Ему казалось, что он находится в самых отдалённых глубинах тёмной бездны, барражируя между жизнью и смертью. Иногда это тёмное, окутывающее и обволакивающее пространство, в котором он пребывал, взрывалось яркими багрово-лиловыми сполохами, приводя его в ужас и восторг одновременно. Когда всполохи затухали, он вновь погружался в состояние приятного спокойствия, сопровождавшееся каким-то странным, до этого ему не известным ощущением отрешённости. Он не знал: где он, кто он, и что с ним произошло и продолжает происходить, – и это нисколько его не волновало и тем более не интересовало в данную секунду.
Со временем сполохи стали появляться всё чаще. Сперва он реагировал на них также: с трепетом и восхищением, – но затем обратил внимание на некую закономерность в промежутках между их появлением, от которой ему стало страшно и неуютно. Промежутки между вспышками учащались и всё больше походили на некую пульсацию. И чем чаще была эта пульсация, тем сильнее в нём нарастало ощущение тревоги и дискомфорта.
Когда пульсация стала непрекращающейся, ощущение отрешённости пропало, а ему на смену пришло неприятное чувство тяжести собственного тела, размеры и массу которого, он скорее осознал, нежели почувствовал. Сделав вдох, он ощутил, как плотный, словно вода, воздух проник вовнутрь его тела. Лёгкие, мгновенно отбросив лишние примеси, выделили из этой плотности кислород и отправили его в кровь. Сердце мощным толчком погнало кровь, обогащённую кислородом, по венам к головному мозгу. Когда клетки головного мозга вдоволь насытились кислородом, его сознание окончательно вырвалось из странного для него мира и вернулось в грубую действительность.
Осознание того, кто он, и что с ним произошло, хлынуло на него потоком холодной воды, мгновенно вынув из памяти и кинув в воображение картины случившегося. Боясь поднять веки, под которыми беспорядочно бегали глазные яблоки, он аккуратно пошевелил сначала руками, а затем ногами. Странно, сильной боли, в переломанных и изувеченных сильным ударом конечностях, он не почувствовал, но ощутил, что они еле шевелятся, словно бы одеревенев от сильного мороза. «Наверное, действие наркоза ослабло, – подумал он, – и я очнулся на операционном столе во время, или уже после операции. Боль какая-то тупая, далёкая, или приглушённая, не знаю, как правильно сформулировать?»
Набравшись смелости, он открыл глаза. В помещении было темно и безумно холодно. Уловив боковым зрением свет, он хотел повернуть голову в направлении его источника, но ощутил, что она, как будто бы вросла в поверхность, на которой покоилась. Не поворачивая головы, он скосил взгляд в сторону источника света и увидел огромный зев оконного проёма, в который на него смотрел бледный диск луны. «Судя по тому, как здесь холодно, я нахожусь в морге. Странно, всегда думал, что холодильники в моргах расположены в подвальных помещениях, где нет окон, – испуганно подумал он про себя, заворожённо смотря на оконный проём, в котором, как ему показалось, отсутствовал стеклопакет. – К тому же, если я жив, почему тогда я нахожусь в морге, да ещё и в холодильнике? Ничего не понимаю? Бред какой-то!»
Он попытался встать, но почувствовав сильную боль, которая резко прострелила всё его тело, охнул и лёг обратно, стараясь, не шевелиться, чтобы она поскорее прошла. Когда боль немного утихла, он решил позвать на помощь:
– Помогите… кто-нибудь… – еле выговорил он, не узнав своего голоса.
По горлу, словно бы прошлись наждачной бумагой. Понимая, что его вряд ли кто-то услышит, потому что он не в состоянии, не то чтобы крикнуть, но даже тихо говорить, он решил преодолеть болевой порог и встать, иначе он здесь замёрзнет. Более не в состоянии терпеть холод, от которого тело начало бить сильной дрожью, он собрался с силами и начал вставать. Не смотря на то, что от сильного холода всё тело закоченело, как от местной анестезии, боль была настолько невыносимой, что он, застонав, свалился с кушетки на пол, ударился головой и потерял сознание.
