В графстве Семи Холмов, на высоком песчаном берегу прекрасного изумрудного моря, в небольшом домике, пристроенном к маяку, творился переполох. Мария, жена хранителя маяка Питера, готовилась разрешиться от бремени, гораздо раньше положенного срока. Родители не ожидали столь раннего появления малыша на свет и заранее не предупредили повитуху. Отправляться за ней было уже поздно, да и небезопасно. Ближайший городок Лайлак Хилл находился в часе езды от маяка, и погода совсем не располагала к дальним поездкам.
Стемнело в этот день рано, небо было затянуто низкими, грозовыми тучами и лишь иногда освещалось светом молний. Лил проливной дождь, а шум волн, заглушали раскаты грома.
Такая погода очень пугала Пудинга, коня Питера и Мэри. Не стоило даже пытаться его запрягать, такое путешествие могло оказаться слишком опасным предприятием для седока. Конь сильно боялся грозы, после вспышки молнии вздрагивал и прислушивался, ожидая очередного раската грома. Его беспокойное ржание и топот были слышны в доме. Да и Питеру нельзя было отлучаться с маяка в темное время суток.
В спальне на втором этаже вместе с Мэри, находилась мама Питера, миссис Энн, которая, на их счастье, приехала погостить у сына. Питер, надо сказать, нервничал ничуть не меньше Пудинга и метался от маяка к дому, не зная, за что хвататься.
– Питер, набери, пожалуйста, побольше воды и поставь ее на огонь. Да, еще достань из комода две простыни и два полотенца, прогладь их раскаленным утюгом и принеси мне вместе с тазиком теплой воды, – крикнула из спальни наверху миссис Энн.
– Сейчас, я быстро, – ответил нервно Питер, выбегая из дома с ведром и стараясь не забыть то, что просила мать. Плащ он не надел и весь моментально промок, но совсем не обратил на это внимание.
Почти бегом, стараясь не расплескать воду, он вернулся обратно. Нашел на кухне самую большую кастрюлю, налил в нее воды, раздул огонь, в печи под плитой и накрыл посудину крышкой. Остановился на пару секунд. Ему казалось, если он остановиться, то мысли в его голове прекратят безумный бег. На несколько секунд ему удалось усмирить этот поток. Но через пару мгновений всё началось снова: «Комод, полотенца, простыни», – мелькало в голове и тело снова начало подчиняться беспокойному уму. Он по очереди открыл и закрыл все ящики комода.
«Боже милостивый, какие из них нужны маме? – подумал Питер и выбрал две белые хрустящие,простыни из среднего ящика и пушистые полотенца из верхнего. – Зачем их гладить?»
Спорить с матерью он не привык.
«Утюг, утюг, где его искать?» – проносилось в голове. Он заметался по комнате, остановился, задумался и вернулся в кухню. В ящике рядом с плитой нашел утюг, поставил его на огонь, чтобы разогреть. Подождал. Минуты казались вечностью. Утюг наконец-то стал горячим, и мужчина, прогладив простыни и полотенца, как велела мать, сложил их на краешке стола. Горячую воду налил в большую миску, положил простыни и полотенца себе на плечо и, придерживая их ухом, пошел наверх, стараясь не расплескать воду.
«Постучать или можно просто зайти?» – остановился Питер в нерешительности. Он чувствовал себя сейчас немного лишним. Открыть дверь у него не получилось, миска в руках опасно наклонилась, и он потихоньку постучал по двери мыском ботинка.
Миссис Энн приоткрыла дверь:
– Спасибо, милый, все хорошо, не переживай, – сказала она, забирая у сына простыни с полотенцами и воду. – Отправляйся на маяк, просто заглядывай каждый час домой, я скажу, если что-нибудь будет нужно! – и закрыла перед растерянным Питером дверь.
