Павел Барчук
Псионик
– Очень смешно. Подруга… – Ответил я ей, даже не заметив, что моя «р», наконец, прозвучала. Отчётливо и четко.
Просто в тот момент в моей голове роем клубились мысли. Совпадения, конечно, случаются. Всякие. Однако… Я точно знал, металлический лист полетел по моему желанию. Никакой ветер не смог бы его сдвинуть с места. Тем более, швырнуть на Жиртреста.
И вот тут – самый главный момент. Телекинез… Способность псиоников. Круто. Очень круто. Если бы не одно «но». Псионики – вне закона. Государство велит любому, кто заметит подобные проявления в своих близких, сразу же сообщить в полицию. Псионики неуправляемы. Они – сумасшедшие. Агрессивные сумасшедшие. Каждый псионик подлежит утилизации. За укрытие псионика – смертная казнь.
Кенгуру и сорванный урок
– Рубцов! Прием! Ты о чем думаешь, во время урока?!
Голос звучал далеко. Глухо. И мне на него было искренне плевать. Я бы, наверное, вообще не отреагировал, если бы не Настя. Ее рука скользнула к моему бедру и очень больно ущипнула. Даже сквозь ткань брюк почувствовал эту боль.
Я моргнул несколько раз, фокусируя свое внимание. Нельзя так глубоко уходить в собственные мысли, когда вокруг много посторонних.
Поднял взгляд и сразу же уткнулся им в недовольную женскую физиономию. Рядом с партой, опираясь о нее двумя руками, стояла Марина Леонидовна.
Она наклонилась ближе приличного, отчего ее лицо оказалось практически перед моим. При желании я, наверное, мог бы высунуть язык и коснуться им кончика ее носа.
– Ты слушаешь, вообще, о чем я говорю? – Поинтересовалась училка.
Она с интересом рассматривала меня. Опасная близость. Так Марина Леонидовна может заметить плавающие пятна в глазах. Самый первый внешний признак псионика. Я давно научился их прятать, но сейчас слишком погрузился в воспоминания и мог утратить контроль над телом.
– Он наверное думает, как бы пожрать. Вы же знаете этих заводских. Они все время думают о жратве.
Я обернулся в сторону мудака, говорившего всю эту чушь.
Никита Костырев. Тот самый Никита, по которому сохнет Настя. По нему сохнут все девчонки школы. Богатый, довольный жизнью, балагур и весельчак. Такую маску носит этот урод. На самом деле он – гнида. Как тот Жиртрест из моих воспоминаний…
Рядом с Костыревым сидела Лера. Все верно. Самые богатые, самые красивые, самые популярные. Король и Королева. Причем, они дружат даже не по желанию. Считают, так правильно. Их родители так хотят. И вообще, деньги к деньгам. Откуда я это знаю? Иногда ради интереса ловлю мысли. Мысли… Я машинально улыбнулся. Мысли – это слишком громко сказано. Они оба – отличники, но при этом удивительно ограниченные люди. Как вообще Настя может думать, будто я влюблен в Леру… Кроме смазливой физиономии у этой девки нет ничего. Ну, и, пожалуй, еще деньги. Много денег.
– Прекрати, Никита! – Настя тоже посмотрела на своего ненаглядного Золотого мальчика.
Самое интересное, она ведь на него не злится. Просто Насте не нравится, что предмет ее любви обижает меня. Это я знаю без чтения мыслей. Когда-то давно сам себе дал зарок, ни при каких условиях не ковыряться в голове подруги.
– Ой-ой-ой… простите. Я ранил его нежную душу. – Костырев поднял обе руки ладонями вперед и заржал. Удивительный придурок.
– Рубцов, еще раз спрашиваю. Ты слушаешь, что говорит учитель? – Марина Леонидовна наклонила голову к плечу, по-прежнему пялясь мне в лицо.
– Конечно! – Я усмехнулся. – Экология. Глобальное потепление. Цугцванг человечества. Для начала про то, почему цугцванг. Цугцвангом в шахматах называется такое положение, при котором любой следующий ход ухудшает положение походившего. Лучшей иллюстрацией поведения человечества на планете служит старый прикол: «Вопрос: Что бывает страшнее дурака? Ответ: Дурак с инициативой!»
