Паоло
Интернационал

Разрушенный Киев

Весь Крещатик и многие дома вблизи вехней станции фуникулёра были разрушены до основания. Ину было очень горько, когда он узнал, что многие красивые здания были взорваны советскими войсками при отступлении. Зачем вы это сделали, если вы надеялись вернуться? Была взорвана знаменитая гостинница Континенталь, говорили, что по приказу Сталина, потому что Гитлер собирался отпраздновать в ней взятие Киева. Уже при немцах партизаны взорвали в Лавре Успенский собор, чтобы уничтожить крупного немецко-фашистского начальника. Стоил ли этот, хотя бы и очень важный враг, такой жертвы как Успенский собор-великолепный памятник религии и культуры? Нет, нет, и нет.

В 1944–45 годах очень часто по вечерам в честь успехов советской армии производили салют. Это не было такое красочное пиротехническое зрелище, как теперь; если сравнивать, то тогда это был чёрно-белый фильм по сравнению с художественным цветным, специально срежиссированным сегодня. Однако, для киевских ребят в то время салют был и радостью, и приключением. Происходило это на развалинах Крещатика. Освещения улиц не было никакого. Перед салютом ребята в темноте пробирались по грудам кирпичей и щебёнки между остатков стен разрушенных зданий, чтобы занять удобное место. С каждым залпом салюта в небо взлетало множество осветительных ракет с парашютами. Парашюты были сделаны из хорошего шелка. Добыть парашют и принести его домой матери хотел каждый мальчик, пришедший на Крещатик. Парашюты были достаточно большие, поэтому осветительные ракеты снижались медленно. Мальчики следили за их снижением и сломя голову неслись по развалинам к месту падения ракеты. Конечно, это было опасно. Многие мальчики падали, получали травмы, переломы. Кроме того, случались драки из-за захвата парашюта «противником».

На второй или на третий месяц после освобождения Киева состоялась казнь гестаповцев и украинских полицаев, зверствовавших во время немецкой окупации. Вместе с дворовыми приятелями Интер взобрался по сохранившимся лестницам на третий этаж коробки взорванного и сгоревшего дома, откуда было прекрасно видно место казни. Казнили их через повешение. Верёвки были закреплены на каштанах, росших напротив массивного здания, бывшего полицейским управлением ещё в царское время. Каждого осуждённого ставили на платформу грузовика, который затем подъезжал задним ходом к дереву; на шею осуждённого надевали петлю, грузовик отъезжал вперёд, и осуждённый повисал на верёвке. Смотреть на казнь собралось много народа. Ин был поражен тем, как страшно, кровожадно ревела толпа в момент казни.

В Киеве был разрушен не только Крещатик. В подольском затоне речного порта на мели в полузатопленном виде лежало множество пароходов и барж. Весной 1944-го Ин с ребятами из «дома водников» пошел купаться в затоне. Было начало мая, и они входили в воду, поёживаясь от холода. Несколько незнакомых Ину мальчишек были уже в воде; они стали кричать, обращаясь к Ину: «Ну что, тебе в Биробиджане было теплее?». Ин еще толком не знал, что такое Биробиджан, но чувствовал враждебность тона и приготовился к драке. К счастью, в тот раз обошлось без драки. Однако, антисемитская атмосфера в Киеве отравляла жизнь и детей, и взрослых. Немалый вклад в это дело внесли немецкие окупанты и сотрудничавшие с ними украинские националисты. При немцах в Киеве издавалась коллаборационистская и нацистская газета. Когда семья Ина возвратилась в Киев, в их квартире в «доме водников» треснувшее стекло в кухонном окне было заклеено этой нацистской газетой на украинском языке. Там была помещена полемическая статья, автор которой с антисемитских и антисоветских позиций ругал мать Ина и её довоенные статьи в Киевской правде. Мать Ина была талантливой коминтерновской журналисткой, результаты работы которой видны были даже врагам. К сожалению, в послевоенном Киеве она не смогла получить хоть какое ни будь место работы по специальности.

