Та самая, в которую впивались зубы гиены.
«Гиена».
При мысли об этом звере я сразу все вспомнил.
«Надеюсь, Бастет смогла выбраться и ее не сожрала оставшаяся в живых тварь».
Я слегка шевельнул левой рукой и тут же пожалел об этом. Пронзившая все тело боль была такой силы, что если бы мои глаза могли метать искры, то непременно сделали это.
– Не двигайся, – донесся сквозь уже завесу света до меня знакомый голос.
– Бастет, – прошептал я.
Не знаю почему, но мне было приятно слышать ее в этот момент и осознавать, что она жива.
– Да. А теперь лежи и не дергайся.
Я мысленно кивнул. Упрашивать дважды точно не понадобилось. Я не хотел учиться метать глазами искры.
Тем временем тьма полностью уступила свои владения свету, который быстро превращался в туман, постепенно рассеивающийся перед глазами. И вот я уже видел, что лежу в нашей палатке, а Бастет сидит рядом на циновке. На ее лице виднелось вялое подобие улыбки. Окинув ее беглым взглядом, я не заметил на ней каких-либо серьезных повреждений. Если не считать пары царапин на правом плече, нубийка была в полном порядке.
– Она сбежала? – прохрипел я пересохшим ртом и попытался прочистить горло, стараясь не кашлять, дабы не привести руку в движение.
– Нет, – нубийка продолжала вяло улыбаться, но в ее глазах читалась напряженность.
– Значит… – я попытался сесть, инстинктивно потянувшись к поясу, в надежде нащупать меч. Однако вновь непроизвольно дернул рукой и, вскрикнув, повалился обратно. Лоб тут же покрылся испариной.
– Я же сказала, не шевелись! – взволнованно воскликнула Бастет и потянулась к кувшину с водой, стоявшему рядом.
– Нужно разобраться… – процедил я сквозь сжатые зубы, пережидая, когда боль утихнет.
– С кем?
– С гиеной.
– Она мертва, – произнесла Бастет, поднося кувшин к моим пересохшим губам.
– Что?
– Пей.
Я жадно сделал несколько глотков. Холодная вода полилась внутрь, принося облегчение. Даже боль, казалось, стала слабее.
– Мертва? – переспросил я, когда нубийка поставила кувшин обратно.
– Да.
– Но как? Я убил только двоих.
– Я сбросила гиену в колодец.
Я изумленно уставился на нее, полностью забыв о руке:
– Ты что сделала?
Видимо, мое лицо приняло весьма необычное выражение, ибо Бастет прыснула со смеху. Однако он очень быстро оборвался, оставив после себя ту же вялую улыбку.
– Я сбросила гиену в колодец, – повторила она.
Я выдавил смешок:
– Порази меня молнией Мардук. Ты сбросила гиену в колодец.
Тут я вспомнил, что когда боролся со второй зверюгой, то услышал чей-то визг, а затем всплеск воды. Видимо, это и был тот самый момент, когда последняя тварь полетела на дно.
– Как это произошло? – спросил я. – Или лучше спрошу, как все закончилось?
– Я услышала твой крик, – нубийка взяла короткую паузу, – как ты позвал меня, – она потупила взгляд, – но сразу выбежать не решилась.
– Помню, в тот момент я клял тебя, на чем свет стоит.
– Могу представить, – вялая улыбка стала чуть шире, – но я никак не могла заставить себя двигаться. Надеюсь, ты понимаешь.
Я кивнул.
– А потом я услышала лязг ведра, что висит над колодцем, и этот звук вывел меня из оцепенения, – Бастет вновь выждала паузу, а затем продолжила, – я поняла, что если останусь в палатке, то меня все равно съедят, а так – был хоть какой-то шанс спастись. Ведь ты придумал план, да?
– Придумал, – коротко ответил я.
– Так, может, расскажешь?
