Сухие дрова прогорели очень быстро и изба начала остывать, под утро Лиза стала сильно кашлять, у ней был хронический ринит, а так как капли для носа остались в машине она надышалась холодного воздуха и простудила горло. Кашель разбудил Аллу, проснувшись она ощутила внутри мышц неприятную, ноющую боль, сев на край кровати она посмотрела на наручные часы Лизы, а потом в окно, несмотря на десять часов утра было ещё темно, в Урте сейчас стояли короткие зимние дни, солнце, восходило не раньше одиннадцати часов утра, а заходило около трёх часов дня. От дыма у неё во рту стоял неприятный привкус и хотелось пить, не придумав ничего лучше Алла открыла дверь и набрав снега прямо с порога принялась его жадно есть на ходу.
– Ты что делаешь, снег есть нельзя, у тебя начнётся гипотермия, сейчас разожгу огонь и растоплю воду, – сказал Илья с трудом приподнимаясь с кровати.
Но она продолжала молча есть снег, смотря стеклянными глазами в пустоту.
Нога горела огнём, и он не мог даже ей коснуться пола, Илью охватило отчаяние: «А что, если гангрена, они все погибнут без меня за считанные часы», – в страхе подумал он и по его телу пробежала холодная дрожь.
На улице с середины ночи начался сильный снегопад, а ледяной северный ветер с моря стал ещё сильнее.
Температура в избе стала стремительно падать: – Жень проснись, нам надо с тобой найти дрова, – сказал Илья, тормоша мальчика за руку.
– А, да, сейчас, – бурчал он спросонья не понимая, что происходит.
Наконец Женя встал и спрыгнув с кровати пошёл к печке.
– Посмотри там за печкой, или под ней.
Женя облазил всю печку, но ничего найти так и не смог.
– Хорошо, тогда придётся взять несколько досок с пола, – сказал Илья, раскладывая свой инструмент в небольшой топорик.
Осторожно опустившись на колени, он начал рубить доски, но они были сделаны из мореного дуба и через несколько минут лезвие топорика отлетело в сторону, инструмент был безвозвратно сломан.
– Ублюдки, для кого они это делают, ведь от этого зависит жизнь! – в ярости закричал он, кидая остатки инструмента на пол.
– Папа, папа успокойся, всё будет хорошо! – чуть не плача закричал Женя, подбегая к отцу.
Илья обнял сына и впервые в своей взрослой жизни ощутил, что начинает плакать, вчерашние иллюзии исчезли в одно мгновение и он полностью осознал бедственность их положения.
В этот момент в дверь постучали два раза, все замерли и молча посмотрели на дверь.
Затем она открылась и внутрь зашла большая заснеженная фигура Егора Тимофеевича.
– Доброе утро, я давеча видел, что вы в этот дом ушли и в ночь не стал вас беспокоить, – сказал он спокойным, добродушным голосом. – Я же предупреждал вас, что беда будет, ну да ладно, что теперь об этом вспоминать, главное, что все живы, здоровы.
– У нас папа ранен, – ответил Женя и расплакался.
– Ну, ну малец успокойся, – ответил дедушка, подойдя поближе, потрепав мальчика по голове. – Что с вами? – спросил он, поднимая Илью под мышки словно пушинку.
– Нога, – прохрипел тот от боли.
– Ну ничего, ничего, справим, – ответил дедушка, обнимая Илью за плечи и идя вместе с ним к выходу.
На улице стоял Черноух, высокий ретивый конь, запряженный в широкие сани. Положа Илью в сани, Егор Тимофеевич рассадил аккуратно всю остальную семью, бережно укрыв их овечьим шкурами.
– Торопиться надо, буран идёт, сильный будет, не выбраться потом, – сказал он, беря удила в руки. – Но, но Черноух, сегодня, дорогой мой коник, тебя потрудится немного придётся.
Конь, взбрыкнув неспешно поехал по дороге, которую стремительно заметал снег. Такой снежной бури Женя никогда не видел, снег скрывал даже фигуру коня, и он не понимал, как тот вслепую продолжает их вести. Только через сорок минут они подъехали к дому, ночной сумрак потихоньку расползался по небу, но из-за плотного снега и сильного ветра видимость не становилась лучше.