Житний базар

Когда семья Ина готовилась в Лименде к возвращению в Киев, то опасаясь, что в освобождённом городе будут трудности с продуктами, они взяли с собой мешок сушеной картошки. Каково же было их удивление, когда на следующий день после приезда в Киев они пришли на Житний базар. Там было свежее мясо, свежая рыба, живые куры, гуси; тут же жарили вкуснейшие котлеты с картошкой. Это была живая демонстрация того, что на Украине достаточно воткнуть в землю палку, чтобы выросло дерево с прекрасными плодами. Однако, как известно, «земля наша богата, порядка только нет». История нашего народа показала, что зачастую самодержавный правитель (царь или генсек) так правил, что о нём говорили: «такой навёл порядок, хоть покати шаром».

До 1960 года мать Ина почти все продукты покупала на Житнем базаре, а не в магазине госторговли. Почему это прекратилось? По инициативе Н. С. Хрущёва были уничтожены пригородные хозяйства в Киеве, Москве и в других городах СССР. На месте маленьких пригородных домиков, вокруг которых всё росло и цвело, кудахтоло, хрюкало, мычало и щебетало, выросли кварталы многоквартирных домов, куда и переселились бывшие мелкие производители мяса и молока, которые переселившись уже сами стали потребителями.

Ин ходил с матерью на базар, он помогал ей носить сумки, но держался несколько в стороне: почему-то ему было стыдно за неё, когда она торговалась, особенно, если разница в цене продавца и той, которую она предлагала, была с его точки зрения ничтожной. Здесь сказывалось его полное непонимание сути рыночной торговли, органическое неприятие его натурой этого вида деятельности. Да и окружающая среда подтверждала, что перекупщиц (торговок, которые продают не свою продукцию) на базаре не уважают.

Пока мать торговалась, Интер развлекался, наблюдая поистине комические сценки. На одном рундуке крупными буквами было написано «спекуляция-злейший пережиток капитализма», а за углом рундука тётка спекулировала женскими кофточками. Увидев это, Интер рассмеялся, тётка-спекулянтка посмотрела на него вопросительно, он, продолжая смеяться, показал ей на надпись на рундуке. «Тю! Дурный», – сказала она громко, показывая на него рукой своим подругам. В другой раз он увидел на одном прилавке, на расстоянии шага друг от друга, мужика в старом картузе с околышем и козырьком и толстую бабу, лицо которой «репой вниз» было повязано платочком с бантиком завязки, торчащим сверху на рыжеватых волосах. У мужика стояла пятилитровая бутыль с темной жидкостью и на бутыли была приклеена бумажка с надписью «барсучий жир». У бабы стояла банка с надписью «барсуковый жир». Ин спросил у мужика: «Для чего этот жир?». Мужик внимательно посмотрел на него, потом посмотрел вдаль, как бы соображая, стоит ли отвечать на этот вопрос, затем решил снизойти и важно проговорил: «од буркулёзу».

Рыжий Мотька

В первые годы после освобождения мальчишеский футбол в Киеве развивался в основном во дворах и на пришкольных площадках. Лидерами таких уличных команд зачастую были подростки хулиганы, которые иногда были связаны с бандитами. Подол издавна, со времён «Гоп со смыком», был известен как самый криминальный, а на его пролетарской окраине, за Оболонской улицей, где в бараке жил приятель Ина, Ушаков, там жили, гуляли настоящие урки. Откуда-то оттуда появился на пришкольной площадке рыжий Мотька. На вид ему было лет 14; у него были курчавые рыжие волосы, конопатое лицо, светло голубые глаза. Несмотря на своё еврейское происхождение он каким-то образом выжил при немцах. Про него говорили, что он, чтобы выжить, воровал и у немцев; немцы его поймали в момент воровства и сразу же отрубили у него кисть руки, но этот феноменально ловкий и живучий мальчишка сумел от них убежать по подольским проходным дворам и спрятался где-то в старых сараях на берегу Днепра. Когда в 1944 году он появился на пришкольной площадке его рана вполне зажила, а воровать и драться он мог и с одной рукой. В футбол он играл самозабвенно, обожал дриблинг, обводку; играл так, словно был премьером балета. Несмотря на то, что он был известный хулиган, в игре он был деликатен, не толкался, не бил никого по ногам. Вообще в то время игра в футбол была намного чище. Недопустимо было хватать противника за одежду, за руки, что сейчас втречается в каждом матче команд высшего ранга.

