Паола Волкова
Дневник

Вчера же была передача по ТВ о Тарковском, подготовленная некой <Галиной> Лучай и Нэей Зоркой.^[48] Хуже бывает, но очень редко. И дело не только в том, что все ложь, все случайно и люди, и слова. Дело в том, что Нэя заигралась и по-моему Андрей^[49] выводит ее из игры. Не хочет, чтобы она им занималась, а Машке^[50] дает покровительство и еще какое! Мне необходимо срочно поговорить с Сережей. Может быть и мне потихоньку «сваливать» из этой истории с Музеем и «Обществом».

Еще одна новость: приехали Марья с Андреем.^[51] Он уже давал какое-то интервью. Интересно – позвонит ли она, или мне придется искать их самой.

Еще сегодня была в «Союзинформкино». Было что-то вроде беседы вокруг темы «религии» и духовности. Бред какой-то. Я опять «участвовала».

На генеральной линии – никакого движения. А может быть все это морок и вовсе ничего этого не надо.

Завтра день занят. В субботу у меня Лена <Немировская> с Таней.^[52]

Писать остальную жизнь надо ежедневно.

Дела все те же. С обществом пока неопределенно. Волнуюсь за Машу и Володю. Дай им Бог!

Сегодня у Маши девочки, а я пойду к Наташе и туда придет Ибрагим Дэвид.^[53]

 
Вот что доступно только гениям
Обдать нас, как волной и пеной,
Захватывающим движением
Реальности обыкновенной.
 
 
А если уж потребна исповедь,
То следует Экклезиаста,
Не обинуясь перелистывать
Однако иногда
   Не часто.
 
 
Игра со временем – не с нашим
   И не с прошлым,
А с тем, гудящим во вселенских
   парусах,
 
 
Простительна лишь маленьким
   А взрослым
Внушает отвращение и страх.
 
 
И оттого-то мы не спим ночами,
Когда ясней, что время смещено.
И давим время, как в давильном чане
Чтоб в голову ударило оно.
 

20 января 1989

Пятница. Вчера, 19.I, Крещение. Маша с отцом на свадьбе у Володи.^[54] Она становится взрослой и видом и поведением.

В 15 – лекция Мераба. Лекция о «несостоявшейся общественности в России». Все – будто, все слипшееся. Может что-то случится, если физически «вымрет» это поколение общ. лидеров. Интересно о Бухарине, для ком. «партия» была семье и домом и ком. говорил: «Ничего не понимаю, что происходит» о том, что ничего не понял даже перед смертью. Общество алхимиков.

Потом были у Полины.^[55] Там Женя.^[56] По-моему они с Мерабом друг другу понравились. Женя сверх-неординарный тип, но невротический и очень трудный. Хорошо относится по-моему только к себе. Где-то слабый.

Относительно М. у меня нет ни сомнений, ни иллюзий. Ко мне он относится хорошо. Иллюзий нет и в другом.

Дай мне Бог силы выжить и выстоять. У меня продолжается кризис. Я постараюсь сделать правильные выводы, но очень уж скучно будет тогда. Может быть жизнь заставить писать. Хорошо бы.

25 января 1989

Уехала с лекциями в Красноярск. Там было и отвратительно (состояние умов) и трудно (лекции) и хорошо (гостиница). Музей Сурикова. Светлана.

30 января 1989

Поехала в Л-д. В Л-де Мераб. Начало неожиданно новых отношений. Или это просто лукавое совпадение? Или, или… Будуще покажет. Сейчас ничего нельзя знать. Приехала в Москву.

1 февраля 1989

Мурзик скандалит. Я как-то «вне» всего. Конверт из Вильнюса со статьей об Обществе Тарковского.

В пятницу 4.II встречаемся по поводу выставки в Союзе с Файтом и худ-ком, будет Маша. Эта поездка была рубежом от к чему-то совсем другому.

Тезисы доклада к 5–6.II.

