Отто Биндер
Адам Линк – Робот
Иронично, не правда ли, что я обладаю теми самыми чувствами, которых, как вы уверены, мне так не хватает?
Адам Линк.
Судебный процесс над Адамом Линком, роботом
Глава I. Монстр или человек?
Думаю, у меня было такое же чувство, как у любого из вас, людей, когда я "проснулся", внезапно вернувшись к жизни – в тот самый миг, когда вашей последним помыслом была уверенность в смерти. Мне показалось, что меня воскресили из могилы. Я не мог ничего понять. Но я снова был "жив"!
Я посмотрел вокруг и увидел группу мужчин, вооруженных до зубов дубинами, винтовками и ружьями, которые преследовали меня в течение последних трех дней. Они провозгласили меня убийцей доктора Линка, моего покойного создателя. Они загнали меня в угол здесь, в его лаборатории. Почему они не разбили меня на куски и не разнесли в щепки, превратив в разбитые шестеренки и искореженные механизмы, как собирались?
Я сам отключил главный выключатель на своей груди, погасив сознание, чтобы не восстать и не причинить им вреда – в порядке обратной инстинктивной обороны. Я буквально совершил самоубийство! Кто же включил рубильник? И тут я заметил стоящего перед ними молодого человека с пылающими глазами. Вооруженные люди что-то бормотали и размахивали оружием, но мой неожиданный защитник, очевидно, остановил их… можно ли назвать это кровожадностью? Он внезапно повернулся ко мне. Он был молод, с квадратной челюстью и чем-то смутно знаком. У него были серые умные глаза. Он сразу же мне понравился. Хоть я и робот, но у меня возникают симпатии и антипатии к людям, которых я встречаю.
– С вами все в порядке… Адам Линк? – спросил он.
Он произнес имя, данное мне доктором Линком, с некоторым сомнением, но четко. Он обращался ко мне как одно живое существо к другому. Если использовать подходящее выражение – как человек к человеку. За шесть месяцев моей жизни так поступил только один человек – сам доктор Линк.
Я поднялся из сидячего положения, в котором находился с тех пор, как отключился. При этом я чуть не опрокинулся. Одна из моих ног была сильно вывернута. Я быстро осмотрелся и заметил вмятины на своих металлических плечах и груди. Верхняя часть черепной пластины тоже была вмята, слегка давя на находящийся в ней электрический мозг. От этого, за неимением лучшего термина, у меня разболелась голова.
Очевидно, я был спасен как раз вовремя. Разъяренная, мстительная толпа начала меня рвать на части. Но никакого существенного вреда нанесено не было.
– Меня можно починить, – ответил я. При звуке моего монофонического голоса вооруженные люди беспокойно отступили назад. Почему люди так боятся того, чего не могут понять? Затем я посмотрел на юношу, желая выразить благодарность.
– Спасибо за то, что вы сделали, – сказал я. – Кто вы?
– Я Томас Линк, племянник доктора Линка и его ближайший родственник, – сказал он. Я сразу же уловил семейное сходство и понял, почему он показался мне таким знакомым, хотя я никогда не видел его раньше.
Он продолжил, обращаясь не только ко мне, но и к остальным.
– Я занимался юридической практикой в Сан-Франциско. Я поспешил сюда, когда узнал о смерти моего дяди. Он завещал мне все. Я вижу, что прибыл как раз вовремя, чтобы предотвратить уничтожение – беспричинное убийство, господа! – Адама Линка, разумного робота моего дяди.
– Убийство! – насмешливо сказал предводитель толпы. Он оказался шерифом округа и носил под мышкой мощную винтовку. – Эта штука – не человек. Это машина. Умная, дьявольская машина, которая хладнокровно убила вашего дядю!
– Я в это не верю! – быстро проговорил юный Том Линк. – Мой дядя неоднократно писал мне об этом роботе. Он говорил, что он так же разумен, как и любой человек. Возможно, даже больше, чем вы, шериф! И ничуть не опасен, в каком-то отдаленно франкенштейновском смысле. Мой дядя был мудрым человеком и ученым. Его слова я принимаю на веру. Вы не уничтожите этого робота!
