Мы всё больше углублялись. Казалось, этим коридорам нет конца.
– Как ты здесь оказался вообще? – спросил Паша.
– Я? – повторил я, не зная, что ответить. И решил сказать, что первое в голову пришло: – Это очень длинная история. Поверь.
– У нас всех здесь длинная история, – мрачно подметил Никита. В слабом свете я рассмотрел у него длинные волосы и неухоженную бородку, но самому ему не дал бы и тридцати. Хотя, в темноте всегда всё кажется не тем, что есть на самом деле.
Возникло неловкое молчание.
– Паша, – начал я, вспомнив о самом главном, – мама ведь тоже здесь, да?
Паша ответил не сразу.
– Давай… – сказал он, и снова сделал паузу. Мы остановились напротив металлической двери. – Давай позже. Ты сейчас отдохнёшь, а потом мы поговорим. Я отвечу на твои вопросы, но ты ответишь на мои. Идёт?
– Идёт, – протянул я. Не нравился мне его ответ.
«Да мёртвая она давно. Мы ведь оба это знаем», – сказал Голос. Я проигнорировал его.
– А ты один, да? – спросил меня Паша. Всё это время Никита молча стоял рядом, смотря куда-то в темноту. На нём была чёрная тонкая, но плотная тканевая куртка и тёмные кожаные перчатки.
– Да.
– Тогда, – выдавил Паша из себя улыбку, – добро пожаловать домой. С возвращением, – добавил он, открывая дверь. Мы вошли в комнату.
Внутри горело мягкое совсем лёгкое освещение и, в целом, стоял полусумрак, но всё было видно нормально. Никита выключил фонарик, оставив его на столике у двери, и прошёл вперёд.
– Пойду остальным скажу, – сказал он, и скрылся в темноте коридора.
Дальше, до самого прохода, который разветвлялся в две противоположные стороны, стояло два протёртых дивана, а возле них – деревянный столик. У стены напротив, в конце, был отдельный проход влево, а до него шли высокие столики, возле которых хаотично, словно грибы, обитали барные высокие стулья. Посередине комнаты лежал, давно почерневший, ковёр. По краям ещё можно было различить красные с белым узоры. На столике у дивана были собраны, стопкой, журналы и кучи кружек. На столах напротив стояли тарелки, кастрюли, и прочая кухонная утварь.
– Сейчас остальные подойдут. Присядь пока, – сказал Паша, скрываясь в левой комнатке.
– Остальные? И много вас? – спросил я, усаживаясь на диван.
– Когда-то было много. Осталось четверо, – Паша показался с бутылкой в руках. – Пить хочешь?
Я взял небольшую бутылку и жадно присосался. До этого не ощущал жажду, но сейчас, казалось, не пил ничего неделю.
– Спасибо, – сказал я, отдавая воду обратно. Осталось меньше половины литра. – Ты сказал, вас четверо осталось? Включая тебя?
Паша присел рядом, оставив бутылку на столе.
– Да. Как и сказал: раньше нас было больше.
– Раньше везде людей больше было, – устало сказал я.
– И то верно.
– А почему?
– Ну, – начал Паша, – причина одна: люди. Доверились не тем. Я… Прости, не хочу сейчас об этом, ладно? Только что встретил брата, которого давно уже считал мёртвым и… блин, не об этом хочу сейчас говорить.
– Понимаю, – улыбнулся я. Из коридора показался Никита, а за ним вышли две девушки. Одна была примерно моего роста, а другая – ниже где-то на полголовы. Первая будто светилась изнутри, за неё говорила и улыбка, и светлые волосы, и довольно опрятная (по меркам апокалипсиса) одежда, и даже какая-то мягкость в движении. Другая же девушка выглядела противоположно. Не мрачной, а, скорее, сосредоточенной. Тёмные волосы и твёрдый взгляд выдавали в ней характер. Даже невысокий рост как-то увеличивал ощущение опасности от неё. И одновременно с этим её лицо казалось мне знакомым. Но их объединяло одно: обе смотрели на меня, будто я какое-то чудо света.
– Представишь нам гостя? – спросила светловолосая девушка. Другая смотрела на меня с подозрением.
Паша подскочил при их виде.
– Сегодня у нас знаменательный день, – начал он. – Это мой брат: Костя. Тот самый, который, как я думал, давно умер! А он заявился сегодня сам сюда, живой, невредимый! Представляете? Женя, – обратился он к светловолосой девушке, – я много раз тебе о нём рассказывал.