Статья об этикете. Подготовка к докладу и прочее.

1 апреля 1989

Не писала ровно два месяца. Сегодня Маша ушла с работы и подала документы. Теперь мы входим в полосу «неопределенности».

Сейчас миром правит закон «неожиданности» на бытовом и «чуда» на глобальном уровне.

Сочетание этого и другого равно повороту судьбы.

Приехал Вова Баршай^[57] и предложил помочь Маше уехать учиться на Тайланд в Банкок. 14.III мы подали документы. Уехать надо в конце мая, числа 20, чтобы 1 июня приступить к занятиям.

Тут же «бросили» все и вся кроме языка.

Я занимаюсь «Чтениями».^[58] Посмотрим, что из всего этого получится. Склеивается как-то так, что меня прибивает волной к строительству «Музея».^[59]

Х. все пропало. Я нашла на улице ключ и информация посыпалась, как из мешка. Человек слаб и не может вырваться из железных тисков «спрута». И, боюсь, не вырвется и все вообще пропадет.

Мераб болен и в больнице. В день его болезни я видела сон об нем.

Еще один сон, кажется, 28 марта.

Я стою в темных «яслях» или хлеву. По-моему на перекладине сидят куры. В руках держу морковку с длинной зеленой ботвой и на полу тоже, кажется, морковка. Вдруг «с потолка» или «с неба» падает на пол «золотое обручальное» кольцо. Я его очень быстро схватила. Тем временем, в дверях появляется человек (что-то вроде Стапрана^[60]) в том смысле, что знакомый, но не близкий. Именно знакомый, но не участвующий в жизни. Кольцо и принадлежит ему. Сон не двусмысленный. Посмотрим.

1 мая 1989

За этот месяц столько случилось событий, что трудно описать, дневник не вела.

14. III подали заявление на Машин отъезд в Тайланд. Все. Вовы. Она там будет учиться. Ждем документов. Как писать о том, что мечтаю о лучшей доле, о хорошем образовании для нее. Или как писать о том, что буду делать одна, без нее, как буду жить. Это одно.

Второе. С 11–14 прошли «Чтения». Что это для меня лично. Разумеется огромное событие. Жизнь может быть изменила свое направление. Можно сказать, что этому событию есть «покровительство». Мистическое ли, конкретное ли – не знаю. Может быть и Х., не знаю. Почему-то, это – огромной важности событие от меня далеко (внутренне), хотя социально, видимо, важно.

Была Люда Нукневич,^[61] сделала предложение, кот. я долго ждала. Писать ежемесячно 1 печ. лист – о чем хочу. Мне надо собраться. В темых глубинах своего знания думаю именно это мое будущее. В близком знании – не глубоком, все еще надеюсь на другое. Пустые, видимо, надежды. Хотелось бы верить, но, увы, не получается.

Еще одно большое огорчение – Грузия. Мераб лежал месяц в больнице. Сейчас его перевели в санаторий. Сердце.

С Тбилиси прошли трагические события военной карательной акции. Танки, газы, саперные лопатки. Ужас!!! Что-то будет в нашей стране. Черт знает что. Было бы можно уехать и жить приближенно к корме.

Очень плохо себя чувствую.

5 мая 1989

Машины дела пока ни с места. Очень нервно. «Мурзик» тоже нервничает, но ведет себя хорошо. Всю бы жизнь так и разводиться нет надобности.

Сегодня была у Боимов.^[62] Красивый интеллигентный дом. Боим очень хороший худ-к. Оба пьющие.

Видела с 4 на 5 страшный сон. В 1-й части Дэвид Сил под видом любви очень больно надавил на один из позвонков. Занял всю мою постель. Вероломство.

Во второй части Беспомощность Х.

С 15–17 был Пленум Союза.

Синявские! Андрей личность выдающаяся. Машку люблю. Наши отношения восстанавливаются. Марья как шкаф. Я очень тоже поправилась. У меня комплекс. Надо худеть. Пока отношения не завершены, они продолжаются сколько бы ни прошло времени. Вот уж не думала о Синявских, но ведь они не завершены. С Мерабом (?) с Х. (?).