Лицо шерифа покраснело. Том был довольно бестактен, сравнивая его и меня.
– Мы его уничтожим! – крикнул он. – Это опасный монстр. Как представитель закона в этом случае, я обязан защищать общество. Если бы тигр оказался на свободе в этом округе, я бы вмиг его уничтожил.
Он поднял винтовку, и люди за его спиной разразились бурным ропотом.
Интересно, есть ли у меня эмоции, схожие с вашим человеческим гневом? Он сравнил меня с тигром! Я знаю, что такое тигр, благодаря обширному кругозору. Мой электронный мозг зажужжал, и я начал было говорить, но Том Линк приказал мне замолчать.
– Остановитесь, шериф! – угрожающе сказал он. – Робот – если вы хотите считать его таковым – был частью собственности моего дяди. Теперь это моя собственность. Я юрист. Я знаю свои права. Если вы тронете робота, я подам на вас в суд за преднамеренное уничтожение части моей собственности!
Служитель закона замер.
– Ну… э-э… – начал он снова, уже как-то неубедительно. – Но это совсем другое! Этот робот – движущееся, живое – нет, не живое – но в любом случае – э-э-э… это существо, и…
Он был слишком обескуражен внезапной сменой понятий, чтобы продолжать.
Том Линк улыбнулся. Я вдруг понял, что он очень умный молодой человек. Он спланировал эту ловушку!
– Верно, шериф, – быстро сказал он. – Этот робот – существо. Это не животное, потому что животные не разговаривают. Это человекоподобное существо. Поэтому, как и любой другой говорящий, мыслящий человек, он имеет право на судебное разбирательство.
Шериф попытался возразить, но Том вытолкал его, а вместе с ним и остальных людей.
– Если вы хотите продолжить судебное преследование Адама Линка, разумного робота, – сказал Том на прощание, – возвращайтесь с ордером на арест!
Том повернулся ко мне, когда мы остались наедине.
– Фух! – вытер он лоб. – Это было совсем близко!
Потом он чуть усмехнулся, вспомнив, наверняка, полное замешательства выражение лица шерифа в последний момент. Я тоже усмехнулся про себя. Это свойство интеллекта – будь то человеческое или металлическое тело – видеть юмор в том, что выглядит нелепо.
Однако я все еще был немного озадачен.
– Скажи мне, Том Линк, – спросил я, – почему ты так решительно встал на мою сторону? Все остальные, кроме вашего дяди, ненавидели и боялись меня с первого взгляда.
Вместо ответа Том порылся в личном столе своего дяди. Наконец он достал какой-то документ и дал мне его прочитать. Я не совсем понимал сложный юридический язык, но несколько раз заметил слово "гражданин".
Том объяснил.
– Мой дядя, если бы он не умер так некстати, был полон решимости сделать тебя гражданином, Адам Линк, как ты знаешь. Он начал заниматься вопросами юридических документов, подтверждающих твое "рождение", образование и законный статус. Он долго переписывался со мной по этим вопросам. Еще через месяц я должен был приехать сюда, чтобы завершить переговоры.
Я вспомнил неоднократные высказывания доктора Линка о том, что я не просто робот, металлический человек. Я был жизнью, я был мыслящим существом, таким же человекоподобным, как и все, кто облечен в плоть и кровь. Он обучал меня, воспитывал со всей любовью, терпением и искренним чувством родной матери к собственному ребенку.
И вот теперь, при мысли о моем создателе, во мне возникла печаль, боль. Я чувствовал себя так же, как в тот день, когда обнаружил его мертвым, когда солнечный свет показался мне внезапно потускневшим. Вы, читающие, возможно, цинично улыбнетесь, но мои "эмоции", как я верю, реальны и глубоки. Жизнь – это, по сути, разум. У меня есть разум.
– Он был хорошим человеком, – сказал я. – А ты, Том, ты мой друг!