Прейдя в себя, он открыл глаза, чувствуя, как боль, отступая, покидает его тело, но на её место приходит невыносимый холод. Кое-как поднявшись, он, шатаясь из стороны в сторону, подошёл к окну. Ему не показалось, оконной рамы и стеклопакета не было. Просто огромная дыра, через которую с улицы в помещение, где он очнулся, втягивало холодный морозный воздух. Бросив, быстрый взгляд на улицу, он увидел, что за окном земля белеет, от лежащего на ней снежного покрова, который хорошо было видно под бледным лунным светом. Более не в состоянии терпеть холодный морозный воздух, пронизывающий его насквозь, он отпрянул от проёма, чувствуя, как его промёрзшее до костей тело, уже не просто бьёт сильной дрожью, а сотрясает.
– Го… Гос… Господи, где я? – еле выговорил он, трясущимися губами. – Я чт… то в ад по… пал?
Он оглядел помещение, в котором находился. Кроме дыры вместо окна и стен с отбитой плиткой, единственное, что бросалось в глаза – это кушетка, на которой он лежал. С противоположной от окна стороны он увидел, темнеющий провал дверного проёма, и направился к нему. Выйдя из помещения, он оказался в тёмном коридоре. Посмотрев по сторонам, он наугад выбрал направление и пошёл по коридору.
Коридор был завален строительным мусором. Около стен было навалено огромное количество мешков, которые распирало от содержимого внутри них. С потолка свисали клубки проводов, напоминающие в полумраке паутину. Под ногами хрустели осколки битого кафеля, плитки и стекла, возможно, чего-то ещё, было трудно разглядеть в сумерках, от падающего в коридор лунного света, из многочисленных дверных проёмов. Он заглядывал почти в каждый из них, как с одной стороны коридорной стены, так и с другой, и везде видел одну и ту же картину – разруху и горы строительного мусора.
Дойдя до широкого проёма в стене, он заглянул в него, и увидел лестничный марш, спускающийся вниз, и поднимающийся вверх. «Нужно спускаться вниз, – подумал он, смотря на лестницу, – и выбираться из этого бедлама, иначе я здесь окочурюсь. Не может быть, чтобы здесь никого не было». Перед тем, как выйти из коридора, он обратил внимание на табличку, закреплённую на стене, и каким-то чудом уцелевшую в этом бардаке, на которой было написано «Центральная городская больница. Хирургия. Реанимационное отделение». Прочитав надпись на табличке, он на время, забыв о сильном холоде и боли, мучавших его несчастное тело, задумался.
«Господи, что произошло с больницей?! Почему здесь всё разрушено?! – подумал он. – А главное – как я смог выжить после такого сильного лобового столкновения?! Ведь на мне ни царапинки, а после такой аварии руки и ноги должно наизнанку вывернуть! Я помню, как мучился после первой аварии, когда срастались переломы, и я заново учился ходить! Что вообще происходит?! Почему опять море вопросов, на которые я не в состоянии не то чтобы ответить, а даже не в состоянии предположить, хоть какие-то здравые и логичные ответы?! Когда же это всё закончится?! Мне даже кто-то или что-то умереть спокойно не дают! Нужно выбираться отсюда и искать людей, только они смогут помочь мне не замёрзнуть, и пояснить что происходит!»
Он помнил, что хирургия в центральной больнице города находится на пятом этаже. Достаточно было спуститься по лестнице в просторный холл, расположенный на первом этаже, а из него выйти на улицу, но, когда он спустился на четвёртый этаж, его взору предстала страшная картина. Вместо лестничного марша, ведущего на нижние этажи, зиял огромный провал. В темноте не было видно, какова его глубина, поэтому он сразу же понял, что нужно искать другой способ, чтобы спуститься. «Есть ещё один лестничный марш для эвакуации, при чрезвычайных ситуациях, – мелькнула у него мысль в голове, – нужно только вспомнить с какой стороны коридора он находится, чтобы не бродить туда-сюда лишний раз. Я от холода уже еле-еле руками и ногами перебираю, про пальцы можно даже не вспоминать, их как будто бы нет». Визуально прикинув в голове план больничного здания, он сообразил, где находится запасной эвакуационный выход, после чего вошёл в коридор четвёртого этажа. Здесь, так же, как и этажом выше царила полная разруха. Быстро оглядевшись, он пошёл по коридору в нужную ему сторону.