– Ай молодец, спасибо тебе! – сказал Егор Тимофеевич, спрыгивая вниз и угощая коня кусочками сахара, гладя при этом его по холке.
Положив на себя руку Ильи, он осторожно помог ему спуститься, Алла подхватила мужа с другой стороны, и они медленно отвели его в дом.
– Ох батюшки, он ранил вас! – сложив руки на груди вскрикнула Прасковья Авдотьевна.
– Нет, иди достань мазь, – ответил дедушка. – Мы вас на втором этаже поселим, там тепло, просторно, я уж вам на скоро руку одну большую кровать на всех сделал, – сказал он, заворачивая к лестнице, расположенной сразу слева от входа.
– А вы пока здесь посидите, чаю с пирогом попейте, – обнимая ребятишек сказала бабушка.
– Спасибо большое, – шмыгая носом ответил Женя, усаживаясь перед самоваром. Лиза молча села, прижимая к себе Фоську, который пригревшись крепко спал и посмотрела на картины.
Бабушка открыла кран и стала наливать кипяток в кружку: – Нравится, да у нас здесь раньше много народу жило-то, а сейчас только мы с дедом, да Семён, вот тебе и вся деревня.
– Вы сами рисовали, какие странные краски, – тихо ответила Лиза, закрывая рот от сильного кашля.
– А ты смотрю простыла вся, ничего, сейчас полечим тебя, – ответила бабушка, ставя кружки с чаем перед детьми. – Давно я рисовала, краски-то мне давал дед Кузьма, он тоже рисовал маленько.
– Вы учились? Работа хорошая, насыщенная! – отпевая глоток чая сказала Лиза.
– Да нет, что ты, кто нас учил-то, жил у нас дьякон один, так он только читать и писать научил немного и всё. Кушайте, кушайте, не стесняйтесь, еды много у нас, – смеясь сказала бабушка, подвигая к детям брусничный пирог.
– Спасибо, – ответили Лиза с Женей.
– На здоровье, кушайте, – ответила бабушка и взяв в руки из комода стеклянную банку с мазью пошла на вверх.
На втором этаже располагалась просторная мансарда с выходом на небольшой балкон, который смастерил Егор Тимофеевич, здесь они с бабушкой любили вечерами пить чай и любоваться на звёзды. Вдоль стены стояла здоровенная кровать, сбитая из досок, размером четыре на два метра, покрытая сверху несколькими слоями овечьих шкур. В место подушек на ней лежали четыре холщовых мешочка с сеном, так как других постельных принадлежностей в доме не было.
Уложив Илью на край, Егор Тимофеевич внимательно осмотрел рану: – Слава Богу, ничего серьёзного нет! – тяжело выдохнув, сказал он. – А то помощь ни как сюда доехать не сможет, да куда там, к вечеру навалит так, что из избы не выйдешь.
– Спасибо вам большое за спасение, а мы даже вам не представились, я Алла, а это мой супруг Илья, – вытирая нависшие слёзы сказала Алла, стараясь улыбнуться.
– Князья мы что ли, нам представляться, ну да будем знакомы, я Егор Тимофеевич, а это моя половинка, Прасковья Авдотьевна, – с улыбкой ответил он, показывая рукой на поднявшуюся к ним супругу.
Взяв стеклянную банку с вязкой зелёной жидкостью, дедушка, открыв её стал потихоньку втирать содержимое в больную ногу, Илья сморщился от боли, ему инстинктивно хотелось вырвать ногу.
– Потерпи немного, к вечеру станет получше, – ответил он, продолжая втирать мазь.
– Жар у него сильный Егорушка, куда уж к вечеру, – сказала бабушка, приложив руку ко лбу Ильи. – Пойду отвар сделаю, сбить жар-то надо.
– Мне вам помочь? – спросила Алла с потерянным видом.
– Пойдем, пойдем, чаю выпьешь, он всё равно сейчас заснёт, – с улыбкой ответила бабушка, беря её под руку.
Внизу их приветственным лаем встретил подбегающий Фоська.
– Ой, як дивный зверь, щеночек что ли? – улыбаясь спросила бабушка.
– Нет, порода такая маленькая, – с улыбкой ответила Алла.
