Олли Вингет
#После Огня
Глава 5
Пустыня тянулась до самого горизонта. Глазу путника просто не за что было уцепиться: ровная темно-серая, бурая, ржавая плоть земли воплощала собой смерть всего живого. Зола вперемешку с пылью давно уже стала плотной коркой. Огонь, бушевавший тут сотню лет назад, пожрал все, до чего смогли дотянуться его жадные языки.
Если в Городе кто-то осмеливался говорить об Огне, то казалось, что воздух нагревался рядом с рассказчиком. Никто не знал, почему некогда полные жизни земли вдруг вспыхнули, чтобы гореть дни и ночи. Никто не знал, как получилось выжить в огненном кольце остатку человеческого рода и есть ли другие Города. Почему Огонь отступил, что спугнуло его, что насытило. Никто не знал, вернется ли Огонь, чтобы закончить начатое.
Алиса уже потеряла счет времени их полета, Вожак задавал выматывающий ритм, двигаясь так уверенно в одном направлении, будто впереди был видимый только ему ориентир. От земли тут и там поднимались небольшие пыльные вихри, на зубах у девушки скрипел то ли песок, то ли прах, пробивающийся даже через ткань повязки, плотно прилегающей к лицу. Небо казалось ей нарисованной кем-то унылой картиной.
В детстве пустыня представлялась Алисе загадочным местом вечных приключений. Ей думалось, что именно там протекает настоящая жизнь. Что Город – лишь подобие невероятного, жуткого, но пленительного мира, скрывающегося внизу, за Чертой.
Алиса так лихорадочно ждала своей первой вылазки. Сон не приходил к ней всю ночь накануне, она ворочалась в постели, пока Лин не бросил в нее подушку через всю комнату, проворчав, что либо у нее песчаные блохи, либо она самая спятившая из Крылатых, которую он знает.
В пару тогда ей поставили Дейва – болтливого коротыша с неестественно большими ладонями. Пока он возился с ремнями своего рюкзака, которые нужно было как следует затянуть на плечах и груди, чтобы груз не мешал крыльям во время полета, Алиса буквально не могла отвести взгляд от его рук: ей казалось, что эти крупные пальцы просто не сумеют справиться с креплениями. Но Дейв оказался ловчее, чем она думала, и поднял голову до того, как девушка успела отвести глаза.
– Волнуешься небось, а? – Он громогласно захохотал и похлопал ее по спине огромной пятерней.
Алисе пришлось сделать пару быстрых шагов вперед, чтобы не потерять равновесие, но этот смех, этот сильный голос и увесистый шлепок чудесным образом придали ей смелости. В тот день они с Дейвом доставили груз к горе, где трудились каменщики, и сделали широкий круг над пустыней. Алиса ничего особенного не разглядела и не ощутила. Все та же серость, редкие пылевые вихри да отчетливый привкус горелой резины во рту. И сейчас, пролетая над землей так далеко от дома, она не замечала ничего нового.
«Неужели весь мир такой – серый, грязный, мертвый? И не найти в нем ничего, что хоть чуточку больше похоже на жизнь?» – думала она, пока пустыня сменялась пустыней, а скалы впереди надвигались на них, подчиняясь мерному взмаху крыльев.
К полудню они достигли первой гряды. Город держал несколько отрядов Крылатых в отдалении, и этот был последним. Дежурства здесь вели самые опытные разведчики, те, кто не раз вступал в бой с падальщиками. Эти твари рыскали вокруг Города, разоряя грибные ямы, вытаптывая жалкие посевы на клочках земли, которые получалось возделывать. Похожие на гигантских ящериц, они ползли, перебирая короткими лапами с толстыми когтями, пытаясь утолить свой голод всем, что попадется им на пути, будь то крыса или Крылатый, неудачно приземлившийся в пустыне. Выжить в царстве золы и праха смогли только самые неприхотливые и опасные твари. Падальщики умели обходиться без воды месяцами, мясо их было смертельно ядовитым, раны, нанесенные ими, долго потом гноились, а после того, как заживали, на коже оставались уродливые рубцы и шрамы.