– Да, я помню. Никита нам сейчас немного обрисовал ситуацию.
– И тебя тоже? – спросил Паша у второй девушки. Та кивнула.
– А вы его проверили? – сказала серьёзно она и шагнула в мою сторону.
– Кэт, подожди – чего ты так набрасываешься? Дай отдохнуть хоть пару минут человеку, – сказала Женя.
Вторая девушка резко развернулась и уставилась прямо на Женю.
– Ты уже забыла, сколько мы похоронили в прошлый раз? А до него? – выпалила она. – Я не забыла. И могу напомнить, если надо. Тогда было точно так же.
– Нельзя же так! Это Пашин брат! – ответила Женя, тоже перейдя на серьёзный тон.
Паша резко вклинился между ними, плавно раздвинув их в стороны.
– Так, девочки, тихо, – сказал он твёрдо и повернулся в сторону Кэт, говоря всё тем же тоном: – Никто здесь не забыл. И никогда не забудет. И да, мы проверили его. Клейма нет. Укусов тоже. Никита, подтверди, – при этих словах высокий парень кивнул. – И, если он что сделает, то лично с ним разберусь, ясно?
Девушка ещё какое-то время посмотрела на него, будто пытаясь проделась дыру в его голове, а затем развернулась и вышла. Никита вышел вслед за ней.
– Прости её, – сказала Женя, подойдя ко мне и сев рядом. – Она вечно так. Но она хорошая. К этому надо привыкнуть.
– Да Костя и сам её прекрасно знает, – сказал Паша. Он подошёл к столу, и встал, слегка облокотившись на него.
– В смысле? – удивилась Женя.
– Это же его одноклассница, – пояснил Паша.
– Подожди, – вмешался я. – А как её зовут?
– Кэт… ой, Катрин.
– А фамилия?
Паша посмотрел в потолок, будто там был написан ответ, а через несколько секунд ответил:
– Не помню. Вроде на «д» начинается.
Попробовал вспомнить свой класс и понял, что почти всё забыл. Это даже казалось каким-то странным сном. Будто вся та обычная жизнь – лишь сон. И вот ты проснулся, а образы уже вытекают из памяти, будто песок сквозь пальцы, и никак его не уловить. Помнил Максима Бурликина, Дениса Жикина, Веронику Сильвееву, Настю Гарлыкевич, а вот Катрин… Катрин… Я не помнил почти весь класс.
Хотя, признаться, знал ли его хоть когда-нибудь? Неудивительно, что сейчас не могу вспомнить.
– В общем, если нужно – сам у неё спроси, – сказал Паша.
– Ладно, – сказал я, – потом узнаю.
– Давайте это опустим сейчас. Это не самое важное, – сказала Женя. – Лучше расскажи, как ты к нам попал?
– Я… я искал маму… хоть кого-нибудь, – ответил я тихо. Смысла скрывать правду не было.
Женя тихо вздохнула, прикрыв рот рукой. Её взгляд на секунду исказило удивление, а потом он наполнился бесконечной грустью и сочувствием.
– Ой, божечки… – сказала она.
– Что? – спросил я. – Что такое?
– Ты ему ещё не говорил? – спросила Женя у, видимо, Паши, не переводя с меня взгляд.
Я решил не медлить. Ответ был ясен.
– Она умерла, да? –спросил я.
Женя посмотрела на меня и медленно кивнула. В этот момент, казалось, та призрачная мечта окончательно улетучилась. Исчезла, не оставив и следа. Мгновенно стало так одиноко и пусто. Даже не сразу понял, что по щекам текут слёзы, пока кто-то не начал трясти меня за плечи.
«Я же говорил. Мы оба это знали», – сказал Голос.
– Как же так… – тихо слетели слова с моих губ. – Всё… было зря?
«Успокойся. Ты ведь это знал».
– Эй, Костя, успокойся… – сказал откуда-то сбоку Паша. – Блин, я хотел его подготовить как-то, а ты вот так сразу… Подай ему воды, пожалуйста.
– Как?.. Когда? – спросил я, смотря куда-то в одну точку на диване. Точнее, даже не смотрел на неё, а просто туда был направлен взгляд.