Сон с 23/24 мая, со втор. на среду. Мераб приходит ко мне в гости. Небритое лицо, как будто отпускает. Я удивлена. На руке у него кольцо, не помню золотое или серебро. Очень большой прозрачный, светлый камень то ли хрусталь, то ли топаз. Вернее топаз, только очень светлый. Красиво огранен. Он снимает кольцо и одевает мне на палец. Я вижу свою руку с кольцом на безымянном пальце.

Скорее бы закончить Гофмана.

1 июня 1989.

Похороны Арсения Тарковского.^[63]

Жизнь идет быстрее, чем мы живем. Завтра лечу в Ташкент.

Судебная полемика на съезде.

Вчера была у Лены.

2–7 июня 1989 в Ташкенте.

Читала лекции. Ташкент не нравится, «какой-то» город. Базар дорогой и не интересный. В последний день купила красивый медный чан.

4 июня «резня» в Фергане. На сей раз турки-узбеки.

2 взрыв в Башкирии, 4 – национальный траур. Все сидят у TV. Все на фоне съезда.

Реально сразу в нескольких плоскостях: видимой, невидимой, чаяной. Ленива. Заниматься надо английским и писать. Остальное как-нибудь и когда-нибудь. Получается обратное. Много внешней жизни.

22–24. Ленинград. Сказочная поездка. Опера в постановке Тарковского убеждает – он был гением. Что выйдет из моей деятельности будет видно. Опять, снова и в который раз впечатления от города Л<енингра>д: мир внутри мира.

У нас на дворе начались какие-то перемены. Может быть я умерла? Меня интересует 1) Маша 2) организация моей жизни 3) несколько человек и то – посмотрим.

Видела Бориса Александровича. Впечатление смешанные. Мной он был доволен. Если бы видел, что я умерла, может быть сказал бы.

90-е

31 мая 1990

Мы живем в новом историческом времени и никто к этому не готов, ни правительство, ни народ. Гений не тот, кто время обгоняет, а тот кто ему соответствует, т. к. остальные отстают. Живут прошлыми ценностями и боятся их потерять. Исторически – у нас Ельцин Б. Н. Горбачев – в США. Над Москвой Попов и Станкевич. Вот и посмотрим, но по-моему не на кого.

Вокруг меня образуется пустота. Надо заключить договор с Володей Забродиным и писать книгу. С «Фондом» и «Об-вом» плохо, но попробую некоторое время подержаться.

Марья (Розанова – прим. ред.) в Москве и кажется в агонии. Полина тоже. С ней плохо. Не знаю, как со мной. Вероятно лучший внутренний показатель – перешагивание через раздражение к оптимизму. Нет. К спокойствию.

Фильм Славы Амирханяна.^[64]

С 24–29.VI принимали Александру Леседен с Лорой Фурман. Мы ведомы Андреем и пойдем туда, куда он укажет. В моей жизни появилась Нелли Измаилова.^[65] Шлегель,^[66] Илья <Юрий> Кочеврин^[67] и, кажется, Олег Янковский. ОН сводит людей точно и точно моделирует ситуацию.

Относительно Х. Разочарование. Меня интересуют Гамлеты, т. е. мужчины, кот. из потенциальной гениальности, из гениального полуфабриката в критический момент могут сотворить себя, как человека, т. е. быть. Но мне смешны Гамлеты, кот. превращаются в Розенкранца и Гильденстерна.

Это интересно. Гамлет, кот. становится Розенкранцем. Убить в себе обоих, тех, кто учились с тобой в Болонье и ты ушел в другую сторону, а они остались на месте. Х., ставший Гильденстерном, а мог быть Гамлетом. Я – не сойду с места.

Надо писать книгу Забродину и Шекспира, а то меня обойдут и буду виновата только сама.