– Сомневаюсь, что он тебе понравится, – уклончиво произнес я.
Поскольку Бастет ничего не ответила, я вынужден был продолжить:
– Ты должна была выскочить из шатра и отвлечь внимание хотя бы одной из гиен. Этим ты бы выиграла для меня несколько мгновений и дала возможность разделаться со второй тварью.
– А дальше?
Я посмотрел ей прямо в глаза:
– Я не знаю.
Бастет напряглась:
– Что значит, ты не знаешь?!
– Это значит, что я не знаю. Дальше продумать план действий у меня не оставалось времени.
Она вскочила. Ее глаза налились кровью.
– Ах ты, ублюдок! Решил использовать меня как приманку, а там будь, что будет – не сожрут хорошо, сожрут – ну, хотя бы твоя задница останется цела?!
– А у тебя были идеи получше? – в ответ повысил голос я. – Ты была похожа на мышь, загнанную коршуном. Учитывая то, насколько ты «смело» обращаешься с гиенами, я с трудом верю, что тебе хватило духу сбросить одну из них в этот проклятый колодец! И, кстати, – я слегка снизил тон, – советую поскорее набрать воды, иначе эта тварь заразит ее своим гниением.
Несколько мгновений мне казалось, что она сейчас набросится на меня. Настолько ее переполнял раздираемый внутренний гнев. Я вновь инстинктивно потянулся рукой к поясу, но меча там не оказалось. Это ни капельки меня не удивило.
Бастет резким движением подняла кувшин с циновки.
«Сейчас… сейчас она размозжит мне голову, и я наконец-то перестану чувствовать эту боль».
Но вместо того, чтобы прекратить мои мучения, она зло посмотрела на меня, а затем демонстративно вышла из палатки. Я тяжело выдохнул и вытер выступивший пот со лба, в ту же секунду пожалев о том, что Бастет унесла кувшин с водой. Но это не помешало ироничной улыбке появиться на моих пересохших устах.
«Жаль, что я потерял меч. Хотя, какая, демонам, разница? Сейчас мне на все наплевать».
Впервые я решился посмотреть на свою руку. Она была согнута в локте и лежала на животе. Два больших пальмовых листа, привязанных куском шерстяной ткани, ограничивали подвижность. Сквозь листья я увидел, что рука перевязана той же частью ткани, что и крепились пальмовые листья. Очевидно, одна из наших накидок пошла в дело, послужив перевязью. В центре ткань пропиталась кровью. Даже в таком, относительно спокойном, положении рука отдавалась сильной ноющей болью.
«Лучше бы она отрубила ее, к шакалам Ламашту, чем громоздить все это».
Снаружи донесся какой-то лязг с примесью чавкающего звука. Я приподнял голову и вслушался. Через пару секунд лязг снова повторился. Потом еще. И еще.
«Да что она там делает?»
– Бастет!
Она не отозвалась.
– Бастет! – крикнул я уже громче, но вновь ответом мне был лишь монотонный лязг.
– Сука, – пробормотал я и, несмотря на усилившуюся жажду и ноющую боль, провалился в беспокойную дрему.
***
– Верблюд.
– А? – я открыл глаза.
Бастет стояла надо мной. Уже спокойная, но с нахмуренными бровями.
– Ты мог сделать верблюда приманкой, но вместо этого решил использовать меня.
– Бастет…
– Где же твои слова о том, что мы должны действовать заодно? Очевидно, я для тебя ничего не значу!
– Ты дашь мне сказать?! – рявкнул я, вызывая новый приступ боли.
Она скрестила руки на своей красивой груди и стала смотреть на меня взглядом учителя, заставшего ученика за рисованием неприличных картинок на глиняной табличке.