– На, попей, – чьи-то руки приложили бутылку к моим губам. Нехотя сделал пару глотков, и туман в голове слегка рассеялся. Повернул голову и увидел, что Паша стоит рядом, слегка придерживая меня за плечи одной рукой, а в другой держал бутылку.
– Как она умерла? – ещё раз спросил я. Паша убрал бутылку, Женя встала, и он сел на её место.
– Не буду вам мешать, – сказала она, выходя.
Паша тяжело вздохнул.
– Она… – начал он, – она умерла. Давно. Ещё в самом начале. Не знаю, помнишь ты или нет, но в последние дни мама странно себя вела, тогда ещё…
– Да… видел у неё синие пятна на руках… – я давно знал об этом, но теперь, когда надежда растаяла, на меня словно накинули камень.
– Значит, видел… Так вот, когда нас эвакуировали и перевезли во временный лагерь – ей стало намного хуже, но я об этом не знал сразу. Она скрывала – ты же знаешь маму: вечно в себе всё держала… А в автобусе, потом, когда везли дальше, мама потеряла сознание. Я даже и не заметил сразу, потому что она сидела в конце автобуса с бабушкой, а я ближе. Они там всех проблемных в конец посадили – только бабушка не хотела оставлять её одну, даже небольшой скандал был, но разрешили… Ты наверное и не знаешь, она ещё за мамой ухаживала дома, но они обе тогда молчали. Бабушка мне рассказала потом, на той базе… Фух… – Паша тяжело вздохнул. – И попросила меня не говорить никому, что мама заражена. Представляешь, её как-то пропустили, даже не знаю как – вот так всегда у нас со всем. И я, дурак, молчал… Молчал, потому что боялся за неё. Или за себя – не знаю. Это всё уже неважно. Когда… когда мама умерла, никто не заметил сразу, как она обратилась в это… чудовище. А когда заметили – было уже поздно. Первой она перегрызла горло бабушке – та даже не успела проснуться… Кто-то закричал, я тогда и обернулся… Потом начала нападать на людей вокруг. Я только бросился к ней, но наш автобус резко накренился и перевернулся – не знаю, что произошло… Меня выкинуло в окно, на траву. Много кто умер… Точнее, почти все. Выжил только я, и та девочка – Кэт… Мы потом добрались до города, а затем сюда: тут группа была, они нас очень добро приняли… Тогда ещё так можно было, хотя никого из них уже не осталось… В общем, вот так, – Паша немного помолчал, а потом добавил: – Извини, сумбурно как-то вышло. Детали я уже не помню, да и зачем тебе их знать…
Я не отвечал, пытаясь переварить всю информацию. Получается, мне тогда не просто показалось: она действительно была больна.
«Но почему, мама? Почему ты ничего не сказала?»
«Понятно же: чтобы её в больницу не забрали».
Паша попытался меня приобнять, но я отстранился.
– Не нужно. Всё… всё в порядке, – тихо сказал я.
– Уверен? Я ведь тоже через это прошёл.
– Не пойми неправильно: я знал, что так и будет. Знал. Просто встретиться с фактом лицом к лицу намного тяжелее, чем просто предполагать. Но мне нужно было.
– Это всегда так.
– Что теперь делать… – тихо сказал я.
– Ты о чём? Что сейчас делать?
– Нет, это вообще… по жизни.
Паша посмотрел на меня удивлённо:
– Как это «что»? Оставайся здесь, с нами. Или у тебя кто-то ещё есть?
Посмотрел на Пашу и грустно улыбнулся, едва сдерживая слёзы.
– Никого у меня нет. Больше никого.
– Ну, это неправда, – тихо проговорил он. – А я? Ты же мой младший брат, как-никак. Единственная семья, которая осталась, – он помедлил несколько секунд, а затем добавил. – Ты остаёшься, и точка. Я не могу потерять тебя снова, когда уже и перестал надеяться, а ты появился.
– Я хочу этого не меньше, чем ты, но не могу… – я вспомнил то, почему умирали все мои близкие люди.
– Почему? Что за бред ты городишь? Как это ты не можешь остаться, когда тебе никуда не нужно возвращаться? Может ты устал? – он потрогал мой лоб. – Вроде жара нет…
– Да не больной я… Это тяжело объяснить. Просто знай: без меня всем вам будет только лучше, – я начал вставать, но Паша схватил меня за руку.