2 июля 1990

Получили письма от Маши. Ей хорошо, но плохо. Хорошо, потому что она живет в другом мире, учится, получает новое развитие. Плохо, потому что одиноко и нет меня. А мне без нее – это без нее, т. е. полжизни.

30 сентября 1990

Бесконечный сентябрь. Написала плохую статью для каталога.

Готовлюсь сразу к отъезду в Хельсинки и в Берлин. Ничего не успеваю. С 25 до 30 много времени провела с бесом Женей Цветковым. Судьбы все плетутся и сплетаются не здесь.

Говорила вчера с Мер. и Х. Ничего не знаю и об этом и вообще ни о чем.

Главное Маша. Отправили с Володей деньги. Спасибо Наташе. До смерти боюсь лекций в Хельсинки. Сны не снятся. Загадывать нельзя ничего. Женя сказал (он гадал), вынув одну карту: будет справедливость. Когда-то мне сказал Боря Иванов: останешься одна, но будет истина. Это не самое плохое, хотя и не самое легкое. И все-таки мне не на что и не на кого жаловаться.

27–28 ноября 1990

Ужасные дни.

23. XI вернулась из Берлина. Это были каникулы целой жизни. Жила по-человечески, полнокровно. Москва встретила меня «нашей» жизнью. Вот она:

25. XI скончался Мераб Мамардашвили. Он умер точно как жил. Одиноко, на аэродроме между Москвой и Тбилиси.

27. XI была гражданская панихида в морге ин-та Морфологии. Кто-то был вокруг, какие-то плохо одетые и плохо вымытые философы отечества, все слишком худые (как Вадим) или рыхлые и ни одного мужчины, кроме того, кто в гробу. Он жил отдельно и в гробу был отдельно и странно, что вокруг стояли эти мужчины и женщины. Я остаюсь одна, совсем одна. На мои плечи ложится все большая нагрузка. Дай силы, Боже, Боже мой!

27. XI положили в больницу Таню. Сегодня, 28.XI, будут делать операцию, а потом… мгла и тьма выхода из операции и ожидания результатов анализа.

Боже, Боже, помилуй мя.

Силы придется брать где-то на все, на все и выглядеть придется хорошо. Иначе «не потянуть».

В Москве – голод. Отцы Отечества болтают языками. Нет ничего. Посмотрим, что будет дальше.

Сегодня очень жалко, что не записала несколько снов, приснившихся в Берлине. Один был о Мерабе. Кажется, он со мной прощался.

Другой был с 22 на 23 ноября, т. е. с четверга на пятницу. Помню, что меня поздравлял с чем-то и жал руку кто-то вроде Горбачева, т. е. высокопоставленное лицо. И еще по логике, известной лишь сну, там были дети – девочки и молоденькие девушки. Это хорошо. Авось «прорвемся».

В Берлине^[68] Отар,^[69] Питер Штайн^[70] и маэстро Клаудио Аббадо.^[71] Была в театре Штайна. Шаубюне 21.XI на пьесе Роберто Риччи и 19 в Филармонии на концерте Аббадо, после чего мы обедали в шикарном ресторане и договаривались об Австрии.^[72]

4 декабря 1990

Таню выписали. Дай бог! Только чтобы все было хорошо. Мне противно от себя самой.

В моем черном кольце изнутри налит рис от поминальной кутьи.

В ночь с 4.XII на 5.XII Марьяна <Марианна> видела сон. Мы с ней в комнате и говорим о бытовом. Вдруг она видит, что на окне на ее глазах распускается цветок, огромный пион или лотос и от него идет (из него идет) свет, струится голубой и золотой. Она говорит: Паола Дм<итриевна> да посмотри же. Я оглянулась и чудо с цветком повторилось снова. Какой замечательный сон (со вторника на среду). Но пока, сегодня мне как-то тошно, тошно. От самой себя тоже тошно.