Училка, оторопев, выпрямилась и сделала шаг назад. Я только что слово в слово повторил все, что она сказала за последние пять минут. Конечно, ни черта я не слушал. Мне не надо слушать. Просто прочел остаточные следы ее последних мыслей. Человек так устроен. Прежде чем произнести что-то вслух, он формирует этот текст в своей голове. Потом придает ему форму, но еще некоторое время в его мыслях остается сказанное.
– Тааак… Интересно… – Марина Леонидовна развернулась и пошла к доске. Мне невольно в этот момент вспомнились Настины слова. Двести лет прошло, а в космос никто не полетел… И доска у нас старая. Деревянная. На которой мы пишем мелом. Интересно, как сильно бы это удивило людей в прошлом?
– Что же ты думаешь по данному поводу? – Марина Леонидовна остановилась возле учительского стола и повернулась к классу лицом, оперевшись о стол бедром. – Давай… Озвучь нам свое мнение. Заодно посмотрим, как ты подготовился.
– Что думаю… – Я выбрался из-за парты и медленно двинулся к доске, при этом, с умным видом рассуждая на заданную тему. – Мы давно находимся в положении человека, стоящего на мине, которая работает на размыкание. Сто́ит поднять ногу – взорвется. В том положении, при котором лучшее, что можно сделать – ничего не делать. Прекрасно иллюстрирует способность и неуемную тягу решать проблемы – Австралия. Да, та самая. Которая сейчас полностью покрыта лесами. Хочу вспомнить некоторые поступки наших предшественников. До войны. Итак… Вот они привезли безобиднейших овец. Ну, какой вред от овцы? Однако овцам надо где-то пастись. Начали сводить леса. Свели. Что в итоге? На полях начали плодиться кенгуру, которые превратились в настоящее бедствие. Естественных врагов у них нет. Численность контролировалась исключительно кормовой базой. Им создали базу. Думали, что для себя… В итоге количество кенгуру перевалило за миллионы. Они сожрали все, что только можно сожрать. Что делать? Начали уничтожать кенгуру. Бесполезно. Счет упорно оставался за животными. К тому же люди додумались отстрелять всех Динго. Итог – бесконтрольное размножение кенгуру.
– Очень интересно… – Марина Леонидовна нахмурилась и с сомнением покосилась на свой стол.
Там лежал планшет с материалом сегодняшнего урока. И ни при каких условиях я не смог бы увидеть текст. Я же – человек, а не орел. Чтоб на таком большом расстоянии прочесть все, написанное в учительском конспекте. Но двигаясь между парт в сторону доски, я слово в слово говорил то, что собиралась сказать сама училка.
Рискованно? Возможно. Однако бывают моменты, в которые не могу держать свои порывы творить всякую ерунду, под контролем. Меня прикалывает реакция людей на то, что они не понимают. И вот сейчас Марина Леонидовна никак не могла понять, какого черта я рассказываю заготовленный ею материал.
– Рубцов… Ты хорошо подготовился к теме… К теме, которую еще вам не задавали… Достаточно. Можешь сесть обратно.
– Да, ну, что Вы? Еще не закончил. Итак… – Я дошел до первых парт, миновал их, развернулся к классу лицом и с насмешкой уставился на своих товарищей. Которые мне вообще не товарищи. Не считая Насти, конечно. – Следующим этапом катастрофы стали двенадцать пар кроликов. Потом это количество превратилось в двенадцать миллионов… Но мы начнем с отправной точки. Кролики жрали все, жили в норах, грызли корни. Так появилась эрозия почвы. Австралийцы жутко инициативные ребята. Решили, что все проблемы им по плечу. Начали строить ограждение. Так появился второй после Китайской стены по протяженности забор. Не помогло. Кролики продолжали плодиться. Специально для кроликов сделали биологическое оружие. Вирус миксоматоза. Города наводнили кролики-зомби. Обреченные подыхать и вонять. Частично они, конечно передохли. Выжило десять процентов кроликов. Но это уже были бессмертные мутанты, которых не берет ни один вирус.