«Маяк!» – у Питера совсем вылетела из головы работа. Хорошо, что он сегодня пораньше зажег лампу. Спустившись вниз, накинул плащ и вышел под дождь. Прохлада успокаивала его разгоряченную голову и подставив под капли лицо, он закрыл глаза и постоял так немного, чтобы снова овладеть собой. Поднявшись в комнату хранителя, мужчина окончательно пришел в себя. Здесь была привычная обстановка, и за работой тревожные мысли улетучились из головы.
Подлив масла в лампу, поднялся под колпак маяка и с усердием начал натирать отражатели.
Восточный ветер свирепствовал. Казалось, что он пытается сорвать с маяка крышу и загасить огонь. «Меня грозой не напугаешь, как Пудинга, – подумал Питер. Мелькнула успокаивающая мысль: – Хорошо, что успел смастерить кроватку для малыша».
Так, в заботах, прошло несколько часов. Питер три раза спускался домой, спрашивал у матери, нужно ли им что-нибудь. Та отвечала, что нет, и он возвращался на маяк. Ожидание, что может быть мучительней, только неизвестность, которая добавлялась сейчас к нему. Около трех часов ночи мужчина вновь спустился вниз. Повесив плащ на вешалку прислушался. Среди голосов Мэри и Энн появился тоненький писк.
– Хвала господу, еще немного и я бы сошел с ума, – в сердцах воскликнул Питер и бросился к спальне. Остановился, не решаясь зайти, и тут дверь распахнулась. Миссис Энн передав ему на руки маленький сверток, сказала: – Девочка! – и дверь перед носом Питера захлопнулась.
Вид у миссис Энн был очень озабоченный.
– Да, что же это? – мужчина заволновался еще больше, но в такой ситуации не решился задавать лишних вопросов. Развернулся и пошел вниз.
В полной растерянности опустившись в кресло-качалку, рядом с камином, он вдруг осознал, что у него на руках его маленькая дочь. Питер уставился на сверток и медленно отогнул верхний краешек пеленки. Внутри была крохотная девочка, она кривила личико и вот-вот готова была заплакать.
– Нет, только не это, тише, тише малышка!
Питер сильней прижал дитя к себе и стал раскачиваться в кресле. Это было единственное, что он знал о младенцах – что их нужно качать. Неумело сложив руки лодочкой, выставив локти вперед, он снова и снова раскачивал кресло, пока спина не затекла. Девочка перестала морщиться и приоткрыла глазки, захлопав черными пушистыми ресничками и он, наконец расслабившись, улыбнулся.
Это были новые ощущения, он очень любил Мэри, но маленький ангел у него на руках сделал с ним что-то невообразимое. Безграничное счастье затопило сердце Питера. «Только бы с Мэри было все хорошо», – подумал он.
Питер наслаждался новыми чувствами. Тепло огня в камине приятно согревало. Придерживая одной рукой дочь, он подбросил дров в камин. Стон Мэри и писк младенца вывели его из состояния блаженства. Встрепенувшись, он посмотрел на малышку, но та крепко спала, и тут, как молния, его озарила мысль, что звуки идут со второго этажа. Питер вскочил вместе с ребенком на руках и бросился наверх. Уже без всяких церемоний распахнул дверь спальни и опешил. Перед ним на кровати лежала счастливая, но очень уставшая жена, а на ее груди, о Боже – точно такой же маленький сверток, как и у него на руках. Девочек было две.
Миссис Энн улыбнулась, обняла Питера и сказала:
– Вот такой сюрприз! Теперь нужно придумывать второе имя.
Мэри по очереди приложила девочек к груди, и они мирно уснули носик к носику рядом с ней на кровати.
– Им нужны кроватки, Питер, – растерянно посмотрела на мужа Мэри.
Питер довольно улыбнулся. Ну, хоть здесь он оказался на высоте. Он не мог предусмотреть, что детишек будет двое, но одна отличная кроватка у него точно была готова. Потихоньку от жены мастерил колыбельку внизу на маяке, а та постоянно гадала, где это муж пропадает. С тех пор как последняя планочка была вставлена, не мог дождаться момента, чтобы показать ее Мэри, но сдерживался. Нужно было еще заказать матрасик, а уж потом…
Теперь торжественный момент настал, и он, кряхтя от тяжести и ударяясь об углы, занес в спальню новенькую колыбель, покрашенную белой краской и застеленную мягкими пеленками и пуховым одеяльцем.
