Оливия Штерн
Пангея приветствует тебя!

– Ответ на свой вопрос ты можешь получить и без условностей, – Лисса появилась в дверном проеме и выглянула из-за плеча Миэлда. Ее лицо было бледным, но спокойным.

– Нет, он не будет говорить со мной как равный, – прошипел мужчина и повторил, – на колени.

Уннар ощутил, как каменеют мускулы. Что-то было не так с этим Миэлдом… И что-то он делал в данный момент, потому что ноги вдруг сами собой начали подгибаться.

– Миэлд, ты в моем доме, – предостерегающе прошелестела Лисса.

– Не вмешивайся, – огрызнулся тот, – я всего лишь хочу…

Уннар скрипнул зубами. Он стремительно утрачивал контроль над собственными ногами, которые, того и гляди, подчинятся магии визара.

– Пленник, ты забыл, что такое боль, – холодно подытожил тот.

В груди начал медленно разрастатьлся жар. И в этот миг Уннар догадался, что времени у него почти не осталось.

Он и сам не понял, как ему это удалось – резко выдыхая, оттолкнулся от пола непослушными ногами – естественно, они тут же подломились – и, падая, все ж таки достал ненавистное бледное лицо кулаком. Голова визара смешно дернулась, из разбитого и скорее всего сломанного носа брызнула кровь… Уннар успел ухмыльнуться, отметив с удовлетворением, что бедолага уже не пощеголяет безупречным профилем – но тут визар все-таки приложил его. Уже по полной, без шуток и каких-либо скидок.

…– Ты идиот, – первое, что он услышал, придя в себя, – вместо того, чтобы спокойно выполнить требование другого идиота и поскорее отправить его восвояси, ты устраиваешь тут целое представление…

Застонав, Уннар перекатился набок, и его вырвало желчью.

– Дурак, – заключила Лисса, – он мог тебя убить, и правильно бы сделал.

– Что ж не убил? – прохрипел Уннар, – я ни перед кем на колени не вставал. Не раб, и никогда рабом не буду.

– Это точно.

Он наконец смог оглядеться. Миэлд, оказывается, был все еще здесь, сидел, прислонившись спиной к стене и непонимающе моргал, озираясь.

– Вставай, – приказала Лисса, – и иди мойся. Я сама здесь управлюсь, но видеть ему тебя не надо.

– Что с ним? – выдохнул Уннар.

– Микроинсульт, – нехорошо улыбнулась Лисса, – такая неприятность, но что поделаешь. Старые наногенераторы иногда дают сбой.

Почти ничего не поняв из ее речи, Уннар счел благоразумным подчиниться. Поднялся кое-как и побрел набирать воду, успев подумать о том, что надо будет прибраться. Сидя на краю большой медной ванны, Уннар пробовал прислушиваться к тому, что происходило на кухне, но шум воды заглушал голоса. Лисса звала кого-то на помощь, а затем и вовсе куда-то ушла, Уннар слышал, как тяжело хлопнула входная дверь.

Он вздохнул, сбросил одежду и полез в воду, поймав себя на том, что процедура омовения постепенно начинает ему нравиться. Живя в Хеттре, он не ценил эту замечательную возможность – ходить в императорские бани. Попав на пограничную заставу, понял, что о купании можно забыть. Да и кто будет тратить воду на мытье, когда порой лошадей поить нечем? Уннар невольно потер область солнечного сплетения: проклятый чародей хорошо его приложил, не скупясь на заклятия, и под ложечкой до сих пор тянуло и ныло.

«Не попортил ли он мне чего», – подумал мрачно.

Но, пропади все пропадом, оно того стоило. Кровный брат Императора не потерпит оскорблений, никогда и ни при каких обстоятельствах!

Теплая вода навевала дремоту, и Уннар не стал противиться: закрыл глаза, отдался во власть воспоминаний.

Хеттр. Жемчужина Степи. Столица Зу-Ханн. Богатые дома знати, дорогие вещи, прекрасное оружие и не менее прекрасные женщины. Можно было сколь угодно долго лгать самому себе, что окраина Зу-Ханн не такое уж плохое место – но тоска по прежней, раздольной и роскошной жизни не отпускала.

Сквозь накатившую дремоту Уннар слышал, как хлопнула снова входная дверь – Лисса вернулась. Слышал он, как женщина неторопливо вошла в ванную, но почему-то не было сил даже открыть глаза.

– Уннар, – спокойно позвала она.

Силы куда-то ушли.

– Уннар… Это еще что?!!

Хлесткие, злые удары обрушились на щеки.

– Давай, давай, дыши! Не смей сдыхать! Не теперь!

Кажется, Лисса еще что-то кричала, но он едва слышал ее. Снова перед глазами разворачивались картины далекого и спокойного детства, золотистая листва за окном, шелест крон…

Потом в грудь одна за другой впились пять игл, и что-то изменилось в нем самом: Уннар открыл глаза и уставился на растрепанную и мокрую Лиссу.