– Рубцов! Достаточно! Что за… – Марина Леонидовна схватила планшет и принялась водить по нему пальцем, перечитывая свой же текст. Потом подняла голову, посмотрела прямо на меня. Да… Слово в слово. По-прежнему.
– Завезли лис и хорьков, чтобы они сожрали кроликов. – Я сделал вид, будто не понимаю ее взгляда и не слышу распоряжения заткнуться. – Лисы не настолько глупые, дабы гоняться за шустрыми кроликами, выкапывать их из нор… Они стали жрать тупых, доверчивых и медлительных местных сумчатых. Короче, ни кроликов, ни кенгуру не победили, а местной фауне, флоре, и почвам нанесли невосполнимый ущерб. И что дальше с этой проблемой делать, было совершенно непонятно. Следом завезли котиков. В надежде, что уж они точно сожрут кроликов. Но котикам стало неинтересно жить с человеком. Тем более, котики не настолько придурки, чтобы гоняться за шустрыми норными кроликами. Зачем? Когда на улице – сотни нелетающих, тупых и медленных птиц? Короче, количество котиков перевалило все за те же два миллиона и единственным вариантом сокращения поголовья стала очень сомнительная перспектива, что котики начнут дохнуть, когда доедят остатки местной живности и им нечего будет жрать.
– Рубцов! Достаточно! – Марина Леонидовна в сердцах швырнула планшет обратно на стол. – И после урока останешься со мной в классе. Нам предстоит серьезный разговор!
– Оооо… Так не интересно. – Никита сделал обиженное лицо. – Мы тоже хотим остаться после урока и послушать, о чем вы будете секретничать.
– Костырев! Ты вообще помолчал бы! – Училка явно «завелась».
Так понимаю, она решила, будто я взломал ее планшет и скачал оттуда весь сегодняшний урок. Чтоб сорвать его. Хороша версия. Она меня вполне устраивает. Если Марину Леонидовну окончательно накроет псих и она пожалуется директрисе, скажу именно это. Пусть наказывают за нарушение правил субординации.
Честно говоря, не боюсь, что моя тайна откроется. Я ее хорошо спрятал. Уже не боюсь. Сначала боялся. Даже не так… Сначала я просто не мог поверить. Во мне проявились способности псионика. Невозможно это. Неоткуда. Мой отец был обычным, простым человеком. Он служил на границе с Европейской автоономией, где благополучно отдал жизнь за сомнительные ценности этого нового, чтоб ему сдохнуть еще несколько раз, мира. Мать – всю жизнь работала на заводе по утилизации отходов. В нашем роду никогда, вообще никогда не рождались псионики. Даже если допустить, что способности удалось бы скрыть, ну уж близкие знали бы точно. Я сам прячу их семь лет, однако каждый день думаю, вдруг она поймет. Мать. Вдруг заметит. И тогда путь у нее лишь один – донести на собственного сына.
– А что Костырев? Вы же Рубцову приватную беседу назначили. – Придурок оглянулся на остальных одноклассников, – Ребят, кто хочет послушать страшные тайны Рубцова и Марины Леонидовны? Предлагаю проголосовать.
Естественно, первой рукой, взметнувшейся вверх, оказалась конечность самого Никиты.
Настя снова раздраженно оглянулась на своего любимчика. Потом посмотрела на меня. Прямо в глаза. Взгляд у нее был такой… Она словно мысленно спрашивала: Зачем? Что ты творишь, Боря? Перестань!
– Костырев! – Марина Леонидовна стукнула кулаком по столу. – Ты забываешься!
– Ой, да что Вы? – Никита, усмехнувшись, откинулся на спинку стула, руки сложил на груди. – Может, Вы забываетесь? На всякий случай, напомню. Мой отец – председатель попечительского совета. Школа у нас – частная. Муниципалитет оплачивает два места из жалости…
Костырев покосился на Настю. Поморщился. А потом добавил.
– Ну, еще потому, что кое-кто берет первые места на всех олимпиадах по всем возможным предметам. Ладно… Признаю. А вот Рубцов, уж извините, он – дебил. И я, например, хочу знать, о чем Вы будете с ним говорить. Он же что-то натворил. Так? А это опасная штука, когда всякие отбросы из заводского района что-то творят.