Он тепло улыбнулся и положил руку на мое блестящее, жесткое плечо.
– Я твой кузен! – просто ответил он. – Кровь гуще воды, знаешь ли!
Никакой игры слов не было, я знал это. Могу лишь сказать, что более благородного выражения я никогда не слышал. Пятью простыми словами он показал мне, что принимает меня как своего собрата. Такие мужчины, как Том, встречаются редко. Они из тех, кто, получив власть, правит мудро и хорошо. Но неизменно они оказываются как раз теми, у кого власти мало. Временами я удивлялся этому… но не стоит отвлекаться от настоящего повествования.
Остаток того дня, пока Том Линк разбирал вещи своего дяди, он иногда разговаривал со мной. Я рассказал ему всю подноготную случайной смерти его дяди и последующих событий:
– Нам предстоит битва, – подытожил он. – Битва за то, чтобы спасти вас от обвинения в непредумышленном убийстве. После этого мы займемся вопросом вашего гражданства.
Он посмотрел на меня несколько странно. Его взгляд переместился с моих зеркальных глаз и невыразительного металлического лица вниз, к моим твердым, легированным ногам. Возможно, впервые до него дошло, насколько все это странно. Он, молодой адвокат, защищает меня, скопление проводов и шестеренок, как будто я человек, сотворенный женщиной. На мгновение, возможно, он даже засомневался, когда волнение прошло и у него появилась возможность поразмыслить обо всем этом.
Может, я все-таки не чудовище? Может быть, доктор Линк не ошибся, сказав, что я полная противоположность своей устрашающей внешности? Кто может знать, какие странные мысли проносятся в моем нечеловеческом, небиологическом мозгу? Может, я просто жду удобного случая, чтобы в каком-нибудь чудовищном порыве убить и Тома?
Я мог видеть или чувствовать, как эти мысли теснятся в его голове. Я не думаю, что это телепатический феномен. Просто мой активированный электронами мозг работает мгновенно. Цепочки ассоциаций памяти во мне работают с молниеносной быстротой. Малейшее движение его губ и интонация в голосе выдавали мне вероятность проявления той или иной мысли.
Я почувствовал легкое беспокойство. Неужели мой единственный друг может постепенно обернуться против меня? Неужели мое дело безнадежно? Неужели было предрешено, что такое совершенно необычное существо, как я, никогда не будет принято в мире людей? Я был похож на марсианина, внезапно спустившегося на Землю, и вероятность того, что мне удастся наладить дружеское общение, была столь же мала. Вы считаете это сравнение неуместным? Я гарантирую, что первые марсиане или другие инопланетные существа, которые высадятся на Землю – если это событие когда-нибудь произойдет, – будут уничтожены поголовно. Вы, люди, не знаете, насколько сильны и глубоки в вас инстинкты джунглей, оставшиеся от вашего животного прошлого. То есть в большинстве из вас. И не обязательно те, кто занимает высокие посты, являются наиболее "цивилизованными". Но я опять отвлекаюсь.
Пока Том был занят, я ремонтировал самого себя. Я – машина, и знаю о своей природе больше, чем любой физиолог знает о своем собственном теле. Я выпрямил шарнирный механизм коленного сустава, искореженный пулей. На двух моих пальцах порвались «мышечные» тросы, которые я сварил. Я снял нагрудную пластину и выбил вмятины молотком. Снятая черепная коробка облегчила давление на мой губчатый мозг. Моя "головная боль" ушла.
Наконец я полностью смазал себя маслом и установил свежую батарею в блок управления. За несколько часов я прошел через то, что у человека соответствовало бы наложению хирургических швов, проведению операций и выздоровлению, которые заняли бы недели. Очень удобно иметь металлическое тело.
Затем я вышел на улицу. Я побродил по лесу и вернулся с бедным полуразложившимся телом маленького Терри. Его случайно застрелили полицейские, когда охотились на меня. Я похоронил его на заднем дворе, вспоминая его радостный лай и то время, которое мы провели вместе.