Алиса не рассмотрела, кто дежурил на гряде в этот раз, но все равно помахала рукой двум одиноким фигуркам, вышедшим из небольшого домика у скалы, чтобы проводить их взглядом. Мысль, что это, скорее всего, последние Братья, которых она видит в своей жизни, нагнала ее позже, когда и гряда, и Крылатые давно скрылись за горизонтом.
Тоска по дому подбиралась к ней осторожно, пока еще облегчаемая новизной дальнего полета, но уже покалывала сердце, обещая стать невыносимой совсем скоро. Алиса прогоняла мысли о Лине, стоящем у дверей их дома, Лине, который захлебывался кашлем, когда она уходила к Черте.
Последние пять лет Алиса провела, изучая Закон, она хотела быть Крылатой каждой клеточкой своего тела, каждая мысль ее была о небе и крыльях. Как же отчаянно молила она Святую Рощу в утро отбора новичков, как же старалась придать себе уверенный вид в дни испытания! Даже боль, сопровождающая трансформацию, была для нее желанной. И вот сейчас, точно зная, что для Крылатых не бывает иного пути, кроме исполнения приказа, она отчего-то думала, что все происходящее с ней – ошибка.
Весь этот долгий путь с единственной целью – проверить, не сошел ли с ума Вестник, не плод ли его воспаленного разума далекий оазис и молодое Крылатое Дерево посреди него, – ошибка. Даже мысль об этом была ужасным предательством, недостойным Крылатого, но Алиса не могла с собой ничего поделать. А Вожак, будто не чувствуя ее терзаний, продолжал лететь вперед не оглядываясь, не проверяя, следует ли за ним его спутница. Или, может быть, она уже вернулась в Город, чтобы быть изгнанной из Братства? Изгнанной из мира живых?
Первый раз они приземлились на кособоком взгорье, когда солнце миновало зенит. Дюны дышали жаром Алисе в лицо, она знала, что пройдет всего пара часов, и раскаленный песок остынет, чтобы к ночи покрыться серебристой изморозью и застыть. Немыслимая жара дня в пустыне всегда сменялась жестоким холодом ночи. Хилые костерки, которые разводили Крылатые во время вылазок, плохо согревали, часто разведчики возвращались в Город со страшной простудой, иногда их не удавалось спасти. Казалось, что мир испытывает выживших на излом, все сильнее надавливая: получается стерпеть полуденный зной? Так вот вам пробирающий до костей холод. Но пока Алиса, отирая со лба пот, набегающий на глаза, просто не могла представить, как эти раскаленные песчаные волны сковывает ночной морозец.
Вожак присел в тени валуна, достал из рюкзака фляжку и принялся пить воду маленькими глотками, осматриваясь, словно надеясь заметить в пустыне, в глубине которой они оказались, хоть что-то еще, кроме грязного песка и праха.
– Вестник ведь дал вам карту… – Алиса потопталась рядом и тоже присела.
– Да, – проронил Вожак между двумя короткими глотками.
– И… далеко нам еще лететь? – Молчание притягивало мысли о доме, которые Алиса не могла себе позволить.
– Да.
– Неделю? Месяц? Сколько?
Ответить односложно на такой вопрос было бы откровенной грубостью, но Вожак не посчитал нужным сказать в ответ вообще хоть что-нибудь.
Он пружинисто поднялся на ноги, разминая плечи мягкими круговыми движениями. Высокое чистое небо раскинулось над ними.
– К вечеру будет гроза, – сказал Вожак, втягивая воздух носом.
Алисе показалось, что она ослышалась. Грозами пугали молодых Крылатых с первых дней испытания. Тяжелые тучи несли в себе отравленную воду. Так же, как плоть падальщика, она содержала яд, разъедающий кожу, песок и камни. А молнии били в песок и разрывали воздух оглушительным грохотом. Большие грозы редко достигали Города, они успевали пролиться и отгреметь за грядой. Именно там, где сейчас, вытянув ноги, сидела уставшая Алиса.
– Нам нужно улететь дальше. Может быть, получится обогнуть грозовой фронт. – Вожак будто говорил сам с собой, не оборачиваясь к девушке.