На пришкольной площадке рыжий Мотька играл два года, пока не повзрослел. Затем о нём приходили сведения из местной криминальной хроники. Он создал банду и занимался грабежом подпольных миллионеров. Но в отличие от Робина Гуда никакой благотворительности для бедных он не делал. То есть он был больше похож на классического русского разбойника Стеньку Разина, которого наши преподаватели марксизма предпочитали считать революционером потому, что он грабил только богатых. В своё время Интер, будучи студентом, вступил в полемику с одним таким преподавателем, заметив, что грабить бедных не логично: ведь у них ничего нет. Мотька имел своих информаторов о том, что у кого есть. Вероятно, эти люди одновременно информировали милицию, так как милиция арестовала Мотьку со всей его бандой на Константиновской улице в студии богатого стоматолога, которого бандиты привязали к зубоврачебному креслу и допытывались, где он прячет золото.

Пейрус, холокост

Немцы и украинские полицаи производили свои зверские массовые расстрелы не только в Бабьем Яру. На бульваре Верхнего вала после освобождения Киева были разрыты огромные общие могилы, полные трупов убитых людей. Это было в первые дни после возвращения семьи Ина в Киев. Утром Интер проснулся от шума и криков на улице. Он подошел к окну и увидел на бульваре Верхнего вала, под деревьями, разрытые могилы, вокруг которых толпились люди. Многие из них кричали и плакали. Все они пришли искать и опознать своих убитых родственников. Кто были эти люди по национальности? Вероятнее всего это были евреи или связанные с ними родственными узами люди, но не только они. Вскоре трупы увезли и захоронили, могилы на Верхнем валу зарыли, и Интер никогда больше не слышал об этом преступлении нацистов. Партийные и советские украинские власти в значительной мере были антисемитами и не поощряли никакие расследования преступлений немецких и украинских нацистов.

В 1944 году в школьном классе Ина появился еврейский мальчик по фамилии Пейрус. На перемене все ребята бегали, болтали, смеялись, только Пейрус сидел тихо на своём месте, на вопросы других мальчиков не отвечал, грустно смотрел на них и молчал. В классе стало известно, что родители Пейруса погибли, а сам он чудом выжил в душегубке. Душегубкой, как известно, называли автомобиль, закрытый кузов которого был газовой камерой. Когда мальчик Пейрус попал в душегубку, один взрослый мужчина дал ему свой носовой платочек, велел пописать на платочек и прислонить платочек к носу, объяснив ему, что это уменьшит отравляющее действие газа. Затем он прижал Пейруса к себе и держал так, пока не потерял сознание. Когда душегубка подъехала к вырытой яме, всех и мертвых, и полуживых туда сбросили. К счастью, зарывать могилу сразу не стали, поехали за другими жертвами. Пейрус в полубредовом состоянии ползком выбрался из могильника и спрятался в густом кустарнике. Там он пролежал до глубокой ночи незамеченным. Ночью мальчик Пейрус пришел в один пригородный дом. Его спрятали в погребе старики хозяева дома, и там он пробыл до освобождения Киева.