– Питер, когда же ты успел? Вот заговорщики. я даже не заметила, как ты привез ее! – воскликнула Мэри, улыбаясь.
– А я и не привозил, я смастерил ее сам! – гордо ответил мужчина.
– Питер! – с любовью посмотрела на него жена.
– Такая красивая! – сложив на груди руки, сказала миссис Энн.
Питер и Энн переложили девочек в колыбель и укрыли мягким, пушистым одеяльцем. Кровать была поистине королевской, большая, широкая, с планочкой для балдахина, на которую Питер подвесил яркую погремушку. Судя по размеру живота Мэри, должен был родиться богатырь, а оказалось, что там две крохотные малышки. Девочки отлично поместились в колыбели и продолжали мирно сопеть.
Питер подошел к Мэри, крепко прижал ее к себе и, поцеловав в макушку, сказал: – Я так тебя люблю и как хорошо, что все закончилось, я никогда в жизни так не переживал.
Все очень устали. Энн приглушила свет лампы, и они с сыном потихоньку вышли из комнаты.
Питер снова поднялся на маяк, проверил фитиль, подлил еще масла в лампу, в последний раз протер отражатели и спустился к матери. Миссис Энн заваривала чай.
– Прошло всего несколько часов, а мне показалось, что не меньше недели. Как же теперь изменится наша жизнь! – сказал Питер.
– Забот, конечно, прибавится, но радости и счастья теперь тоже будет вдвойне, – ответила мама, улыбнулась и потрепала сына по волосам.
Они поставили на поднос чайник, чашки, корзиночку с творожным печеньем, которое сегодня утром испекла Мэри, и вышли на террасу. Тучи рассеялись, небо очистилось, с моря дул приятный легкий бриз. Если бы не шум волн, бьющих о скалу прямо под маяком, то ничего бы уже не напоминало про грозу, разыгравшуюся накануне. Мать разлила по чашкам крепкий, ароматный чай, и они с наслаждением прихлебывали его вприкуску с печеньем.
Тут миссис Энн, прищурившись и указав рукой на предрассветное небо, спросила:
– Дорогой, ты не знаешь, что это за две звезды? Я раньше не видела их.
Питер посмотрел в ту сторону, куда показывала миссис Энн:
– Я тоже их никогда не замечал.
– Не иначе, в честь рождения малышек зажглись две новые звездочки. Прекрасное будущее ждет наших девочек! – сказала миссис Энн, задумчиво улыбнувшись, и откусила еще кусочек рассыпчатого творожного печенья.
– Эти малышки с самого рождения начали удивлять нас, – улыбнулся Питер.
Миссис Энн была права, звезды и вправду появились на небе только этой ночью, а как вы знаете, они зажигаются, только когда на свет появляются удивительные люди. Но обо всем по порядку.
Маяк, к которому примыкал домик хранителя, был красивым и крепким сооружением. Построили его двести восемнадцать лет назад, когда к берегам графства прибило огромный двадцатитонный торговый корабль, перевозивший ткани и специи. Он повредил корпус, налетев на рифы, которыми было усеяно море в этих местах. Только несколько моряков из числа команды выжили после страшной катастрофы. Нельзя было допустить, что бы такое повторилось.