– Бред! – воскликнул он. – Что за херню ты несёшь?! Ты мой брат! Мой младший братишка, которого я считал мёртвым! И вот, чудо, ты пришёл. С того света пришёл! И будет лучше снова потерять?!
– Но… – начал я.
– Нет! Ничего и слышать не хочу! – оборвал меня Паша. – Ты дурак совсем?! Или больной?
– Паша, я проклят, понимаешь?! – не выдержал я, а затем меня будто затрясло, и уже говорил тихо: – Все… все, кто мне был дорог – они мертвы. Мертвы, понимаешь? Я не хочу… и тебя, – я молча встал, чтобы выйти. – Дай мне рюкзак, и я уйду. Пожалуйста…
Паша молча встал, а затем резко ударил меня по лицу, от чего я упал обратно на диван.
– Больной, да? Ну так я выбью из тебя эту дурь. И к батарее закую, если надо будет. Значит, так: ты остаёшься здесь. Ясно? – он говорил тихо, но твёрдо. – Что это за херня? Проклятье? Думаешь, ты единственный, кто потерял кого-то? Думаешь, только у тебя на глазах умирали? И что, все прокляты? Но я живой, ты живой – что-то здесь не так.
Я не знал, что ответить. Щека болела. А Паша продолжил:
– Я тоже похоронил друга. Не одного. Было больно. Очень больно – хоть в петлю лезь. И хотелось. Да, тоже думал: «Почему я остался жив? Может это я так проклят и вот моё наказание?», но нет, это не так. Они смотрят на нас сейчас оттуда, – он указал в потолок, – и хотят, чтобы мы жили дальше. За нас, за них. Чтобы мы смогли, когда-нибудь, вернуться в то время, когда можно не думать о том, как выжить, не ожидая даже следующего дня. Чтобы мы снова улыбались, а не проливали слёзы по новым потерям. Думаешь, у тебя одного трагедия? Да все здесь потеряли слишком много, чтобы это вынести, но мы выносим. Мы идём дальше. И ты будешь. Потому что мы выжили, и лишь поэтому будем нести этот крест за тех, кто остался позади. Мы будем их глазами, ушами и будем улыбаться за них, радоваться новому дню, а не ожидать его с опаской. Ты меня понял?!
Молча кивнул. Его слова были более чем убедительными и, кажется, распалили что-то внутри меня.
– Так-то лучше. И больше, чтобы я от тебя такого не слышал. Мир вокруг тебя не вертится. И люди погибают, потому что так получилось, а не потому, что ты был рядом. C’est la vie.
Паша тяжело вздохнул и сел рядом. Из коридора показалась Женя.
– Что такое? Что за шум, а драки нет?
– Да вот Косте мозги вправлял, – ответил Паша. – Глупости говорит. Но мы уже всё разрешили – так?
Я кивнул.
– Так, из-за чего весь этот сыр-бор? – спросила девушка.
– Потом тебе расскажу. Иди в комнату. Хочу ещё немного с братом поговорить, – ответил Паша.
– Поняла, – сказала девушка и скрылась снова в темноте левого коридора.
– Так, – начал Паша, – а что с тобой-то было? – при этих словах он резко выдохнул. – Блин, прошёл лишь год, а столько всего произошло… Тогда была совершенно другая жизнь, не такая.
– То и была другая жизнь, – сказал я.
– Так как ты дошёл до жизни такой?
Я выдохнул.
– Можно воды? – спросил я. Паша молча подал бутылку, где жидкости оставалось лишь на дне. Я с волнением посмотрел на это.
– Не волнуйся насчёт воды, – заверил меня Паша. – У нас её ещё много. Целый склад. Тут вообще много чего осталось после военных. Готовились к тому, чтобы долго выживать, да вот только зря.
– А что случилось?
– С кем?
– С военными.
– Да что везде: сначала пытались поддерживать порядок, потом, как связь пропала на второй месяц, стали сами за себя. Да это и неважно уже. А вот твою историю хочется послушать.