Марина Леонидовна возмущённо хватала воздух открытым ртом. Думаю, причина столь бурной реакции вовсе не в том, что меня назвали отбросами. Думаю, училку добило напоминание о реальном положении вещей. Она в школе – никто и звать ее никак. Если этот придурок Косырев нажалуется папочке, то Марину Леонидовну выкинут на улицу без малейших сомнений. А экология – далеко не самый востребованный предмет. Несмотря на то, что правительства всех стран топят за ее восстановление.
– Если вы закончили… хотелось бы продолжить… – Я все с таким же невозмутимым лицом рассматривал и училку, и одноклассников. На слова Никиты, само собой, никак не отреагировал. Привык к его нападкам. Да и плевать на этого мудака. Одноклассники вообще были в восторге. Скучный урок по экологии становился все более занимательным. – Итак… Завезли сахарный тростник. Его начал жрать местный жук. Чтобы уничтожить жука, завезли жабу-агу. Жаба не стала лазить по тростнику и искать твердых жуков. Ей хватало мягких слизней, червей, ящериц. Чтоб вы понимали, уточню, жаба весила три килограмма. Не меньше. То есть жуков не побороли, но жаба сожрала всю экосистему. И ладно бы она просто что-то жрала. Беда в том, что у нее ядовитая шкура. Апокалипсис для хищников. Они начали, в свою очередь, жрать жабу и тоже дохнуть. Вараны, змеи… кучи хищных трупов. Отравить змею – это ж какой надо быть жабой! Кволы, местные сумчатые хищники, например, почти полностью вымерли, потравившись жабами. К чему я так подробно привел этот пример? Ровно для того, чтобы показать, человек, влезая в естественную среду, создает кучу проблем. Но еще больше проблем он создает, когда героически начинает решать проблемы, явившиеся результатом его первого вмешательства. Все. Тема раскрыта полностью. Считаю нужным поставить точку.
Я отставил ногу назад и слегка поклонился. Как актер, закончивший выступление.
На Марину Леонидовну было жалко смотреть. Вернее, кому-то, наверное, и было жалко. Например, Насте. Настя вообще всех жалеет. Мне – нет. У каждого есть выбор. У этой женщины – тоже. Сама пошла в частную школу работать. Пусть жрет теперь все то дерьмо, которое ей отвешивают «благодарные» ученики.
– Рубцов… – Марина Леонидовна моргнула несколько раз, потом провела ладонью по своему лбу. – А теперь я жду признаний. Ты взломал мой планшет?
Я мысленно усмехнулся. Ну, да… Сейчас ее прилюдно опустил Костырев, и она пытается компенсировать раненое самолюбие за мой счёт. Решила все-таки устроить показательную «порку» того, кто точно не пожалуется папочке. Папочки-то нет. И мамочка – пустое место. И эти люди говорят, что они взрослые… Что они учат нас быть настоящими гражданами…
Отвечать на вопрос училки не стал. Молча направился к своей парте. Класс оживился еще больше. То есть занимательный урок теперь медленно, но верно переходит к открытому конфликту с учителем. Кайф…
– Рубцов! Немедленно вернись к доске и ответь! – Марина Леонидовна повысила голос.
А вот орать на меня не надо. Страсть, как этого не люблю. Я потянулся сознанием назад. Туда, где стояла училка. Осторожно осмотрел ее. Пощупал. Очень осторожно. Чтоб не осталось ни единого отголоска способностей псионика. А потом резко дернул застежку на бюстгальтере. Она удачно располагалась впереди. Как раз там, где грудь.
Вещичка с громким щелчком разлетелась в стороны. Ее будто реально рванули рукой. Естественно, грудь Марины Леонидовны, а скажем прямо, училка по экологии у нас еще весьма интересная дамочка, в одно мгновение оказалась «на свободе». И скрыть данный факт было невозможно. Во-первых, у Марины Леонидовны достаточно тонкая блузка. А во-вторых, у Марины Леонидовны достаточно приличные формы.