Маяк строили три года. С толстыми каменными стенами высотой около восьмидесяти футов, не слишком высокий, чтобы туман не застилал спасительный для моряков свет, он сиял свежеокрашенными боками белого цвета. Дверь внизу была добротная – дубовая, отполированная соленым ветром и дождями, с тяжелыми медными петлями и ручкой. Наверх вела каменная белая лестница с деревянными перилами, гладкими от тысячи прикосновений рук нескольких поколений хранителей. Днем освещение внутри маяка не зажигали. Три ряда окон давали достаточно света, и в погожие дни солнце причудливо озаряло его внутреннюю часть с лестницей. Свет попадал сразу с двух сторон, и лучи, переплетаясь между собой, терялись в ее изгибах. Наверху находилась комната хранителя не больше четырех футов в диаметре. В ней располагались: основание лампы с поворотным механизмом, емкость для сурепного масла, стол и кресло смотрителя. Там же был выход на внешнюю площадку с высокими перилами. А вот к лампе можно было попасть только через люк из комнаты хранителя. Это была святая святых, пламенное сердце маяка – огромная масляная лампа на три фитиля. Питер очень гордился и самим сооружением, и работой, которая была доверена ему пять лет назад. Для него это был не просто маяк, место работы или дом, он был для него живым существом, другом. Вместе они помогали морякам избежать опасности и благополучно вернуться домой, к родным, которые с нетерпением ждали их на берегу.
Мальчишкой он жил с родителями в прибрежном городке Эмеральд. Отец его, мистер Эдвард, был капитаном торгового судна. И конечно, Питер, как и все соседские мальчишки, мечтал о морских путешествиях и дальних странах. Убежав из дома в тринадцать лет и чуть не разбив сердце матери, он нанялся на небольшой военный корабль юнгой. Отец хоть и переживал за сына, но был очень горд тем, что вырастил настоящего маленького мужчину.
Двенадцать лет Питер бороздил моря, и романтика путешествий и новых впечатлений бурлила в нем. Он дослужился до звания мичмана и не представлял жизни без моря. Все в собственной жизни его устраивало, пока на воскресной службе, в тот редкий день, когда находился на берегу, не встретил Мэри.
Она приехала в Лайлак Хилл обучать детей грамоте, музыке и живописи, в школе при церкви. Мэри была сиротой и воспитывалась в пансионе. После его окончания переехала к единственной родственнице, старой тетушке Изабелле и прожила с ней несколько лет. Но, месяц назад тетушка покинула этот мир и Мэри осталась одна на целом свете. Она скучала по пансиону, его атмосфере и одиноко коротала дни в опустевшем доме тети.
Местный пастор был очень обеспокоен тем, что его подопечная, достаточно юных лет незамужняя девушка, живет одна. Он узнал, что у пастора Филиппа освободилось место учительницы, в школе при церкви в Лайлак Хилле, и предложил ей переехать туда. Девушка с удовольствием согласилась.
Тогда и заметил Питер красивую молоденькую учительницу.
Несколько раз он встречал Мэри в лавке бакалейщика и на местном рынке, но никак не решался завести с ней беседу, пока однажды в город не приехала ярмарка.
Он был весел и уверен в себе в тот день, выиграл несколько призов, участвуя в конкурсах, расхрабрился. И, наконец, краснея, как вечерний закат, обратился к Мэри, предложив ей попробовать яблоки в карамели. Девушка смутилась, но не отказалась, ей тоже очень нравился Питер, и она заметила, что тот заглядывался на нее.
Они провели почти целый день вместе, болтали, качались на качелях и ели печеные яблоки, а вечером Мэри позволила Питеру проводить ее до дома. С тех пор парень потерял покой, светлые локоны и нежная улыбка новой знакомой не выходили у него из головы. Он теперь посещал каждую службу, только чтобы увидеть ее. Миссис Энн была счастлива, она и не подозревала, что это не религиозное рвение ведет юношу в церковь, а молодая хорошенькая Мэри.
Вскоре Питер должен был отправиться в очередное плавание и очень страдал от того, что придется расстаться с ней. В разлуке его чувства проявились еще ярче, и он принял важное для себя решение – сделать Мэри предложение руки и сердца. Через три месяца, вернувшись из плавания и посоветовавшись с родителями, получил их благословение, собрался с духом и отправился к Мэри. Он надел новую рубашку и пиджак, положил в верхний карман колечко, которое выторговал у старого пройдохи-ювелира, в лавке на рынке в жарком городе Эль-Маар. По дороге купил букет белых лилий с тонким ароматом и направился к церкви, где в небольшом домике, вместе с семьей пастора Филиппа, жила Мэри.