Каждый шаг давался ему с большим трудом, потому что ступни замёрзли настолько сильно, что он уже практически не чувствовал скрюченные холодом пальцы ног, которые ломило от мороза, непрекращающейся болью. Руки, со сжатыми в кулак кистями, он прижал к груди, стараясь тем самым, хоть как-то сохранить остатки тепла внутри тела, которые таяли с каждой секундой, как кусок рафинада в стакане с горячим чаем. Про гениталии он уже не думал, там и без его участия всё сначала скукожилось, а затем втянулось с такой силой, что уже было и не понять с первого взгляда принадлежность к полу. Тело сотрясало и било, сильной непрекращающейся дрожью. Лицо стянуло от мороза. Дыхание вырывалось изо рта с сильными сипами. Из-за сухого морозного воздуха, без конца мучал надсадный кашель. Голова кружилась от слишком частого дыхания. Ему хотелось упасть и умереть, но животный инстинкт сохранения жизни заставлял его двигаться вперёд.
Кое-как доковыляв до конца коридора, он, кинув взгляд на то место, где должен был находиться дверной проём, ведущий на запасной лестничный марш, чуть не взвыл от разочарования. Проём был завален от пола до потолка строительным мусором. Подойдя ближе, он попытался его разгрести, но мгновенно понял, что это бесполезно. «Что же делать?!» – подумал он обречённо. Во время сильного переохлаждения человеческий организм всеми возможными силами пытается сохранить главные жизненные органы, поэтому гонит кровь со всех уголков тела к головному мозгу. Именно поэтому конечности замерзают в первую очередь, а при отсутствии головного убора на сильном морозе, вне зависимости от того, как тепло одет человек, ему кажется, что он мёрзнет.
Сейчас, не смотря на то, что его тело промёрзло до костей и страдало от нехватки тепла, мозг работал чётко, стараясь, выдавать максимум, в сложившейся ситуации. «Хорошо! – подумал он. – Воспользуемся пожарной лестницей. Надеюсь, она на месте». Подойдя к окну, он высунулся из него и заглянул в бок от проёма. Увидев пожарную лестницу там, где она должна быть. Он вздохнул с облегчением. Подавив очередной приступ кашля, он с трудом влез на подоконник и попытался дотянуться до перекладины. Ему не хватало каких-то пары сантиметров. Если бы он не был настолько физически истощён, он бы с лёгкостью прыгнул с подоконника и зацепился руками за лестницу, но он даже не думал об этом, потому что знал, что мгновенно упадёт и разобьётся.
Встав на колени, он с трудом разжал, одеревеневшие пальцы, чувствуя, как по рукам от кончиков пальцев до плеча стегнуло неприятной болью.
– М-м-м! – промычал он, реагируя на боль в конечностях.
Дождавшись, когда боль немного стихнет, он зацепился пальцами одной руки за выступ проёма внутри здания, а второй потянулся к лестнице. Когда рука коснулась перекладины, ему показалось, что он опустил её в крутой кипяток. Так её сильно ожгло о промёрзший металл. Борясь с сильным желанием, отдёрнуть руку, он, как можно быстрее расцепил пальцы второй руки и перебросил её к лестнице, стараясь, схватиться за перекладину.
Когда обе руки оказались на перекладине, тело по инерции сползло с подоконника и повисло на пожарной лестнице, на высоте четвёртого этажа. Превозмогая нестерпимую боль в кистях, он кое-как нащупал ногами опору и встал на перекладину, высвободив руку. Забросив одну руку за перекладину, он, повиснув на её сгибе в районе локтя, быстро поднёс ладони к лицу и стал выдыхать на них тёплый воздух изо рта, стараясь, хоть немного согреть пальцы и ладони. Пока он пытался согреть руки, боль в ступнях стала невыносимой. Переминаясь с одной ноги на другую, он отметил для себя, что долго он так не продержится и нужно, как можно быстрее спускаться вниз, иначе он упадёт.
