Сарразин – Оноре де Бальзак

Трагическую историю Сарразина перекрывает фигура Замбинеллы. Значимость личности Сарразина с его печально-дионисийской участью для этой истории очень неубедительна. Сарразин пролетает и сгорает как комета (что, в общем можно оправдать тем, что фигура истинного Художника – ничто на контрастном фоне такого великосветского общества, которое живёт сплетнями и интригами). Слишком велик акцент на Замбинеллу. Но, учитывая мою высшую оценку произведению, предполагается, что впереди будет оправдательный приговор. И так оно и есть. Если приглядеться, Сарразин попал под затмение Замбинеллы дважды – в прямом и переносном смысле. В прямом – его несчастная любовь к Замбинелле. И если это «затмение» согласуется с его переносным значением, то это уже то самое «вертикальное измерение», существованию которого в произведениях Бальзака отказал Ролан Барт.Ощущение, что я имею дело с шедевром возникло сразу, отчего меня стали посещать досадливые мысли в адрес Ролана Брата, которому нравилось разворачивать горизонтальные строчки известных французских писателей вертикально (шучу, конечно, не так прямолинейно) в поисках «вертикального измерения», где повествование возвращается к «нулю», а по сути образно – где как раз и водятся «вертикальные измерения» – Барт выразил настоятельную необходимость для каждого большого произведения иметь скрытые смыслы. Но и не без того, что моё ощущение шедевральности поначалу было основано лишь на форме (стиле, вызывающем эстетическое удовольствие) и увлекательном содержании («голый» сюжет). И, надо сказать, что Бальзак постарался так их отшлифовать, что, порой, слепит глаза и разум. При трактовках символические и философские смыслы отклеиваются, как фальшивые усы, дополнительные смыслы делают их несостоятельными и неоправданными, учитывая, что в тексте ничего не должно быть случайно, ни одной мельчайшей детали. (Вспомним о ружье на стене в спектакле: если оно висит в первом акте на стене, то к последнему обязательно выстрелит). Тут же, кажется, очень много случайного. И эта множественность поначалу создаёт ощущение существования возможности для интерпретаций. И…, к счастью, неспроста. Просто потрудиться пришлось подольше. Поначалу я исправно старалась смотреть на текст «вертикально» :) : «Ну вот же…, – думаю, – оно… иллюстрация единства противоположностей – неизбежное единство дихотомий, где красота и уродство, жизнь и смерть, свет и тьма, светская суета и уединённость (одиночество) – две стороны одной медали…», как это забрезжило в описании бала, которое условно назовём первой частью текста. Но дальнейшее развитие повествования заставляет эти трактовки, выходящие за рамки сюжета, рассыпаться как карточный домик, превратив их в блажь, что не отменяет поиска новых смыслов.С другой стороны, в подтверждении того места, которое сам Бальзак занимает в обществе, его собственный взгляд на трагическое и хаотически-необузданное начало Сарразина, как воплощение истинного Художника (талантливый скульптор) тяготеет к тому, которое выражает великосветское общество. Всю свою жизнь Сарразин подчинил возвышенным и, порой, необузданным творческим порывам, что вылилось в страстной любви, в объекте которой он жестоко ошибся. Тут можно увидеть и камень в огород творчески необузданных «сарразинов».Здесь творчество как состояние души фактически получает обличение в обманчивости, опасной оторванности от реальности. Хотя нелюбовь к чистому дионисийству вполне можно понять и оправдать. Единство аполлонического и дионисийского тогда является благом, когда они сочетаются в одном человеке, в противном случае они друг друга не разумеют. Так что этот отзыв – возражение и поправка к выводу о Бальзаке Ролана Барта в «Нулевой степени письма».

Сюжет как всегда у Бальзака невероятно увлекателен и нетривиален:Около полуночи во время бала рассказчик сидит у окна, вне поля зрения гостей, любуясь садом. Он подслушивает разговоры прохожих о происхождении богатства владельца особняка месье де Ланти. Также в доме присутствует неизвестный старик, которому семья была странно предана, и который напугал и заинтриговал участников вечеринки. Когда старик сидит рядом с гостей рассказчика, Беатрис Рошфид, она прикасается к нему, и рассказчик выгоняет ее из комнаты. Рассказчик говорит, что знает, кто этот мужчина, и говорит, что он расскажет ей его историю на следующий вечер. На следующий вечер рассказчик рассказывает мадам де Рошфид об Эрнесте-Жане Сарразине, страстном, артистичном мальчике, который после школьных проблем стал протеже скульптора Бушардона. После того, как одна из скульптур Сарразина выигрывает конкурс, он направляется в Рим, где видит театральное представление с участием Замбинеллы. Он влюбляется в нее, посещая все ее выступления и создавая ее глиняный слепок. Проведя время вместе на вечеринке, Сарразин пытается соблазнить Замбинеллу. Она скрытна, намекает на какую-то скрытую тайну или опасность их партнерства. Сарразин все больше убеждается в том, что Замбинелла – идеальная женщина. Сарразин разрабатывает план похищения ее с вечеринки во французском посольстве. Когда приходит Сарразин, Замбинелла одет как мужчина. Сарразин разговаривает с кардиналом, покровителем Замбинеллы, и ему говорят, что Замбинелла – кастрат (исполнитель вокальных партий, в раннем возрасте подвергнутый кастрации и в силу этого обладавшие высоким женоподобным голосом.). Сарразин отказывается верить в это и покидает вечеринку, захватив Замбинеллу. Когда они оказываются в его студии, Замбинелла подтверждает, что она кастрат. Сарразин собирается убить его, когда группа людей кардинала врывается и наносит удар Сарразину. Затем рассказчик рассказывает, что старик в доме – Замбинелла, двоюродный дедушка Марианины по материнской линии. История заканчивается тем, что г-жа де Рошфид выражает свое огорчение по поводу истории, которую ей только что рассказали.Стоит отметить, что Ролан Барт посвятил работу ( S/Z (сборник) ) по метаязыку, анализирующую это произведение.

Необычная новелла в контексте бальзаковской традиции, скорее, напоминает произведения Эдгара Аллана По или Густава Мейринка, а может быть, даже фантазии Борхеса и не столько потому, что в центре истории – мрачная тайна (так и есть, но всё же главные темы рассказа – «грязное» происхождение богатства, лицемерие «света», утраченные, но не забытые иллюзии – вполне бальзаковские), сколько из-за стилистических особенностей, несвойственных поэтике Бальзака.Во-первых, новелла написана от первого лица вопреки характерной для Бальзака роли «всеведущего автора», как следствие, вместо обычной полноты изображения и авторских moralités – субъективное, «ограниченное» повествование с точки зрения героя-рассказчика. Во-вторых, структура текста – приём mise en abyme и двусмысленность, лежащая в основе истории, – «превращает» привычный бальзаковский реализм XIX века в металитературу века XX, предлагающую «двойное прочтение». И эта двойственность восприятия «заложена» уже в самом начале рассказа: «я был во власти смешанных, словно винегрет, чувств и мыслей, то радостных, то мрачных. Левой ногой я отбивал такт музыки, а правой, казалось, стоял в гробу»."Сарразина" я прочитала, чтобы затем прочитать знаменитую «S/Z» Ролана Барта . Правда, «медленного чтения» не получилось: слишком гипнотически пишет Бальзак. Посмотрим, что у Барта…