– Мне нужна была неожиданность. Необходимость застать гиен врасплох. Твое внезапное появление имело все шансы возыметь такой результат, чего не скажешь о беснующихся верблюдах, истеричный рев которых, наверное, слышно было даже в лагере Азамата. Так, что прошу тебя, перестань делать из этого трагедию. В конце концов, я пострадал куда больше, – и кивком указал на ее правое плечо, – отделалась парой царапин, да легким испугом.
Очередная, но, на этот раз, мимолетная вспышка гнева проявилась в глазах Бастет, после чего она хмыкнула:
– Ну ладно.
Я махнул на нее рукой:
– Лучше воды принеси.
Она снова хмыкнула и, ничего не ответив, вышла из палатки.
«Какая же ты вспыльчивая, Бастет. Горячая. Настолько горячая, что можно обжечься, если не знать как с тобой обращаться. Словно огонь. Огонь…».
Неожиданно для меня самого, мысли о Бастет плавно перетекли в совсем другое русло. Все больше и больше я начинал думать о ней не как о невольной спутнице, которая поможет мне выполнить поручение Азамата и, возможно, изменить мою жизнь. Я стал думать о ней, как о женщине. Грациозной. Красивой. Желанной. Бастет не походила ни на одну из тех жриц любви, что я видел в храмах. И уж тем более на трактирных шлюх. Было в ней нечто особенное, помимо бурного нрава. И тем сильнее становилось желание провести с ней ночь. И совсем не в качестве полубольного калеки.
«Да, Саргон. У тебя целая гора проблем. Побольше, чем куча навоза во дворе богатой усадьбы. Мало того, что ты угодил в лапы разбойникам, до конца не придумал как извлечь выгоду из этого, при этом сохранив собственную шкуру, так теперь еще и гиена, можно сказать, оттяпала руку, а ты лежишь и думаешь о любовных утехах с прекрасной нубийкой. Нашел время, ничего не скажешь».
Вошла Бастет с полным кувшином воды и прервала мои приятные (и не очень) размышления.
– Держи, – она поднесла сосуд к моему рту и помогла сделать несколько глотков.
– Спасибо, – поблагодарил я.
В памяти всплыли слова одного вельможи о том, что богатство слаще воды.
«Плюнуть бы тебе в морду».
– Что ты там делала снаружи? Звук был такой, словно кузнец работает.
– Жир готовила.
Я недоуменно вскинул брови:
– Жир?
– Да. У животных есть подкожный жир, который можно достать с помощью прессования. Поскольку ничего тяжелее ведра у меня под рукой нет, пришлось использовать его, – она добавила через паузу, – многократно.
– Но зачем тебе животный жир?
– Мне ни к чему. Это для тебя.
– Не понимаю.
– Насколько ты знаешь, я довольно долго жила в Та-Кемет[1], – начала пояснять она.
– Та-Кемет? Где это?
– Египет.
– А. Странное название.
– Так называют его местные. Черная земля.
– Понятно.
– Так вот, проживая в Та-Кемет, я кое-что усвоила из египетского врачевания. Если втирать жир в рану, то она заживет быстрее.
– Надеюсь, ты знаешь что делаешь, – с сомнением в голосе ответил я, – не хотелось бы мне заразиться от этой твари чем-нибудь.
Бастет невесело рассмеялась:
– Если гиена была бешеной, то ты уже заразился.
– И что тогда?
– Умрешь дней через десять.
По моей спине пробежал легкий холодок:
– Выглядели они безумно.
– Возможно от голода, а не болезни, – Бастет виновато развела руками, – я бы могла прижечь рану, но не взяла с собой необходимых вещей, чтобы развести огонь. Кто знал, что они могут пригодиться.
Мне хотелось как можно скорее сменить тему, но не спросить я не мог:
– Скажи, я смогу снова двигать рукой?
– Гиена вырвала у тебя кусок мышцы и прокусила кость, но, каким-то чудом, не успела ее раздробить. Так, что рана затянется, кость срастется примерно через месяц, но…
– Но… что?