Скуля, как раненый зверь, он, изнемогая от сильной усталости и боли в конечностях, старался, как можно быстрее и в тоже время аккуратнее, спускаться по лестнице вниз. Каждый раз, меняя очередную лестничную перекладину, он чувствовал, как кожа рук сперва прилипала к ней, а затем, отделяясь от ладони, оставалась на ней. Пальцы, которые от обморожения опухли и стали похожи на варёные сардельки, уже не сгибались, поэтому он цеплялся за перекладины с большим трудом. О ногах, которые он уже не чувствовал, он старался не думать, опираясь на них, как на деревянные костыли.
Когда до земли оставалось совсем немного, снежный покров уже белел у него перед глазами, он оступился, промахнувшись ногой мимо перекладины, потерял равновесие и, не успев, схватиться рукой за лестницу, полетел вниз. Хоть высота была и небольшой, а снежный покров толстым удар был ощутимым. С большим трудом удержав сознание от того, чтобы оно не провалилось в беспамятство, он тяжело поднялся и, шатаясь из стороны в сторону, побрёл в сторону центрального входа в здание больницы.
Зайдя за угол, он увидел, что в небольшом здании контрольно-пропускного пункта на въезде на территорию больницы, горит свет. Глубоко в душе обрадовавшись и похвалив себя за то, что не сдался, он собрал все оставшиеся у него силы и побрёл в сторону КПП, разгребая ногами сугробы перед собой. Дойдя до КПП из последних сил, он, ввалившись в дверь, увидел испуганное лицо незнакомого ему мужчины и хотел сказать, что ему нужна помощь, но вместо слов из горла вырвался внутриутробный безобразный звук, после чего он потерял сознание.
Когда сознание привело его в чувства, он ощутил сильный жар. Тело полыхало настолько сильно, что ему казалось, его как будто бы бросили в огонь. Глазные яблоки горели под тонкой оболочкой век. В уголках глаз скапливались слёзы. На грудь словно бы водрузили массивную наковальню, по которой беспрерывно стучали огромными молотами. Каждый вдох и выдох давались с большим трудом. Воздух с хрипом и сипом вырывался изо рта.
Он попытался пошевелиться, но ощутив сильнейшую слабость в теле, и простреливающую боль в спине, примерно в области лёгких, замер, ожидая, когда боль отпустит. Из-за того, что он дышал ртом, в горле пересохло, а в ротовой полости скопилась противная вязкая слюна. Попытавшись, сглотнуть, он ощутил, как по горлу, как будто бы прошлись наждачной бумагой. Услышав рядом с собой голоса, он хотел попросить воды, но всё, что смог выдавить из себя это нечленораздельное мычание.
– Мы-м-м.
– Уважаемый, вы точно вызвали «Скорую»? – спросил грубый мужской голос, скорее всего принадлежавший молодому и крепкому, пышущему здоровьем мужчине. – Что-то их долго нет?
– Конечно же, я в неотложку в первую очередь позвонил, – ответил второй голос, судя по звуковой окраске, принадлежавший мужчине преклонного возраста, – а только потом уже к вам.
– Странно, что их до сих пор нет?
– Может быть, где-то застряли по дороге? – с горечью в голосе предположил пожилой. – Вон сколько снега навалило, когда последний раз такое было? Я уже и не вспомню.
– Да, насыпало хорошенько, – согласился молодой. – Да и морозы в этом году, как никогда. Термометр за двадцатку перевалил. Я признаться, ещё ни разу не видел таких морозов у нас на юге. Обычно зимы: тёплые, влажные, слякотные.
– И не говорите, – согласился пожилой, – сам всю жизнь прожил на юге и не припомню таких морозов. Эх, точно фруктовые помёрзнут в этом году, да и не только. Мы с женой в этом году на даче новый сорт винограда посадили, так сказать экспериментальный…
Молодой перебил, не желая, слушать про фруктово-ягодные культуры:
– Так вы говорите, что он так и пришёл к вам? Голый?