5 декабря 1990

Положение мое все ухудшается. Сил нет ни на что. Если не найду их где-то – я пропала. 3.XII было 9 дней. Это отвратительно. У Кони Мусханишвили человек 30, почти всем, кроме нескольких человек, Мераб безразличен и они даже рады, что его нет. Юра Замошкин^[73] рассказал мне, что в Париже какая-то дама рассказывала ему, как она любила Мераба, и Юра добавил: «Я и сам его очень любил». Важен голос, интонация. Он его конечно же любил. Мераб был зажат в безвыходность. Я пришла после поминок, зажгла свечку, выпила водки и услыхала, как Мераб сказал: «Спокойно, Паола, спокойно… Не суетись, не влезай, отойди… Спокойно». Опять-таки важны интонации голоса.

11 декабря 1990

Снова земля медленно уползает из-под ног. Внешне дела кое-как движутся. Впереди какие-то перспективы, но внутри усталость, апатия и сама не знаю чего хочу. Мне пора встретиться с Машей, моя душа устала от разлуки. Мераба я больше никогда не увижу. Почему я не запомнила тот сон, когда он был в пальто и я его провожала и на платформе стояла елка. И еще одного. Он тоже был в пальто.

По всем показателям наш «Фонд» <Андрея Тарковского> должен зачахнуть, но жизнь неожидана и причудлива. Сны мне не показывают.

18 декабря 1990

Сегодня с утра беспокойство. Позвонил мой Вовочка, что Маша просила ей позвонить. Что-то случилось, видимо. Мне посчастливилось заказать разговор. Звонила Марьяна <Марианна> и сказала, что ей снился Мераб. Она видела во сне близко его лицо и она ему сказала: Не может быть, чтоб это были Вы, ведь Вы умерли. Он положил ей ладонь на затылок и она почувствовала тепло и тяжесть. Он просил ее передать мне привет.

Я ничего не вижу во сне, а она видит мои сны. Почему он сам не пробьет толщу моей глухоты и не придет ко мне, хотя бы во сне?

Я действительно, как Иван Бездомный в Покровском Стрешневе. Во мне нарастает другой человек, кот. все иначе видит, слышит и чувствует. Некое раздвоение: сразу два человека – новый и старый. Они вне конфликта. Новый дает старому дожить жизнь.

23 декабря 1990

25. XI Умер в аэропорту Внуково Мераб Мамардашвили. Я никогда больше его не увижу, разве что во сне.

Впервые я увидала его и мы познакомились 14 мая 1976 года. Вал<ентина> Як<овлевна> Ляудис^[74] много рассказывала о нем и я, наконец, выбралась на его лекцию в МГУ в ф-т психологии. Меня потряс его образ, его облик, его абсолютное отличие от всех. Мощное энергетическое поле захватывало в плен всех, мужчин и женщин. Стиль, пластика монолита. Большая выразительная голова, могучие плечи, грудь. Он был весь подтянут к плечевому поясу, утвержден в плечах. Почти лишенная волос голова не только не портила его, но как-то обнажала лицо и трудно было представить его с волосами. Внимательные (усиленные очками) серые холодные глаза, взгляд этого человека были неотразимы значительностью и особой мужской оценивающей наблюдательностью. Я обмерла. За месяц до этой встречи я потеряла своего отца.

Я потеряла к этому времени многих. Мне показалось, что это посланная мне какая-то компенсация на человеческом плане и вообще в моем одиночестве.

Я ошиблась и недооценила ситуацию. За время нашего знакомства, отношений, удивительного романа он занял большее место в моей жизни, чем я могла бы предположить.

В тот день он был в пальто толстого драпа песочного цвета и я обратила внимание на обтрепанные манжеты рукавов.

После лекции Ляудис нас представила и мы пошли пешком, разговаривая до Арбата, где и расстались. Разговор был всякий, не очень ему интересный, но помню, как я сказала последнюю фразу с ссылкой на мысли Волошина о смерти и канонизации. Он усмехнулся и посмотрел на меня внимательно, отдельно и запомнил.