Ей отчего-то думалось, что он избегает ее взгляда. Но мысль о том, что Вожак может испытывать вину за выбор спутника, была смехотворной. Мужчина представлялся Алисе таким же каменным, как горы, которые их окружали. Он словно состоял из букв Закона, каждое его движение было прописано в ступени возрождения. Но не взгляд, который он старательно отводил в сторону, обращаясь к ней. Алиса подхватила рюкзак и встала перед ним.
– Я постараюсь не отстать от вас… – Она замялась, но, сделав над собой усилие, продолжила: – Томас, я не отстану от вас. Меньше всего хотелось бы попасть в грозу.
Услышав свое имя, Вожак все-таки поднял на нее глаза. Медные искорки на сером полотне – вот как они выглядели.
– Гроза – не самое страшное из того, с чем мы здесь встретимся, Крылатая. Но все-таки поспеши.
Не беря разгона, он шагнул в сторону обрыва и взлетел, хотя высота падения оказалась до смешного маленькой. Алиса никогда еще не распускала крылья за секунду свободного полета вниз, но медальон ободряюще теплел у нее на груди. Медальону Алиса научилась верить в первую очередь.
Чем дальше они летели, тем очевиднее для нее становилось, что Вожак был прав: грозовые тучи заслоняли горизонт со всех сторон, лишь позади Томаса и Алисы оставалась светлая полоска, там, где проживал еще один свой день Город.
Через пару часов стремительного полета стало ясно, что грозу не миновать. Она вступала в свои права. То устремляясь вверх, то плавно опускаясь к самой земле, Вожак находил путь между полнившимися ядовитой водой тучами, все еще надеясь увести Алису подальше.
* * *
Ураган несся над грядой, сметая все живое на своем пути. Опережая его на один шаг, Томас с Анабель летели вдоль песчаной долины, преследуя охотника, неведомо как оказавшегося в опасной близости к Городу.
Это был первый крылатый год Томаса, и парень отчаянно красовался перед своей спутницей. Будучи старше него, она на десять лет раньше стала Крылатой и все эти годы отдала небу. Казалось, ей, сильной и крепкой, не требовалось вовсе прилагать усилий для полета. Широкого размаха каштановые крылья Анабель такого же цвета, как копна ее волос, магическим образом воплощали одновременно и грацию, и мощь.
Опытная Крылатая насмешливо косилась на юнца, который уже несколько месяцев кряду увязывался за ней, сопровождая во время каждой вылазки. Он так нелепо бравировал, когда ловил ее взгляд. И был так непередаваемо хорош, если не чувствовал, что она следит за ним из-под опущенных ресниц. Широкий в плечах, он мгновенно разгонялся, как только крылья раскрывались у него за спиной.
Анабель тайком любовалась его полетом, иногда позволяя себе помечтать, что мальчишка однажды вырастет в настоящего Крылатого, и тогда, кто знает… Крепкие руки и длинные пальцы всегда были слабостью Анабель, а упрямый взгляд его серых глаз порождал в ней смутное волнение. Но пока Томас был недавно оперившимся птенцом, и ему она только и разрешала, что лететь рядом, перебрасываться с ней остротами и поправлять лямку рюкзака, которая раз за разом будто нарочно спадала у нее с плеча…
Пока они, шутливо переругиваясь, петляли над дюнами, охотник затаился в небольшой пещере у вершины скалы. Это был старый самец, похожий на большую полосатую кошку с картинок бабки Феты. Всклоченный, клыкастый, буро-серый, он долго шел по следу падальщика, а когда настиг его и забил, то почувствовал новый запах. Запах очага, человеческой плоти и рыхлых грибниц. Охотник никогда не был в Городе, но какой-то особой памятью рода он знал, что там можно поживиться. И, небрежно закидав останки смердящего падальщика, он уверенно пошел по запаху, переходя на стремительный бег.
Когда в воздухе запахло грозой, самец забрался в пещеру, он чувствовал, что маленькие человечки заметили его, что за ним самим началась охота, и это придавало ему сил. Пусть добыча потешит себя мыслью, что охотники тут они.
