Пан Зайчински
Правила благополучия
Следующей осенью она вышла замуж, похоронила своих питомцев и уехала. Можно сказать, это была единственная женщина, с которой я постоянно общался все это время. Поэтому после ее отъезда мне снова стало грустно, как было грустно на похоронах ее старых собак или до того, как я купил своих двух.
С тех пор я нередко находил себя в различного рода барах-ресторанах, а позже – и в дешевых пабах или ночных забегаловках. Вскоре я мог гордиться тем, что на улицах меня узнавали десятки барменов и официантов, у меня появилось множество знакомых и, таким образом, я стал «своим» почти во всех вечерних заведениях разного пошиба. Уже через несколько месяцев мне захотелось нового воздуха, и я стал выезжать в соседний городок.
Надо признать, я никогда прилюдно не напивался до беспамятства. Такое я мог позволить себе только дома – по пятницам и субботам. Поначалу я долго колебался, что-то стесняло меня: я думал о соседях, которым может вдруг понадобиться моя помощь; о том, что подумают собаки; каждый раз силился вспомнить, звонили ли на этой неделе родители, а если не звонили, то звонил сам, чтобы не попасться. Конечно, эти примитивные симптомы совести постепенно смыло, и в этом мне кое-кто, а точнее кое-что, помогло. Особенно хорошо это получалось у тосканской траппы (к ней меня приучил мой школьный друг; он объездил весь свет, долго жил на Аляске, но в итоге, как и обещал, вернулся в Норвегию, хотя я бы предпочел видеть его дом где-нибудь на противоположной улице) и целебного аквавита. Я называю его целебным, потому что когда-то давно, в годы моей юности, я слышал рассказ о человеке, обреченном на медленную смерть от болезни с незапоминающимся названием, но по совету одного еврейского лекаря пациент заменил водку в «Кровавой Мэри» на священный ингредиент – аквавит – и сохранил себе жизнь. Историю эту поведал отец моего школьного приятеля, того, что живет в Норвегии. Кстати, еще недавно он присылал мне открытки из Петербурга.
Сколько гостей у меня стало бывать по выходным – столько не было за всю мою самостоятельную жизнь! Женщины тоже приходили, но, в основном, я не знал, кто они. А сколько разведенных людей в этом городе! Особенно, мужчин (наверно, потому что женщине сложно задать такой вопрос). Я правду говорю, обычно, когда у хорошего парня спрашиваешь, женат ли он, он отвечает, как есть, например, «да» или «нет» – если он женат или никогда женат не был – и «нет, я разведен» – если он разведен. У женщин все не так: если дама разведена, то она не замужем, и все. После такого ответа ни один нормальный человек не будет докапываться у малознакомой женщины, была ли она вообще когда-нибудь замужем.
Своим гостям я говорил, что давно разведен, хотя, по правде, это было не так – но я не люблю вдаваться в подробности – и они верили. А с чего бы не поверить? Может, я и не сильно внушаю доверие, но и на обманщика я тоже не похож. А в детстве я очень старался никого не обманывать – это было одно из основных правил.
Мне было лет девять, когда я затеял разработать свою концепцию счастья. Скорее всего, это была одна из неудачных попыток соответствовать моему изобретательному брату. Я был убежден, что это истина, ставшая доступной мне как человеку, которому можно доверять! Довольно смешно. Концепция состояла из нескольких утверждений, по большей части запретов, соблюдение которых обязательно должно привести к благополучию. Так они и назывались – правила благополучия. Их было двенадцать, но на сегодняшний момент пять из них утеряны.
Из заповедей я украл всего две – запрещающие убивать и красть. Только их я и соблюдаю. Самыми сложными были три: не болеть, не спорить и не пропускать утреннюю зарядку. Их я не соблюдаю. Говорить неправду эта теория разрешала – на тот период я признавал ложь во спасение. Сейчас – не уверен.
Еще один пункт касался диких животных: их нельзя было приводить домой и ухаживать за ними. При разработке этого правила я, несомненно, находился под влиянием школьного преподавателя, и поэтому, став старше, не мог полностью принять его.
Последнее правило, которое я помню, – самое странное. Оно не разрешало мне задавать вопросы, ответы на которые я мог найти сам. Не знаю, зачем я его придумал – оно никогда не работало. И что готово работать, будучи в корне неправильным? Как показывает жизнь, очень даже многое.