Школа

Школа, в которой Интер начал учиться, была расположена недалеко от дома. Обычно он шел в школу по бульвару между Верхним и Нижним валом. Зимой на бульваре был лёд и можно было прокатиться до школы на коньках «снегурочках». В 1944 и 1945 году половина здания школы ещё была занята под госпиталь. Для отопления в классе стояла печка «буржуйка». Каждый ученик должен был принести с собой полено дров. Школа была мужская и русско-украинская, то есть в ней преподавали в равной мере русский и украинский язык и литературу. Преподаватели литературы, и русской, и украинской, были образованные мужчины и на их уроках было интересно. Учитель украинской литературы, Кондрат Демидович, был высокого роста и мощного телосложения, однако ребята его не боялись, а уважали за знания и справедливость по отношению к ученикам. Он очень живо и интересно рассказывал о футуристах о том, как в двадцатые годы «революционеры» от литературы призывали всё «старое» сбросить с корабля современности, а в украинской литературе бесчинствовали вульгаризаторы-националисты. Поддерживаемые малограмотными украинскими партийными руководителями, они настаивали на том, чтобы Пушкин назывался Сашко Гарматный, Эмиль Золя – Омелько Попил и т. д. и т. п.

Кондрат Демидович вынужден был по школьной программе «проходить» с классом произведения украинских советских писателей и поэтов. Надо сказать, что многие произведения, которые были в программе не могли вызвать у ребят ничего кроме неприятия, которое иногда они выражали в самодеятельных эпиграмах. Однажды перед уроком украинской литературы Вовочка Кобылянский, прозванный «профессор Глобус» за большой размер головы, написал на доске мелом:

«Искусству нужен Панч Петро, как жопе вечное перо». Кондрат Демидович, увидев это, не стал возмущаться, просто взял тряпку, вытер доску и написал на ней тему контрольной работы: «Хиба ревуть волы, як ясла повны?».

Признаным чемпионом правильной реакции на надписи на доске был учитель математики «Пышта» (похожий на одноимённый персонаж из венгерского фильма). Войдя в класс немного раньше, чем кончилась перемена, «Пышта» увидел на доске известное бранное слово из трёх букв. Его реакция была быстрой и логичной. Он спросил: «Староста, скажите, кто это расписался?». Класс взорвался аплодисментами.

Несколько лет после войны в школе занимались в три смены. Во время занятий третьей смены на улице было уже темно. Школьные туалеты в то время были во дворе. Однажды, там Интер впервые в жизни столкнулся с проявлением безсмыссленной злобы и ненависти не к себе лично, а вообще, ко всем, кто под руку подвернётся. Когда Интер подошел к школьному туалету, оттуда на него выскочил подросток с финкой в высоко поднятой руке. К счастью, Интер успел закрыться правой рукой и нож попал ему в руку ниже кисти. Отбив бандита ударом ноги, Интер побежал, что было сил, в аптеку, которая была неподалёку на Верхнем валу. Там девушка фельдшер обработала рану, остановила кровотечение и перевязала руку. Утром в больнице рану зашили. На руке остался на всю жизнь большой шрам. Ин никогда прежде не знал и не видел этого бандита-подростка, который на него напал с ножом. Вероятно, болезнь бешенства поражает не только собак.

До восьмого класса всех учеников заставляли стричься наголо: боялись вшей. Перед началом уроков на входе в школу стоял Директор, который собственной рукой проверял степень стрижки. Этот Директор также иногда преподавал русский язык, замещая заболевшего преподавателя в классе Ина. Говорил он на уличном русско-украинском наречии. Однажды он так диктовал ребятам текст диктанта по русскому языку:

«Тыхо падають фаинкы…»