Под серым мехом у самца бугрились стальные мышцы, а мощные клыки умели перемалывать камни, что уж говорить о сладких человеческих косточках? Он не боялся встречи с людьми, он ждал, когда они найдут его пещеру сами, чтобы вонзить в них когти из тьмы.
Гроза обрушилась на Крылатых неожиданно. Мгновение назад солнце ровным жаром прогревало песчаные холмы, а вот уже его скрыли свинцовые тучи, и они все прибывали, скалясь яркими всполохами, роняя первые капли, которые, падая на землю, шипели и плавили камни.
Анабель вскрикнула, когда капля упала ей на левое крыло и прожгла перья до самой плоти. Она упустила момент, когда мир потускнел от первых туч, слишком уж увлеклась перепалкой с юным спутником.
– Старая дура! – обругала себя она, мгновенно настраиваясь на опасность. – Гусыня!
Томас тем временем испуганно оглядывался, не зная, куда податься от падающих тут и там пахучих капель. Первые молнии уже били в песок у самого горизонта, стремительно приближаясь к Крылатым.
– Туда! – закричала Анабель, взмахивая руками.
Томас спланировал, следуя за своей Крылатой, стараясь не задевать крыльями шипящие камни.
Молодая женщина разглядела в стремительно сгустившейся темноте небольшую пещеру прямо над ними. Это было спасением.
«Сейчас укроемся, разведем костер, и можно переждать грозу. Глядишь, и охотника подпалит, легче будет его прикончить», – думала Анабель, приземляясь и отряхиваясь.
– Ну как ты, птенчик? – Насмешливо скривив губы, она повернулась к Томасу, который уже стоял позади нее, вглядываясь в сумрак пещеры. – Испугался? Исподнее поменять? – не унималась она, отчего-то желая увидеть, как тревога на лице Томаса сменится спокойной улыбкой.
Потом она будет не раз с удивлением вспоминать о своей тогдашней беспечности, вовсе ей не свойственной, чуть не ставшей роковой ошибкой. Но в тот самый миг ей хотелось только смахнуть с лица юноши пережитый страх, обнять его, то ли с материнской заботой, то ли так, как женщина обнимает мужчину, чтобы он перестал напряженно смотреть во тьму пещеры.
Поверх ее правого плеча Томас видел странные отблески, словно два темных влажных глаза смотрели на них из самого дальнего угла. И у парня не получалось выбросить этот образ из головы, хотя перед ним стояла раскрасневшаяся от пережитого Анабель, самая красивая женщина Города. Ему хотелось убрать с ее щеки прилипший завиток, прижать к стене и поцеловать так, как он давно мечтал. Властно, решительно, со всей силой своего желания и восхищения.
Но темные глаза смотрели на них неотрывно. Томас отчетливо запомнил, как могучая фигура зверя начала обретать очертания, как засияли его клыки, как в глубине пещеры раздался его утробный рык.
От нежной шеи Анабель охотника отделял один прыжок. Не прыжок даже, а короткое движение в ее сторону. Ударом лапы зверь сбил бы женщину с ног, второй лапой прижал бы ее не способное к сопротивлению тело к камням. И, наконец, вонзил бы клыки в ее нежную плоть и, стискивая челюсти, внимательно наблюдал бы, как расширились от ужаса зрачки жертвы, которая, раскрыв рот, исторгала бы последний пронзительный крик адской боли.
Так бы все и было. Никто еще не вырывался из лап матерого самца. Но когда крупное тело охотника пришло в движение и он занес лапу для первого удара, в грудь его ударило что-то острое и сильное так, что он отпрянул к стене. Из раны в груди полилась теплая кровь, голову разом повело в сторону. И последним, что увидел старый охотник перед смертью, была фигура девушки, скорчившейся у края пещеры, и, рядом еще один человеческий выродок, которого он, опьяненный жаждой крови, не заметил.
Выстрелив зверю в грудь из арбалета, Томас уронил оружие на камни и упал перед Анабель на колени. Ее сотрясал озноб, слезы катились по щекам, и, прикрывая лицо руками, она безуспешно силилась совладать с рыданиями.