Что еще поразило меня тогда, в тот день нашего знакомства – это отчетливо прочитанное сумасшедшее одиночество в глазах, какая-то окутанность одиночеством. Он идет, говорит, читает лекцию, излучает особую энергетику плена силков (он знал это свое качество и очень умел им пользоваться) – вместе с тем какое-то ощущение, безразличие и остро чувствующееся одиночество. Потом это ощущение пропадало в разных ситуациях, но тогда, в день нашего знакомства я увидела это и почувствовала точно. Он и умер как жил: в полном одиночестве посреди толпы (аэропорт) между Москвой и Тбилиси. «Это из жизни не той, и не той».

Потом я даты помню плохо, а эпизоды хорошо. Все что связано с Мерабом, помню отчетливо и без потери мелочей.

14 января 1991

Вчера приехала из Риги. 13.I поздравила Анечку^[75] с днем рождения. В Риге (и под этим знаком прошла вся поездка) живут событиями танков в Вильнюсе. Мераб был прав относительно пляски св. Вийя Мы непроизвольно повторяем одни и те же конвульсии.

Воскресенье – 13 января. Подумать только – ну что за совпадение. Никогда Мераб ни в чем больше не будет (здесь). Мне самой интересно знать о себе: в чем причина такого глубокого моего страдания. Не страдания да и невозможности жить без этого человека.

Однажды в МГУ была лекция о Канте. Какой год это был? Надо уточнить.

Мераб меня не видел, а у нас была какая-то очередная «неувязка», Во время перерыва он увидал, что я на лекции. Вторую половину он читать не мог. Сказал, что человек не знает самого себя, что он «tuf», непостигаемая для себя самого (по выражению Канта) глубина. Для всех присутствующих это изменение настроения Мераба было не понятно. Знали – в чем (ком) дело я и он. Тогда я поняла, как мало мы разумеем о природе внешних явлений, не зная, и никогда почти так и не узнав, их скрытую от всех причину. «Реальность в невидимом». Вот почему мы всегда судим о происходящем не правильно и договариваемся коллективно о том, что мы думаем по тому или иному поводу.

31 января 1991

Был вечер памяти Мераба в Ин-те философии. Все выступающие врали (за исключением одного молодого философа) и что самое грустное – врали, считая, что говорят правду. Мераба ТАМ не было, были какие-то люди, кот. что-то говорили и все – мимо.

Приехала Иза.^[76] Это настоящее горе, ежеминутное и навсегда. Вот поэтому она здравомыслящая и трезвая. Иза (я так думаю) все понимает и очень хорошо ко мне относится.

С 23–30 я была в Вене. Я была в Вене. Была и уже не помню, т. е. помню все, но потеряла эмоцию памяти.

Сделала ремонт. Не могу писать, читать.

12 апреля 1991

Сейчас начинается что-то вроде того, что я ожидала давно. Загадка жизни и смерти Мераба начинает становиться загадкой «вслух», Его отношения с людьми при жизни и после его смерти, Иза, Я? Его наследие. Мне следует записать наблюдения и прогноз. Он умер, ничего не доделав и, что еще страшнее, смутив быть может многие души и не удовлетворив – почти ни одной. Где он сейчас? Мое отношение к нему очень колеблется.

№ 7 Юность. Публикации из «Записных книжек» Мераба и идиотским предисловием Юры. Томских собирается снимать фильм. Все вместе сделают все, чтобы уничтожить его посмертную жизнь. По-моему просто забвение лучше непоправимого вранья памяти. Необходимо сделать то, что я задумала с Наумом.

14 июня 1991

Июнь прошел. Я улетаю в Афины. Это чудно. От Маши пока ни единой весточки. Мои дела в перспективе не плохи, но сейчас тяжело.

Появилось подозрение (у меня чисто внутреннее), что Мераба убили. В конце месяца мы с Таней Харламовой поедем (собираемся поехать) в Тбилиси.

