П. В. Крашенинников
Обреченные мечтатели. Четыре временных правительства или почему революция была неизбежна

Полная версия

© Текст. Крашенинников П. В., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Редакция и автор выражают благодарность

Степашину С. В., Гонгало Б. М., Исаеву И. А.,

Тараборину Р. С., Урманову А. Р.

за неоценимую помощь в подготовке издания

…Россией управляют какая-то несбыточная мечта, демагогия и невежество.

П. П. Рябушинский

Введение

1917 год стоит особняком в истории России. Он был весьма насыщен противоречивыми событиями, революционными изменениями и огромным количеством персонажей, реально влиявших на ход истории в этот период. Советские историки именовали февральские события 1917 года Февральской буржуазной революцией. События октября 1917 года они сначала называли Октябрьским переворотом, затем, говоря современным языком, провели ребрендинг и объявили их Великой Октябрьской социалистической революцией. Падение монархии, создание республики, захват власти большевиками, создание Советской России и крушение надежд, связанных с Учредительным собранием, – каждый факт давал импульс для порождения новой реальности и составлял единую систему, которая впоследствии позволила называть совокупность событий 1917–1922 годов емким и грозным словосочетанием «Великая русская революция».

В настоящих очерках мы не стремимся рассматривать исторические факты как таковые, как бы они ни были увлекательны, а исследуем их влияние на развитие государства и права. С подачи советских историков период деятельности Временного правительства до сих пор выглядит как какое-то недоразумение, промежуточное состояние общества, историческая пауза перед Великим Октябрем. Однако это совсем не так. Февраль – октябрь 1917 года были одним из самых трагических моментов российской истории, крушением мечты о либеральном демократическом обществе, последствия которого ощущаются и в наши дни.

Казалось бы, известный афоризм: «Нет ничего более постоянного, чем временное»^[1] к Временному правительству уж точно не относится. Однако и советская власть по историческим меркам оказалась вполне себе временной, да и про нынешнюю систему управления в этом смысле мы еще ничего не знаем. Может, и вправду, временное – это оборотная сторона постоянного, а исторический процесс находится в динамическом равновесии в соответствии с расхожей фразой: «За 10 лет в России меняется все, а за 200 – ничего»?

Историю вообще и государства и права в частности с определенной долей условности можно рассматривать как историю болезни общества. Такая история не занимается предсказаниями и, конечно же, не является наукой о будущем «пациента», во всяком случае – не в нашем исполнении. Она способна лишь указать на неотложные меры, которые власть могла бы предпринять для улучшения самочувствия социума. Вообще-то, история становится реальностью, когда кто-то начинает ею интересоваться.

Одними из наиболее достоверных исторических свидетельств, в отличие от многочисленных интерпретаций и субъективных оценок очевидцев, являются правовые документы того времени. То, что написано пером законодателя, уже нельзя вырубить из истории топором идеологии. Можно сказать, что законодательство той или иной эпохи – это ее (эпохи) явка с повинной.

Системного анализа правовых решений Временного правительства и их проектов, насколько нам известно, до сих пор не существовало. По мере сил мы попытаемся исправить это упущение в настоящих очерках.

Если у законов и существует авторство, то оно, как правило, приписывается политическим деятелям соответствующего периода – примером могут служить кодексы Хаммурапи, Юстиниана и Наполеона. Писали их, конечно, не они, но направление политических устремлений и отпечаток их личностей в текстах прочитывается однозначно.

Можно пойти и обратным путем: из описания личностей авторов законодательных инициатив вычленить нерв того времени, разобраться в политических хитросплетениях, понять движущие силы истории. Поэтому мы не могли отказать себе в удовольствии рассказать о наиболее выдающихся, по нашему мнению, представителях юридического сообщества, которые, кроме всего прочего, играли во Временном правительстве весьма значительную роль, были заметными государственными деятелями и политиками.

Надеемся, что эта книга будет благосклонно принята теми, кто интересуется историей России, развитием отечественного государства и права, и тем более теми, кто ищет приложение своим силам и способностям в настоящем и озабочен будущим нашей страны.

