Павел Дмитриев
Как осознать себя? Россия: вера, народ, судьба
По благословению
Архиепископа Брюссельского и Бельгийского СИМОНА
1. История и народный характер
Народности, национальности суть органы человечества, посредством которых заключающаяся в нем идея достигает в пространстве и во времени, возможного разнообразия, возможной многосторонности осуществления…
Н. Я. Данилевский
С христианской точки зрения, человеческую историю можно рассматривать как путь познания народами истинного Бога, Троицы Единосущной и Нераздельной.
Путь русского народа к такому познанию был неблизким.
Проходя период языческого многобожия, русские выживали, проявляя поистине стоическую силу духа. Небольшой, живущий еще в родоплеменной организации русский народ, Божией волею поставленный на историческом пути степных кочевников, не имея регулярной армии, крепостей и других признаков мощной обороны от многовекового нашествия, разорения и грабежей, тем не менее – не слабел, под прессом степи возрастал так, что со временем сам покорил степную вольницу. А тем временем под натиском тех же врагов пали как первый, так и второй Рим.
Если задаться вопросом о том, как история формирует народный характер, то нельзя не учесть, что любой процесс не бесконечен и имеет свое отведенное ему время. Ведь характер не формируется всю жизнь. Он есть то, что проявляется в поведении, а применительно к народам – проявляется в их истории. В русской истории нередко проявлен парадоксальный факт: погибая, народ обретает в себе силы выжить. Неслучайно принято говорить, что русский народ, подойдя к краю пропасти, всегда находит в себе силы повернуть назад и так только сильнее становится.
Это свойство я бы назвал кризисным. Любой характер, даже самого правильно воспитанного, уравновешенного и сильного человека испытывает кризисы, порой даже, казалось бы, при внешне благоприятной обстановке. Ведь любой человек – еще и раб первородного греха, раб родительских грехов и своих собственных. И никакие внешне благоприятные обстоятельства внутренней гармонии ему никогда не дадут. То же и с народами. Бесы ждут таких кризисов. И насколько разумно человек будет себя вести при их наступлении, уменьшая последствия своих поступков, настолько быстро темные силы отступятся, понимая, что ситуация находится под контролем разума. Но если разум оставляет человека или народ, то последствия могут быть катастрофичными.
В. Кожинов в книге «Черносотенцы. Русский бунт» приводит свидетельство одного из русских генералов Белой армии: «…в шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова: “Перебив своих офицеров, такая-то часть передалась красным”. И не потому, – совершенно верно писал генерал, – что склонна к идеалам большевизма, а только потому, что не хотела служить… и в перемене положения… думала избавиться от всего неприятного» (с. 282).
Ведущим в этом мнении является словосочетание «не хотела служить». Ведущее оно потому, что отражает распад характера русского народа, который изначально воспринимал себя как народ-служаку, как состоящий на службе князя и царя в ежедневном ожидании набега степняков, как служащего в церкви Богу, усердно и спокойно готовя себя к Царствию Небесному, как служащего своим трудом своей семье и отечеству. Такое постоянное чувство общей опасности и долга, веками присутствовавшее у всего народа, сформировало характер, который определялся тем, что русский всегда ощущал себя на службе у Бога и царя и отечества.
Но не стало царя, и рухнула гармония представлений о мире. Не стало мира, в котором русские служили, сознательно неся тягло многих повинностей. Большевикам понадобилось несколько десятилетий упорной гипнотической пропаганды, чтобы восстановить хотя бы хрупкий баланс идей в народе. Хотя, по сути, большевизм, под соусом социализма, эксплуатировал дорогую сердцам русских идею защиты отечества. Эта идея помогла победить большевикам в Гражданской войне, так как Белая армия открыто опиралась на ресурсы иностранных держав и сотрудничала с интервентами при высадке англо-американского десанта в Мурманске в 1918 г., французского десанта в Одессе в 1919 г., японского – во Владивостоке. Эта же идея защиты отечества позволяла им держаться у власти четверть века до Второй мировой войны, так как происки английских лордов, японских милитаристов и прочей мировой буржуазии, направленные на страну Советов, идентифицировались русским народом, в первую очередь, как угроза отечеству, и уже в десятую очередь, как какие-то там буржуазные штучки. Собственно та же идея милитаризации для отражения предстоящей неизбежной американской агрессии позволяла коммунистам эффективно управлять русским народом еще полвека после Второй мировой. И как только идеологи правящей верхушки объявили, что угрозы больше нет и наступили мир и дружба с Америкой и Европой, так система СССР мгновенно распалась, потому что и держалась исключительно на напряжении русской привычки к самозащите.
Разум для русских – это не только рациональное предвидение последствий, но, прежде всего, хранение веры, благодаря которой мы получали и получаем Божию помощь. И именно против веры, в ее церковное устроение направлен всегда основной удар темных сил. И если она поколеблена, то и мир колеблется.
В. Кожинов говорит о русском государстве, как идеократическом, что соответствует византийскому духу Православия. И как только идея – а в царской России, как и в Византии, это идея царской службы для охранения Божией веры и отечества, – как только рухнула эта государственная идея, понятная всему народу, так осталась только идея самозащиты, которая, вместе со страной, легко рушится, если, пусть даже для вида, заводится дружба с врагами.
История XX века показала, что русский народ, почти утратив веру, не стал самодеятельным населением, как европейцы или американцы. Потому как суета мелкого благоустройства, которой веками жили европейцы и которая невозможна была у нас на фоне непрерывных в течение почти тысячи лет набегов восточных народов и жестокого климата, не могла стать целью и смыслом нашей жизни. Русские, в постоянном состоянии войны, в противостоянии семимесячным зимам с немыслимыми для Европы низкими температурами, готовили себя для жизни вечной, и благоустройство временного земного мира не ставилось, да и не могло быть поставлено ими во главу угла.