– Всё верно! – ответил пожилой, забыв про виноград. – Я только зашёл в помещение после обхода. Промёрз до костей. Решил согреться и попить чайку. Только поставил чайник, как слышу, дверь скрипит за спиной. У меня от страха, чуть душа не ушла в пятки. Глядь, а в дверях мужчина стоит, в чём мать родила. Я даже спросить у него ничего не успел, как он упал без сознания прямо там, где стоял.
– Угу, – буркнул молодой, после чего добавил. – Ещё один момент, который меня заинтересовал в вашем рассказе. Вы утверждаете, что он пришёл со стороны центрального здания. Как вы это определили?
Пожилой ответил сразу же, как будто ждал именно этого вопроса:
– Всё очень просто. Когда я перенёс своего нежданного гостя на лежак и укрыл одеялом, я сразу же позвонил в «Скорую» и полицию. Понимая, что более я ему ничем помочь не смогу, я вышел на улицу, чтобы осмотреться. Ну, вы понимаете, о чём я говор. Вдруг он был не один, либо…
Молодой вновь с нетерпением перебил:
– Я понимаю, что вы имеете в виду, прошу вас, ближе к делу.
– Да-да, извините, просто со мной впервые подобное, поэтому я немного волнуюсь, – спохватился пожилой, оправдываясь. – Так вот, когда я вышел на улицу, я увидел его следы в сугробе. Эти следы привели меня к пожарной лестнице с торца главного здания бывшей больницы.
Пожилой замолчал, видимо в ожидании, пока молодой «переварит» сказанное им. После паузы, молодой задал очередной вопрос:
– А других следов вы не видели: человеческих или автомобильных? Может быть, просто не обратили внимания? Не мог же он просто так с луны свалиться?
– Нет-нет, что вы?! Я сам был в недоумении, ведь получается, что он спустился по лестнице из главного здания, а как попал туда, ума не приложу. Я несколько раз вокруг здания обошёл, тщательно высматривая следы, а также выходил через КПП на дорогу. Их не было! Клянусь вам, что других следов, окромя тех. Что у лестницы не было!
– Других следов не было, – задумчивым тоном повторил молодой.
– А самое интересное, – не унимался пожилой, войдя в азарт, – ведь только сегодня ещё в здании строители работали, а когда ушли, снежок обильно выпал и все их следочки присыпал. Вот как он оказался там, да ещё и на верхних этажах? Лестничного марша ведь нет, он ещё в прошлом году обвалился! Компания, почему и наняла сторожей, чтобы безмозглая молодёжь, ищущая на одно место приключений, не покалечилась здесь. До этого здесь целые собрания устраивали, пока мы их не стали гонять.
– Да уж, – сказал, соглашаясь молодой, – бред какой-то.
– Вот и я так же подумал, когда ходил вокруг здания, – поддакнул пожилой.
– Скажите, а может быть он из числа рабочих, – спросил с надеждой молодой, – которых согнали сюда на стройку века? Сдалась нашей администрации эта развалюха. Столько лет стояла, никому не нужная, а тут вдруг бросились марафет наводить, как будто других дел и объектов мало. Вон парк в центре города до сих пор до ума довести не могут.
– Нет, исключено по нескольким причинам, – категорично ответил пожилой, проигнорировав замечание молодого в адрес городской администрации. – Во-первых, я знаю всех работников в лицо. Их на самом деле не так уж и много, как многие полагают. А во-вторых, если бы взяли новенького, после трудоустройства и оформления его пропуск с фотографией находился бы на проходной, то есть у меня. Я вам ещё раз повторяю, что вижу этого мужчину впервые.
– Может у вас здесь неофициально люди подрабатывают, например: без трудовой или эмигранты?
– Исключено! Строительная компания серьёзная, давно на рынке, её объекты во многих городах страны стоят. Берегут репутацию!
– Понятно, – со вздохом сказал молодой, а после добавил озадаченным тоном, – что ничего не понятно.
Более не в состоянии слушать догадки незнакомых ему людей и терпеть жажду, которая сильно мучила его пересохшее горло, он кое-как облизал, потрескавшиеся губы и застонал, стараясь, привлечь к себе внимание:
– А-а-ах…
– Вроде бы приходит в себя? – неуверенно сказал пожилой.
