Пак Соён
Снежный шар

Немыслимое происшествие

– Мы на месте.

Как только из динамика раздается голос Рафалли, госпожа Ча Соль открывает крышку на консоли, расположенной по левую руку от нее. Внутри оказывается черный телефонный аппарат. Это старинный телефон с круглым диском и цифрами от одного до девяти, нарисованными в круглых отверстиях. В нашем поселении тоже есть такой. Он стоит на станции в кабинете бригадира и используется исключительно для переговоров с начальством.

Госпожа Ча берет в руку тяжелую трубку и набирает ноль – ее палец в отверстии телефонного диска рисует крутую дугу. Диск с мягким тарахтением возвращается в изначальное положение.

– Готовься к отбытию.

Как только она произносит эти слова, где-то совсем рядом вспыхивает яркий свет. Из темноты возникает нечто огромное, до этого момента остававшееся невидимым. Это самолет: он такой огромный, что его и сравнить невозможно с нашим деревенским рабочим автобусом. Вообще-то, самолеты я много раз видела по телевизору. Но, в отличие от пассажирских, на которых актеры путешествуют на дальние расстояния, этот скорее похож на военный грузовой самолет ушедшей цивилизации, который я видела на картинке в учебнике истории. В школе нам рассказывали, что до того, как изменился климат и наступило похолодание, люди все время воевали друг с другом. Поэтому ту эпоху назвали цивилизацией войны.

– Открывай грузовой отсек.

По команде госпожи Ча в задней части самолета открывается люк, и на снег опускается край металлической двери. Лимузин заезжает на получившийся трап и медленно едет по нему наверх.

Когда автомобиль оказывается на борту, дверь снова поднимается и с громким щелчком закрывается. Самолет начинает двигаться по бескрайнему снежному полю, постепенно разгоняясь, как на взлетно-посадочной полосе. Мне так хочется выглянуть в иллюминатор, что я вся извертелась, но госпожа Ча Соль велит мне пристегнуться и оставаться на месте до тех пор, пока взлет не будет окончен. Возможно, она просто не любит нарушать правила, но у меня создается впечатление, что она скорее хочет дождаться, пока нагреется морозный воздух, который мы впустили в отсек во время погрузки. Люди, родившиеся и всю жизнь живущие в Сноуболе, не на шутку боятся морозов, царящих в нашем мире.

Вскоре мне закладывает уши, а ощущение тяжести в теле проходит. Механический голос из динамика сообщает, что мы благополучно достигли безопасной высоты. Купер Рафалли первым выходит из лимузина и открывает нам дверь. Я выбираюсь наружу вслед за госпожой Ча и ошеломленно осматриваюсь по сторонам.

Я впервые в салоне настоящего самолета, и он выглядит прямо как дом, построенный специально для жизни в небе: огромный грузовой отсек, в котором свободно поместился бы еще один лимузин, а за толстой стеклянной стеной великолепный уютный салон, одновременно гостиная и столовая.

Госпожа Ча Соль подводит меня к этой стене. На сенсоре над нашей головой начинает мигать красная лампочка. Вслед за этим огромные стеклянные створки разъезжаются в разные стороны, открывая широкий проход.

Обернувшись, госпожа Ча Соль с недовольным видом замечает стоящему у нас за спиной Рафалли:

– А ты куда? Забыл, что нужно убрать осколки из машины?

Его бровь изящно выгибается от удивления.

– Я что, и это должен делать?

Ча Соль смеется, будто слышит явную глупость.

– Если хочешь остаться в Сноуболе, сумей доказать, что от тебя есть толк.

Его щеки заливаются краской, но все же он покорно отвечает:

– Простите за дерзость.

После чего, с почтением поклонившись, возвращается к лимузину.

Госпожа Ча Соль подводит меня к двухместному бежевому диванчику, обращенному к стеклянной перегородке:

– Сядь здесь, отсюда вид лучше всего.

Я не хочу показывать ей, что раздосадована, но все же невольно надуваю губы: вокруг полно мест у окна, зачем она усаживает меня смотреть на багажный отсек? Тем временем госпожа Ча пристегивает меня ремнем безопасности, а сама направляется к телефону, находящемуся в салоне.

– Открыть багажный отсек.