Пролог

На рубеже XVIII и XIX веков в Российской империи возник социальный слой, использовавший для самообозначения слово «общество» (мiръ). Сначала в него входили в основном дворяне, получившие из рук Екатерины Великой имущественные и некоторые гражданские права^[2].

При Александре I этот слой стал разрастаться, в том числе за счет сословия разночинцев, и начал претендовать на политическую субъектность, о чем особенно громко заявили декабристы^[3].

Во времена Николая I началось структурирование «общества» за счет возникновения интеллигенции и ответственной бюрократии, стремившихся к участию в определении путей дальнейшего развития страны. Возник целый спектр политических воззрений. Среди интеллигенции особенно заметными были западники и славянофилы. В бюрократической среде выделяли прогрессистов (либералов), консерваторов и реакционеров (ретроградов)^[4].

Подавляющая часть «общества» требовала отмены крепостного права, что и послужило основанием для осуществления Великих реформ Александром II и либеральным крылом ответственной бюрократии. Эти преобразования, с одной стороны, заметно изменили систему управления империей, особенно на низовом уровне, а с другой – вызвали резкую динамику социума.

Все более широкие слои населения (мещане, крестьяне и пролетариат) проявляли социальную активность, а само понятие «общество» потеряло присущие ему до этого кавычки. Появились общественные и политические структуры революционной и даже террористической направленности, требовавшие дальнейшей реформы государственного устройства и наделения подданных гражданскими и политическими правами. Несоответствие потребностей общества и возможностей системы управления самодержавия становилось все более очевидным даже для бюрократии, к тому времени в основном носившей либерально-охранительный характер.

Попытка дальнейшей эволюции власти в сторону привлечения широких слоев населения к управлению посредством представительных органов была прервана гибелью царя-освободителя и периодом застоя в проведении реформ, а то и к их сворачиванию во времена Александра III. Отказ от диалога с обществом и стремление к торможению социальных процессов, их «подмораживанию» углубляли отрыв самодержавия от реалий социума, динамичное развитие которого в том числе было обусловлено переходом к следующему технологическому укладу. Несмотря на некоторые успехи в экономической сфере, система империи все больше выходила из равновесия.

Ярким проявлением этих неблагоприятных обстоятельств стал кризис 1905–1907 годов, вынудивший Николая II и приближенных к нему ответственных бюрократов заметно ускорить реформу государственного устройства, которая до этого осуществлялась ими в похоронном темпе.

Были учреждены органы представительной и законодательной власти – Государственная дума и Государственный совет, изменились структура и полномочия исполнительных органов власти (Совет министров), продолжились земская и судебная реформы. Существенно были преобразованы Основные государственные законы Российской империи. Манифест 17 октября 1905 года наряду с разделением власти провозгласил основные права и свободы граждан.

Однако, несмотря на революционность осуществленных преобразований, темп реформ по-прежнему значительно отставал от ожиданий общества, свидетельством чему стали противоречия между Государственной думой и Советом министров.

Идеологами либеральной думской оппозиции были представители партии кадетов. Конституционно-демократическая партия (Партия народной свободы) была порождением революции 1905 года и позиционировала себя как надклассовая либеральная организация.

Кадеты отстаивали права и свободы человека и гражданина, принципы народного суверенитета, верховенства закона, конституционализма и парламентаризма. Основным гарантом прав, по мысли кадетов, должно было выступать государство, но при этом применение государственного насилия как целенаправленной политики в отношении граждан не допускалось. В то же время программа партии включала социальные требования – введение восьмичасового рабочего дня, частичное отчуждение помещичьей собственности за выкуп в пользу крестьян – и не провозглашала неприкосновенности частной собственности. В плане будущего государственного устройства приоритет отдавался конституционной монархии, хотя существовали и республиканские настроения. Кадеты выступали за эволюционное развитие общества, но вовсе не отрицали возможности революции^[5].