Пацаны восхищённо поисвистнули. Мне кажется, все, разом. Даже девчонки захихикали. Естественно, кроме Насти.
Училка испуганно посмотрела вниз, не сразу поняв, что произошло. Потом вскрикнула и прикрыла грудь руками. Ее лицо не просто покраснело. Оно стало пунцовым. Такое чувство, будто вся кровь в теле Марины Леонидовны прилила к ее щекам.
– Вы… Вы… – Она всхлипнула. Хотя слез не было. А потом выскочила из кабинета.
– Ну, вот… – Костырев разочарованно нахмурился. – Такое интересное было зрелище…
– Заткнись, мудак. – Бросил я в его сторону мимоходом, а затем подошёл к своей парте и плюхнулся рядом с Настей.
– Тебя выгонят из школы. Что ты творишь? – Прошептала он мне еле слышно.
– А может я хочу, чтоб выгнали…
Продолжит свою мысль не успел. Рядом уже стоял Никита. После «мудака» он одним прыжком сорвался с места, перескочил через несколько столов и теперь замер прямо возле меня.
– Слышь ты, чмо нищебродское…
Он сжал руки в кулаки, собираясь, видимо, дать мне в морду. Прикол в том, что лишь собираясь. Золотой мальчик знает, если затеет драку, я разобью ему рожу в одну секунду. Мы уже это проходили. Около года назад. Несмотря на то, что Костырев таскается на индивидуальные тренировки ко всем возможным тренерам, я один хрен смог один раз поставить его на место. Чисто физически, да. Но смог. Чего не ожидал сам, если честно.
– Ребят, ну хватит вам… – Настя вскочила со стула, обежала парту и попыталась плечом оттеснить Костырева.
Не знаю, к чему привела бы сложившаяся ситуация. Наверное, мы бы все же сцепились с придурком Никитой. Однако, в этот момент, крайне неожиданно, вдруг раздался характерный вой сирены, означающей общий сбор.
– Как так? – Настя испуганно посмотрела на меня.
Сирену во время уроков могли включить лишь по двум поводам. Внеплановая проверка или война. Второй вариант исключен. А вот первый… Если это он, то я капитально встрял.
Прошлое, Зина и полковник Особого отдела
– Черт, черт, черт… Придурок! Рубцов, какой же ты придурок!
Настя быстрым, мелким шагом семенила рядом со мной, при этом без конца повторяя одно и то же. Просто как заведенная, честное слово. Девчонка нервничала, это понятно. Она частенько нервничает из-за меня. Но сейчас уровень ее переживаний зашкаливал.
– Успокойся. Я пройду проверку. Чего ты разошлась?
– Правда?! – Подруга посмотрела на меня с таким видом, будто я сказал какую-то хрень. – Зачем ты устроил все это? А? На уроке. Зачем!?
Нас обогнала парочка учеников из параллельного класса и Настя чуть сбавила тон. На эмоциях она начала говорить слишком громко.
Мы торопились по школьному коридору в сторону спортзала. Обычно общий сбор проходит именно там. И если это проверка, а скорее всего так и есть, то специалист с аппаратом будет сидеть в кабинете физрука.
Сирена не дала нам с Никитой выяснить отношения до конца. Не знаю, правда, решился бы он на этот конец или нет. В любом случае, как только начался противный вой, в класс заскочил дежурный учитель и велел всем шуровать на место сбора.
– Марина – нормальная тетка. Нормальная! Зачем ты начал ее доводить? И что теперь? Доигрался? – Настя перешла на шёпот. Но даже он у нее получался злым и громким.
Вообще, конечно, внеплановая проверка – дело очень странное. Обычно она проходит как раз по плану и ее проводят в конце учебного года. Всех учеников собирают в кучу и прогоняют через детектор определения псионических волн. Я научился его обманывать. Этот детектор. Реально не сложно. Смешно, но если бы кто-то из проверяющих узнал, как именно я это делаю…
Помню тот первый год. Мы пошли в обычную начальную школу. В своём районе. Там было… убого, но весело. Простые дети. Такие же как мы с Настей. Простые учителя. Да, они не были супер профессионалами. Не имели наград и званий лучших педагогов. Но они относились к нам нормально. Плевать, что учитель по словесности вела сразу несколько предметов, включая математику и логику. Что учитель труда редко бывал трезвым. Что мы сидели не за красивыми партами в красивой форме, а на полу, на циновках, записывая уроки самыми обычными шариковыми ручками на старых, переработанных листах бумаги. Все равно было здорово.