24 мая 1991

24 мая улетела Маша.

25 июня 1991

Вчера вернулась из Афин. Вернулась в жизнь из лучшего сна всей моей жизни. Все никому и никогда не дается. Мне не хватает там Маши и Мераба.

20 сентября 1991

Вчера произошел военный переворот. Жизнь резко изменилась. В Москве танки. Ситуация не однозначная. Вчера была пресс-конф. с пучистами. Журналисты молодцы. У Янаева тряслись руки. Томанская дивизия защищает РСФСР. Сейчас 14.30. Пока нет известий по TV. Волнуюсь за своего Вовочку. Пара дней может быть есть на решение или разрешение событий. Эпицентры, конечно, в Москве и Л-де. Здесь решается все. Завтра должен быть парламент России. Хитрый Мераб умер вовремя. Интересно – есть ли у нас покровители? Это должно обнаружиться именно теперь. Хотелось бы делать свое дело, но почему-то «не пишется». Сижу в окружении Машиных фотографий. Я не позволяю себе думать о том, когда и как увижу ее. Дорогая моя девочка. Боль только за детей.

Говорила по тел. с Ириной Уваровой.^[77] Она в Киеве. Говорим и думаем и видим одинаково.

23 сентября 1991

Военный переворот окончен. Вчера был большой праздник. Перед лицом опасности мы осознали себя как нация. Народ доверяет правительству. Привезли Горбачева. Он ведет себя кое-как. Посмотрим дальше. До расслабления еще далеко.

Плохо ведет себя Вадим. Он путает личные отношения с элементарной человеческой порядочностью.

24 сентября 1991

Суббота. Похороны погибших ребят. Один – коммерсант, другой – афганец, рабочий. Третий – Комарь, Кричевский, Усов. Кричевский – худ-к архитектор. История, когда она в часе истины и гениальности, случайностей не знает.

Показывают портреты. Они очень молоды и красивы.

Мих. Серг. по-моему начал что-то соображать. Может быть что-нибудь и с ним случится.

Все похорошели. Стали красавцами. Красота изнутри.

Елена Боннер – просто Долорес Ибаррури.

Сегодня утром я отнесла три белые хризантемы и передала девушке из теле-будки, чтобы положила на могилу.

Выступает православная церковь и еврейский раввин. По-моему ребята не только разных социальных групп, но и разных национальностей.

Владимир Усов – рус. коммерсант.

Дмитрий Комарь – афганец, рабочий.

Илья Кричевский – худ-к, еврей.

11 июля 1992

Суббота. Вчера встретили Машу в Москве. Она покинула Бангкок, чтобы переехать в Лондон. Ей грустно. Она уехала из первого, сотворенного ею самой мира, оставив по себе безупречную репутацию, настоящих друзей и сожаления. Это много, очень много.

Но… как она сама говорит, кто-то толкает в спину. Судьба ведет ее дальше, в Лондон. Не сомневаюсь, что она получить стипендию и что все будет в порядке.

Сейчас, эти полтора месяца, уже расписаны. Дай Бог, чтобы хватило времени сделать необходимое.

Я долго не писала. Как много воды утекло.

С 25 июня по 1 июля была снова в Хельсинки. Жила там очень хорошо.

Одиночество мое так сильно, что я его не осознаю, т. е. именно осознаю, но не страдаю. Кругом постоянная суета, мельтешение, вторичность. Вторичность не моей жизни. Она продлится до февраля. Потом начнется другая полоса.

Я, если не буду болеть, начну еще одну, очень короткую, жизнь сначала.

Все уверены, что будет переворот, а я в это не верю. Какие-то перехлопы-перетопы. Но другого пути нет и мы пойдем по этому, уродскому, мучительно нищему. Я не должна, не могу и не буду ругать свою жизнь. В каком-то смысле лучше я никогда не жила.