Все ученики прекратили писать и с удивлением смотрели на Директора, ожидая пояснения. Он это понял и стал разъяснять: «Ну, фоя, фоя же». Опять никто ничего не понял. После нескольких попыток Директора и учеников ребус был разгадан: «фоя» это хвоя! На комсомольском собрании школы Директор стыдил своих учеников: «Уси вы барчукы и белоручкы, зубыла в руках нэ дэржалы и зарядить выключатэль нэ можетэ». Высшим достижением учеников Директор считал сдачу рекордного количества металлолома. Чтобы ублажить Директора, Интер с группой одноклассников приволокли со двора бани на улице Спасской огромный ржавый радиатор. Во дворе школы Директор принимал металлолом. Увидев огромный радиатор, он проявил смекалку и предложил свой способ взвешивания без весов: «десять человек вместе со мной поднимайте эту штуку». Ребята переглянулись и стали поднимать, но при этом половина из них не поднимала, а нажимала вниз.

«Отличный результат!» – сказал Директор, – «считая по 50 кило на человека, запишем общий вес этой бандуры 500 кило.»

Около крыльца школы на перемене можно было купить у частных торговок самодельные конфеты «барбарис», толщиной с палец и длинные, как свеча. А за углом школы, на Верхнем валу стоял киоск с газированной водой, с добавкой разных видов домашнего варенья. В киоске торговал маленький, хитренький и весёлый еврей Бродский. Одноклассник Интера, Ромка Статников, тоже маленький и задиристый, подходил к киоску, приподнимался «на цыпочки», чтобы его было видно из киоска, и спрашивал: «Троцкий (вместо Бродский)! Почему ты так дорого продаешь нам свою газировку?». Бродский ни на минуту не медлил с ответом: «Ха! Читай газеты! Люди на простой воде электростанции строят, а я не могу, что ли, на газированной себе дачу построить!».

Учители Интера в школе и в жизни

В школе у Ина было довольно много учителей-мужчин. Конечно, большинство из них были фронтовиками, имели ранения и награды. Некоторые из них были замечательны и как преподаватели, и как личности. Учитель русского языка и литературы был с искалеченной ногой, но «разумом не хром», помнил многое и воспроизводил наизусть замечательные стихи и прозу. На уроках он и сам любил пошутить и ценил остроумные ответы, а примеры «красноречия» в сочинениях учеников читал и разбирал со всем классом. Однажды, длинноносый и занудный, как чеховский Апаминонд Максимыч, однокласник Интера, по прозвищу Туя (его дразнили «Туин нос ай вырос»), написал изложение по эпизоду в «Молодой гвардии» со следующей смесью наукообразных описаний и жаргонных выражений:

«Из тумана появились коровы с веерообразным строением лобовой кости»; «Молодогвардейцы быстро перебили всех немцев, а потом оттащили их за ноги в кусты, чтобы они в тылу не подняли хай». Все дружно смеялись, спрашивали автора, как это мёртвые немцы могли «поднять хай». Другой мальчик, Гарик, внешне похожий на портрет Кюхельбекера, замечательно расшифровывал сложные слова. Например, слово канализация у него, конечно, было составлено из слова «канал» и слова «зация», которое у него означало всё, что протекает внутри канала.