– Ох чуден зверь, тебя ж такого махонького и ястреб унесёт, – произнесла бабушка, поглаживая пса по спинке. – А мы уж собак давно не держим, на кой они нам, сторожить-то нечего, да и медведей боятся они шибко, вот и остались у нас только Манька с Васькой, вона лежат на печке.
Лиза с Женей встали и посмотрели на печку, на ней в глубине лежали два пушистых кулёчка, Манька маленькая, серая, дымчатая, пушистая кошечка и Васька крупный набитной котик, с длинной густой шерстью тигрового с серым окраса.
– Вы куртки-то снимайте, у нас жарко, да полезайте на печку, ох и уютно там, места много, – сказала бабушка, помогая Жене снять куртку.
Мальчик сразу быстро взобрался вверх по небольшой деревянной лесенке из четырёх ступенек. Сверху на печи лежал соломенный матрац, покрытый покрывалом и два мешочка с сеном, места действительно было много, там могли спокойно во весь рост лежать два взрослых человека. От печи шло приятное, не обжигающие тепло, Женя погладил кошек по очереди и они, потягивая лапки стали громко урчать. Мальчик лёг рядом с ними, здесь ему было необычайно уютно, и он посмотрел сверху в окно на сильную метель.
– Ну а ты чего, полезай, там хорошо, как раз простуда твоя пройдет.
Лиза, смущённо пожав плечами подошла к печке и попробовала залезть, Женя ей сверху протянул руку, помогая взобраться.
– Спасибо, – тихо сказала она, поглаживая Маньку.
– Дочка, ты тоже поди простудилась сильно, трясёт тебя всю? – спросила бабушка, усаживая Аллу за стол и наливая ей чай.
– Нет, нет, это просто нервы, наверное, – ответила она, беря трясущимися руками чашку.
Ей хотелось кричать от нарастающей тупой боли и невообразимой внутренней пустоты, но она изо-всех сил старалась сохранить самообладание.
– Ну ничего, не переживай так, всё обошлось и слава Богу, а остальное это дело наживное, – с улыбкой сказала бабушка, отрезая пирог.
Вскоре дети пригрелись и уснули, во сне Лиза почти перестала кашлять, а Женя нежился в полусне наслаждаясь теплом печки и присутствием сестры, он даже не мог вспомнить, когда они последний раз вот так запросто лежали вместе.
– Спасибо вам, я пойду тоже немножко полежу, – сказала Алла, вставая из-за стола.
– Да на здоровье, иди конечно, отдохни, – ответила бабушка, с тревогой смотря как Аллу шатает в разные стороны.
Илья крепко спал, укрытый овечьей шкурой, Алла легла на дальнем краю кровати поджав под себя ноги и обхватив их руками. Сейчас её пронзал невыносимый холод, она укрылась с головой шкурой и погрузилась в тревожный, болезненный сон. Алла проснулась через час от сильного жара, скинув с себя шкуру, она, тяжело дыша села на краю кровати и вытирая рукой пот со лба тихо заплакала. Алла чувствовала себя загнанной в угол, из которого нет выхода, а стены вокруг словно начинали сжиматься, лишая её воздуха. Услышав шаги по лестнице, она быстро вытерла рукавом слёзы и встала с кровати.
– Спит, это хорошо, а ты чего, ни как сон не берёт? – тихим шёпот произнесла бабушка. – Ну пошли тогда, поговорим маленько, а то у меня за тебя душа почему-то болит шибко, – сказала она, обнимая рукой Аллу и уводя её с собою вниз.
На лестнице Алла обхватила бабушку и уткнувшись ей головой в грудь зарыдала.
– Вот и хорошо, поплачь дочка, поплачь, слёзы боль с собою уносят, – тихо ответила бабушка, поглаживая Аллу по голове.
– Простите меня, я просто не знаю куда себя деть! – сказала Алла немного успокоившись.
– Ничего, это пройдёт, пойдём лучше картошку почистим, а то обед уже скоро, – с улыбкой ответила бабушка.
Они сели за стол, перед большим тазом картошки, бабушка брала одну картошку за другой и быстро чистила ножом, а у Аллы сильно тряслись руки, она взяла одну картошку и осторожно стала чистить, боясь порезаться, но вскоре после десятка картошек моторика рук стала лучше и дело пошло быстрее. Отвлекшись от боли, Алла ощутила, как немного улучшилось настроение, и она посмотрела на осенний пейзаж на картине.