Бастет посмотрела мне прямо в глаза. Ничего хорошего в этом взгляде я не увидел:
– Забудь о тяжелой работе для левой руки.
Я облизал губы:
– Что ты имеешь в виду под тяжелой работой?
– Ничего весомее кубка с вином ты ею не поднимешь.
– Замечательно, – угрюмо произнес я, уставившись в потолок.
– Это лучше, чем совсем без руки.
– Но хуже, чем с двумя, – где-то внутри сознания снова шевельнулась та волна безразличия, что накатывала на меня в Вавилоне за несколько мгновений до казни. Пока еще далеко не такая большая, но она появилась вновь.
– Брось, – Бастет встала и потянулась, – я научу тебя орудовать клинком. Для этого достаточно и одной руки.
В ответ я лишь мыкнул нечто невразумительное.
– Хватит ныть, – тихим, но твердым голосом произнесла она, – лучше поспи. Не забывай, у нас завтра тяжелый день.
Я, молча, последовал ее совету, ибо думать о чем-либо еще больше не хотелось.
[1]Та-Кемет – древнеегипетское название Египта, относящееся к плодородным землями, орошаемым водами Нила, отличным от Дешрет – так древние египтяне называли безжизненные пески Аравийской и Ливийской пустынь.
15
Когда я открыл глаза, то с удовлетворением заметил, что, несмотря на общую слабость и боль в руке, голова полностью прояснилась. Это позволило мне спокойно все обдумать.
В палатке потемнело. Видимо, ночь была близко, а поднявшийся ветер заставлял умиротворенно колыхаться стенки шатра.
Я сделал глубокий вдох и, найдя глазами кувшин, протянул к нему здоровую руку да жадно припал к краям. Сосуд был почти полным, часть воды расплескалась мимо, но это не помешало утолить жажду.
Бастет отсутствовала.
«Надеюсь, ее предположение о том, что гиены могли быть бешеными, не оправдается. Однако глупо лежать и думать о худшем исходе. Это не даст ровным счетом ничего. Первостепенная задача – усыпить бдительность караванщиков. Заставить их задержаться на пару дней, и на продумывание того, как это сделать, у меня осталось не так много времени – торговцы прибудут уже завтра. Азамат тоже может стать серьезной проблемой. Необходимо как-то обезопасить себя на случай, если он решит убить меня после ограбления. Но как это сделать? Как?».
Мои размышления прервала Бастет, войдя в палатку. Она тяжело дышала, а темная кожа лоснилась от пота.
– Ветер усиливается, – произнесла она, вытирая лоб, – может, и буря будет.
Я ничего не ответил, лишь прислушался к порывам ветра снаружи, налетавшим на шатер, еще сильнее раскачивая стенки.
– Нужно промыть рану и сменить повязку, – сказала Бастет, указав на мою руку, – затем я сделаю удобную перевязь. И тебе надо поесть.
– Не нужно делать перевязку, – от одной мысли, что придется двигать рукой, мне стало нехорошо, – давай оставим ее до завтра.
– Нет, – тон Бастет твердо дал понять, что спорить бесполезно, – хочешь получить заражение крови? Червяков для очистки ран я за поясом не ношу.
– Каких еще червяков?
– Неважно, – она опустилась рядом на колени, – будет больно.
– Неужели?
– Твое ехидство сейчас совершенно не к месту, – огрызнулась нубийка, – думаешь, мне приятно этим заниматься?
–Ладно, – я опустил голову, – только, во имя Шамаша, постарайся побыстрее.
Бастет кивнула и начала аккуратно развязывать ткань, которой крепились пальмовые листья.
– Кстати, это отличный момент, чтобы продолжить твой рассказ, – молвил я, мысленно приготовившись терпеть.
– Ты о чем?
– Что с тобой стало после того, как тебя выкупил ханаанский путешественник? Так я хоть немного отвлекусь.