В начальных классах (до четвёртого включительно) основным учителем был Адриан Александрович, высокий статный мужчина средних лет. На его уроках была железная дисциплина. Будущий приятель-предатель Гарик появился, когда Интер учился в третьем классе. Адриан Александрович посадил Гарика на одну парту с Ином и сразу же они чуть не подрались из-за того, что Гарик за чем-то залез на сторону Ина; Интер его толкнул так, что тот вылетел в проход между партами. Адриан Александрович, не говоря ни слова, подошел к Гарику, взял его за шиворот и понёс к двери, раскрыл другой рукой дверь и вышвырнул Гарика из класса. Все ученики, включая вышвырнутого Гарика, были так поражены, что не проронили ни звука. Адриан Александрович невозмутимо продолжил урок, не уделив ни секунды на разбор происшествия. Вообще, по всем приметам, вначале знакомство с Гариком не обещало для Ина ничего хорошего. Семья Гарика приехала из Австрии, где его отец служил в советских окупационных войсках. Они поселились в «Доме водников», так как отец Гарика получил пост начальника связи в Днепровском пароходстве. Гарик вышел погулять во двор в расшитой красивыми узорами австрийской дублёнке. Во время игры Интер, задерживая бегущего Гарика, схватил его за руку через рукав дублёнки. Гарик рванулся, рукав дублёнки треснул по шву на плече и остался в руках у Интера. Интер был очень смущен и не знал, что ему делать, чтобы исправить дело. Но, ничего не поделаешь, Гарик ушел домой с оторванным рукавом, а Интер с повинной головой стал просить свою маму пришить злосчастный рукав и уладить дело с родителями Гарика. Мать Интера была доброй, но вспыльчивой, и не дай бог попастся ей под руку, когда она была раздражена. В этих случаях она лупила Интера чем попало, он уворачивался и убегал, а его маленькая сестра кричала: «Мама! Не бей его смертным боем!». И смех, и грех. Отец Интера не только не бил его, но даже никогда не шлёпнул.

В старших классах классным руководителем, матерью класса, была замечательная украинская женщина, Евдокия Александровна, которая имела у ребят непререкаемый авторитет и получила звание Заслуженной Учительницы Украины за достижения в руководстве именно этим классом (победы учеников на математических, физических Олимпиадах и в спорте).

Несколько ребят из этого класса входили в сборную Подольского района по футболу. Однажды, на стадионе «Пионер», почему-то во время школьных уроков, они играли матч со сборной другого района. Приятель Ина, Сёма Кац, готовился пробить штрафной. В это время к мячу решительными шагами приблизилась неизвестно откуда взявшаяся Евдокия Александровна. Она взяла мяч под мышку, скомандовала своим ребятам «за мной!», и все беспрекословно пошли за ней в школу.

Евдокия Александровна сумела договориться с военными лётчиками и организовала для своего класса экскурсию: полёт над городом на военно-транспортном самолёте ЛИ-2 (копии знаменитого Дугласа ДС-3, который в СССР делали по лицензии). День был ясный, самолёт прошел над Лаврой, над Подолом, ребята могли рассмотреть свои дома. Когда садились в самолёт, Интера трясло от возбуждения, которое началось, когда он услышал звук гудящих моторов самолёта. В полёте он успокоился и радостно открывал для себя заново, с высоты, родные места: свой дом, затон с пароходами, судостроительный завод отца.

В это же время по приглашению Евдокии Александровны пришел в школу поговорить с ребятами молодой инструктор авиамоделизма Зигфрид Витченко. Он стал для Ина старшим другом, учителем основ авиации. У Зигфрида была хорошая авиамодельная лаборатория, в живописном двухэтажном домике, в бывшем «купеческом саду» над Днепром. Зигфрид учил осваивать навыки воздухоплавания методично, начиная с воздушных шаров-монгольфьеров и парашютов и затем переходил к планерам. Все эти маленькие аппараты опробовались тут же с Днепровких круч.

Для полного счастья лаборатории Зигфрида не хватало настоящего авиамодельного материала – бальзы. И тут произошло чудо: в конце Верхнего вала, недалеко от «Дома Водников» на берегу Днепра Интер набрёл на американский бальзовый понтон. В 1944–45 годах в Киеве было довольно много американских и английских лётчиков. Часто можно было видеть, как армада «летающих крепостей», заполняя половину неба, поднималась из Борисполя и уходила бомбить Германию. Возможно также, что понтон был передан советским войскам по ленд-лизу, как и другие средства для форсирования Днепра. Понтон, который нашел Интер, в тот момент никто не охранял, вероятно потому, что он был такой большой и тяжелый, утащить его было непросто. Понимая, что железо надо ковать, пока оно горячо, Интер побежал к Зигфриду. Затем они вернулись вместе с двумя мальчиками – моделистами из лаборатории Зигфрида. Вооружившись пилой и ножовками, за несколько часов ночью они распилили понтон на бруски, погрузили бруски на авиационную тележку с колёсами-дутиками, и увезли вручную, и пешком, через весь город привезли на Сталинку в частный домик к приятелю Зигфрида, фронтовику, демобилизованному по ранению.