– Люблю осень, самая красивая пора, любимое время года моей мамы, – тихо, с улыбкой произнесла она.
– Осень, это да, ты ещё нашей красоты тут не видала, бывало смотрю на горы, а внизу деревья и каких оттенков только на них нету, эх красота! – мечтательным голосом ответила бабушка, смотря на свою картину. – Так, всё хватит, это у нас заготовка с тобою на вечернее пюре пойдет, а остальное в кожуре запечём, – произнесла она, наполняя чугунок картошкой.
Алла положила последнею картошку в таз, слова бабушки, продолжавшей вести с ней незатейливую беседу, звучали в её голове неразборчивым гулом. Она всё больше отрешалась от реальности, погружаясь в наполненные тревогой и страхом мысли, Алла пыталась найти среди них свой уютный мир, в котором она пряталась долгие годы от пожирающей пустоты. Алла ощутила её ещё в юности, когда жила в особняке своих родителей, где любое её желание и каприз сразу исполнялись, но вещи не могли заполнить пустоту, в семье не было любви, холодные, колкие разговоры и ссоры родителей сильно удручали её, заставляя искать внимание за пределами дома. Так она начала строить свой иллюзорный мир, погружаясь всё больше в ночную жизнь, наполненную бесконечным весельем, электронной музыкой, алкоголем и наркотиками. Спасаясь от пустоты, Алла окружала себя множеством друзей, оказавшимися на самом деле такими же пустыми людьми, как и она. Пытаясь перенять их мнимую радость, она всё больше убегала от реальности и именно в этом чарующем мире Алла однажды встретила Илью, сразу создавая в своём сознании образ совершенно другого человека. После свадьбы она некоторое время пребывала в эйфории, в ожидании рождения первенца с энтузиазмом занимаясь обустройством только что купленного дома, вместе с просторным садом, но с рождением Лизы, Алла начала ощущать тоску, Ильи целыми днями не было дома, одиночество и бесконечные домашние дела стали её сильно раздражать, а от услуг няни она отказалась, стараясь отдать своему ребёнку как можно больше любви, которой ей самой так не хватало в детстве. Однако годы, прожитые в постоянном поиске кайфа, новых эмоций и наслаждений развили внутри Аллы сильнейший эгоизм, в какой-то момент она поняла, что в ней самой нет любви и снова безумно хочется ощутить драйв ночной жизни. Так в жизни Лизы и потом Жени стали появляться няни, а Аллу опять начала затягивать клубная жизнь, но в её мире семья продолжала оставалась идеальной, любящей и она не замечала, как муж и дети отдаляются друг от друга, становясь чужими людьми, живущими под одной крышей. Теперь же внутри сознания была только чёрная бездонная пропасть, приносившая ей невыносимые душевные муки, заглушающие даже физическую боль. Сознание Аллы отказывалось принять, что её прежняя жизнь существовала только внутри неё и она изо всех сил противилась этому, пытаясь отгородиться словно щитом, радостными моментами из прошлого, доставая их один за другим из памяти, но они тут же растворялись в пустоте. Алла неотрывно смотрела в пол, её взгляд терялся в далёком прошлом, когда отец гулял с ней на плечах посреди заливного луга с морем одуванчиков, а мама, задорно смеясь срывала цветы, сдувая на неё пушистые семена, в этом воспоминании Алла нашла немного душевного умиротворения. Положив голову на руки у края стола, она заснула тревожным сном, ей снилась заснеженная дорога, затерянная среди леса, Алла бежала по ней с Женей на руках, а позади её преследовала сама темнота, из которой доносился жуткий, неразборчивый голос, в котором смешался рёв дикого зверя и человеческий крик.
– Клади по больше сметаны, так вкуснее, – внезапно раздался голос Прасковьи Авдотьевны, пробудивший Аллу от сна.
Подняв голову, она увидела, как бабушка поставила перед ней большую, глиняную тарелку щей, а следом глубокую миску сметаны, кроме этого, на столе уже стояли чугунок картошки, горшок щей и только что испечённый каравай хлеба, наполнивший комнату приятным, кисло-сладким ароматом ржаной муки.