Томас не понял, как у него получилось сорвать с пояса арбалет, не прицеливаясь выстрелить в зверя и, главное, попасть ему прямо в грудь всего за долю мгновения до того, как охотник обрушил бы свою когтистую лапу на незащищенную шею Крылатой. Но это было уже не важно. Теперь Томаса тревожило, что самый дорогой в его жизни человек рыдал на маленьком уступе, а ядовитые капли грозового дождя, бушевавшего снаружи, так и норовили обжечь лица им обоим.
– Ну-ну… успокойся, – шептал он Анабель, обнимая ее за плечи, неумело пытаясь успокоить. – Все закончилось, эта тварь сдохла, она тебя не тронет.
Но Крылатая продолжала плакать навзрыд, а ее сильное тело обмякло и содрогалось все сильнее. Томас в отчаянии оглянулся, но помощи ждать было неоткуда. С одной стороны ярилась гроза, с другой, в пещере, остывал труп огромного монстра – еще теряя свою густую кровь, зверь пялился прямо на них мертвыми глазами.
Томас решительно встал, прошел в глубь пещеры, схватил охотника за гигантскую лапу и потащил его к выходу.
– Закрой глаза, – сказал он Анабель, – и считай до пяти. Медленно. Просто считай.
– Р-р-р-раз, – послушно прошептала Анабель, крепко прижав ладони к мокрым глазам.
Томас подтащил тело охотника к самому краю.
– Д-д… два, – выдохнула Анабель у него за спиной.
Томас обошел зверя и уперся в его тело плечом.
– Три, – уже спокойнее произнесла девушка, сглатывая последние слезы.
Тело подалось вперед и закачалось на краю уступа.
– Четыре. – Голос Анабель уже не дрожал.
Огромное чудовище полетело вниз, тяжело ударяясь о камни, разбивая их и шипя под каплями дождя.
– Пять, – выдохнул Томас, склоняясь над Крылатой и целуя ее в соленые губы.
Убрав руки от лица, Анабель на секунду распахнула глаза, посмотрела на него – зеленое травянистое поле на серое полотно в медную искорку – и ответила на поцелуй с таким жаром, какого Томас не смел и ожидать.
Через пару часов гроза закончилась, и им пришлось ослабить объятия. Липкие от пота, хотя так и не разожгли огня, они лежали на скомканных куртках. Анабель дремала. Томас поглаживал кончиками пальцев линию ее талии, мягко переходившую в бедра. Он потянулся поцеловать нежную кожу у ее пупка, когда Анабель проснулась и посмотрела на него.
– А что будет дальше? – хриплым от слез и стонов голосом спросила она.
– Я не умею красочно рассказывать, поэтому лучше покажу. – Томас навалился на нее, но, встретив строгий взгляд, остановился.
– Я серьезно. Это для меня не очередная интрижка во время вылазки. Я взрослая женщина, мне тридцать два года, Томас. Я уже не гожусь в боевые подруги. Тебе бы надо найти себе молодую Крылатую, наиграться с ней. А потом жениться на девушке без крыльев. Поэтому я спрашиваю тебя: что будет дальше?
Томас тряхнул косматой головой и снова лег рядом с Анабель, продолжая ласкать ее, чуть касаясь ладонью кожи.
– А дальше, о моя суровая воительница, мы повторим прошлый раз, добавив несколько тактических изменений. – Он почувствовал, как при этих словах напряглось ее тело. – А после мы оденемся и полетим в Город. Найдем старика и попросим у него разрешения жить в одном доме. Чур у тебя, у меня жуткая берлога, даже охотник бы там не…
Не дослушав его, Анабель уже целовала этого глупого, смешного мальчика.
Мальчика, который дважды спас ее. От охотника и от нее самой.
Когда они все-таки собрались улетать из пещеры, отряхнувшись от каменной крошки, то еще немного постояли на самом краю уступа, будто решаясь сделать шаг в новую жизнь.
– Посчитаем до пяти? – улыбнулась Анабель и залилась звонким счастливым смехом…
…Спустя двадцать лет Томас стоял на краю того же уступа, наблюдая, как дождь плавит камни. А за спиной у него молодая Крылатая чуть слышно вела отсчет.