В тот момент, после случая на мусорке, я уже понял, ошибки быть не могло. Способности псионика каким-то удивительным чудом проявились во мне. Естественно, Настя узнала об этом первой, сразу же. Хотя… Нет, не первой. Единственной. Она единственная узнала обо мне правду.
– Борь, ты совсем ку-ку? – Девчонка громко засмеялась. Мне даже стало обидно, если честно. Чего это я не могу быть псиоником? Интересно… – Откуда у тебя им взяться?
– Представляешь, а они взялись. – Я покрутил головой, выбрал взглядом камень, лежащий неподалёку, уставился на его, сосредоточившись. Через мгновение булыжник уже летел в дерево. Ровно туда, куда я и хотел его кинуть.
– Это… это фокус? – Настя посмотрела на меня испуганно. – Скажи, что это – фокус. Пожалуйста! Борь, я боюсь…
– Нет, Настя. Не фокус. – Я сел на пенек и понуро опустил плечи.
Потому что мне самому было страшно. Охренительно в семь лет выяснить совершенно случайно, что ты являешься тем опасным преступником, которого немедленно, без суда и следствия отправят на смертную казнь. Если откроется правда. В семь лет! В семь! Я испугался. Реально испугался. Я не знал, что делать со всем этим.
Три дня, прежде, чем прийти к Насте, проверял не было ли случившееся с Жиртрестом стечением обстоятельств. Просто двигал дома все, что мог двигать. Естественно, не руками. И оно, блин, двигалось! Мать, правда, вечером, вернувшись с работы, удивлённо поинтересовалась, не приходили ли ко мне друзья. Отчего у нас вся мебель как-то неправильно стоит? Хотя, какие к черту друзья? Эта женщина даже не знала, что у меня нет друзей. Одна лишь Настя.
Через три дня, попробовав телекинез на всем, для этой цели подходящем, понял, ошибки быть не может. Я – псионик. Моя способность – двигать предметы. Сел и заплакал. Реально. Как девчонка. Очень сильно не хотелось умирать. Потом подумал еще немного, взял свою любимую игрушку, зайца Пашку, и пошел к Насте. Мне срочно нужно было с ней поговорить. Насте я верил безоглядно. Всегда. Ну, а Пашка – это чисто для моральной поддержки.
Прямо с порога, как только девчонка открыла дверь, схватил ее за руку и утащил в убогую, скромную рощицу из десяти деревьев. Она находилась неподалеку. В нашей местности леса пока еще не восстановились полностью. Поэтому, да. Несколько деревьев в одной куче – это уже лесополоса!
Как только нас стало не видно со стороны домов, показал, что могу. Камень, палка, потом снова камень. Кидал предметы ровно туда, куда указывала пальцем подруга. Наконец, она поверила.
– Боря… – Девчонка по-деловому нахмурилась и поджала губы. – Об этом не должен знать никто. Вообще никто. Понял? И особенно – мама.
– Это и сам понимаю. – Я вздохнул, посадил зайца рядом со своей ногой, прямо на землю. – Только мы через несколько дней в школе пройдем первую проверку. Ты помнишь? Псиоников так боятся, что каждый год в каждой школе проверяют всех детей.
– Черт… Точно… Ёк-макарек…
Я с уважением посмотрел на подругу. Она выучила новое ругательное выражение. Отец, наверное, притащил. Он у нее всегда после очередного загула приносит смешные слова. Пьет с разными компаниями. Главное, работает ведь. Тоже на заводе, где и моя мать. Но все деньги спускает на выпивку.
– Так… – Настя подошла ближе, села на траву, по-турецки, сложив ноги. – Есть способ это избежать. Не проверку, конечно. Тут точно без вариантов. Итог проверки… Есть способ, сделать его нормальным. Есть… Система никогда не бывает совершенной… Систему можно обмануть.