Благодаря этой бальзе у Ина появились новые по своей конструкции, рекордные авиамодели. Особенно оригинальной была кордовая модель с трёхугольной формой сечения фюзеляжа, который сужался к хвосту, образуя киль. Эта модель обладала рекордной скоростью. К сожалению, Гарик, тогда приятель, а в будущем предатель Интера, разбил модель при показательных полётах в замечательном круглом зале Клуба Пищевиков, где был верхний свет (через стеклянный купол). Гарик сосредоточенно управлял моделью, стараясь держать её на высоте 2 м от пола; после многих кругов он постепенно сместился от центра зала, и модель, зацепив концертный рояль лёгким бальзовым крылом, разбилась, а рояль, к счастью, остался цел.

В Киеве нашего детства Днепр ещё не был перегорожен плотинами и протекал свободно. Весенние половодья регулярно заливали луга на Наталке, затем вода сходила и на этих лугах быстро вырастала густая трава. Тогда луга на Наталке превращались в идеальный аэродром для авиамоделей. Ин хорошо знал путь на Наталку пешком. Тогда ещё не было моста через затон и приходилось долго обходить затон вдоль берега возле судостроительного завода, чтобы потом попасть на луга и озёра за большой Киевской электростанцией. Это было замечательное место. В летние дни там можно было играть в футбол, а зимой на озёрах было прекрасное катание на коньках. Киевские малоснежные зимы были очень хороши для такого катания, и не только на озёрах, а также по покрытому коркой льда бульвару Верхнего вала. Интер начинал свои конькобежные уроки на этом бульваре по дороге от дома до школы на прикрученных верёвочками к ботинкам коньках «снегурках» с широкими полозьями. Затем у него появились длинные беговые коньки, «ножи», приклёпанные к ботинкам. Вот на этих то «ножах» Интер просто летал по гладкому прозрачному льду замёрзших озёр за Днепровским затоном. Подо льдом были видны водоросли, сновали рыбки, шла своя подводная жизнь. От этих озёр до Наталки было рукой подать. В тёплый июньский день 1950 года Интер принёс на Наталку свой планер-паритель, чтобы потренироваться перед республиканскими соревнованиями. В этот день на лугах Наталки расхаживали, взлетали и садились красавцы аисты с двухметровым размахом крыльев. Ин побаивался, что они могут атаковать планер, приняв его за птицу. Поэтому он отошел от аистов подальше на небольшое возвышение, где трава была пониже и посуше. Дул лёгкий ветер, достаточный для того, чтобы планер плавно набирал высоту по мере того, как Интер увеличивал длину леерной лески, разматывая катушку. Когда планер поднялся высоко, и стал почти над головой Ина, леска сильно натянулась, тогда Интер сделал несколько быстрых шагов по ветру навстречу взлетавшему планеру; планер сошел с крючка и перешел в свободный полёт. Ин предварительно тщательно отрегулировал аэродинамические рули управления планером так, чтобы планер мог кружить подобно чайке, то улетая по ветру, то приближаясь, набирал высоту, и затем снова уходил по ветру.