– Спасибо, но я не хочу есть, – смущённо улыбаясь ответила Алла.
– Ты что, нельзя так, тебе обязательно надо покушать, а то так и будешь хворать, – заботливым голосом ответила бабушка и подойдя к столу положила Алле в тарелку несколько ложек сметаны.
– Ой, вы что, я столько не съем! – смеясь сказала Алла, которая уже несколько лет не употребляла в пищу молочных продуктов, постоянно контролируя свой вес.
– Надо дочка, надо, съешь, – сказала бабушка, протягивая Алле только что отрезанную горбушку хлеба.
– Хорошо, – с улыбкой ответила Алла, одобрительно кивнув головой, смущаясь всё сильнее настойчивой заботой бабушки.
Размешав ложкой сметану, она осторожно попробовала щи, вкус был остро-сладковатый, очень насыщенный и Алла с аппетитом начала есть.
Женя открыл глаза, снизу поднимался такой густой аромат приготовленной пищи, что он сразу спустился вниз. Он рос очень аппетитным мальчиком, но его всегда ограничивали в еде, заставляя есть в основном гречку, брокколи, салаты и отварную рыбу с курицей, что он очень не любил и старался всегда стащить из холодильника что ни будь вкусное, или наестся до отвала чипсов по пути со школы домой.
– А я было уже кликать вас хотела, давай скорее садись кушать, а что сестрёнка, чай спит ещё?
– Вроде да, Лиза пошли есть! – сладко потягиваясь крикнул Женя.
Вскоре все кроме Ильи сидели за столом, его будить не стали, посчитав что сейчас для него сон гораздо важнее.
Лиза с интересом чистила кожуру с картошки, никогда прежде не пробовав её в таком виде, но откусив кусочек очень удивилась приятному вкусу.
– Скажите, а сюда приезжает какой-либо транспорт? – с надеждой в голосе спросила Алла.
– Нет дочка, до весны ничего будет, если бы снег с ноября пошёл как обычно, вам бы сюда никакой трактор ни помог приехать, но январь уже даёт жару, поглядите как сыпет-то, – сказал Егор Тимофеевич, смотря в окно.
– Спасибо, – сказала Лиза, вставая из-за стола.
– Ты ж ничего не поела толком-то, – расстроенным голосом произнесла ей вслед бабушка.
У Лизе всё кипело внутри, она сжала свои эмоции, ей было страшно даже представить насколько она отстанет в школе и лишиться статуса одной из лучших учениц класса.
После еды Алле стало немного лучше, но ей всё равно было тяжело находиться среди людей, сейчас для неё любой звук резал слух и даже слабый свет лучины больно давил на глаза, больше всего ей хотелось свернуться калачиком и спрятаться, где ни будь в темноте от посторонних глаз. Поблагодарив за обед, она пошла на вверх и легла рядом с мужем.
Только для Жени всё происходящее было настоящим приключением, он ощущал в этом месте необъяснимую таинственность и был полон решимости разгадать эти странные загадки.
– Дедушка, а кто там живёт в лесу? – наконец спросил он, набравшись храбрости.
Егор Тимофеевич посмотрел на свою супругу, а потом на мальчика: – Ты на медведя сильно не серчай, вы своим ярким светом его сами разозлили, – ответил он тяжело вздыхая.
– А люди не живут в лесу?
– Нет, а почему ты спрашиваешь?
– Мне просто показалось я там слышал голос.
– Голос? В лесу много звуков-то разных, послышалось тебе, наверное, – ответил дедушка, вставая из-за стола.
– Странно, но я слышал его, как далёкое эхо, – ответил Женя, разводя руками.
Егор Тимофеевич ничего не ответил, он посмотрел на супругу, в его взгляде ощущалась сильная обеспокоенность.
– Пойду, дров ещё принесу, а то в ночь сильный мороз ударит.
– А можно я помогу вам? – спросил Женя, вскакивая из-за стола.
– Вот это молодец, ты только не тревожь его особо вопросами-то, – с улыбкой сказала бабушка, при этом её лицо покраснело.
– Хорошо, не буду, – радостно ответил мальчик, одевая куртку.