Все родственники девушки умерли, а Питер хотел, чтобы все было по правилам. Он решил просить руки Мэри у пастора. Подойдя к дому, постучал в дверь железным молоточком. «Наверное, слишком громко», – подумал юноша и встал по стойке смирно на крыльце. Дверь открыла жена пастора, миссис Бриджит.
– Оу, Питер, добрый день! Что привело тебя к нам?
– Добрый день, миссис Бриджит, я хотел бы поговорить с пастором Филиппом.
– Проходи в гостиную, присаживайся, я сейчас его позову и заварю вам чаю.
Питер прошел в уютную гостиную. День был погожий, яркое солнце просвечивало сквозь шторы на окнах. Он огляделся, комната была небольшой и очень уютной. Рядом с камином стояли два кресла с высокими спинками, оббитые светло-зеленой тканью с рисунком, точно из такой же материи были сшиты шторы. В дальнем углу располагался диванчик, справа от него – круглый чайный столик из красного дерева. Перед диваном лежал ковер с мелким красивым узором. Питер хотел сесть в кресло, но, уже почти коснувшись сиденья, подскочил. Там лежала незаконченная вышивка. «По всей видимости, это будут нарциссы», – подумал он, потирая то место, куда угодила игла.
Питер обошел гостиную, стараясь не наступать на ковер, и присел на краешек дивана, предусмотрительно проверив его на наличие игл. Дверь открылась, и в комнату вошел пастор Филипп. Улыбаясь, протянул Питеру руку. Он был небольшого роста, полного телосложения, всегда находился в приподнятом настроении и любил пошутить.
– Питер, добрый день! Что привело тебя к нам? Я надеюсь, с миссис Энн и твоим батюшкой все хорошо?
Юноша нервно подскочил, не зная, куда ему деть букет. Положил его на чайный столик и, пожав руку пастору, ответил:
– О да, да, все хорошо, мои родители прекрасно себя чувствуют.
– Мне кажется, я начал догадываться, зачем ты здесь, – наклонив голову и сложив на животике руки, сказал пастор Филипп.
– Пастор, так как у вашей подопечной мисс Мэри нет родственников, я хотел бы получить ваше согласие, чтобы просить ее руки! – выпалил молодой человек на одном дыхании и, наконец, расслабился.
– Питер, вы разбиваете мне сердце, – артистично откинул голову пастор. – Мы, с Бриджит, были так рады, когда она переехала к нам. У нас, как будто, появилась еще одна старшая дочь. Наши девочки и ученицы в школе души в ней не чают. Мэри прекрасный учитель и так увлекательно преподает, что дети не хотят уходить с уроков домой. Успеваемость стала превосходной, а вы хотите забрать ее у нас. Ооо нет, нет.
В дверях гостиной появилась миссис Бриджит.
– Бриджит, ты только подумай, этот молодой человек хочет забрать у нас Мэри. Питер пришел просить ее руки, – взяв из рук жены поднос с чаем, сказал пастор.
– Ну, об этом я уже догадалась, – с понимающей улыбкой, миссис Бриджит посмотрела на юношу. – Не тебе же он принес лилии. Да и на службах стал появляться очень часто, не то что раньше. Конечно, я понимала, что Мэри ненадолго останется незамужней девушкой. Она слишком очаровательна, если здесь вообще уместно слово слишком. У нее прекрасные манеры и хорошее образование, но я не думала, что это произойдет так быстро. Что ж, Филипп, тебе придется дать ответ, – она снова улыбнулась, кивая головой и приподняв брови, посмотрела в глаза мужу.
– А ведь день так прекрасно начинался, – вздохнул пастор и после минутной паузы сказал: – Так уж и быть, я даю вам свое согласие, может быть, еще не все потеряно и Мэри пока не собирается под венец, – рассмеялся он. – Ну ладно, ладно, Питер, я пошутил, а то вы так изменились в лице, как будто случился конец света. Бриджит, позови, пожалуйста, мисс Мэри.