У меня возможность деятельности, у Маши ее особенная судьба, есть что одеть и пока что есть, не надо стоять в очередях и ныть, ныть.

Мое одиночество глубоко и безнадежно. Я знаю людей, вижу их насквозь и глубже. Это тоже, хоть и мучительно, но если говорить мистически и «это так надо».

Мне очень не хватает Мераба. Дальше будет еще хуже. Дальше его смерть станет моим отчаянием вопреки всякой логике.

Но самое главное то, что мне необходимо, наконец, начинать писать.

За 10 дней я должна написать сценарии для Л-да, план «Круглого стола» и план для передачи о Льве Ник<олаевиче> Гумилеве. 9-й день его смерти совпал с 23 июнем, а 40-й с 23 июлем.

18 июля 1992

Тяжело и трудно. Ощущение такое: все что происходит – не главное, иллюзорное. Главное где-то внутри, в другой точке. Я продолжаю ничего не делать. Видела сон с 17 на 18. Мне сказали во сне, что я похудею. Потом был показан фантастической красоты легкости и протяженности мост. Я видела мост и со стороны и стоя под ним. Почему-то этот мост имеет отношение ко мне. Говорил о похудении и показывал мост почему-то Сергей Ник<олаевич> Хотчинский,^[78] кот. умер. Мир был ясен, небо сине и чисто, воздух золотистый (или золотился мост). Сегодня день преподобного св. Сергия Радонежского. Сергий посылает Сергея. Тогда – все послание Мост ведет к соединению двух точек, двух миров. Может быть это и есть мое будущее в познании на новом уровне. Я верю, что так может быть. Дай-то Бог и его послушник Сергий Сергея пославший меня интересует Мераб.

Вадим улетает в Париж. Он мне не нравится.

28 июля 1992

Планов много, но я ничего не делаю, бездеятельна и размягчена. Все движется в параллельных мирах. Придется придавать плотность формы тому, что плотно внутри, в параллельном мире. Мне необходимо: договориться с Панченко,^[79] написать для Сорокина, написать план сценария для программы в «Октябре» и т. д., всегда за спиной где-то Шекспир. Если не напишу, напишет кто-то другой. Маша тоже бездельничает. Мурзик ведет себя как последний «совок», советский муж – мужчина, вернее анти-мужчина. Умер Мераб, умер Гумилев. Я жива, я в долгу перед ними столько мне давшими людьми. Ты не будешь мне верным мужем, но мы с тобой мы такое заслужили, что смутится XX век. Добьюсь своего? Загадка Дэвида Сила. М-а-ш-а!

Воскресенье уехали от них на дачу. На даче ужасно. Все мертвенно, все засохло, как-то особенно плохо.

Вечером звонила в Л-д Панченко. Давно-давно не встречала такого типа: хам, советский «хапала», только он хапает не вообще, а Гумилева. Какое наказание, в чьих руках бедный Лев Николаевич. Нет, за свои грехи мы платим здесь и полной мерой. Нынче именно такое время. Именно такое. Панченко орал и брызгал слюной, где, мол, я была и что все места уже заняты. Они с Наташей «московской дворяночкой» уже издают 4-хтомник и еще почему зовут меня Паолой, что за имя? Панченки сейчас устойчивы и благополучны, их время всегда, особенно теперь. Поживем – увидим, однако.

Хуже всего со мной. Я все. Никуда не годная память, ничего не могу делать, вся разъехалась. Понятно лишь одно: или надо сделать сверхусилия и вернуться в деятельность на ином витке или со мной все. Странно, но ситуация как у Элема. Мы все-таки, видимо, где-то таинственно связаны. Я тоже живу на инерции и тоже ничего не хочу делать, а в данный момент просто зеркально сижу при Маше.

28 августа 1992

Маша улетела в Лондон.

16 сентября 1992

Маша учится в Лондоне. Ей нравится Лондон, ей хорошо.

15 сентября 1992

День рождения Мераба. Послала Изе письмо в Тбилиси.^[80]