Я смотрю на нее с изумлением, но госпожа Ча пугающе спокойна. Вновь раздается щелчок, и дверь багажного отсека начинает медленно опускаться.

Почувствовав внезапное движение, Купер Рафалли выглядывает из заднего окна. В полном ужасе я пытаюсь вскочить, чтобы открыть стеклянную дверь, но ремень безопасности переклинило, и он не расстегивается.

– Господин Купер! – Привязанная к креслу, я изо всех сил машу руками. Я пытаюсь дотянуться до зоны охвата сенсора и во всю глотку зову Рафалли. Но датчики никак не реагируют на мои движения: двери застыли на месте, словно огромные ледяные глыбы. – Господин Купер, скорей бегите сюда!

Мой встревоженный голос заставляет его осознать всю серьезность положения, в котором он оказался, и, быстро выбравшись из машины, Купер Рафалли стремительно преодолевает путь до стеклянной двери. Лицо его белое как мел.

– Госпожа Ча! – Оказавшись с ней почти лицом к лицу, он изо всех сил колотит кулаком по стеклу. – Откройте дверь! Скорее!

Но госпожа Ча Соль стоит и спокойно смотрит на Рафалли. В это время лимузин за его спиной начинает крениться назад, тем не менее передние колеса соскальзывают первыми, и автомобиль ныряет в бездну капотом вперед. На лице Рафалли отражается смертельный ужас. Ему все труднее удерживать равновесие.

– Разбиться не так больно, как замерзнуть, Купер. – Голос госпожи Ча на удивление тверд, в нем даже слышатся металлические нотки.

Рафалли в исступлении бьется о перегородку, выкрикивая проклятия. Но на стекле не остается ни следа. Госпожа Ча Соль небрежно машет ему рукой на прощание:

– Спасибо за все, Купер.

Рафалли раздирают паника и гнев, в его глазах начинают лопаться сосудики, и по лицу градом катятся слезы. Страстно желая выжить, он яростно царапает стекло ногтями, но вскоре исчезает из виду, сбитый с ног порывами мощного ветра. Секунда – и его отчаянный вопль уже не слышен, словно в сковавшем мир холоде даже крик человека мгновенно замерзает, едва сорвавшись с губ.

В этот самый миг пряжка ремня безопасности отщелкивается, освобождая меня. Я резко вскакиваю с места, но тут же безвольно опускаюсь на пол: в ногах совсем нет сил. Я всматриваюсь в пустоту, пытаюсь разглядеть Рафалли, и передо мной разворачивается величественный пейзаж, который мне так не терпелось увидеть: высокие горные цепи, утонувшие в вечных снегах, спящие под лунным светом.

Невозможно выжить, упав с такой высоты. При этой мысли меня пробирает дрожь.

Вскоре вновь раздается щелчок: дверь багажного отсека закрывается, после чего в салоне воцаряется гнетущая тишина. У меня голова идет кругом. Я прикладываю ладонь ко лбу – он весь влажный от пота. Слезы текут по щекам, смешиваясь с мазью от обморожения.

– Что же это такое… Что это было?

Я так и сижу на полу, и госпожа Ча подходит ко мне. Наклонившись, она смотрит мне прямо в глаза. Мне не нравится ее выражение. Давным-давно я видела такое лицо у Онги. В тот день он сосредоточенно мастерил поделку из бумаги на уроке труда, а я ее случайно смахнула и села сверху.

Госпожа Ча Соль глубоко вздыхает и направляется к белому столику из мрамора.

– Теперь можешь садиться куда хочешь.

– Зачем вы его убили?! – В моем голосе слышатся рыдания.

Мне никогда не забыть умоляющий взгляд Рафалли, в котором застыл ужас. А ведь Чо Мирю убила девятерых.

Опираясь трясущейся рукой о пол, я смотрю на госпожу Ча Соль снизу вверх взглядом, полным ненависти, но она смотрит на меня спокойно.

– Купер сыграл свою роль. Она должна была закончиться здесь и сейчас.

– Я согласилась с вами поехать, потому что думала, что так будет лучше для всех.

– Купер был болтлив и слаб характером, – отвечает Ча Соль, ставя разогреваться воду для кофе. – Ему нельзя было довериться в серьезных делах.