– Я надеюсь, вы не заберете ее слишком быстро и позволите ей еще немного поработать в школе? Ума не приложу, где мне найти нового преподавателя. Девочки очень расстроятся, трудно будет найти такого хорошего учителя.
– Пастор, Мэри будет сама решать, она, наверное, тоже не готова расстаться со своими ученицами.
Дверь тихонько открылась, и девушка вошла в комнату. Лицо ее было бледным от волнения, видимо, миссис Бриджит уже сказала ей, зачем пожаловал Питер. Пастор деликатно удалился, пряча улыбку и покашливая.
Питер врос в пол, молчание затянулось, тут он опомнился, схватил со столика букет лилий, подошел к Мэри и протянул ей. Она молча взяла цветы и поднесла к лицу вдыхая прекрасный тонкий аромат. Девушка посмотрела в глаза Питеру, и он опустился перед ней на одно колено.
– Дорогая мисс Мэри, я имею смелость просить вашей руки и сердца, – сказал молодой человек и прижался губами к ее руке.
Щеки Мэри порозовели.
– Вы согласны выйти за меня замуж? – сердце Питера готово было вырваться из груди.
Мэри, ответила ему согласием, и через месяц пастор Филипп обвенчал их в церкви.
Девушка переехала в дом родителей Питера. Она продолжила работать в школе, чему Филипп был очень рад и постоянно благодарил за это молодую пару. Так прошло несколько лет.
Питер уже не рвался надолго покинуть родной край и выбирал не очень продолжительные маршруты. В одном из таких плаваний его корабль попал в очень сильный шторм. Команда с трудом справлялась со снастями. Ветром сломало грот-мачту, а Питера придавило ее осколками и повредило ноги и спину. Корабль удержали на плаву, в ближайшем порту отремонтировали судно, но Питер вернулся домой на носилках. Мэри, которая ходила встречать мужа в порт, лишилась дара речи, когда увидела его. Она самозабвенно ухаживала за ним, и через полгода Питер смог подняться на ноги. Но море теперь было для него недоступно. Он сильно огорчался и не понимал, как теперь будет кормить их молодую семью.
Все разрешилось неожиданным для них образом. Умер старый хранитель маяка на Седьмом Холме, и Питеру предложили переехать и занять его должность.
Место было отдаленным, но хранителю назначили очень неплохое жалование, да и работа оказалась несложной. Зажигать лампу, каждый вечер на закате, да наблюдать, чтобы она горела всю ночь чисто и ярко. Вовремя менять фитили, следить за яркостью и высотой пламени, чистотой отражателей и пополнять резервуары сурепным маслом, так как запас его в лампе был невелик. Все это нужно делать несколько раз за ночь. Кто как не Питер знал цену ошибки.
Молодых людей не пугало уединение, им вполне хватало общества друг друга. Правда, Мэри все-таки пришлось уйти из школы. Учебный год закончился и она попросила пастора Филиппа подыскать, к следующему учебному году, новую учительницу. Тот уже смирился, что Мэри все равно уволится. Пожелал им удачи и попросил каждое воскресенье приезжать на службу и навещать их с Бриджит и девочками.
Маяк находился в часе езды от Лайлак Хилл. Это было славное место среди сиреневых холмов. Весной на диких лугах зацветали колокольчики. Выглядели луга, словно гладкие лиловые озера с мелкой рябью, от пробегающего ветра. После колокольчиков наступала очередь ароматной лаванды. Зацветала она на лавандовой ферме, находящейся рядом. Темно-лиловые полосы посаженных в ряд кустиков плавно уходили за горизонт. Они казались огромным, пушистым, сиреневым шарфом крупной вязки, который потерял великан. Дом рядом с маяком оказался чудесным. Каменный, двухэтажный, белого цвета, как и маяк, с черепичной крышей. Сзади большая терраса, с нее открывался чудесный вид на залив.