– Когда мы покинули пределы долины Нила, писец сообщил, что, прежде, чем он вернется на родину, ему бы хотелось побывать в идумейской[1] Петре[2]. Так мы отправились на восток, оставляя позади земли фараонов и огибая Синай, все глубже уходя в пустыню, – Бастет закончила развязывать ткань, а затем придвинула вплотную кувшин с водой и маленький глиняный горшок, который я заметил только сейчас.
Резкий порыв ветра всколыхнул палатку, одернув ее полог, но мы даже не обратили на это внимания.
– И что было потом? – спросил я, наблюдая, как Бастет снимает один за другим пальмовые листья, обнажая перед моим взором окровавленную повязку.
«Худшее еще впереди».
– Он умер, – произнесла она, откладывая листья в сторону.
– Как?
Бастет встала и отошла в угол, на секунду выбыв из поля зрения. Когда же она вновь села рядом, то на коленях у нее лежала часть шерстяной накидки.
– Сердце, – ответила она, аккуратно разматывая перевязь.
Я начал глубже дышать. С каждым ее взмахом боль нарастала.
– Он был старым и переход по палящей пустыне не выдержал.
– Ты не пыталась его отговорить? – процедил я сквозь зубы.
– Я не знала, да и зачем? – Бастет пожала плечами. – Я от этого только выиграла, получив настоящую свободу, – она повернула ко мне голову, – думаешь это низко?
– Нет.
– Иногда мне так кажется. Все-таки он не сделал мне ничего плохого. Да и силой не держал.
– Зачем же ты отправилась с ним в Петру?
– Мне некуда было идти. Я чувствовала себя потерянной в этих чужих местах. Ханаанец являлся единственным человеком, которого я знала и кому могла доверять.
– Что же ты решила делать, когда его не стало?
Бастет закончила развязывать ткань. Я не решался смотреть на руку, предпочитая разглядывать потолок, колыхающийся на ветру. Нубийка взяла кувшин и полила водой на рану. На удивление это слегка притупило боль.
– Будет больно, когда я начну втирать жир,– предупредила Бастет.
– Все плохо?
– Могло быть хуже. Основной удар зубов пришелся на мясо. Гиена не успела разжевать кость. Только проткнула, – Бастет осмотрела руку, – рана чистая, уже хорошо, – затем она взяла тот маленький горшочек. – Сейчас начну втирать жир.
– Тогда продолжай. Что с тобой было дальше?
Нубийка кивнула, измазав пальцы в жире.
– Да рассказывать больше не о чем. Я смогла добраться до Петры, используя карты путешественника.
Она поднесла свою руку к ране и начала втирать жир мягкими круговыми движениями. Я закусил губу и издал стон, более походивший на сдержанный рык.
– Чем дольше ты потерпишь, тем больше я смогу втереть жир. Тем быстрее заживет рана и останется лишь дождаться, пока срастется кость.
– Как и когда ты познакомилась с Азаматом? – проскрипел я, обливаясь потом. Бастет заметила это и плеснула воды из кувшина мне на лицо.
– Не хочу об этом говорить.
– Но что произошло между вами в то утро сказать можешь?
– Нет не хочу! – твердо отрезала она.
– Между нами не должно быть тайн, помнишь?
– Помню, – Бастет оторвала от шерстяной накидки еще один кусок и начала заматывать рану. Рука горела, словно ее поместили в кузнечную плавильню. – Но нас это не касается.
– Ладно, – сдался я.
В палатке повисла тишина, нарушаемая лишь порывами ветра, да моим тяжелым дыханием.
Бастет, закончив перевязку, вновь наложила пальмовые листья и прикрепила их тканью.
– Будешь есть, – сказала она, вставая на ноги.
– Не хочу.
Я и вправду не хотел.
– А мне плевать. Ты поешь, даже если придется кормить тебя силой, – бросила нубийка, выходя наружу.