После его слов медленно допил и поставил пустую бутылку на стол. Затем рассказал ему обо всём. С самого начала. Тихо и спокойно. О том, как нас эвакуировали со школы; как я ждал во временном лагере – Паша ответил, что их повезли в другое место, где он ждал меня. Рассказал как во время перевозки тоже что-то произошло и что наш автобус перевернулся; о том, как мы вместе с Павловым, Майком и Максимом выживали; о предательстве Максима и Майка; о том, как Павлов умирал на моих глазах, но всё равно защищал меня, и что мне пришлось его убить. Правда, своё помешательство опустил, сказав, что выживал в одном из домов. Потом рассказал о том, как встретил другую группу людей; о Свете, Лёше, Олеге; о культе фанатиков, которые приносили людей в жертву, суициде Олега; о том, как снова остался один, и нашёл деревню, где люди убили друг друга ради еды; как нашёл целое поселение людей, которое, в итоге, оказалось ловушкой. Паша внимательно слушал, а я продолжал. И рассказал о том, как на моих глазах людей убивали ради забавы, и о том, как я сам впервые убил. Рассказал о том как остался один, и о том, как нашёл Кристину, и как она погибла из-за меня, и что пришлось её убить окончательно, а так же убить всю группу тех скотов. И то, как я, в итоге, оказался здесь. Про Голос не говорил – мне не хотелось сейчас это поднимать.
–… а потом тот парень приставил к моему горлу нож… Ну, дальше ты знаешь, – закончил я.
Паша ещё некоторое время молчал, когда я закончил. Посмотрел на часы – «21:22». За то время, пока рассказывал, несколько раз заходила Женя, чтобы что-то взять из маленькой комнаты, и Катрин один раз проходила. Но, в целом, мы были одни с Пашей.
– Ох, – тяжело вздохнул он, наконец. – Помотала тебя жизнь, братишка… Понимаю, что она сейчас ещё более тяжёлая, чем раньше, но чтобы так… Ты… ты говорил, что хотел покончить с собой? Или мне показалось?
Я кивнул. Мне было всё равно уже.
– Хорошо, что этого не сделал. Но ты не подумай: от такого кто угодно бы сдался, я не осуждаю… Ты… ты молодец, – он положил руку мне на плечо и улыбнулся. – Молодец, что пришёл сюда. Теперь всё будет хорошо.
– Хотел бы в это верить, но пока ни во что не могу, – устало сказал я. – Я устал сегодня. Можно куда-нибудь лечь? Могу и на пол, мне не принципиально – только лучше бы какое-нибудь одеяло, чтобы не замёрзнуть.
Паша резко подскочил.
– Конечно-конечно. Никакого пола – найдём что-нибудь… Сейчас, идём, – он пошёл в тёмный коридор налево. Я шёл следом. Тело слегка качалось, а в голове был небольшой туман. Ничего не хотелось.
«Лишь бы поскорее кончился этот день…»
– У нас здесь пять комнат есть – выбирай любую, – сказал Паша.
– Ой, дай любую. Лишь бы просто было место, где поспать.
– Хорошо. Пойдём.
Мы прошли мимо нескольких железных дверей, в конец коридора. Там он кончался ещё одной дверью. Паша с силой открыл дверь и щёлкнул переключателем на стене – в комнате загорелся слабый желтоватый свет. Внутри, вдоль стены напротив входа, стояла металлическая кровать с голым матрасом. Ещё у другой стены стояло два деревянных стула. Стены, у самого потолка по углам, слегка потемнели, и был виден тонкий слой мха.
– Постой здесь, сейчас принесу что-нибудь, чем можно накрыться, – сказал Паша, выходя из комнаты.
– Не нужно, – сказал я, но он уже скрылся.
Я медленно подошёл к одному из стульев и устало плюхнулся на него.
«И что дальше? – спросил Голос. – Останешься с ними?»
– А что ещё остаётся? Так просто сдыхать не хочется – может хоть чем-то помогу перед этим. Паша прав: все они хотели, чтобы я жил, – при этих словах я медленно поднял руку в сторону лампочки и посмотрел сквозь пальцы на свет. – Глупо и мерзко было бы так наплевать на них.
«Снова эта песня… Не буду тебе повторять. Ты и сам прекрасно знаешь, к чему сам их приведёшь.»
– Никто больше не умрёт, – тихо сказал я. – Хватит с меня смертей. Если что – я сам первый и умру, но не подставлю другого.
Голос ничего не ответил.
Через несколько минут пришёл Паша, держа в охапке стопку, кое-как сложенного, белья.
– Еле нашёл, – сказал он, вздыхая, и положил бельё на кровать. – Тебе помощь не нужна? Справишься?
– Нет, спасибо. Ты иди, дальше я сам как-нибудь, – я встал со стула и подошёл к кровати.