Справа от входной двери располагалась ещё одна дверь, она вела в несколько помещений, в самом первом располагался хлев, где жили корова по кличке Рыжая и конь Черноух, в другом располагался курятник с двумя десятками кур, в третьем сарай с дровами, а в последнем находилась небольшая столярная мастерская Егора Тимофеевича.
Дедушка взял керосиновую лампу, висящую около двери, зажёг её лучинкой из печки и зашёл в дверь.
– Как здесь темно, тут нет окошек? – спросил Женя, держа дедушку за рукав чтобы не потеряться.
– Есть, а как же, просто зимой закрываем их чтобы скотине теплее было.
Войдя в хлев, Женя сразу услышал приветственное мычание, доносившееся с левой стороны и в свете керосинки увидел корову ярко-коричневой окраской, а чуть по дальше стоял конь.
Дедушка подошёл к корове и положил ещё сена в кормушку: – Ну как ты тут не мерзнешь? – спросил он, поглаживая её по спине.
Она, подняв голову, громко замычала: – Ну понятно, – засмеялся дедушка.
– Она что-то сказала? – удивлённым голосом спросил Женя.
– Конечно, жалуется, что прохладно, вечером принесу сюда ведро с углями, она-то у нас барышня мерзлявая, бывало в сильные морозы Прасковья ей тужурку вешала из одеял, – смеясь ответил он. – А вот Черноух у нас малый терпеливый, ему хоть жара, хоть мороз, всё ни почем, – произнёс он, поглаживая коня по гриве и докладывая ему ещё сена.
Затем дедушка зашёл в другую дверь, там по стенам на жердочках спали куры, для Жени это был настоящий поход в зоопарк, так близко он никогда не видел ни лошадей, ни коров, ни куриц. После курятника они пошли в сарай, он был весь до самого потолка завален дровами.
– Ну помогай, раз хотел, сколько унести-то сможешь? – улыбаясь спросил дедушка.
– Да, я сам наберу, – ответил Женя и стал поднимать дрова.
– Смотри, по силам только.
Набрав дров, они пришли обратно в избу, Женя с гордостью положил свои двенадцать поленьев рядом с печкой.
– Ты смотри молодец какой, помощник в семье растёт, – с улыбкой произнесла бабушка, смотря на Женю.
– Ну чего вся скисла-то, ты о красках давеча спрашивала, тоже рисуешь маленько? – спросила бабушка, подойдя к стоящей у окна девочке.
– Да, тоже немного рисую, – с улыбкой ответила Лиза.
– А ты знаешь у меня есть бумага-то и карандаши с красками, я когда в больницу ездила в город лет десять назад прикупила себе, думала снова порисую, но так и бросила всё, старость, всякого желания всё меньше, – сказала бабушка, открывая комод.
Она убрала со стола и разложила на нём листы бумаги, карандаши, краски и целый набор кисточек.
– Ну давай, нарисуй что ни будь, я вот из головы не умею рисовать, смотреть мне надо.
Лиза села за стол и взяв черный карандаш стала рисовать набросок леса на плато.
– Ой, ты смотри, по-учёному всё делаешь, дед, ты глянь, прямо наш лес выходит!
– Молодец, Прасковья тоже хорошо рисовала в молодости, картины как живые у неё выходили-то, – с улыбкой ответил дедушка, поглаживая Лизу по спине.
Ей стало очень приятно и она немного покраснела, Лиза очень давно, с раннего детства не получала похвал со стороны отца, здесь же, находясь в этом доме, девочка не чувствовала себя чужой, между людьми не было барьеров и других надуманных сложностей, они радовались, жили и говорили с открытым сердцем.
Вечер наступил незаметно, в избе сразу резко потемнело, бабушка зажгла дополнительные лучины на столе и комоде, она меняла их через каждые десять минут. Они горели с ели слышным потрескиванием, наполняя воздух приятным хвойным дымом, время от времени с них падали вниз маленькие угольки, быстро затухающие на специальных подставках с песком.
Егор Тимофеевич поднялся на вверх и снова осмотрел ногу Ильи, взяв с полки мазь, он аккуратно помазал лодыжку тонким слоем.
– Спасибо вам, давайте я сама буду ему мазать, – сказала Алла, приподнявшись на кровати.