Левое крыло оппозиции царскому режиму представляли социал-демократы (Российская социал-демократическая рабочая партия – РСДРП)^[6], которые в 1912 году фактически раскололись на две партии – большевиков и меньшевиков (разделение на две фракции произошло еще в 1903 году). Большевики полагали возможным приступить к строительству социализма в ближайшее время, а меньшевики считали это делом далекого будущего. Большевики настаивали на смене государственного устройства насильственным – революционным – путем, а меньшевики ориентировались на парламентский опыт западных социалистических партий. Бессменным лидером большевиков стал В. И. Ленин (Ульянов).

Большевики не прибегали к индивидуальному террору времен народовольцев – согласно легенде, юный Володя Ульянов осудил этот метод ведения политической борьбы, заявив: «Мы пойдем другим путем». Зато они занимались банальным бандитизмом, осуществляя многочисленные «эксы» (экспроприации) для пополнения партийной казны, за счет которой содержались в том числе и лидеры партии.

Программа РСДРП состояла из двух частей: программы-минимум, рассчитанной на период борьбы за свержение самодержавия, и программы-максимум, содержащей положения о социалистической революции, диктатуре пролетариата, бестоварном плановом хозяйстве, уничтожении классов. Программа-минимум предусматривала насильственное устранение самодержавия, созыв законодательного Учредительного собрания, создание в России демократической республики, предоставление всем гражданам демократических свобод, выборность судей народом, отделение церкви от государства и школы от церкви.

Наиболее острые противоречия между двумя фракциями РСДРП возникли в ходе революции 1905–1907 годов. Меньшевики считали, что главной движущей силой этой революции, как и в ранних буржуазных революциях на Западе, должна быть буржуазия. Большевики же исходили из убеждения, что в условиях революции, призванной свергнуть монархию и установить демократическую республику, вождем революции является не буржуазия, а пролетариат, и выступали за подготовку и проведение антиправительственного вооруженного восстания, в ходе которого будет сформировано временное революционное правительство.

Еще одной оппозиционной самодержавию партией левого спектра были эсеры – Партия социалистов-революционеров. Это были наследники революционных народников, активно использовавшие индивидуальный террор против видных чиновников и членов императорской семьи^[7]. Эсеры считали, что террористические акты «приковывают к себе всеобщее внимание, будоражат всех, будят самых сонных, самых индифферентных обывателей, возбуждают всеобщие толки и разговоры, заставляют людей задуматься над многими вещами, о которых раньше им ничего не приходило в голову, – словом, заставляют их политически мыслить, хотя бы против их воли»^[8].

Программные установки эсеров отражали идеи демократического социализма, который виделся как общество хозяйственной и политической демократии. В России, где основную часть населения составляли крестьяне, движущей силой грядущей революции они считали крестьянство, и потому основным в программе был аграрный вопрос. Эсеры требовали «социализации земли» – земля должна была стать общенародным достоянием. Распоряжаться ею должны были сельские общины, которые виделись ростками социалистического общества. Общины должны были распределять землю в пользование по трудовой норме среди граждан республики, для которых самостоятельный труд на земле был основным источником существования. Главным критерием для эсеров был источник дохода, а отнюдь не отношение к собственности, как это было у социал-демократов. Поэтому к потенциальным сторонникам эсеров можно было отнести и крестьян, и рабочих, и даже представителей интеллигенции. Впоследствии большевики присвоили многие положения эсеровской программы.

К парламентским способам политической борьбы эсеры относились еще более скептически, чем большевики, и потому участвовали в выборах только второй Думы. Они провели в нее 37 депутатов, которые активно участвовали в сопротивлении столыпинским реформам, нацеленным в том числе на ликвидацию сельских общин. Эсеры смогли даже представить аграрный законопроект, облекший в юридическую форму основные положения социализации земли. В результате вторая Дума оказалась самой короткоживущей, а за ее разгоном последовал Третьеиюньский переворот (3 июня 1906 года), выразившийся в сомнительных с правовой точки зрения избирательных правилах. Выборы в следующие созывы Думы эсеры игнорировали, но через посредничество парламентской Трудовой группы^[9] они могли влиять на Думу с целью проведения своих требований^[10].