– Всё нормально? Ничего не нужно? Может, перекусить что-нибудь принести? – спросил Паша, стоя в дверях.
– Ничего не нужно, Паш, – постарался улыбнуться, но не думаю, что вышло что-то. – Просто очень устал.
– Понимаю… Спокойной ночи. Свет только не забудь выключить – мы его экономим по возможности, – сказал Паша, закрывая за собой дверь и оставляя меня одного.
Кое-как постелил бельё, быстро разделся и упал на кровать, забираясь под холодное одеяло. А затем вспомнил, что не выключил свет, встал со вздохом, быстро щёлкнул переключателем и лёг обратно.
Было странное ощущение. Ещё утром у меня всё было иначе: разочарование, одиночества, безнадёжность и последняя идея-фикс. Но вот встретил брата и живу бок-о-бок с другими живыми людьми. У них даже свет есть, еда… И кровать, вроде, неплохая – точно лучше всего того на чём спал последние недели. Всё как в старом мире… И эти, чёртовы, «спокойной ночи»… Конечно, к хорошему быстро привыкаешь, но для меня сейчас это было очень непривычно.
Утром кто-то мягкими толчками вырвал меня из удушающего тяжёлого сна. Это была Женя.
– Утречка. Ничего, что разбудила? – спросила она, сидя рядом на кровати. С коридора сюда едва проникал слабый свет, но даже при нём увидел на её лице улыбку. Её волосы были собраны в небольшой хвост.
– Странный вопрос, – ответил я.
– Ты как себя чувствуешь? Как спалось? Не холодно?
Зевнул и сел.
– Одно из лучших мест, где был за последний год, – ответил я спокойно.
– Вот и замечательно, – сказала Женя, встала и пошла к выходу. Она остановилась в проходе и добавила: – Подходи на кухню. Все уже позавтракали. Только тебя не было.
Посмотрел на часы, которые забыл вчера снять: «9:05».
– Я в такое время, обычно, ещё сплю, – ответил я, спустив ноги с кровати. – Но спасибо. А где тут кухня?
– Вы же вчера там с Пашей разговаривали – забыл? – всё так же улыбаясь, ответила девушка.
– Понял. Не знал, что это кухня… Сейчас приду. Включи свет, пожалуйста.
– Конечно, – мягко ответила Женя, щёлкнула переключателем, и закрыла за собой дверь.
«Вот ты снова в окружении людей. Живых. И вот у тебя снова нет цели. Что собираешься делать?»
– Я уже отвечал и мой ответ не поменялся: останусь с ними. Буду защищать, пока получается. Может, хоть так моя жизнь будет иметь какой-то смысл, – тихо ответил я.
«От кого ты их защищать собрался? От себя, надеюсь? Ты ведь для них самая главная угроза».
– Ой… – вздох вырвался из груди. – Заткнись. Достал. Что будет – то будет.
«Дело твоё».
– Вот именно, что моё. И я постараюсь их оградить от опасностей, по возможности, даже ценой собственной жизни. Больше бежать и сомневаться не собираюсь.
«То есть, ты готов уже на всё? Ты ведь их даже не знаешь».
– А мне больше нечего терять, – усмехнулся я. – Что так, что так – разницы лишь в том, что сейчас у меня есть хоть что-то.
«А как же твои принципы? Человечность, о которой ты столько распинался?»
– А что с этим? Я же не собираюсь причинять страдания ради развлечения. Не собираюсь отбирать последнее у таких же жертв, как мы. Как раз наоборот: собираюсь помогать, отдавая себя полностью – разве это не человечность?
Голос ничего не ответил.
Встал с кровати, быстро оделся, а затем застелил кровать. Хоть обычно этого и не делал, но сейчас мне захотелось. После этого вышел в коридор. В воздухе пахло чем-то тёплым, и до боли знакомым.
– Садись где-нибудь, я сейчас… – сказала Женя из прилегающей комнатки, едва выглянув и снова спрятавшись, когда я зашёл.
Молча сел на диван. Девушка через несколько секунд показалась с тарелкой в руках. Оттуда шёл лёгкий дымок. Внутри оказалась гречка. С ней было перемешано ещё что-то.
– Может не самая крутая еда, но чем богаты, так сказать, – оправдалась Женя, присаживаясь рядом.
– Ты чего? Мы же не в ресторане, – улыбнулся я из-за такого стеснения. – Если бы ты знала, что я ел… особо выбирать и не приходилось.