– Добро, мажь через каждые три часа, если сможешь и ночью тоже. А ты дочка, я смотрю, тоже не здорова, лихорадит тебя, – сказал Егор Тимофеевич, смотря на покрытое сильной испариной лицо Аллы. – Ты лучше не лежи, двигайся больше, эту болячку с потом надо из тела выгонять, – произнёс он, вставая с кровати.
– Хорошо, – опустив ноги вниз ответила Алла, её трясло и пробивал сильный озноб, который потом сменял жар. Она с трудом понимала, где находиться, сердце бешено билось в груди, перед её глазами снова и снова прокручивался эпизод из последней съёмки. Закрыв глаза, Алла прикрыла ладонями рук уши и согнувшись, уткнулась локтями в колени, посидев в таком положении несколько минут, она опять легла на кровать, у неё никак не получалось погрузиться в нормальный сон, но в лежачем положении боль становилась немного слабее.
Лиза почти закончила свой набросок, на нём было изображено плато, покрытое ковром из пушистой травы и усыпанное цветами, а рядом стоял лес, освещённый багровыми тонами восходящего солнца. Процесс рисования всегда сильно увлекал её, а сейчас ей особенно сильно хотелось отстраниться от окружающей реальности и полностью раствориться в своём рисунке.
Женя с интересом смотрел за движениями карандаша, но вскоре его монотонное шуршание стало усыплять, опустив голову на руки он заснул и даже не почувствовал, как дедушка аккуратно перенёс его в свою кровать.
Илья, сморщившись от боли открыл глаза, переворачиваясь набок он случайно задел больную ногу и боль пронеслась молнией через всё тело. В комнате было очень темно, только со стороны лестницы на стенах играли тусклые всполохи света от лучин.
«Надо проверить связь», – сразу пронеслась у него первая мысль и он судорожно стал искать смартфон в кармане брюк. Достав смартфон, он быстро нажал кнопку включения и с надеждой стал смотреть на загружающийся экран, но отсутствие связи и уровень заряда в десять процентов быстро вернули его в суровую реальность.
Выключив его, он закрыл глаза: «Этого просто не может быть, как это могло случиться со мной», – в отчаянии думал он, осознавая, что всем его планам пришёл конец.
Опираясь на руки, он попытался сесть и в этот момент заметил свою супругу, одиноко лежащую на другом конце кровати. Посветив экраном смартфона, Илья увидел скрученное болью тело и сразу понял, что у Аллы ломка, в этот момент его сердце сжалось от сострадания и осознания своей вины в её боли. Подползя к ней, он посмотрел на её бледное, осунувшееся лицо, сразу вспомнив их первое знакомство в ночном клубе, тогда Алла сияла обворожительной улыбкой, в тот вечер она казалось ему самым жизнерадостным человеком на свете. А сейчас он видел в ней маленький сгоревший уголек, на его глазах навернулись слёзы, Илья лёг рядом и осторожно обнял её рукой. Следуя бешенному ритму жизни, он не заметил, как растерял любовь и уже забыл, что вначале они с Аллой мечтали о маленьком домике, расположенном далеко от городской суеты, радостных детях, бегающих по лужайке и небольшом семейном бизнесе, где деньги бы играли последнюю роль.
– Милый, нам ещё долго ехать? – внезапно судорожным голосом произнесла Алла, открыв глаза.
– Успокойся, мы уже давно приехали, – с улыбкой ответил Илья, поглаживая её по волосам.
Она резко вскочила на край кровати прикрывая рукой рот, её охватил сильный рвотный позыв, но через несколько секунд ей стало лучше и Алла легла обратно.
– Я пойду принесу тебе воды, – сказал Илья, сползая ногами на пол.
– Нет, подожди, мне уже лучше, – ответила она, останавливая его рукой.
– Хорошо, но мне всё равно нужно спуститься в туалет, – сказал Илья, пытаясь встать на ноги, но резкая боль усадила его обратно на кровать.
– Давай помогу, – произнесла Алла, подхватывая мужа под руку.
Женя проспал весь день, уже было около девяти часов вечера, когда его снова разбудил вкусный запах еды, на этот раз картофельного пюре и солёных огурцов, он открыл глаза и обнаружил себя лежащим на большой кровати рядом с печкой. Вокруг стола суетилась бабушка, расставляя тарелки, ей помогла Лиза, аккуратно кладя на стол ложки.