– Раз. Два. Три. Четыре, – шептала Алиса, силясь унять дрожь.
– Пять, – выдохнул Томас вместе с ней.
Глава 6
Песок скрипел на зубах, забивался в каждую складку одежды, засыпал приоткрытый рюкзак, царапал кожу и превращал волосы в нераспутываемый колтун. Алиса старалась не думать, что на самом деле это был вовсе не песок. Прах. Вот что не давало вдохнуть и выдохнуть без першения в воспаленном горле. Разносимые ветром частицы сгоревшего мира – все, что осталось от животных и людей, трав, цветов и Деревьев.
С той памятной для нее грозы миновало уже с полдюжины дней, Вестники летели дальше, почти не разговаривая, перебрасываясь короткими фразами, скорее чтобы прочистить горло, чем из желания поделиться мыслями. Иногда Алисе казалось, что обычной жизни до этого путешествия над мертвой пустыней просто не было. Что все свои дни и годы она провела в напряженном полете, боясь потерять из виду спину Вожака. А он летел и летел не оглядываясь, словно его крепкое тело не знало усталости.
Внизу проплывала песчаная пустошь. Изредка ее пересекали следы падальщиков – огромных и неуклюжих тварей, покрытых мелкой чешуей, что рыскали по пустыне в поисках добычи. Временами Алиса замечала ночных лисиц, которые парами выскакивали из своих глубоких нор, когда солнце скрывалось за раскаленным горизонтом. Ловкие, с пушистым мехом, эти зверьки кружились, сплетались длинными хвостами, будто танцевали только им известный танец. В Братстве говорили, что так лисы провожают еще один прошедший день. День, не убивший их маленькие поселения в недрах песчаных скал.
Чем питаются пушистые зверьки в новом мире, как они выжили и приспособились к новым, суровым условиям, никто не знал. Слишком много пробелов оставил Огонь в сознании человека. Все, что не способствовало выживанию, утратило важность. Мир заканчивался на границах Города, будто Огонь сжег его не только вокруг, но и внутри каждого выжившего. Но пока люди выращивали грибницы, учили последних Крылатых, строили жалкие халупы в тени скал, лисички выбегали из своих укрытий, чтобы проводить безжалостное солнце за черту горизонта. Алиса смотрела с высоты своего полета на их узкие спинки, задранные к небу мордочки, и ей отчего-то казалось, что в этих зверьках сохранилось больше души, чем во всем Городе.
Когда светило опустилось за скалистую гряду, Вожак обернулся к девушке и резким взмахом руки приказал ей начинать снижение. Алиса чуть наклонилась в сторону, ловя потоки воздуха правым крылом, и плавно, по широкому кругу спустилась к земле вслед за спутником, высматривая в быстро наступающей темноте будущее место ночлега. Обычно они устраивались в маленьких пещерах, где разводили огонь, согревали немного воды, чтобы растворить в ней паек, а потом по очереди забывались беспокойным сном. Время дежурства Алисы начиналось за пару часов до рассвета. Вожак будил ее, резко касаясь к плеча, и сразу отходил в свой угол, без слов и шорохов, чтобы отдохнуть там до самого утра.
Первые лучи еще не раскололи тьму ночи, морозец сковывал пустыню и небольшой пригорок, в пещере у подножия которого Вестники обосновались в этот раз. Алиса присела у самого входа в укрытие, запахнувшись плотнее в куртку Лина, которая еще пахла его телом – или юной Крылатой просто хотелось в это верить. Огромная, будто нарисованная сумасшедшим художником луна освещала бурые песчаные холмы; уходившие до самого горизонта, видом напоминавшие волны, они таинственно мерцали, завораживая Алису, словно пульсируя в такт ударам ее сердца.
Бабка Фета рассказывала, что огненная пустыня куда разумнее, чем хочет казаться заплутавшему путнику. Она говорила о блуждающих миражах, которые якобы умеют заводить Крылатых в жаркое пекло манящими образами воды и зелени. О свете кровавой луны, восходящей на западе: она, мол, пьет души погибших в пустынях, окрашивает золу в багровый цвет, и зола эта становится зыбучей – встанешь на нее и враз погрузишься с головой.