– Разве это причина, чтобы его убить?

– Я тоже очень сожалею о случившемся. – Подойдя ко мне, она наклоняется и смотрит мне в глаза. – Если бы Хэри не умерла, то и Купер был бы сейчас жив.

Я не нахожу что ей ответить и лишь кусаю губу. Мысли путаются.

– Иди за стол – я налью тебе кофе.

Мягко похлопав меня по плечу, госпожа Ча возвращается к столу и начинает молоть зерна в кофемолке. Я изо всех сил пытаюсь успокоить взволнованное сердце и как можно более спокойным голосом спрашиваю у нее:

– Когда все закончится, со мной вы поступите так же?

Госпожа Ча Соль глухо смеется.

– Ты должна стать режиссером. Я ведь обещала, что помогу тебе, если ты поможешь мне.

Глаза начинает щипать, и я ничего не могу поделать: слезы ручьем текут по моим щекам.

Госпожа Ча Соль останавливает кофемолку и ласково спрашивает:

– Что тебя так расстроило?

Всхлипывая, я выкладываю ей все, что накопилось у меня на душе:

– Глаза господина Купера… Я, наверно, их до смерти не забуду… Стану режиссером… Исполню все свои мечты… И все равно буду о нем думать… Это так страшно.

Госпожа Ча Соль мне отвратительна.

Но она вдруг быстро подходит ко мне, встает рядом на колени и нежно меня обнимает.

– А я подумала, ты плачешь, потому что захотела вернуться домой.

В ее голосе слышится облегчение, а я осознаю, что такая мысль даже не пришла мне в голову.

– В Сноуболе каждый день кто-нибудь умирает. Кто-то становится объектом чужой мести, кто-то погибает в обычной аварии, других уносят болезни и старость, но мы не горюем о каждом из них.

Плечи начинают дергаться от напавшей на меня икоты, и госпожа Ча Соль ласково гладит меня по спине.

– Сериал, где Купер играл главную роль, давно уже закончился, и давно прошло то время, когда кого-либо могла огорчить его смерть. – Она пристально смотрит на меня, ее зрачки неподвижны. – Ты пролила из-за него уже достаточно слез. Тебя сейчас гложет чувство вины за то, что ты больше жалеешь себя, чем его. Ты ни в чем не виновата. Это естественно.

Она очень точно поняла, что творится в моей душе, и от ее слов мне становится легче.

– Госпожа Ча, а вы видели… Видели, как умерла Хэри?

– Еще нет.

Я совсем забыла, что режиссер не может просматривать записи своей программы в течение недели.

– Вы посмотрите?

На мгновение мне показалось, что взгляд ее оранжевых глаз дрогнул.

– Я должна. Ведь я режиссер этого шоу…

В этот момент у меня откуда-то появилась уверенность, что даже когда она увидит последние минуты жизни Хэри, подробно запечатленные камерами с разных ракурсов, то не заплачет. Не потому, что смерть Хэри ее нисколько не тронет, но потому, что она очень сильная.

Я осторожно отстраняю ее ладонь, обхватившую мою руку, и встаю на ноги.

– Кажется, теперь мне уже лучше.

К тому времени, как по салону распространяется терпкий кофейный аромат, слезы мои окончательно высохли. Я сижу у окна, и госпожа Ча Соль передает мне чашку горячего кофе. Хотя мне сейчас ничего не лезет в рот, я потихоньку пью его маленькими глоточками.

– Попробуй уснуть хотя бы ненадолго. Когда мы приедем, у нас будет много дел.

Госпожа Ча Соль сидит напротив. Она пьет кофе, листая газету. Я безучастно смотрю на опустевший грузовой отсек и неожиданно вспоминаю своих родных, оставшихся дома. Сердце мое сжимается.

– Вся моя семья думает, что я поехала учиться в киношколу. Я ведь никому ничего не сказала!

– Знаю.

Госпожа Ча Соль плавно переворачивает страницу.

– А теперь люди, живущие в Сноуболе, станут моей новой семьей.

Вторая часть

Мир, о котором можно только мечтать

Стоит мне закрыть глаза, как я тут же вспоминаю перекошенное ужасом лицо Рафалли, поэтому я лишь сижу и отрешенно смотрю в окно.