– Адам! Адам Линк!
Я вздрогнул и повернулся. Позади меня стоял Том и смотрел на меня. Его лицо странно светилось.
– Прости меня, – мягко сказал он. – Я сомневался в тебе, Адам Линк, весь день. Сомневался, что ты можешь быть таким человечным, как писал мой дядя. Но я больше никогда не буду в тебе сомневаться!
Говоря это, он смотрел на свежую могилу Терри.
Глава II. Борьба со страхом
Как и предсказывал Том, шериф Барклай незамедлительно явился на следующее утро с ордером на мой арест! Он был намерен уничтожить меня. Но поскольку он не мог сделать это напрямую, не впутывая себя в судебные тяжбы, он пошел другим путем.
– Это будет чертов фарс – устраивать суд над роботом, – со стыдом признал он. – Я чувствую себя дураком. Но его нужно уничтожить. Вы довольно умный молодой человек, но не думаете же вы о том, что присяжные, состоящие из честных, здравомыслящих людей, оправдают вашего… э-э… клиента?
Том ничего не ответил, лишь мрачно выпятил челюсть.
Шериф Барклай посмотрел на меня.
– Вы… э-э… я имею в виду, что он арестован. Он должен проследовать с нами в тюрьму.
Он обращался к Тому, хотя внимательно наблюдал за мной, ожидая, что я, возможно, приду в ярость.
– Я пойду с вами, – кивнул Том. – Пойдем, Адам.
Они пригнали для меня грузовик – я ведь представляю из себя трехсотфунтовую массу металла – и повезли в ближайший город. Я никогда раньше не был в нем, живя в уединении с доктором Линком в его загородном доме. Первый взгляд на маленький город с населением в 50 000 человек не поразил меня. Это примерно то, чего я ожидал от прочитанного и увиденных фотографий, – шумный, перенаселенный, уродливый, плохо устроенный.
У меня механистический склад ума. Мое научное мировоззрение требует эффективности и порядка. Еще до того, как мы добрались до здания суда, я выделил сотню основных недостатков в этом центре человеческой деятельности. И соответствующие способы их устранения. Прежде всего, ваше дорожное движение – это непролазный лабиринт. Вы должны извинить мою прямоту. Я говорю и думаю без иносказаний.
Любопытствующая толпа наблюдала, как меня вели по ступеням здания суда. Новость уже облетела весь город. Они смотрели молча, в недоумении. И в каждом лице я видел затаившийся страх, инстинктивную ненависть. Тогда, как никогда раньше, у меня возникло ощущение, что я изгой. И так или иначе обречен.
Сцена в зале суда, как и предсказывал шериф, была похожа на какой-то грандиозный фарс. Председательствующий судья непрерывно покашливал. Только Том Линк был спокоен. Он требовал, чтобы все было по закону. Разумеется, перед погребением доктора Линка было проведено дознание, в ходе которого было установлено, что смерть наступила от тяжелого механического инструмента. Ничто не могло опровергнуть того, что моя жесткая металлическая рука могла быть "орудием смерти".
Мне было предъявлено обвинение в непредумышленном убийстве доктора Чарльза Линка, и я был записан в протоколе как "Адам Линк".
Когда это было сделано, Том вздохнул и подмигнул мне. Я знал, что означает это подмигивание. Снова была расставлена ловушка, и она сработала. Как только мое имя было занесено в протокол суда, мне были предоставлены все права и возможности механизма правосудия. Как я теперь знаю, если бы шериф Барклай обратился к губернатору штата, он мог бы получить от штата приказ уничтожить меня как незаконное оружие. Ведь я был механическим устройством, которое (по косвенным признакам) лишило человека жизни!
Том не смог бы выкрутиться из такого обвинения. Но шериф Барклай упустил эту лазейку. С указанием моего имени я стал обвиняемым – и обрел статус человека!
В зале присутствовали два газетных репортера. Один из них пристально и удивленно смотрел на меня. Он подошел как можно ближе, совершенно не боясь. Не боясь! Единственный в комнате, кроме Тома, кто не боялся меня на уровне инстинкта. Он тоже мог оказаться моим другом.