В борьбе за политическое влияние эсеры вели борьбу с самодержавной бюрократией, распространяли социалистические идеи среди трудового населения города и деревни, а также содействовали повышению социально-политической активности масс в борьбе за свои права. Активно участвовали в создании первых Советов рабочих депутатов в 1905–1907 годах.

В периоды спада революционных настроений партия эсеров не смогла активно использовать думскую трибуну. Влияние на широкие массы было потеряно. Как организационное целое и структурированная система Партия социалистов-революционеров к началу Первой мировой войны перестала существовать, однако смогла стремительно возродиться после победы Февральской революции 1917 года.

РСДРП в это время также находилась в глубоком кризисе, практически все ее лидеры были вынуждены эмигрировать. Весьма депрессивное состояние лидера большевиков Ленина отразилось в его выступлении на собрании швейцарской рабочей молодежи в Цюрихе 9 января 1917 года: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции»^[11]. Кроме прочего это высказывание Владимира Ильича служит ярким подтверждением тезиса о непредсказуемости социальной динамики.

Не лучше обстояли дела и у либеральной оппозиции. «Союз 17 октября»^[12] фактически прекратил свою деятельность. Прогрессисты^[13] так и не смогли организоваться в политическую партию. Единственными, кто сохранил партийную структуру на местах, были кадеты, однако их ряды к началу войны заметно поредели – по их собственной оценке, до 730 человек в марте 1914 года^[14].

Деятельность либеральной оппозиции в предвоенное время в основном сводилась к парламентской борьбе, позволявшей не только доносить до власти «общественные чаяния» собственного электората, но и в заметной степени эти чаяния формировать. А это было не менее важно, чем формально-юридические полномочия Думы. Не имея реальных возможностей провести нужные законы, которые, кстати сказать, так и не были толком разработаны, либеральная оппозиция сосредоточилась исключительно на пропагандистской деятельности. Рост общественного недовольства правительственной политикой принимал все более угрожающие размеры.

Либералы взяли курс на создание, как они говорили, организованной общественности, то есть на всемерное содействие развитию общественных организаций, или, по-современному, институтов гражданского общества, которое только и могло быть социальной базой правового государства.

В работе по «организации общества» кадеты делали упор на то, чтобы указать направление движения, выработать надлежащие лозунги, «усиленно стараться завоевать позиции во всех обществах и организациях», «содействовать рассеянию пессимизма… в виде конкретного обсуждения ближайших задач» и в то же время «содействовать политическому воспитанию и бороться с буржуазным страхом»^[15]. «Революцию в России делают не революционеры, а общественность» – эта максима приснопамятного С. В. Зубатова была написана на кадетских знаменах^[16].

Кадеты были уверены, что только государственная власть могла выступить эффективным инструментом создания гражданского общества. Поэтому задача захвата власти выступала на первый план. Однако решение этой задачи виделось им в очень далекой перспективе.

К патриотическому угару, овладевшему страной в начале войны, многие кадеты относились саркастически, но в то же время не могли не занять патриотической позиции. В условиях жесткой военной цензуры кадетская печать первое время четко следовала лояльной линии в отношении правительства. Однако по мере ухудшения ситуации на фронте и в тылу, приводящего к ослаблению власти, происходило усиление либералов, чьи политические амбиции с началом войны не ослабли, а, наоборот, усилились.

С первых дней войны повысилась активность общественности. Возникли Всероссийский земский союз^[17] и Всероссийский союз городов^[18]. Прогрессивная часть Совета министров отнеслась к их организации весьма участливо. Главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин видел в этих организациях опору на часть общества, которая по своим взглядам была правее кадетов. Союзы получили немалые кредиты от казны. Эти организации имели право принимать на работу служащих без утверждения государственными органами. В результате в их составе оказалось немало неблагонадежных с точки зрения охранки представителей либеральной и социалистической общественности^[19].

26–28 мая 1915 года состоялся IX Всероссийский съезд представителей промышленности и торговли, который принял решение о мобилизации промышленности и создании военно-промышленных комитетов (ВПК). Главной целью ВПК определялось «способствовать консолидации сил торгово-промышленного класса» и взять в свои руки организацию всего народного хозяйства^[20]. Комитеты были утверждены в порядке верховного управления и, подобно союзам, обеспечены казенным финансированием. Их задача, помимо принесения материальной выгоды (1 % от сделки при их посредничестве), заключалась в «организации общества». Председателем Центрального ВПК стал А. И. Гучков.