Небо, усыпанное мириадами звезд, постепенно становится лиловым, но линия горизонта вдруг вспыхивает ярко-красным. В этот момент голос в динамике сообщает о скором прибытии в Сноубол. Небо розовеет, а вдалеке открывается вид на огромный купол города. На фоне окружающего его, укутанного снегом, застывшего во льдах пространства он кажется ярко-голубым. Купол настолько огромный, что невозможно увидеть его весь. Прозрачная поверхность блестит на солнце, и кажется, что это обитаемая планета на просторах бескрайнего и безлюдного белого космоса.

Самолет меняет курс, забирая влево. Под крылом, словно игрушечные, повсюду разбросаны высотные здания, каких не увидишь в нашем поселении. Я вспоминаю красочные фотографии киношколы, которые вырезала из учебника и журнала «Телегид» и вешала на стену в своей комнате, и начинаю вглядываться в здания внизу. Я замечаю и разноцветные крошечные машины, снующие по асфальтовым дорогам.

Госпожа Ча Соль, все это время тоже смотревшая в окно, спрашивает меня с таким видом, словно показывает свой сад, который вырастила собственными руками:

– Ну как, нравится?

Я не хочу показывать ей свой восторг, поэтому небрежно киваю в ответ.

– Хэри. – Неожиданно она зовет меня чужим именем. Я озадаченно гляжу в ее глаза цвета тыквы. – Начиная с этого момента тебя будут звать Хэри, даже если никто не видит.

Когда она называет меня этим именем, я вижу в ее глазах нежность.

Госпожа Ча Соль вот уже шестнадцать лет работает с семьей Хэри – с того дня, как окончила киношколу. Наблюдая за жизнью Хэри по телевизору, я и сама к ней привязалась, что уж говорить о режиссере Ча Соль, которая долго была с ней рядом.

Ни в одном сериале, который снимают в Сноуболе, нет профессиональных исполнителей, которые играли бы свою роль, следуя заранее написанному сценарию. Все они обычные люди, которые живут своей настоящей жизнью, и по телевидению показывают все их печали и радости без прикрас. Но конечно, наблюдать за судьбой человека как она есть было бы неинтересно. В том-то и заключается задача режиссера, чтобы из записей с тысяч и тысяч камер выбрать наиболее примечательные моменты и создать из этих кадров увлекательное шоу, опираясь на собственные представления о том, что может представлять интерес для зрителя.

Актер лишь проживает свои будни, а режиссер, словно бог, творит из них живую историю, и, если она получает признание зрителей, он может продолжать работу. Но есть одно условие: на протяжении шести месяцев сериал должны смотреть не менее десяти тысяч человек, в противном случае выпуск его прекращается. Режиссер, чье шоу было снято с эфира пять раз, теряет свою должность, и его отправляют в поселение для отставных режиссеров. Об этом поселении почти ничего не известно, кроме того, что живут в нем лишь бывшие режиссеры и находится оно за пределами Сноубола.

Режиссер и актер работают в команде, преследуя одну и ту же цель: как можно дольше оставаться в Сноуболе, – и неудивительно, что они становятся очень близки друг другу. Все это нам рассказывали в школе на занятиях по обществознанию и культуре.

– Запомни, с этого момента Чобам больше не существует, – говорит госпожа Ча Соль, пристально глядя мне в глаза.

Ее слова вызывают во мне смешанные чувства, но я понимаю, что она имеет в виду. Госпожа Ча мягко сжимает мою правую ладонь.

– Хэри.

В ее голосе словно скрыто какое-то странное волшебство. Чем чаще она называет меня этим именем, тем больше я начинаю верить в то, что Чон Чобам исчезает из моей жизни.

– Я обязательно сделаю конец твоей истории счастливым. – Ее голос полон решимости. – Ради всех нас…

Самолет приземляется на посадочную полосу у въезда в Сноубол.

Сноубол укрыт искусственным небосводом, представляющим собой огромную стеклянную полусферу. Проникнуть сквозь нее по воздуху невозможно.