Я снова посмотрел на подругу. Уровень моего уважения подскочил сразу на несколько пунктов. Настя даже тогда, в семь лет, была очень умной. Именно благодаря ей мы попали в частную школу после шестого класса. Муниципалитет был готов оплачивать место для девочки, у которой уровень мозговой активности переплюнул Энштейна. А девочка была готова учиться дальше лишь при одном условии. Муниципалитет предоставит ещё одно место для ее друга. В общем-то… Настя рисковала лишиться нормального будущего из-за меня. Если бы ей отказали во втором месте, то она бы не продолжила учебу. Как все остальные дети, пошла бы в ремесленное училище. А учеба – ее шанс. Думаю, эта девчонка гарантированно поступит в институт. На одно из немногих бюджетных мест. Их реально мало. На учебное заведение с количеством студентов в тысячу человек – всего десять. Десять бесплатных бюджетных мест. Этих особенных студентов сразу присматривают для работы Корпорации. А что может быть круче? Всем, что есть в нашем мире, заправляют именно они – Корпорации. Кто не мечтает стать их частью? Выходило, такой человек есть. Настя. И я, наверное, никогда не забуду, что она готова была рискнуть своим будущим.
– Значит так… давай думать… – Совершенно по-взрослому сказала тогда девчонка.
И мы начали. Думать. Думали долго. Ни черта ни одной сто́ящей мысли не появилось. На улице уже начало темнеть. Мать вот-вот должна была вернуться с работы. В итоге, измучившись от сумбура в голове, от бестолковых вариантов, которые ни на что не годились, отправились домой.
Буквально за несколько метров до наших калиток, Настя вдруг остановилась. Она смотрела куда-то в сторону перекрестка. Я обернулся. Стало интересно, на что подруга обратила внимание.
По улице шла Зина. Зина была всегда, сколько я себя помню. Ее считали сумасшедшей. Блажной. Ненормальной. Никто не знал, где она живет. Но дом ей муниципалитет точно не предоставлял. Зина мало с кем разговаривала. Она всегда появлялась вечером со старой детской коляской, которую тащила за собой. В коляске, как правило, лежал всякий хлам с мусорки. Зина его собирала и продавала старьевщикам. Причем, ее даже мусорщики не трогали. Зина была своеобразным символом нашего района. Грязная, странная, бездомная тетка.
В этот раз она не просто тащила свою коляску. Она выглядела еще более странно, чем обычно. На ее голове была надета шапочка, слепленная из фольги.
– Зина! – Настя сорвалась с места и побежала бродяжке навстречу.
Я, естественно, кинулся следом. После случая с Жиртрестом особых изменений во мне не произошло, не считая способности двигать предметы. Не было такого, чтоб я вдруг стал чувствовать себя храбрецом или героем. Наоборот. Теперь я боялся не только окружающих, но и самого себя. Потому что теперь я знал, при желании могу убить человека.
– Настя, подожди! – Я пытался догнать девчонку и остановить ее. Но куда там! Она неслась со скоростью ветра.
Подбежала к бродяжке, схватила ее за руку.
– Зина… – Настя тяжело дышала из-за бега и ее слова получались рваными. – Что… это…
Девчонка ткнула пальцем в шапочку из фольги на голове сумасшедшей тетки.
Честно говоря, я думал, Зина нас пошлет. Она никогда ни с кем ни о чем не разговаривала. Даже когда добрые люди подходили и совали ей в руки остатки еды, которой у самих благодетелей было мало, бродяжка никогда не благодарила.
– Это? – Сумасшедшая подняла руку и потрогала свою голову. Она будто забыла про шапочку и теперь пыталась понять, о чем ее вообще спрашивают. – А-а-а-а-а… так защита. Чтоб эти твари не смогли прочесть мои мысли.
– Какие твари? – Тут же «сделала стойку» Настя.
– Псионики проклятые. Знамо дело, какие. Фольга, алюминий… Прячут мой мозг… – Зина очень пугающе захихикала, а потом вдруг изменившись в лице, нахмурилась и спросила. – Вы кто такие?! А?! Пошли вон!