– А что ты ел?
– Консервы, чипсы, печенье, сухие макароны, мясо, часто испорченное – вообще всё, от вида или запаха не тошнило, – ответил я, быстро поедая гречку. Эта тарелка была самым вкусным, что я ел за последние месяцы. – Часто вообще ничего не было или приходилось сильно растягивать.
Вместе с гречкой, как оказалось, была тушёнка.
– Бедный… Ну, теперь-то, думаю, будет лучше. Хватит себя убивать вредной едой!
Смешок невольно вырвался у меня и несколько кусочков чуть не вылетели изо рта.
– Чего смеёшься? – Женя не выглядела обиженной.
– Просто не думал, что сейчас кто-то заботится об этом, – всё ещё улыбаясь, ответил я. – Ведь и раньше-то не особо заботились.
– Вот и зря! Глупые, потому что! Вот вернёмся мы к прежней жизни, а потом будем в пятьдесят лет жаловаться на то, что желудок болит – тебе это надо?
Вернуться к прежней жизни и прожить до пятидесяти… Мне это кажется таким же нереальным, как если бы мы прямо сейчас вышли на улицу и просто так полетели в небо. Совсем невозможно.
– Вряд ли люди проживут ещё с десяток лет, – мрачно ответил я. – Нас уже почти не осталось.
– Ну, а я думаю иначе. Катаклизмы случаются далеко не в первый раз и люди как-то переживали это, снова размножались. А сколько войн было, эпидемий… Вот увидишь: твои дети уже увидят новый мир, и не будут стараться просто выжить.
«Мои дети… Ещё одна нереальная вещь», – но дальше спорить не стал.
– Время покажет, – просто ответил я. – Если честно, то не вижу смысла строить эти картины в воображении насчёт будущего. Гораздо важнее выжить сейчас – дожить до завтра. А там будь что будет.
– Но в будущем, вот увидишь, всё поменяется, – всё никак не успокаивалась Женя. На кухню зашёл Паша.
– А где Никита? Не видели? – спросил он.
– Дежурить пошёл, как обычно, – ответила Женя. – Ты же его знаешь.
Паша сел рядом со мной.
– Вот неймётся ему. Каждый день встаёт раньше всех, а потом приходит поздно ночью. Сегодня, вообще-то, моя очередь.
Встал и пошёл к Жене с пустой тарелкой. Прилегающая комнатка оказалась не такой и маленькой: с одной стороны стояли две плиты, а рядом были шкафчики и тумбочки. С другой же стояли три глубоких раковины. Всё здесь было аккуратно расставлено и места хватило бы для шести человек.
– Где тут можно её помыть?
– Прямо в раковине, – Женя посмотрела на меня с лёгким удивлением.
– У вас есть вода? – удивлённо спросил я. – Я думал, что ничего не работает.
– Если бы не Никита – не знаю, как бы мы и выживали, – сказала Женя. – На нём всё и держится.
– Эй! – возмущённо воскликнул Паша из главной комнаты. – Я всё слышу.
– Ничего, дорогой. Ты тоже важный, – Женя мне слегка подмигнула, и я улыбнулся.
Вода была ледяной, но то, что она была, уже радовало. Последний раз видел работающие краны в Остании. Кое-как отмыл тарелку и поставил её на полочку.
– Неплохо вы здесь устроились, – сказал я Паше, когда вернулся в кухню. Он всё так же сидел на диване, скрестив пальцы на подбородке – я видел это много раз, когда он что-то усердно обдумывал. – О чём думаешь?
– А… так… Ничего, – отмахнулся Паша.
– Паша, я прожил с тобой почти всю жизнь. И знаю тебя превосходно. Говори. У тебя на уме что-то есть, и это не ерунда.
Паша откинулся и на несколько секунд, вздохнув, закрыл лицо руками. Затем медленно их убрал в стороны, смотря в потолок.
– Просто… – начал он, – меня всё одна мысль не покидает: нам нужно уходить отсюда, и как можно скорее, но Никита против, и я не знаю как его уговорить.
– Зачем отсюда уходить? – удивлённо спросил я. – Здесь же всё есть.
– Потому что сюда могут прийти.
Женя появилась из прохода и выключила свет в маленькой комнатке:
– Снова ты об этом? – спросила она, подошла, села рядом и приобняла Пашу, прижимая к себе. – Всё будет хорошо. Никто уже не придёт.