Так было и на этот раз: планер стал ходить равномерными кругами, медленно удаляясь в сторону ветра. Если бы не было термиков (восходящих потоков тёплого воздуха), то планер вскоре приземлился бы, сделав несколько кругов. Но день был очень тёплый, солнечный, разогретая земля рождала сильные термики, которые подхватили планер и унесли высоко к блёкло белым облачкам. Ин не раздумывая побежал за планером, оставив свои вещи, в одних плавках. Бежать пришлось долго по лугам, полям, перелескам. Иногда белый маленький планер почти терялся из виду на фоне облака, тогда Интер бежал некоторое время сохраняя прежнее направление, потом снова находил глазами планер, который присосался к облаку и нисколько не снижался. Наконец показался лес: Пуща-Водица. Над лесом термики прекратились, планер снизился и благополучно приземлился на виноградниках перед лесом. Интер, хотя и выглядел физически развитым юношей, однако был ещё мальчишкой. Ему ещё не исполнилось 15, к тому же он учился в мужской школе и почти не общался с девочками. А на виноградниках, куда Интер прибежал за своим планером, было полно украинских девушек в состоянии «молочно-восковой спелости», когда им хочется хохотать по любому поводу. Поэтому вид здоровенного хлопца в одних плавках привёл их в необыкновенное возбуждение. Девушки окружили Интера и засыпали вопросами, на которые он отвечал с достоинством чемпиона, показывая девушкам наклеенное на крыло планера официальное обращение ДОСААФ, в котором говорилось, что этот планер – рекордный и нашедшего его просят принести по указанному адресу. На обратном пути, хотя он чувствовал усталость, но радость от прекрасного полёта и удачного приземления в девичий цветник всё время была с ним, до самого дома. С этим самым планером Интер выиграл первый приз на республиканских соревнованиях. Этим призом был маленький красный чемоданчик, с которым Интер долго не расставался, пока тот совсем не обветшал.

Республиканские соревнования по авиамоделизму, которые проходили на аэродроме в Умани, запомнились Ину более всего. Во-первых, он был тогда капитаном команды города Киева, помогал товарищам ещё до соревновнований. Во-вторых, Умань – это чудесное природное место. Всё свободное время они проводили на речке, но не только купались, но и обсуждали различные авиамодельные и авиационные вопросы. А тем для обсуждения было множество. Прежде всего: что, как и почему летает. Среди ребят авиамоделистов на вопрос почему что-либо летает самым популярным был ответ, что при хорошем ветре и ворота полетят. Однако, на этих соревнованиях присутствовали и старшие авиационные люди: лётчики, инженеры, так как там одновременно проходили полёты спортивных самолётов и планеров. Там был даже один университетский профессор, написавший книжку по аэродинамике моделей самолётов. Эта книжка принесла Ину большую пользу. Он её внимательно прочёл и обсуждал вместе с Зигфридом отдельные темы, касающиеся его моделей. На соревнованиях царила атмосфера авиационного братства. Все жили в казарме лётного училища. Перед зданием казармы стоял исстребитель Як-3, участвоваший в боях, но в отличном состоянии. Спали на железных койках, расположенных в два этажа. Однажды во время дневного перерыва в соревнованиях ребята зашли в казарму и увидели, что на одной из нижних коек лежит на спине, поджав колени, и художественно храпит один из начальников ДОСААФ. Он храпел со свистом, как бы распевая пьяную песню.

Все покатились со смеху. Комизм картины дополняло то, что он лежал в огромных семейных трусах и в носках с подтяжками. Уже после, через несколько лет, когда видевшие эту сцену ребята встречались и кто-нибудь из них говорил: «Дунаев», все хохотали, вспоминая его художественный храп.

Во время соревнований на поле аэродрома авиамоделистам привозили «сухой паёк». В той группе, где был Интер, приготовлением к обеду командовал 16-летний рыжий нахал Гришка. Он был на голову выше всех и значительно шире в плечах. Когда нарезали хлеб, колбасу и разложили все продукты по порциям на газету, Гришка, грозя кулаком сказал: «Не трогать, только по команде». Все стояли на коленях вокруг импровизированного стола. Затем рыжий Гришка произнёс: «Внимание, считаю до трёх. Раз, два» и на счете «два» упал пузом на продукты и после этого крикнул: «Три, давай!». Тут все начали вытаскивать из-под него продукты, кто что ухватил.