Госпожа Ча Соль первой выходит из самолета и ведет меня к лимузину, уже ожидающему у трапа, и быстро сажает на заднее сиденье. Мое лицо скрывают маска из белой ткани и темные очки, которые мне велела надеть госпожа Ча Соль. Ведь мой облик мало соответствует образу Хэри: волосы неумело подстрижены маминой рукой, а кожа обморожена и покрыта рубцами.

Окна лимузина затемнены, однако госпожа Ча не теряет бдительности.

– Хэри, ты не могла бы пригнуться, пока мы в пути? – Ее слова раздаются из динамика, а сама она сидит за рулем. Когда она называет меня Хэри, ее голос сразу становится мягче. Еще тогда, когда она утешала меня, рыдающую на полу в самолете, прозвучали нотки заботы.

Так или иначе, я подчиняюсь ее просьбе и ложусь на сиденье.

Пока мы едем, я замечаю, что рев автомобильного двигателя стал гораздо громче и ему вторят двигатели других машин. Я не могу выглянуть наружу, но звуки, доносящиеся до моих ушей, дают мне ясно понять, что я нахожусь в Сноуболе.

Каждый раз, когда автомобиль притормаживает, я слышу какой-то звук, напоминающий писк электронного будильника. И лишь на четвертый раз я понимаю, что сигнал издает светофор, когда загорается зеленый для пешеходов. Вместе с этим писком до меня долетают обрывки чужих разговоров: актеры, идущие по переходу, говорят о том, как было бы здорово, если бы на Рождество пошел снег. Их диалог прерывают громкий лай и тявканье: «Ваф-ваф!», «Вуф-вуф!». Это встретились на переходе две собаки, а их хозяева тем временем обмениваются вежливыми приветствиями: «Надо же, как они рады друг другу!» – «Ой, какой у вашей собачки милый костюмчик! Прямо маленький Санта!» – «Вы правы! А раз он Санта, у него в кармане найдется для вас конфета!» – «О, большое спасибо!» – «Пожалуйста! Счастливого Рождества!»

Автомобиль снова трогается, и мы едем еще минут тридцать. Наконец голос госпожи Ча из динамика объявляет о том, что мы дома, и я чувствую, что мы плавно поднимаемся в лифте, вместившем в себя целый лимузин.

Ровный чистый асфальт, пешеходные переходы со светофорами, собачка в костюме Санты, люди, прогуливающиеся со своими питомцами и угощающие конфетой совершенно незнакомого человека, высотные здания с лифтом – все это помогает мне окончательно осознать, что я и вправду нахожусь в Сноуболе.

Прямо из лифта для автомобилей лимузин въезжает в личный гараж госпожи Ча Соль.

– Мы приехали. Теперь можно расслабиться.

Я выхожу из машины вслед за госпожой Ча, наконец можно снять очки и маску. Ее гараж гораздо больше нашего дома, в котором мы живем вчетвером, а стены выкрашены в абрикосовый цвет. Помимо лимузина, тут припарковано еще два автомобиля.

Госпожа Ча Соль берется за ручку двери, ведущей в квартиру, и, повернувшись, наблюдает за мной. В ответ на мой восхищенный взгляд – гараж и вправду роскошный – она мягко замечает:

– Ты постоянно будешь видеть здесь то, что показывают по телевизору. К счастью, Сноубол хорошо тебе известен.

– Вы думаете, этого достаточно?

Раньше мне казалось, что хорошо знаю Хэри. Ведь я постоянно смотрела сериал с ее участием. Но вот только и представить не могла, что однажды она покончит с собой. А раз так, значит, не то что весь Сноубол, я даже одну-единственную актрису, живущую в этом городе, толком так и не смогла узнать.

– Неужели я смогу разговаривать как Хэри? – С опозданием я вдруг понимаю, что это может оказаться куда важней, чем наше внешнее сходство. – Я ведь о ней знаю только то, что видела по телевизору.

Заметив мою растерянность, госпожа Ча Соль говорит, глядя мне в глаза:

– Ну хватит. Возьми себя в руки.

Она улыбается, и я чувствую ее поддержку. Ее улыбка напоминает улыбку моей любимой учительницы, которая едва ли не единственная встала на мою сторону, когда в пятом классе я объявила о своем желании стать режиссером.

– Не стоит нервничать заранее. Ты ведь и сама знаешь, что в домах у режиссеров нет камер.