За эти россказни Фету часто вызывали к старику – сложно придумать что-то более пагубное для духа будущего Крылатого, чем страшные сказки полоумной бабки, считал он. Но та лишь глухо посмеивалась, обсасывала крысиные косточки да сплевывала их в морщинистую ладонь.
Теперь все ее байки оживали в голове у Алисы, а мерцающий лунный свет делал их с каждым разом все более реальными.
«Мы летим с полдюжины дней, – думала она, прислонившись спиной к стенке пещеры, – летим, не отклоняясь от маршрута, не петляя. Значит, Томас уверен в карте, что дал ему Вестник. Значит, еще столько же, ну, два раза по столько, и мы будем на месте. Если сумасшедший старик был прав, то перед нами раскинется настоящий оазис. Я увижу собственными глазами свежую траву, умоюсь водой без мерзкой взвеси. Вот что должно занимать все мои мысли, а не глупые сказки старухи Феты».
Но отчего-то ей было проще верить в кровавую луну, наполняющую душами погибших Братьев топи из праха и песка, чем в место, где солнце светит мягко, а вода не горчит. О Дереве, которое они должны найти, Алиса старалась не думать вовсе.
Среди Крылатых было принято не говорить о медальонах как о даре исчезнувшего с лица земли божества. Артефакт, талисман, часть тела, знак отличия – можно было использовать какие угодно подходящие по сути слова и выражения, главное – не подтверждать обреченность их Братства. Человечество могло выжить, но как только Город вручил бы последний медальон последнему Крылатому, Братству пришел бы конец.
Все, что знала Алиса о Крылатых Деревьях, некогда росших повсюду, таилось в обрывочных слухах и легендах. Говорили, что Деревья обладали сознанием и силой, что они были мудрыми и благосклонными к человеку, что росли они там, где родниковая вода поила их корни, а солнце мягко согревало могучие кроны.
Люди строили города рядом с Рощами, поклонялись им, приходили к Деревьям за благословением, обручались в их тени. В Рощах крестили, венчали и отпевали. А самыми загадочными и уважаемыми среди людей были те, кого Деревья выбирали Говорящими. Сохранились легенды о волшебном сне, что мог длиться неделями, трансе, в который мог впасть Говорящий, когда садился у подножия Дерева, чтобы спросить совета для своего народа. И каждый полученный совет становился пророчеством, светом, что указывал целому Городу верный путь.
Деревья оберегали от войн, интриг и тщеславных правителей, и никто не смел оспорить слова, что слетали с губ очнувшегося слуги Рощи. Деревья даровали людям медальоны – тонкие веточки, кусочки коры, способные сделать человека Крылатым. Считалось, что Крылатый – воин Дерева, защитник народа. И никакая беда не случалась с людьми, которые жили возле Рощи, под защитой Крылатых, пока не пришел Огонь.
Алиса вглядывалась в скалы вдали, и ей казалось, что она слышит зов юного Дерева, волею небес выросшего где-то там, на клочке живой земли.
«Как страшно ему, наверное, – вдруг подумала девушка, и сердце ее сжалось от щемящей тоски и ощущения одиночества. – Маленькое разумное деревце, не знающее, зачем оно существует и кто его друг. Если оно там и вправду есть, то мы должны его найти. Даже ценой жизней. Моей или Вожака, даже всего Города. Просто обязаны».
Горизонт тем временем начал светлеть, воздух прогрелся так, что пар больше не вырывался изо рта девушки вместе с дыханием, а значит, новый день уже почти наступил. Томас выбрался из своего угла, глаза его были совершенно ясными, будто ему хватило тревожного и недолгого сна, чтобы полностью восстановить силы. Мужчина обошел их холм, вслушиваясь в звуки, принюхиваясь – примериваясь к изменчивому облику пустыни вокруг.