Невозможно представить себе Илью Муромца бакалейщиком. Но возможно понять, что богатырь-воин со временем стал богатырем духа, уйдя в монастырь, как оно и произошло на самом деле. Так же невозможно представить себе великий народ, поделенный на кантоны, занятые благоустройством, озеленением, ночным освещением, асфальтированием и пр. и пр. Дело не в том, что все это не нужно. А в том, что все это составляет основное содержание государственной идеи европейца, американца. Даже великие воины – немцы – двигались на Восток, потому что им нужны были русские земли для конкретной экономической деятельности. Им нужны были малороссийские и украинские черноземы для сельского хозяйства, им нужны были славянские рабы для обрабатывания полей. Русские двигались на Запад исключительно в интересах самозащиты и только вкладывали собственные скудные средства в подчиненных европейцев. Достаточно вспомнить сытую жизнь поляков под русским владычеством в XIX веке и сытую, по сравнению с русскими, жизнь всей восточной Европы под крылом СССР в веке ХХ-ом. И невозможно даже себе представить, чтобы экономическое благоустройство, тем более за чужой счет, стало основным содержанием государственной идеи русских. Потому-то Запад и боится русских. Их некоммерческое поведение, в принципе, смертельно опасно для западной цивилизации. Если представить, что им заразится молодое поколение западных народов, то это будет поколение, возможно, готовое к принятию Православия.
Как следствие чуждой ментальности и, возможно, указанных опасений, нельзя не заметить скрытно агрессивную политику Запада по отношению к русским. Еще не дошло дело до насильственного рассеяния остатков непокорного народа по миру. Но природная строптивость русских, несомненно, уже в текущем веке даст повод и к такому действию Запада, если, конечно, русский духовный процесс не пойдет в обратную сторону, от вырождения государства к его возрождению.
История формирует народный характер. Но история – это не только история грехов человеческих, но и история борьбы человека с грехом. И каждый человек и каждый народ выбирают для себя свою судьбу.
1.1. Характер народа определяет его судьбу?
Посеешь характер – пожнешь судьбу.
Пословица
Характер народа определяет сферу его будущего, то есть объем и качество его интересов (целей) и, соответственно, духовные силы (ресурсы) для достижения этих целей.
Историческая роль русского народа – не рациональное и выверенное, «римское» движение, а страдательное, самоотверженное движение. Каждая победа ставила Россию перед лицом нового врага. Собственно – это имперская судьба, которую народ избрал не в колониальных интересах, как, например, англичане, а в целях самозащиты. Имперская судьба Московского царства конкретно проявилась уже в покорении Казани Иоанном Грозным, и в этом преобладал мотив самозащиты. Ведь после падения Казани были освобождены сотни тысяч русских рабов. А русские рабы были традиционным источником существования степных народов. Затем имперская судьба вела Россию до Тихого океана, но это было освоение нежилых территорий вечной мерзлоты, непроходимой тайги. Исследуя подобным образом отдаленные участки мира, те же англичане становились колонизаторами только густо населенных или климатически приемлемых земель. С населения можно было взять налоги, а из богатых земель извлечь пользу путем расселения на них излишка своего народа. То есть тот же характерный «римский» интерес. Конечно, подобный экономический интерес нельзя отрицать и в действиях русского государства. Но в нем преследуемая выгода соотносилась с выгодой, преследуемой теми же англичанами, как урожайность пшеницы в Англии и России. Ведь известно, что традиционно одно зерно в России давало 2, в лучшие годы 3 зерна. В Англии одно зерно давало 10 зерен. Также выгода, преследуемая Россией при освоении Сибири, соотносилась с выгодой, преследуемой англичанами при освоении Индии или Америки. То есть в значительной степени это имперское движение русских было экономически затратным, если не убыточным. Но в этом, фактически некоммерческом движении была духовная сила, результат воздействия которой очевидно компенсировал коммерческую нецелесообразность экономической стороны процесса. Результат взвешивался не только на весах казначейства, но и на весах духовных. Это – прежде всего – духовное провидение значения сибирских земель в жизни будущих русских поколений. Это – и духовная радость от несения слова Божия. Это – состояние нравственного комфорта от сознания праведности соделанного, независимо от степени выгодности. Русские – велики, когда заняты великими делами, а не торговлей. Но, выработав золото великих деяний, мы в других поколениях нередко меняем его на стеклянные бусы. По попущению Божьему, за маловерие и неверность.
«Россия составляет нацию и государство, великие по задаткам и средствам, но она окружена также великими опасностями. Она создана русскими и держится только русскими. Только русская сила приводит остальные племена к некоторой солидарности между собой и с Империей». «Как народ существенно государственный, русские не годятся для мелочной политической борьбы: они умеют вести политику оптом, а не в розницу… Не имея же центра единения, русский народ растеривается, и его начинают забивать партикуляристические народности». Так русский политик начала XX века Л. Тихомиров описал свойство русского характера, которое я выше назвал кризисным. Он, по существу, сказал, что кризисы русского народа – это кризисы его единения, это болезнь большой народной семьи, которая не становится смертельной, если у семьи есть глава и если семья, несмотря ни на какие кризисы веры и характера, сохраняет преданность главе.
Русский народ слаб в мелочах и процедурах. Как народ великий, он зачастую не понимает смысла в пустяках, на которых основана жизнь народов мелких, не ставящих во главу угла служение идее. Перенимая чужие процедуры этих мелких народов, русский народ зачастую становится беспомощным и растерянным, как богатырь, у которого отняли меч и заставляют нанизывать на нитку бисер.