– Скорее всего, доходит, – возразил молодой, – вы посмотрите, как он весь горит. На него можно джезву ставить и кофе варить. Где же этих коновалов черти носят? Пока приедут, у него кровь свернётся от жара.
В этот момент вдалеке послышался приглушенный вой сирены кареты «Скорой помощи».
– А вот и неотложка, – с радостью сказал пожилой, – пойду встречу.
Он попытался открыть глаза, но мгновенно почувствовав головокружение и дурноту, провалился в беспамятство.
Сквозь беспамятство, которое понемногу уходило на второй план, он услышал голоса, доносившиеся до него так, как если бы это было эхо в туннеле. Боясь, пошевелиться, он отметил, что дышать стало немного комфортнее, хотя тяжесть в груди и боль в районе лёгких, по-прежнему сохранялись. Неприятная сухость во рту пропала, а жар, как ему показалось совсем немного, но спал, потому что глаза, хоть и жгло, как прежде, но не с такой силой.
– Пульс? – услышал он мужской голос рядом.
– Сто тридцать, – ответил ему женский голос.
– Температура?
– Высокая.
– Я знаю, что высокая, – раздражённо сказал мужчина, – Сколько? Мне нужно отобразить значение в документах.
– Сорок и восемь.
– Многовато. Срочно делайте ему лошадиную дозу жаропонижающего.
– Уже.
– Отлично. И увеличьте подачу кислорода, судя по тому, как он тяжело дышит у него двухстороннее воспаление лёгких. Вовремя мы, ещё чуть-чуть и он сгорел бы.
Ещё один мужской голос, раздавшийся, как ему показалось у него за спиной, оправдываясь, сказал:
– Да вы видели, что на дорогах творится из-за этого снегопада. И это, не смотря на то, что всю снегоуборочную технику выгнали на борьбу со стихией. Нет, не приспособлен наш город к такой погоде. Я и так летел сюда, как мог.
– Саныч, да ты красава, – сказал мужской голос рядом с ним. – Шумахер по сравнению с тобой мальчонка, нервно курящий в сторонке с рулём от катка. Если бы не ты, у этого нудиста кровь бы закипела.
Саныч, польщённый похвалой в свой адрес, уже совершенно другим, более важным голосом сказал:
– Мне коллега из полиции сказал, что он так и пришёл к сторожу, как говорится, в чём мать родила.
– А-абалдеть! – раздался удивлённый женский голос около его уха. – На улице мороз уже за минус двадцать перевалил. Бедный! Наверное, его ограбили.
– Ага, – скептически сказал мужчина рядом, – и для забавы решили раздеть его догола и привезти к зданию бывшей центральной городской больницы. Это уже не грабители получается, а маньяки-извращенцы какие-то.
– Да ну, бред какой-то! – сказал Саныч. – Скорее всего, нажрался, как свинья до чёртиков в глазах, вот у него кукуха и поехала. Возможно, что этот морж из числа работяг, которые недавно приступили к восстановлению и ремонту здания бывшей больницы. Я слышал, что туда кого попало набирают.
– Логично, – согласился мужской голос рядом с ним.
– А может быть, он стал жертвой бандитских разборок? – предположил женский голос, воображение которой разыгралось не на шутку. – Я недавно смотрела одно видео в инете про банды, орудовавшие в девяностые годы прошлого столетия. Так вот там показывали подобные случаи расправы с теми, кто встал на пути преступной деятельности этих банд. Как раз в таких вот безлюдных местах и в такое же тёмное время суток…
Саныч и парень, сидящий рядом с ним, не дав договорить девушке, громко расхохотались.
– Ты слышал, Макс, что интернет с людьми делает? Поколение тиктокеров! Ха-ха-ха! – сказал, судя по голосу Саныч, после чего, удовлетворённый своей колкостью в адрес девушки, захохотал ещё сильнее и громче.