– Да. Я знаю.

Сделав глубокий вдох, я вхожу вслед за ней в квартиру. Первым делом мне в глаза бросается вид из окна на город с озером посередине.

– Хэри! – Чей-то знакомый голос неожиданно окликает меня, и какая-то женщина поднимается с дивана мне навстречу. – Вот она, моя девочка!

Это Ко Мэрён, которую я знаю по сериалам. Она приветливо улыбается. У нее красивые длинные волосы с проседью, а сама она прекрасна, даже невзирая на морщины, которые время оставило на ее лице. Это бабушка Хэри. Видя ее по телевизору, я каждый раз удивлялась, насколько она красива, но теперь замечаю, что в ее взгляде сквозит надменность.

Когда ей было девятнадцать, беременная первым ребенком, она сама пришла в Сноубол. С тех пор вот уже тридцать девять лет она живет жизнью актрисы. За это время у нее родилось четверо детей и даже появилась внучка. Ее семья – единственная в Сноуболе, где целых три поколения актеров живут под одной крышей.

– Бедняжка, ты проделала такой долгий путь!

На ней голубой свитер, по сравнению с которым моя одежда скорее похожа на ветошь, которой протирают окна автомобилей. Но, несмотря на мой жалкий вид, она крепко меня обнимает.

– Что это у тебя с лицом? – Она с тревогой разглядывает мою кожу.

– Да так, отморозила немножко.

В нашем мире это обычное дело, но Ко Мэрён в ужасе отшатывается, закрыв рот руками.

– Отморозила! Такое милое личико!

И хотя я каждый день видела Ко Мэрён по телевизору, сейчас, стоя перед ней, я чувствую смущение, пока она гладит меня по щекам, словно я и вправду ее внучка, ненадолго отлучавшаяся из дома.

Я нервно смеюсь, а госпожа Ча удовлетворенно улыбается:

– Ничего удивительного, что бабушка за тебя волнуется.

– Вы знаете, я хотела бы кое-что прояснить…

Ко Мэрён мягко сжимает мое плечо.

– Давай не будем говорить о том, что случилось позавчера, – произносит она, давая понять, что ей известно о смерти Хэри. – Твои дяди и тети ни о чем не знают. Нам очень повезло, что в тот день дома были только я и твоя мать, – заканчивает она со вздохом облегчения.

В доме Хэри, помимо бабушки и мамы, живут еще две ее тети и дядя. При этом дядя Хэри младше ее всего на два месяца. Люди в нашем поселении, и особенно моя мама, не прочь посудачить, а Ко Мэрён – одна из их излюбленных тем. Поговаривали, что Ко Мэрён специально забеременела одновременно с собственной дочерью, чтобы привлечь к себе еще больше внимания.

– Хэри, ты ведь знаешь, как дяди и тети тебя любят. Так что ни в коем случае не смей им ничего говорить. Поняла?

Голос ее ласков, но я не могу заставить себя кивнуть в ответ. Я не уверена, что способна исполнить такую просьбу. Ведь речь идет не о простых зрителях и не о других актерах, а о родной семье Хэри. Я не представляю, как можно обмануть людей, живущих с ней под одной крышей и связанных кровными узами.

– Бабуля. – Произнести это слово оказывается на удивление легко, ведь свою бабушку я называю так каждый день.

– Что, детка? – Ко Мэрён выглядит очень довольной, видимо решив, что я хорошо вживаюсь в роль.

– Бабуля, я думаю, лучше все рассказать хотя бы самым близким родственникам. Ведь невозможно обманывать родных людей…

Я успеваю увидеть, как Ко Мэрён замахивается, еще мгновение – и она отвешивает мне звонкую пощечину. Из глаз сыплются искры, и обмороженную кожу словно жжет каленым железом.

– А ну-ка, прекрати сейчас же! – кричит она на меня.

Ее вопль вгоняет меня в ступор. Ошалев, я молча моргаю. В чем я виновата? Что я не так сказала?

Госпожа Ча Соль загораживает меня собой, желая заступиться.

– Вы что творите?!

– Госпожа Ча, ты что, сама не видишь? Еще не начали, а она уже распустила нюни! Какой толк от этой размазни?