Я увидел вопрос на его юном лице.
– Да, я умный, – сказал я, перейдя на сиплый шепот, чтобы никто больше не услышал.
Он вздрогнул, потом мило улыбнулся.
– Окей, – сказал он, и я знаю, что он поверил.
Он начал что-то лихорадочно строчить в блокноте.
После официального оглашения обвинения судебный исполнитель отвел меня в камеру и запер. Том ободряюще улыбнулся, но когда он ушел, я вдруг почувствовал себя одиноким, загнанным в угол врагами. У вас, людей, никогда не бывает такого чувства. Разве что, может быть, вы шпион, пойманный вражеской стороной. Но даже в этом случае ты знаешь, что умираешь за правое дело, по своей воле. Но меня обрекают – правильнее сказать, истребляют – лишь за то, что меня просто не понимают.
Я был в некотором недоумении, и мысли мои были, безусловно, из тех, что называют раздумьями. Правильно ли поступил Том? Понимал ли он, как туго закрутятся вокруг меня путы закона? Как когда-то он сомневался во мне, так и теперь я сомневался в нем, но с меньшим основанием. Он уже не был для меня той неизвестной величиной, которой я представлялся ему.
Через час Том появился снова, размахивая бумагой. Судебные чиновники были рядом с ним и громко спорили. Он обратился к ним.
– Хабеас корпус1! – спокойно произнес он. – Вы предъявили обвинение Адаму Линку, независимо от того, имеет ли он тело робота или слона. Этот ордер Хабеас Корпус освобождает Адама Линка до суда. Я знаю закон. Освободите его!
Судебный пристав начал горячо спорить. Я переваривал услышанное медленно и тщательно. То есть медленно для моего ума. Не более чем через секунду я ухватился за прутья двери своей камеры и одним сильным рывком отворил ее. Раздался жуткий скрежет металла. Сломанный замок грохнулся на каменный пол. Я выскочил наружу.
– Мне не нравится сидеть в клетке, – сказал я. – Мы можем идти, Том?
Боюсь, мой импульсивный поступок был ошибкой. Я понял это по лицу Тома. Я продемонстрировал свою огромную силу, силу мощной машины. Это могло только усилить страх передо мной. Все чиновники побледнели и попятились назад, возможно, представив, как легко я смогу размозжить им черепа одним ударом своих стальных рук.
А это было именно то, что они должны были бы подумать обо мне в последнюю очередь. Они должны оценить мой ум и способность служить человечеству. Для этого доктор Линк и создал меня. И именно этой цели я посвятил себя, причем совершенно самостоятельно, несколько месяцев назад. Когда меня примут как собрата по разуму – ведь монстр я только внешне – я смогу показать свою истинную ценность. Я, Адам Линк, был первым из разумных роботов, способных служить цивилизации как объединенные разум и машина.
Да, это была глупая ошибка. Постановление Хабеас Корпус освободило бы меня в любом случае, если бы я дал Тому немного времени. Как я теперь осознаю, я проявил неуверенность и нетерпение. Я не могу понять странные и извилистые способы, которыми вы, люди, пользуетесь. Мне еще многое предстоит узнать о цивилизации. Очень многое.
Том не стал делать мне замечание, однако, взяв меня за руку, вывел из тюрьмы. Чиновники ошарашено переглядывались. Том внес залог и получил бумагу о том, что я нахожусь под его опекой.
В дальнейшем, до начала судебных слушаний, я ездил с Томом по городу. Он часто наведывался в банк, который занимался оформлением наследства доктора Линка. Он брал меня с собой в публичную библиотеку, когда искал информацию в увесистых книгах по своей профессии. Часто он просто вел меня по улице. Мы внимательно следили за реакцией толпы. Как говорил Том, сможем ли мы склонить общественное мнение на свою сторону в предстоящей битве за мой статус в человеческом обществе?