– Да, Катюха, – сказал фельдшер, сидевший рядом с ним, которого Саныч назвал Максом, – ты другой раз такое отчебучишь, что хоть стой, хоть падай. Да какие бандитские разборки? Алкаш, которому белочка села на плечо, после того, как он перепёлку поймал.
– Да ну, вас обоих! – обиженно сказала Катюха. – Сколько с вами езжу, все у вас либо алкаши, либо наркоманы. По себе людей не судят, или вы у него уже анализ мочи взяли? И когда успели, я вроде бы не отлучалась?
– Да здесь и без анализа видно, что он алкаш и дебил, – авторитетно и категорично заявил Макс. – У него на лице всё написано. Я не первый год на «Скорой» работаю и таких кадров с сорока семью хромосомами сразу вижу. Скажи мне, нормальный человек будет в двадцатиградусный мороз с голой жопой по заброшенной стройке бегать? Вот и я думаю, что не будет! В такую погоду нормальные люди дома сидят, телевизер смотрють.
Чувствуя, как грудь, как будто бы вставили в огромные мощные тиски и сдавили со всей силы, а также нестерпимую боль в области лёгких, он застонал.
– Катюх, – сказал Макс, – добавь ему слегка кислорода, а то, что-то он совсем плох. Только смотри без фанатизма.
– Разберусь, – обиженным голосом сказала Катюха.
Почувствовав, как от прилива большой порции кислорода у него закружилась голова, он вновь провалился в беспамятство.
Он очнулся от сильного крика, который звоном отдавался у него в ушах, и сразу же ощутил сильный жар. Во всём теле была настолько сильная слабость, что он даже не мог пошевелить пальцами или губами. По телу растекалась неприятная боль, которая была особенно сильной и невыносимой в спине, там, где находились лёгкие.
– У нас вновь поступивший! – пронзительно закричал женский голос. – Сильное переохлаждение, обморожение конечностей, двустороннее воспаление лёгких! Врач его уже осмотрел, поэтому везите его на рентген, а затем в реанимацию!
Он почувствовал, ка его взяли и переложили на каталку, словно мешок с картошкой в багажник автомобиля. При этом боль стегнула в лёгкие с такой силой, что он застонал:
– А-а-ах…
Он ощутил, как его сначала повезли по бесконечно длинному коридору, а затем, когда каталка остановилась, ощущение движения вперёд сменилось ощущением подъёма вверх. Затем вновь был бесконечный коридор. Каталку при движении трясло, и эта тряска отдавалась болью в спине. Когда его вновь переложили, он, почувствовав резкую боль вновь застонал:
– А-а-ах…
– Он в сознании, – сказал приятный мужской голос, – попытайтесь узнать у него имя и фамилию, потому что после рентгена ему введут большую дозу обезболивающего, и он отключится. А в себя придёт не скоро.
– Если вообще придёт? – с сомнением сказал женский голос рядом.
– Ну-ну, – строго с укором сказал мужчина, – мы таких безнадёжных с того света возвращали в нашем отделении, а тут ничего серьёзного. Да и видно, что мужчина крепкий. Выкарабкается.
После короткой паузы, он ощутил слабое дыхание на своём лице и сладкий запах духов, а затем бархатный женский голос спросил:
– Мужчина, вы меня слышите? Постарайтесь назвать своё имя и фамилию.
Ему очень сильно хотелось потерять сознание, погрузившись в мир спокойного беспамятства и безразличия, в котором он находился до того, как очнулся в развалинах бывшей городской больницы. К тому же боль и жар становились просто невыносимыми. Собрав все силы, которые у него остались, он еле-еле произнёс:
– Савин…
– Сафин? – переспросила женщина.
– Савин, – с трудом повторил он, чувствуя, как начинает терять сознание.
– Мужчина! Мужчина! – позвала женщина, хлопая ему ладошками по щекам. – Не теряйте сознание! Потерпите! Я вас поняла! Через «в»! Савин! Имя?! Постарайтесь назвать имя!
– Слава…
– Слава?! Вячеслав?! Вячеслав Савин?!
– Угу, – утвердительно промычал он и провалился в пустоту, чувствуя, как его сознание погружается в бездонную тёмную бездну, где ему до этого было хорошо и спокойно.