Голос Ко Мэрён звучит резко, но госпожа Ча Соль и сама не лыком шита.

– Что ж теперь, ее бить за это? Вы что, окончательно рехнулись?

– А что тут такого? Свою внучку воспитываю как считаю нужным.

От нахлынувшего негодования мое сердце вдруг принимается скакать как сумасшедшее. Какая я тебе внучка? Да если бы я и вправду была Хэри, какое же это воспитание?! Меня начинает трясти. Я хочу грубо ее оттолкнуть, но что, если она опять на меня замахнется? Я ведь не могу ударить ее в ответ, раз теперь она моя бабушка.

– Ах, так это воспитание?! – Госпожа Ча одаривает Ко Мэрён надменной улыбкой и, приблизившись к ней вплотную, цедит сквозь зубы: – Если не хотите, чтобы вас вышвырнули из Сноубола, прекратите вести себя как свихнувшаяся старуха. У меня нет ни малейшего желания снимать сюжет про выжившую из ума старую ведьму.

– Госпожа Ча. – С презрительной усмешкой Ко Мэрён готовится дать отпор. – Тебе повезло, ты так высоко поднялась стараниями дедушки, я же здесь оказалась благодаря своему таланту и вот уже сорок лет держусь за это место.

В ее голосе чувствуется уверенность, что таким, как госпожа Ча, с ней не сладить. Ведь даже если та выгонит ее из своего сериала, любой режиссер тут же пригласит ее к себе на проект.

– И правда, – произносит госпожа Ча Соль с усмешкой, – стараниями моего дедушки вам и удалось дожить до сегодняшнего дня.

Во взгляде госпожи Ча, сверлящем Ко Мэрён, чувствуется угроза. Ведь Ко Мэрён стала актрисой благодаря тому, что когда-то на кинопробах ее заметил режиссер Ча Квибан – дедушка госпожи Ча Соль. Точно так же, как семья Ко Мэрён стала единственным семейством потомственных актеров, представленных тремя поколениями, госпожа Ча Соль – представительница третьего поколения единственной в Сноуболе семьи потомственных режиссеров. Она – внучка одного из талантливейших режиссеров Ча Квибана, снявшего сериал о похождениях Чо Мирю и удостоенного за это Высочайшего Ордена Почета.

Я все еще стою за спиной госпожи Ча Соль, и Ко Мэрён хватает меня за руку.

– Ладно, довольно хвастаться, как вам благодаря моей внучке удалось наступить на пятки собственному деду. – Притянув меня к себе, она начинает нежно оглаживать мои пылающие щеки. – Прости, дорогая, бабуля тебя шлепнула сгоряча.

Эта неожиданная перемена в ее поведении заставляет все мое тело напрячься: видно, я слишком расстроилась из-за всего, что тут случилось.

Ее рука мягко хлопает меня по спине. Отстранившись, я решительно смотрю ей в глаза:

– Вы и с Хэри себя так вели – то ударите, то пожалеете?

Ее рука на моей спине на мгновение замирает. Я чувствую, что она едва сдерживается, чтобы снова меня не ударить. Но вместо этого, наклонив голову вбок, она смотрит на меня с широкой улыбкой.

– Конечно! Если хочешь остаться в Сноуболе, нужно уметь проявлять характер. – Улыбка становится многозначительной. – Не смей себя так вести, когда нас кто-либо видит. Ведь всем известно, что мы с тобой очень близкие друзья.

Я знаю, что до того, как Хэри выбрали ведущей прогноза погоды, она мечтала заниматься бизнесом по продаже одежды и хотела унаследовать бабушкин магазин деловых костюмов. Это все, что мне известно об их отношениях. По крайней мере, все, что я могла узнать из сериала.

Напомнив себе о цели своего приезда, я произношу чуть слышно:

– Я все поняла. Извините.

– Чего это ты вздумала с бабушкой на «вы» разговаривать?

Ничего не ответив, я бессильно киваю, а Ко Мэрён хватает меня за руку:

– Ну что ж, раз так, давайте скорее начнем готовиться!

Как новая ведущая прогноза погоды, Хэри приглашена сегодня на рождественскую вечеринку, которую устраивает «Ли Бон Медиа Групп».