Сил спорить у меня не осталось. Ко всему прочему, я начал ощущать легкий озноб, который неприятно контрастировал с жаром в поврежденной руке.
Она довольно быстро вернулась, держа в руках небольшой мешок с провизией, из которого достала два больших куска вяленого мяса и три хлебные лепешки. Оставив одну себе, она подвинула мне еду.
– Я не съем столько.
– Впихнешь. Ты потерял кровь. Нужно восполнить силы, иначе завтра ты вообще не встанешь.
– Сомневаюсь, что пара кусков мяса сделают меня бодрым.
– Я про бодрость и не говорила, – ответила Бастет, вгрызаясь зубами в лепешку, – но встать сможешь.
Я вздохнул и принялся уничтожать запасы провизии без всякого аппетита.
Тем временем ветер слегка стих, и ночь полностью вступила в свои права, окутав пустыню темнотой.
Доев лепешку, Бастет отряхнула с себя крошки и вышла из палатки. Дожевывая второй кусок мяса, и запивая его водой, я прокручивал в голове все события, произошедшие за последнее время.
«Слишком много для одного человека».
Бастет вернулась, когда я доедал последнюю лепешку, держа в руках шерстяную накидку.
– Как же, все-таки, ты решилась сбросить гиену в колодец? – спросил я.
Она пожала плечами:
– Не знаю. Возможно, Осирис помог собраться духом, но я не уверена, – нубийка накрыла меня накидкой и юркнула под нее, прижавшись к моему боку, обняла за грудь.
– Что ты делаешь? – непроизвольно спросил я, слегка, напрягаясь.
– У нас осталась только одна накидка. Или ты предлагаешь мне мерзнуть?
– Нет. Не подумал об этом.
Тем временем Бастет пошла еще дальше, положив на меня свою правую ногу. Ее колено уперлось мне в пах.
– Ты какой-то напряженный, – произнесла она.
В ее голосе звучали ехидные и игривые нотки.
– Все в порядке, – ответил я, с трудом сдерживая естественную реакцию.
– Ну-ну, – тихо ответила Бастет, и я почувствовал ее беззвучный смех.
– Что это тебя так развеселило?
– Сам знаешь.
– Если бы знал, то не спрашивал.
– Успокойся, Саргон, – прошептала она мне на ухо, – тебе сейчас вредно напрягаться.
Внезапно ее ответ так позабавил меня, что я не сдержался и расхохотался во весь голос, однако быстро оборвал смех, ибо вновь сильно разболелась рука.
– Вот видишь? – весело продолжила Бастет, – ты даже посмеяться толком не можешь. Какие уж там уроки верховой езды.
– Пожалуй, – согласился я, сдерживая новый приступ смеха.
– Ладно, ты как хочешь, а я буду спать, – Бастет зевнула и положила голову мне на плечо, – я устала.
– Можно только один вопрос?
– Хм?
– Это твое настоящее имя?
– Нет. Как меня нарекли при рождении, я не помню. «Бастет» – прозвище еще с тех пор, как я жила на вилле египетского вельможи.
– И что означает это имя?
– У египтян так называют богиню веселья, женщин, домашнего очага и кошек. Но не думаю, что меня прозвали в честь богини. Скорее всего, просто «кошка».
– Тебе подходит.
– Спасибо, – ответила она уже полусонным голосом, – и спасибо, что помог с гиенами. Без тебя меня бы уже давно сожрали.
– Без меня тебя бы тут не было, так, что незачем говорить «спасибо».
– Но мы здесь.
– Лучше бы извинилась за то, что наорала на меня, – слегка подначил я.
– Еще чего, – буркнула Бастет.
Я улыбнулся, но промолчал.
Уже через минуту-другую она уснула, и я ощущал ее ровное дыхание на своем лице. Сам же долго не мог заснуть. Перед глазами то и дело вставали картины прошедших дней – лагерь разбойников, Азамат, пустыня, оазис, гиены. Воспоминания и мысли о будущем будоражили воображение. И хотя озноб почти прошел благодаря накидке и теплу тела Бастет, уснул я лишь незадолго до рассвета.