Тетка замахнулась и мы с Настей кинулись в противоположную от бродяжки сторону.
– Боря… – Девчонка бежала рядом, все так же тяжело дыша, – Мне кажется, я поняла, как тебе пройти проверку…
Не знаю… наверное, повлияло то, что нам в то время было по семь лет. Мозг мыслил еще по-детски. Сейчас я бы на подобную авантюру не подписался. Потому что с первого взгляда – бред полный. Да и со второго тоже. Но в тот момент идея показалась мне отличной.
Конечно, никакую шапочки из фольги пялить на себя я не стал. Меня бы просто-напросто заставили ее снять. Еще и в психи записали бы. Наш план был совсем другим. Когда пришло время проверки для первого класса и мы стояли перед кабинетом, где сидел суровый представитель Особого отдела государственной безопасности со своим страшным аппаратом, похожим на предмет для пыток, я просто начал усердно представлять, как на моей голове надета шапочка из алюминиевой фольги.
Настя предварительно разыскала для меня эту фольгу. Заставила ее потрогать, понюхать, даже попробовать на вкус. Чтоб точно было понимание, каков этот предмет по своей сути. Поэтому, фантазия вышла очень реальная. Я даже слышал шелест когда мысленно поправлял несуществующий головной убор. И странное дело… все получилось. Все реально получилось. Я прошёл проверку. Во мне не было обнаружено способностей псионика!
Уже потом, позже, спустя несколько лет, мы с Настей смогли немного разобраться и предположить, что фольга способна частично блокировать длинные, средние и ультракороткие волны. Хотя при этом пропускает волны сверхдлинного диапазона. Аппарат, проверяющий детей, скорее всего, так и работал. Он ловил волны, которые выдавал мозг псионика. Ведь это и есть источник его способностей. Правда, мне тогда конечно, фантастически повезло. Прошло несколько дней с момента, как я использовал телекинез. След стал совсем неощутимый. Чисто теоретически, будь след свежим, никакая шапочка из вымышленной фольги не помогла бы. Сколь усиленно и натурально я бы ее не представлял, закрывая свое сознание от аппарата.
Поэтому следующие семь лет, каждый год, зная, что скоро предстоит проверка, я максимально старался вообще не пользоваться никакой способностью. А шапочку эту начинал представлять за несколько дней. Просто постоянно вел себя так, будто я в ней сплю, хожу, и вообще не снимаю. Наверное, дело опять же в псионике. Мозг принимал команду и верил в то, что на мне есть этот предмет. Я его, условно говоря, создавал внутри своей башки. Точнее объяснить не могли ни я, ни Настя. У нас пока еще не имелось достаточно данных, чтоб разобраться в этом феномене.
Вся информация о псиониках была строго засекречена. В библиотеку не залезешь. Книжку не скачаешь. Тут же тебя вычислят, и примчатся «особисты». Чтоб выяснить, какого черта подросток в интернет-читалке ищет подобную литературу. Я даже не смог найти источник и причину такого отношения к псионикам. Почему? За что их объявили вне закона?
И вот сейчас, именно сейчас, похоже, есть реальная возможность вляпаться.
Я покосился на Настю. Она настолько сильно нервничала, что без остановки кусала губы. Просто грызла их зубами.
– Перестань. А то тебя точно в чем-то заподозрят. Безо всяких аппаратов. – Сказал ей тихо, наклонившись ближе. А потом незаметно для окружающих, осторожно сжал холодные пальцы девчонки своими.
Мы уже стояли в спортзале, выстроившись рядами. Все ученики. От первого до десятого класса. И кстати, Особому отделу вообще плевать, что это за школа. Муниципальная, интернат или элитная частная. Им глубоко насрать на родителей, на деньги, на связи, на статус. Особый отдел печётся о государственной безопасности страны. Все. Никаких недовольств быть не может. С ними даже Корпорации предпочитают не связываться лишний раз.
– Добрый день, дорогие учащиеся…
Перед нами нарисовалась директриса. Приветствие прозвучало именно от нее. Вот что интересно… Тоже удивительная дрянь. Может, их так и выбирают на эту должность? Чем гаже человек, тем больше он подходит?