Мэри, в первый раз увидев его, полюбила всем сердцем. Именно так она представляла их с Питером жизнь здесь, в уединении на песчаном берегу изумрудного моря. На первом этаже располагались кухня, гостиная с камином и кабинет с ровными рядами книжных полок. Все предыдущие хранители любили читать и были завсегдатаями в книжной лавке мистера Бибери в Лайлак Хилле. Книги никто не забрал, и Мэри, добавив к ним свои любимые фолианты, получила достаточно большую библиотеку, чему очень радовалась. Наверху находились три небольших уютных спальни, и она надеялась, что скоро они с Питером сделают хотя бы одну из них детской.
Повернув от двери маяка налево и сделав несколько шагов в сторону моря, можно увидеть ленту песчаной тропинки, которая вела на широкий пляж. Во время отлива казалось, что это великан, который потерял наверху свой огромный шарф, как из кружки с чаем, отпивает воду из моря. Как только он делал пару глотков, морское дно обнажалось и вода терялась из вида далеко у горизонта. Можно было бесконечно идти по морскому дну, представляя, что ты в царстве Нептуна. Но море здесь очень коварное, великан, который допил свою чашечку, попросит налить ему еще. И тут уж держись, если ты зазевался! Вода так быстро возвращалась и закрывала морское дно, как будто чай из гигантского чайника наливали в кружку великана, моментально заполнив ее до края.
Молодые супруги погрузили в повозку свои вещи, а их, надо сказать, оказалось не так уж и мало: родители Питера собрали большое приданое, а у Мэри было много книг. Запрягли Пудинга и отправились в свой новый дом.
Коня им тоже подарили родители Питера на свадьбу. На самом деле, сначала его звали не Пудинг, его звали Горацио, светлой масти, почти белый. Он оказался очень красив и, видимо, знал об этом, потому что строптивости ему было не занимать. В тот момент, когда Мэри увидела его в первый раз, она подняла брови от изумления и воскликнула:
– Прекрасен, как утренний пудинг!
Все засмеялись, а конь как будто немного оскорбился, его вполне устраивало Горацио. Но с тех пор его иначе как Пудингом никто не называл.
Муж подготовил сюрприз для Мэри. Она как-то сказала Питеру, что мечтает о фортепиано, и он нашел почти новенький инструмент в Эмеральде, в музыкальной лавке мистера Клауса. Тот был рад избавиться от него. Уже полгода жена проедала ему плешь, что приходится каждый день протирать с него пыль и оно заняло все свободное пространство в лавке. Мистер Клаус даже согласился бесплатно доставить фортепиано на маяк, как только найдет подходящую повозку и грузчиков. Питер уже и место освободил для него в гостиной, а Мэри все не понимала, почему нельзя поставить туда этажерку с фиалками. Все оказались очень довольны. Мэри кружила Питера по двору в шутливых танцевальных па забыв про фиалки. Муж был очень рад, что так угодил жене. Плешь мистера Клауса начала обрастать волосами. И только портовые грузчики, которым пришлось затаскивать инструмент в дом, кряхтели и чертыхались на чем свет стоит, нелегкая это была работа
Так оказались молодожены в домике на маяке, чему были очень рады. Окошки и терраса, с легкой руки Мэри, расцвели пестрыми петуниями и геранью, а за сараем появился маленький огородик. Вечерами перед закатом они сидели у камина, и Питер рассказывал о своих приключениях и дальних странах, в которых Мэри никогда не была. А она читала вслух свои любимые книги и играла на фортепиано. Ночью муж дежурил на маяке. Иногда девушка тоже была там вместе с ним. Они наблюдали за звездами и наперебой угадывали их, потому что оба хорошо знали карту звездного неба. Мэри изучала ее в пансионе, а Питер учился астрономической навигации в морских походах. Днем, когда Питер высыпался после ночного дежурства, они гуляли по берегу моря, а каждое воскресенье запрягали Пудинга в повозку и отправлялись на службу пастора Филиппа и навещали родителей. Все устроилось как нельзя лучше.