***
Я стоял, прислонившись спиной к колодцу, и угрюмо рассматривал то, что некогда являлось красивой туникой, а сейчас валялось на песке передо мной. Это было поистине жалкое зрелище. Места плеч и предплечий превратились в торчащие лохмотья, а на месте живота ткань и вовсе отсутствовала.
– М-да, – пробормотал я, – в таком виде произведу впечатление грязного оборванца, а не знатного торговца.
Глубоко вдохнув, я перевел взгляд на восток. Солнце уже появилось над горизонтом, но его лучи еще не начали прогревать воздух. Так, что какое-то время можно было наслаждаться прохладой.
Бастет оказалась права – я смог встать, хотя поначалу испытывал сильную слабость и головокружение. Сейчас стало легче, но я по-прежнему ощущал тяжесть в ногах. Закрепленная перевязью под грудью рука отдавалась тупой болью, но пока я не предпринимал попыток пошевелить ею, все было терпимо.
От вчерашней кровавой схватки с мерзкими голодными тварями не осталось и следа. Где еще вчера лежали мертвые животные, мирно перекатывались желтые песчинки, подгоняемые легким ветерком. Бастет зарыла трупы двух гиен в песке, чтобы они не гнили на солнце и не привлекали падальщиков. Третья покоилась на дне глубокого колодца. Очень скоро она начнет разлагаться, так что нужно пополнить запасы, пока этого не случилось.
«Без должного одеяния мне будет трудно перехитрить караванщиков, – вернулся я к своим мыслям, – нужно что-то придумать. Проклятые гиены. Надо было им увязаться за нами? Ладно. Нет смысла тратить время на размышления о прошлом, ибо у меня его осталось немного. Торговцы будут здесь после полудня».
Из палатки показалась моя спутница, прервав хмурые раздумья.
– Доброе утро, – поприветствовал ее я.
– Ты давно встал? – она выглядела недовольной.
– Где-то, час назад, – я оглядел светлеющее небо.
– Тогда почему не разбудил?
– Ты так крепко спала, что даже не заметила моего отсутствия. Вот я и подумал – зачем? Лучше скажи, что мне делать с этим? – я многозначительным кивком показал на остатки некогда красивой туники.
Бастет подошла ближе, чтобы осмотреть поврежденную одежду и внезапно рассмеялась:
– Да ты в ней сойдешь за нищего калеку, умоляющего подать милость на рынке!
– Спасибо большое, а то я как-то сам не догадался. Ты мне прям глаза открыла, Бастет!
– Извини, просто я представила тебя в ней… и это, клянусь Ра, смешно!
– Мне будет не до смеха, когда Азамат посадит меня в бочку.
Имя главаря разбойников вновь подействовало, словно хлыст, пресекая смех нубийки. В очередной раз я заметил, насколько она его боится, и тем жгуче становилось мое желание узнать – что за разговор состоялся между ними в ту ночь.
«А состоялся ли вообще? Мне эта мысль в голову не приходила».
– Что думаешь делать? – спросила Бастет.
– У нас есть запасная одежда?
– Нет.
– Уверена? Может, стоит покопаться в тюках с драгоценностями…
– Нет, – твердо прервала она, – Азамат не стал выделять ничего лишнего.
– Скряга.
– Угу.
– Жаль. Тогда я не знаю, что делать. Пока, во всяком случае.
Бастет присела на корточки рядом с туникой и внимательно ее осмотрела. Я не стал ей мешать, хоть и посчитал, что она напрасно тратит время. Вместо этого, я закрыл глаза и подставил лицо прохладному ветерку, наслаждаясь последними мгновениями перед жарким днем.
«Сейчас бы выпить чего-нибудь крепкого».
