– Значит так, – спустя час катания по городу Стёпа оборачивается к нам. – Вы понимаете, что сегодня вы совершили преступление?
Я к тому моменту совершенно выжат. У меня не осталось ни одного целого нерва. Я нахожусь в той степени отрешённого безразличия к своей судьбе, что никак не реагирую на его вопрос. Я просто слежу за огоньками фонарей, проплывающих мимо.
Кирюша – ближе к реальности.
– Это как? – не понял он.
– А очень просто. Сегодня вы в составе группы, угрожая оружием, вымогали деньги у потерпевших – меня и моей девушки. Это называется "разбой", – объяснил Стёпа. – До десяти лет строгого режима.
– Но мы не вымога… – начал Кирилл.
– Да-а? А кто требовал бабки на ремонт машины?
– Но оружие не настоящее! – восклицает Кирюша.
– Без разницы. В протоколах пишут "предмет, похожий на оружие". Для суда главное, чтобы потерпевшие воспринимали угрозу реально, – весомо заключил Стёпа.
Стёпа меньше всего сейчас походил на потерпевшего. Он вырулил с дублёра и заехал в какой-то двор. Припарковался у гаража. Выключил двигатель. Я был занят тем, что прокручивал в голове перспективы на ближайшие годы. Очень хотелось ссать. Светлые пятна фонарей с трассы сменились чёрными пятнами теней во дворе.
– Но есть один вариант. Если вы будете делать строго то, что я скажу, у вас появится шанс пойти с утра в универ, а не на допрос, – продолжал Стёпа. – Сейчас сюда приедет отец Марка. Мы с ним поговорим, и по результатам разговора я дам вам дальнейшие указания. А вы тихо сидите в машине. Договорились?
Какие у нас были варианты? Разумеется, мы договорились.
Сколько-то времени спустя, может, час, может, два, Стёпа вышел из-за гаражей, помахивая ключами от "порша". Уже светало. Я был на грани нервного обморока. Я уже вспомнил всё, что читал про жизнь на зоне, чтобы быть хоть чуточку подготовленным.
Стёпа открыл дверь.
– Ну всё, – сказал Стёпа. – Вылезайте.
Он снял с нас наручники, вызвал нам такси, а сам сел в "порш" и укатил куда-то в глубину дворов.
С Марком мы увиделись через неделю, когда он после больнички зашел в аудиторию и привычным движением бросил сумку на парту. Он был подавлен и тих, и наотрез отказался сообщить, о чем его отец говорил со Стёпой. Из универа он еще целый месяц уезжал на автобусе, пока батя не оттаял и не купил ему новую машину. Только на выпускном, в каком-то клубе, набухавшийся до чёртиков Кирюша по секрету рассказал мне, на какую сумму похудел кошелек отца Марка в ту ночь.
– Они как мировое соглашение оформили… компенсация… – сообщил Кирюша перед тем, как уронить голову между стаканов.
…Никому я про этот случай не рассказывал. Сейчас, спустя курсы переквалификации на юрфаке, год службы в вооружённых силах и практику в райотделе, мне по-прежнему стыдно перед женой Степан Борисыча. Мы с ним редко вспоминаем ту историю. Иногда, в сильном подпитии, Стёпа вспоминает, как купил квартиру после той истории, и подкалывает меня, что я ссыкло и задами сбежал с парковки той многоснежной ночью.