Тогда же впервые со стороны прогрессистов прозвучало требование создания «ответственного министерства». Тем самым было положено начало гласному обсуждению реформы государственно-политического устройства страны. Газеты запестрели списками возможных составов парламентского правительства.

Летом 1915 года был образован Прогрессивный блок, включавший большинство членов Думы, за исключением крайне правых и крайне левых депутатов. Прогрессивная часть правительства пыталась подружиться с этим депутатским объединением, имея в виду смену состава Совета министров и существенное изменение его курса. Однако кадетам, верховодившим в Прогрессивном блоке, это было вовсе ни к чему. Они были уверены в неизбежности революции после войны независимо от того, пойдет власть на взаимодействие с оппозицией или нет, и не хотели запятнать себя сотрудничеством с царским режимом. Политика главы кадетов П. Н. Милюкова в период рождения блока была деструктивной и демагогичной, направленной на срыв любых соглашений с властью. «Не власть, но реальное влияние на власть; руководство, но без принятия ответственности – предел мечтаний кадетских лидеров летом 1915 года»^[21].

По мере усиления общего социально-экономического кризиса, вызванного войной, правительство все больше теряло видение перспектив развития, а следовательно, и четкий курс, и способность к компромиссам с теми представителями общественности, кто еще шел на них. В Совете министров нарастала кадровая чехарда. Способность к решительным действиям стремительно падала. Над страной нависла угроза революции.

С началом революционного движения в конце февраля 1917 года либералы приложили усилия к победе революции, хоть и не делали на нее единственную ставку. Однако было бы неправильным считать их авторами революции – она произошла для них неожиданно, впрочем, как и для других политических сил.

За пять дней революционных событий на улицах Петрограда был уничтожен государственный строй Российской империи. Император Николай II отрекся от престола, а его брат Михаил отказался принять скипетр самодержавия. Совет министров был разогнан восставшими, большинство его членов арестовали, прекратилась деятельность Государственного совета и примкнувшей к восстанию Государственной думы^[22].

Народные массы в связи с неизбежным во время войны ухудшением социальных условий оказались радикальнее либералов и желали не политической реформы, а улучшения жизни и скорейшего окончания войны. 27 февраля наряду с Временным комитетом Думы, представлявшим все думские фракции, кроме консерваторов, усилиями представителей общественных организаций, а также меньшевиков, эсеров, профсоюзных деятелей и кооператоров был создан Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Петросовет объявил себя представительством «революционной демократии»^[23] и в своем обращении заявил, что его основная задача – упрочить политическую свободу и народовластие в стране.

Либеральная интеллигенция пользовалась гораздо большим авторитетом у народа (хоть и была не очень-то связана с ним), чем либеральная буржуазия. Ей удалось создать в обществе репутацию людей, способных принять власть, организовать работу собственного правительства и предотвратить возможную военную контрреволюцию. По согласованию с Петросоветом ключевые посты в образованном Временном правительстве заняли кадеты.

В условиях слабой политической организации и гражданской незрелости общества совершившие революцию силы уступили представителям либеральной оппозиции роль создателей новой власти, что, однако, вовсе не означало безусловного ей подчинения. Руководство партии конституционных демократов всячески отнекивалось от статуса правящей партии и называло Временное правительство надпартийным и надклассовым. Тем не менее если не по партийной принадлежности, то по духу это правительство было именно кадетским.

Управление страной перешло в руки Временного правительства, созданного Временным комитетом Думы и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов.

В эти дни в стране царило приподнятое настроение. Многие верили, что с падением самодержавия жизнь непременно улучшится, а война закончится. Но были и пессимисты. «Во всяком случае переворот совершился, династия кончена и начинается столетняя смута, – если не более чем столетняя. <…> Не знаю, что мне сулят перемены. В порядок и спокойствие я не верю»^[24], – писал известный историк права профессор Б. В. Никольский.