Орис Орис
Отступать некуда – позади Москва
Я видел, как прыгали с люка танкисты…
Пылая всем телом в огне золотистом,
Один из них наземь упал…
Но сотни бегущих в атаке фашистов,
Бежать продолжали проворно и быстро…
По ним ППШ били так голосисто,
Что я второй залп прозевал…
Залп противотанковых с правого фланга
Привлёк вдруг внимание третьего танка,
Который, качнувшись к нам с видом подранка,
Осколочный залп по нам дал…
Чем-то напомнил мне бой перебранку:
Вслед за хулиганкою-сорокапяткой
Набросились мы на него, словно стайка,
И он, наконец, запылал!
Огонь пулемётов накрыл почти шквальный,
На днище окопа кладя всех повально,
И я, лицом в землю зарывшись, внезапно
Почувствовал резкую боль…
В бою я нарвался на пулю случайно:
Отрикошетив вдруг горизонтально,
Она в мою руку вошла капитально,
Пробив посредине ладонь…
Но некогда было от боли кривиться!
Фашисты всё ближе, пора торопиться!..
И я даже вижу их злобные лица
В шагах, может, ста пред собой!
Прицелившись в танк, я не мог ошибиться!
Послал свой заряд в бензобак я как птицу!
Ура! Вот удача!!! Танк начал крутиться,
Двух фрицев подмяв под бронёй!
В окопе сидеть и врага ждать прихода
Бойцам невтерпёж! Никому неохота
От вражеских «мозеров» и пулемётов
Погибнуть, как те слабаки!..
Навстречу фашистам вдруг встала пехота
Второго и третьего наших трёх взводов,
Чтоб, сблизившись в ближнем бою, поработать,
К винтовкам приладив штыки…
Как выскочил я из окопа не знаю!
Но первого фрица я пулей встречаю,
А плечи второго штыком пробиваю,
Потратив лишь тройку секунд!
О ране своей на руке забываю,
Опять из винтовки в кого-то стреляю,
Дерусь и колю, от штыков ускользаю –
Не думал о том, что убьют!..
Вдруг метрах в пяти от меня, совсем рядом
Громко рыча и сметая преграды,
Переплетенья колючей ограды,
Танк наш окоп пересёк…
Но, опрокинувшись на бок, он как-то
Перевернулся вверх дном и обратно,
Тут же, подорванный чей-то гранатой,
Вновь возвратиться не смог!
Немцы, увидев, что нет подкрепленья,
Поняли, что проиграли сраженье,
И офицер, дав приказ к отступленью,
Первым рванулся назад…
Видя, что многие, став на колени,
Подняли руки, признав поражение,
Наши бойцы, их прогнав до селения,
Все возвратились назад…
Но от победы не стало нам легче:
Их артиллерия била картечью,
Плотно и жёстко «садясь нам на плечи»,
Наш разравняла окоп…
В роте у нас после первой же встречи,
Фрицев атаку встречать было нечем…
Сорок убитых лежат недалече,
Блиндаж стал похожим на гроб…
После «утюжки» нас их артиллерией,
Многие за полчаса поседели…
Кто не упал, те на землю присели,
Пряча под касками страх…
Но только-только присесть мы успели,
С дальнего леса ракеты взлетели –
Мы в тех ракетах легко углядели
Признаки новых атак…
Так и случилось: вслед за артобстрелом,
Из лесу, прямо под наши прицелы
Из-за сосновых стволов обгорелых,
Выползли девять машин.
Вижу, как без суеты, канители
Две из них выехать к нам не успели,
А уже в тине болотной засели,
Двигатели заглушив.
Но вот три танка особой раскраски
С серией залпов, без лишней опаски,
Двинулись к трассе Волоколамской,
Что ведёт прямо к Москве…
И в конце этой же всей свистопляски
Четыре их танка и мотоколяски
С пехотой, одетой в шинели и каски,
Бегут к нам по жухлой траве.
В окопе слышны были раненых стоны.
С немцев убитых мы сняли патроны
Для сорока «мозеров» совсем новых,
Да пару десятков гранат…
И залегли. Вся четвёртая рота
В количестве, может, неполных два взвода,
Но «пэтээровцев» пальцы – на взводах,
Все зорко в прицелы глядят.
«Не станем теперь подпускать их поближе –
Риск в положении нашем излишен,
Сразу начнём, как рёв танков услышим, –
Их надо все подорвать!
Немец сейчас на нас очень обижен,
Только за то, что был нами унижен…
Значит, он будет хитёр и подвижен!
Всех вас прошу – не зевать!
И вот что ещё: всем запомнить нам надо
То, что за нами – Москва! Она – рядом!
Значит, нельзя нам фашистским дать гадам
Даже мечтать о Москве!
Врагу станем неодолимой преградой!
И жизни свои мы отдать будем рады
За то, чтобы всё, во что верим мы свято,
Исполнилось на всей Земле!»
Клочков замолчал. Каждый думал о доме,
О том, что сейчас вот, на жизни изломе,
Важнее Москвы ничего нету, кроме
Защиты самой же Москвы!
К чему вспоминать о каких-то раздорах,
О несправедливостях всяких и спорах,
Когда враг всё рушит на русских просторах,
Страна утопает в крови?!
Не мы ведь затеяли всю эту драку!
И снова, идя с рукопашной в атаку,
Гранатами мы подорвали три танка,
Четвёртого смесью сожгли!
И, выполнив главную нашу работу,
Мы все, верней, всё, что осталось от роты,
В бою рукопашном «срубили» пехоту,
И снова в окоп отошли…
От роты в живых половина осталась…
Казалось, всё стихло… Но тут оказалось,
Не стихло… А всё только лишь начиналось –
Вновь фрицы в атаку пошли!
Но только теперь с ними сорок шесть танков!..
У нас же – одна лишь сорокапятка,
И к Пэ-Тэ-эРам патронов с десяток,
Да восемь снарядов нашли…
Мы смотрим на всё это, будто во сне…
Но снова к нам танки свернули не все –
Штук, может быть тридцать, рванули к шоссе,
На нас пошло больше десятка!
И тут пулемёты их стали стрелять,
Верней, не стрелять, а свинцом поливать,
Да так, что на миг головы не поднять,
Не то чтоб пальнуть с сорокпятки!
Но тут, кто-то крикнул:
«Ни шагу назад!
За нами Москва!»
Взяв по связке гранат,
Мы стали наверх по чуть-чуть выползать,
Чтоб встретить гранатами танки…
Минут, может, пять я в канаве лежал,
Прижавшись к земле, и свой танк ожидал,
И видел, как где-то один запылал,
Застыв на гранатной вязанке!
Потом вижу снова: три танка застыли!
Танкисты, горя, покидали «могилы»…
У нескольких выскочить не было силы –
Сгорали живыми в огне!
И вдруг Пэ-Тэ-эРы ударили! Точно!
Два танка не вынесли пробы на прочность,
А их экипажи, не выпрыгнув срочно,
Остались в горящей броне…
Вокруг густой дым! Из канавы глубокой
Увидел я вдруг от себя недалёко