– Нет. Ты не видела его лица. Они придут снова – это лишь вопрос времени, – с тревогой в голосе сказал Паша.
– Значит, мы снова их вышвырнем.
Паша резко обернулся к ней.
– Да, я знаю, что говорю глупости, – сразу же грустно добавила Женя. – Просто… я не хочу снова скитаться. Мы ведь здесь уже всё обустроили. Почему они не могут нас просто оставить? – девушка спряталась в плечо Паши.
– Может, мне кто-нибудь объяснит? – спросил я. Не хотелось вмешиваться, но ничего не понимал.
– Ты ему не рассказал? – спросила Женя.
– Нет… не совсем, – ответил Паша. – И сейчас не хочу. Костя, давай потом. Это очень близкое. Я говорил, что нас раньше было больше… Блин, как мне до Никиты достучаться? Он ведь точно не захочет и слушать. А без него мы не поедем.
– Ты что-нибудь придумаешь, как всегда. Да и теперь у тебя ведь есть помощник, – сказала Женя, смотря на меня.
Паша вздохнул, поворачиваясь ко мне:
– Пойдёшь со мной?
– Идём, – я встал с дивана.
– Так сразу? Ну, пойдём, – он встал следом и взял куртку, которая висела на вешалке у входа, которую я до сих пор не замечал. Ещё он взял с собой нож со стола.
Паша открыл дверь и пропустил меня вперёд, прямо в объятия кромешной тьмы, а затем вышел сам, включил фонарик и закрыл дверь. Здесь было холоднее, но не так холодно, как на улице. Мы пошли по коридору, как мне подсказывала память, к лестнице наверх, мимо пустующих закрытых комнат.
– А что здесь вообще было? – наконец, решил я разрушить тишину.
– Здесь раньше жили люди. Везде. Точнее, здесь, в подвале, видимо, жили только работники, а остальные люди наверху. Но когда мы приехали сюда – здесь уже была лишь тень того, что задумывалось изначально. Столько трупов было…
– В смысле «вы приехали»?
– Я же тебе говорил, что мы здесь были не с самого начала… Или не говорил? Ай, не важно. В общем, мы вчетвером сюда только летом попали. Я, Женя, Кэт и Дима. Дима… не повезло бедняге, – Паша на несколько секунд замолчал, а потом продолжил: – И вот, в общем, когда мы случайно сюда забрели – здесь уже был только Никита.
– Один?
– Да. У него… были причины. Сначала у нас вышло недопонимание, но мы быстро всё разрешили, начали обустраиваться. Потом даже попытались объединить людей… Знаешь, сигнал посылали по рации.
– Когда? – удивился я. Меня это удивило, потому что эфир всё время был пустой. У Миши было маленькое радио, которое я слушал каждый день, но кроме сообщений из самой Остании там ничего не было.
– Не помню точно. Да и сейчас разве скажешь, когда это точно было? Недели, месяцы – всё потеряно… Было жарко – это точно. Наверное, середина лета.
– Но я вас не слышал…
– Правильно. Мы ведь посылали сигнал на коротких волнах. В пределах нескольких десятков километров. По крайней мере, так Дима говорил – это он всем занимался. Связист…
– А что потом?
Мы уже поднимались по лестнице. После темноты подвала серое утро казалось нереально ярким. Пришлось прикрывать глаза.
– Потом?.. – вздохнул Паша. – То же, что и обычно. Люди не меняются, знаешь? Если бы дали возможность вернуться – никогда не согласился на это. Но, с другой стороны, скольким мы помогли… В общем, всё, по началу, было хорошо. Медленно, но люди к нам приходили. Я и не заметил, как нас уже стало около сорока человек. А ведь было всего пятеро. Даже месяц назад нас было ещё двадцать человек. А сейчас, вот, осталось четыре… Ещё до начала зимы, вроде, пришёл к нам один парень. Лысый, с татуировкой дракона на голове. Попросился к нам. Сказал, что выживал в Кантере, и услышал недавно сигнал. Никто его не заподозрил – а как бы мы это сделали? Правда, Никита сказал, что он какой-то странный, но я не придал этому значение. А через несколько дней к нам пришли они… Целая группа. Человек пятнадцать. Все вооружены. На машинах. И… – Паша остановился у окна и замолчал.
– Можешь не продолжать. Я всё понимаю, – я встал рядом.