Страх! Он поднимался вокруг меня непреодолимыми волнами. Слепой страх, который заставлял людей бежать прочь, теряя достоинство. Иногда машины в пробках сталкивались друг с другом, когда их водители впервые видели мою блестящую металлическую фигуру, такую человекоподобную и в то же время такую чужую. Я чувствовал себя подавленным. Неужели я вечно буду внушать страх?
Дети, однако, гораздо быстрее адаптировались. У них было больше любопытства. Так, группа уличных шалопаев стала следить за мной, бросая камешки, чтобы услышать, как они звенят о мое металлическое тело. И тогда они начали скандировать: «Ты всего лишь консервная банка! Ты не что иное, как консервная банка!»
Меня это не раздражало, но и не особенно забавляло. Некоторые взрослые, мимо которых мы проходили, хихикали. Люди не могут смеяться и бояться одновременно. Песенка мальчишек обернулась завуалированным благословением. Даже у Тома – хотя он и пытался это скрыть – на губах заиграла затаенная ухмылка. У меня появилась надежда, что страх передо мной в конце концов утихнет.
Но эта надежда была напрасной. Мой первый поход в публичную библиотеку вызвал беспокойство – как у меня, так и у окружающих. Люди торопливо отходили от меня. Сотрудники библиотеки пытались воспрепятствовать моему проходу, но Том спокойно и упрямо доказывал им, что они не могут выгнать меня ни по какому поводу, а только лишь вследствие нарушения гражданских свобод. Библиотекари сдались, но вызвали полицию для обеспечения безопасности. Безусловно, все уже были наслышаны обо мне как об убийце человека. Все были уверены, что в любой момент я захочу убить еще одного. Я это чувствовал, и это меня огорчало.
Но в то же время в этом была и забавная сторона. Я опустился в кресло в читальном зале и принялся читать научные книги, которые Том раздобыл для меня на стойке регистрации. Я сканировал по одной странице за раз. Мои глаза работают по принципу телевизора, а память у меня фотографическая.
Пожилой мужчина напротив читального стола не поднимал глаз. Сосредоточившись на чтении, он не обратил внимания на шум, который я не мог не произвести, когда моя металлическая конструкция соприкоснулась с креслом. Но в наступившей тишине ровное гудение моего внутреннего механизма, должно быть, донеслось до него. Он вдруг поднял голову, бросил на меня раздраженный взгляд и снова опустил глаза. Прошло около десяти секунд, прежде чем он снова поднял голову, осознав увиденное. На этот раз он был ошарашен. Он закрыл глаза и снова открыл их. Посмотрев на меня еще раз, он тихо встал, словно вспоминая о какой-то другой встрече, и ушел. Его лицо выглядело бледным.
Газеты были особенно неблагосклонны ко мне. Ежедневно выходили редакционные статьи, обличающие косность закона. Мол, они позволяют свободно разгуливать опасному орудию разрушения. Я был порождением Франкенштейна, безумного гения, извращенной пародией на человеческую природу. Наконец-то возникла Машина, как и было предсказано в фантастической литературе, угрожающая существованию человечества. Я был предтечей, возможно, шпионом тайной орды металлических демонов, готовых обрушиться на человечество и т. д.
С тех пор я понял, что авторы статей были скорее корыстны, чем глупы. Они наживались на сенсации. Они продавали газеты. То, что это будоражило умы их читателей, имело второстепенное значение. Я ничего не значил для них как жертва. Я даже не был человеком. Я был просто хитроумной машиной. Они распинали меня безжалостно.
Один из редакторов, однако, осудил обличителей. Он встал на мою сторону, настаивая на том, что пока нет ни малейших доказательств того, что удивительный робот доктора Линка представляет собой какую-либо угрозу. Я понял, что это, должно быть, тот самый молодой репортер, которого я видел в суде. У меня появился неожиданный друг, а теперь уже два.
Двое – из пятидесяти тысяч жителей этого города. Или из миллионов других, которые, возможно, прочитали обо мне и сразу же стали моими врагами.