– Садись мой золотой, ты хорошо поспал, вот покушай картошечку пока горячая, – с улыбкой, заботливым голосом сказала бабушка. – И ты тоже садись, моя маленькая помощница, – произнесла она ласковым голосом, поглаживая Лизу по голове.
– Хорошо, только руки помою, – ответила девочка, бросив укоризненный взгляд на руки брата, который уже успел схватить огурец.
– А где дедушка? – спросил Женя сквозь набитый рот, хрустя солёным огурцом.
– Да на охоту ушёл, он через день постоянно ходит, – с растерянным видом ответила бабушка.
– Как же он смог уйти в такую погоду? – с непонимающим видом спросил Женя, смотря в окно, почти заваленное снегом до самого верха.
– Он-то везде у меня пройдёт, – засмеялась бабушка, пытаясь скрыть своё смущение от расспросов. Пойду пирог принесу, доесть его сегодня надо, а то испортится.
– Женя, прекрати свои вопросы! – еле слышным голосом цыкнула на него Лиза.
Сверху послышались шаги и сильный грохот, это Илья спускался вниз, прыгая на одной ноге, держась рукой за Аллу.
– Ой, куда же вы, я еду-то вам на вверх собиралась принести! – закричала бабушка, подбегая к ним.
– Спасибо, но мне в туалет нужно, – смущаясь ответил Илья.
– Женя, золотце, иди покажи папе пожалуйста, где туалет, – сказала бабушка.
Мальчик сразу подбежал вперёд и помог открыть дверь, импровизированный зимний вариант туалета, или простое ведро стояло сразу в хлеву и каждые несколько часов кому-то было нужно выносить его на улицу.
После Прасковья Авдотьевна усадила Илью с Аллой за стол, а сама пошла в хлев кормить скотину. Илья посмотрел на детей, Лиза, нахмурив брови демонстративно отвернулась от него в сторону, а Женя, чувствуя напряжённую атмосферу, низко склонил голову над тарелкой, доедая остатки пюре. Аллу продолжало мутить и она не стала есть, отпив несколько глотков травяного чая она встала и начала собирать посуду, чтобы хоть немного отвлечься от невыносимой ломоты, выворачивающей каждый сустав.
В тоже время Алла заметила, что сознание стало по не многу проясняться, она уже отчётливо понимала, где находиться и это обнадёживало её. Лиза молча встала из-за стола и стала помогать маме, Алла улыбнулась, они с дочерью давно жили разными жизнями, пересекаясь лишь иногда во время каких-либо торжественных мероприятий, а в остальное же время они были просто соседями по дому.
– Послушайте, я понимаю, что вы вините меня, поверьте я сам знаю, что виноват, но я обещаю, что всё исправлю, – тихим голосом произнёс Илья, смотря на Аллу с Лизой.
– Успокойся Илюша, лучше поешь, – ответила Алла, неся посуду к железной мойке с умывальником, расположенной около входа в хлев.
– Папа, а как твоя нога? – участливым голосом спросил Женя, который ни в чём не винил отца и не понимал негативного отношения со стороны Лизы.
– Уже лучше, – ответил Илья, проглатывая первую ложку пюре и сразу ощущая в себе сильный голод.
– Дочка, не надо, иди отдохни лучше, – с болью в голосе произнесла бабушка, выходя из хлева.
– Да мы уже почти закончили, – с улыбкой ответила Алла, передавая Лизе, чистую тарелку, которую девочка, вытерев сухим полотенцем, сразу поставила на полку.
– Ну молодцы, спасибо!
– Не за что, – смущённым голосом ответила Лиза.
– А вам я сейчас отвар заварю хороший, от воспаления, а то так нога долга заживать будет, – сказала бабушка, смотря на Илью.
– Спасибо, – ответил он, отставляя тарелку, после еды Илья почувствовал прилив сил и у него сразу улучшилось настроение.
– Ну как тут бедолага, скучаешь небось по своим играм? – спросил он, смотря с улыбкой на Женю.
– Да, есть немного, ну здесь тоже интересно, – покраснев, кивнул головой мальчик.