Рассвета лучом Чатиндаг озарен. И, как с водопоя верблюды, на склон Гуськом из ущелья идут облака. В долине блестит и дымится река… Что ж полно смятенья селенье в горах? На кровлях толпится встревоженный люд, И юноши, ружья сжимая в руках, Толпою ко входу в ущелье бегут.
XVIII
К толпе возбужденных событьем людей Седой, величавый старик подошел И, пыхнув прокуренной трубкой своей, Сказал, указавши рукою на дол: «Я прошлую ночь – этак в полночь – не спал, И, глаз не смыкая, в постели лежал… Всего я лишился на старости лет, — И сна, и здоровья бывалого нет… Да… помню: был темный полуночный час, Вдруг пес забрехал за стеною у нас. «Эй, кто там? Уймись ты!» – я крикнул ему. Гляжу, – пес, как бешеный, кинулся в тьму!. «Эх, времечко! – тут про себя я сказал, — Чем прежде я был, и чем нынче я стал? Бывало, один возле выгона спишь, Чуть шорох, – и вскочишь, и в оба глядишь…» Так вот, говорю, не сомкнул еще глаз; А помню – был горький, полуночный час… Две тени мелькнули, пустились бегом От пса и пропали во мраке ночном… Туда побежали».
Толпа удальцов В ущелье сошла и двоих беглецов Недавние там отыскала следы, Терявшиеся на песке у воды.
XIX
Шло время. Толпа деревенских парней Все горы обрыскала за сорок дней, Но только Саро-пастуха не нашла, Укравшего дерзко Ануш из села. И парни ни с чем воротились домой. Про удаль Саро говоря меж собой: «Эх, вот у кого нам пример надо брать! Друзья, вот как надо невест умыкать!..» Но, жаждою мести снедаемый, брат Беглянки Ануш не вернулся назад. Дал клятву Моси беглецов проследить, Убить их на месте и гнев утолить. В горах он скитался…
Но вот как-то раз Со жницами женщинами в поздний час В изодранном платье, понурясь, тайком Беглянка вернулась в родительский дом.
XX
«Эй, слышишь, Вардишах, коль любишь меня, — Раскинь-ка на счастье горсть ячменя! Исчахнуть бы мне, ослепнуть бы мне! Послушай, что мне приснилось во сне» …Ущельем иду, где воды шумят, И овцы Саро в ущелье стоят, Язык обрели – и песню поют, Согласно поют, чудесно поют, Раскинь свой ямчень! Порадуй сестру! Ой, плох этот сон… Ох, он не к добру… О боже, врата свои нам открой; Ты нас сотворил, мы – прах пред тобой!.. Безгласные овцы в ущелье глухом Так пели, сестрица, как мы не споем; Бедняги Саро убогая мать С платочком пошла пред ними плясать…» «Услышь, Манишак, к несчастью твой сон, Гляди на ячмень – как падает он: Вот – зло, вот – добро… А это – гляди: Саро… он стоит на черном пути. Господь, молодца Саро пощади! В дом старой нани беду не пусти!..»
XXI
И бродит Саро по горам родным, Как загнанный зверь, из оврага в овраг. И рок впереди, и пуля за ним, Луга ему – ад и друг ему – враг. Когда ж на горах закат догорит, И вечер дарит отрадную тьму — Его баяти печально звучит, И горы-друзья внимают ему:
«Ночные горы – эгей! Вас мое горе темней. Ой, горы, вам я кричу, Одни вы вторите мне!
С надеждой к вам я бежал, Я так от мира устал! О горы, скройте меня В глухих расселинах скал!
Как к дому друга, иду К скалистым кручам во льду. Умру, избавлюсь от мук, Ночлег спокойный найду.
Умру… но как же она? Ах, эта мысль мне страшна. Пусть я избавлюсь от мук — Она, как будет одна?»
ПЕСНЬ ПЯТАЯ
XXII
Рыдает Ануш, пав на землю лицом. Соседки безмолвно столпились кругом; Не знают они, что ей, бедной, сказать. И чем обнадежить, и как утешать?.. Покамест бог миловал, – бешеный брат Из дальних полей не вернулся назад… Но с пеной у рта жестокий отец Плюется, клянет несчастную дочь: «Пусть горе тебе принесет твой венец! Уйди ты, распутница, с глаз моих прочь! Подальше от дома свой стыд уноси, Уйди! Не позорь ты отца своего! Ты знала – его ненавидит Моси, Ты знала – что мы невзлюбили его! Так как же решилась ты с ним убежать? Нет! Лучше б тебе в могиле лежать!..» На крик старика все селенье сошлось, И слышно: «Утихни!.. Умерь свою злость!..» И сельский священник приплелся на крик — Осанистый белобородый старик. «Прочь, прочь уходите! – он людям сказал, — Уйдите, чтоб сам я всю правду узнал! Ануш все мне скажет сама, И тогда Увидите, что поправима беда. Не плачь, успокойся, утихни, мой свет! Скажи мне, ты любишь его или нет? Сама захотела ты с ним убежать?.. Сама? Ну, так должен я вас обвенчать. — И все тут!..» «Эй! кто там так громко кричит?.. Да, что там?.. Пускай кто-нибудь поглядит!.. Убил?.. Кто?.. Моси?.. Нехватало беды… Ануш, эй, Ануш!.. поскорее – воды!..»
XXIII
Как бурный поток, что, свиреп и могуч, Внезапно бы на землю хлынул из туч, Как яростный вихрь, распахнувший крыла, Помчалась толпа парней из села. Спешат, уж не спрашивая ни о чем, Гонимые горем, как черным смерчом. Влетели в ущелье. И мнится – у ног Шипит и клубится кровавый поток… И вмиг – никого не осталось в селе. Теснясь, в нетерпенье стоят на скале. И, с трепетом вслушиваясь в каждый звук, Глядят напряженно. Но скалы вокруг Безмолвны. Лишь пену бушующих вод Бессонный Дэв-Бед по дну бездны несет.
XXIV
И вот показался убийца из мглы Ущелья. Шаги неверны, тяжелы. Идет… Все черты его искажены, Глаза выраженьем ужасным полны, И – страшный, медлительный – к двери своей Прошел он, не глядя на лица людей; Повесил на столб волосатой рукой