* * *
Пока горький прах вихрился у самой земли, гонимый порывами ветра, на небо набежали тучи, но Томас не почувствовал ни приближающегося дождя, ни бури. Засыпая вчера, он прислушивался к урагану, что бушевал восточнее от направления пути, и за ночь ветер их не настиг. А значит, впереди был еще один спокойный день в пустыне.
Томас выучил наизусть карту Вестника, надежно хранимую в книжице с кожаной обложкой – последнем подарке Анабель, который он берег с болезненной тщательностью. Сегодня им предстояло обогнуть по левому краю пылевую косу – когда-то до Огня тут было соленое море – и приблизиться вплотную к скалам, которые отделяли их сейчас от еще одной пустыни.
А дальше – Томас боялся думать о невозможном, но эти мысли не отпускали его, мешая сосредоточиться на полете, – дальше, по словам Вестника, покрытая золой равнина внезапно закончится глубоким ущельем, на дне которого их ждет оазис. По расчетам Томаса, им оставалось лететь не больше десяти, по крайней мере пятнадцати напряженных дней: если в прошлом отправлявшиеся на поиски Вестники летали без определенного направления несколько лет, то карта старика точно указывала, как поразительно близко от Города прячется оазис.
С источником чистой воды, защищенный ущельем от раскаленного солнца, он таил в себе спасение Города и Братства. Скольких Крылатых могли бы спасти Вестники, зная, куда им лететь. Если бы они не кружили хаотично над бескрайней пустыней, если бы Дерево позвало их, как обещало пророчество, последнее до Огня – кто знает, может быть, сейчас он не вел бы эту девчонку на верную гибель, не летел бы сам, без веры в успех поиска.
Вестник не был Говорящим, не слышал зова: ему просто повезло, взлетев с кромки склона ущелья со своими последними спутниками, заметить на дне зеленую поросль. Он сам признался в этом Томасу за разговором бесконечной ночью, предшествовавшей вылету.
– Я не поверил своим глазам, я закричал: «Братья! Братья!» – и мы устремились вниз, чтобы припасть к чистому источнику, – лихорадочно шептал он, все еще сжимая в кулаке сухую веточку. – Там был настоящий оазис, и солнце светило так мягко, воздух полнился влагой, и росло Дерево. Юное, слабое Дерево. Я точно знаю, что это было оно. Не кустик какой обычный, – и хрипло засмеялся, – Дерево!
– Так ты заговорил с ним? – нетерпеливо спросил тогда Томас, стараясь держать голову подальше от дурно пахнувшего, явно сумасшедшего старика.
– Еще бы! – ответил Вестник, отправляя в рот кусочек грибницы. – Но оно мне не ответило. Наверное, потому что молоденькое, несмышленое. Я тогда веточку хвать! – Он потряс сжатым кулаком. – И мы обратно полетели, да… Знали бы мы тогда, как обратный путь сложится, все бы там и остались…
Вестник опрокинул еще одну стопку настойки и засопел.
Томасу понадобилось все самообладание, накопленное за годы неукоснительного исполнения Закона, чтобы не сжать ладони на грязной хилой шее Вестника, настолько зол он был в тот миг.
– Дерево тебе не ответило? – громко спросил он старика, не давая тому уснуть. – Ты же Говорящий! Да? Тебя отправили как Говорящего? Тебя поэтому сохранили в пути? Ты поэтому нашел оазис? Ты слышал зов? Эй!
Но Вестник уже затих, опустив подбородок на тощую грудь. И лишь похрапывание отличало его от трупа. Томас постарался успокоиться, оставалось не больше часа до того времени, когда девчонка должна прийти к Черте. Как настоящая Крылатая, она не станет пытаться нарушить приказ даже ради спасения собственной жизни.
Братство всегда ставило судьбу Города выше своих собственных жизней. Томас сам был таким в счастливые годы своей молодости. А теперь он собирался в путь ради того, чтобы грызущая его по ночам совесть, эта гадкая тварь, куда ядовитее всех падальщиков, разжала свои тиски. И он добьется своего, чего бы это ему ни стоило… Думая так, Томас уже почти вышел из комнаты, оставляя пьяного старика досыпать, но его догнал голос. Трезвый, полный горечи и вины голос Вестника.