– Не шевелись, – приказала она, – Забвение тебя побери, примитив. Миэлд оказался не так прост, надо будет это хорошенько запомнить. Как, дышишь? Вот, дыши. Ты мне еще нужен.

Уннар смог улыбнуться. Зачем вот она его оживляет раз за разом, когда все равно потом убьет?

– Я вовремя вернулась, – прошипела Лисса, – еще немного, и нашла бы я твое тело бездыханным. В собственной ванне. Знаешь, без тебя мне жилось как-то спокойнее.

– Так отпусти, – выдавил Уннар, удивившись тому, каким слабым оказался его голос.

– Я хочу найти своего ребенка, если ты помнишь, – едко заметила женщина. Она злилась, но при этом была поразительно красива.

– Я сделаю все, что будет в моих силах, – прошептал он, – я недооценил подлость своих людей, Лисса.

– Ты, видимо, благородный дурак, – процедила она, – скажи, что ты сейчас чувствуешь? Дышишь свободно?

Уннар кивнул, и она отняла свою руку от его груди.

– Все, лечение окончено. Вылезай отсюда и одевайся, – сухо приказала Лисса.

Стряхивая с кисти воду, она отвернулась и пошла к выходу, слегка пошатываясь. Обернулась в дверях на мгновение.

– Завтра до рассвета нам следует отсюда убраться. Из-за Миэлда у нас больше нет времени.

***

…Уннар почти не спал. Полночи он приводил в порядок бахтерец, точил ятаган, чистил метательные ножи, перетягивал тетиву. Потом, даже когда лег, сон не шел, он лишь задремывал урывками, и Полночные духи слали ему страшные и неприятные видения, после которых просыпался в холодном поту. Уннару явился отец, и яростно требовал ответа, зачем его сын покорился врагам Зу-Ханн, вместо того чтобы покончить с собой. Являлся и Император, единокровный брат, рожденный от любимой жены, требовал ответа за все содеянное.

«Я еще ничего не сделал, – возразил тогда Уннар, на что получил ответ – сделаешь».

– Я должен помочь найти Ан-далемм, – сказал он и, видимо, сказал вслух, потому что сухой и холодный голос из темноты поинтересовался:

– Как ты ее назвал?

Уннар сел рывком на постели. Она была здесь, женщина из-за Гиблых Радуг, но ее едва можно было разглядеть во мраке.

– Ее зовут Тана, – негромко сказала она, выливаясь из темноты, – Тана Альен. Она принадлежит к кругу архитекторов, и на ее плечах – спокойствие Пангеи…

Тут Лисса хихикнула, как будто вспомнила нечто очень забавное.

– Нам пора.

Уннар молча поднялся и принялся одеваться. Женщина никуда не уходила, стояла неподвижно, обернувшись ночной тенью.

– Какой ближайший город из тех, куда могли ее отвезти?

– Скорее всего, ее повезут в Иллерон, – не раздумывая, ответил Уннар, – богатый город, много купцов, много домов развлечений, много знати. Это на восток отсюда.

– Хорошо, – Лисса кивнула, – как соберешься, выходи.

– У тебя есть лошади? – только и спросил он, – моего коня увели.

Она хмыкнула и ничего не ответила.

…Разумеется, лошадей у Лиссы не было. Зато было нечто, напоминающее туловище коня, где вместо ног – странные, глянцево блестящие черные сферы, а вместо головы – поперечная планка и такая же блестящая полусфера. Не говоря ни слова, Лисса забралась на спину странному созданию, похлопала по его корпусу за собой.

– Воин, тебе нужно особое приглашение?

Уннар осторожно приблизился. Создание с Лиссой на спине не проявляло агрессии к чужаку, стояло неподвижно на своих уродливых шарообразных ногах.

– Давай, чего медлишь? – нетерпеливо подстегнула его Лисса.

И он решился. Стараясь не делать резких движений, перебросил ногу через корпус «коня» и нерешительно опустил руки на талию сидящей впереди женщины. Талия оказалась тонкой, еще чуть-чуть – и его пальцы встретились бы.

«Сколько ей лет-то?» – мелькнула неуместная мысль, – «у нее такая взрослая дочь, которой тоже неведомо сколько лет, но выглядит она совсем юной»…

Что-то заурчало в утробе черного животного, на голове злыми огнями вспыхнули многочисленные… глаза?

И внезапно Уннар ощутил, что корпус неведомой твари приподнялся в воздух, зависнув где-то в локте над землей. Полусфера спереди вытянулась волшебным образом, превращаясь в прозрачный щит.

– Ну, пусть нам помогут все духи этого мира, – расслышал он бормотание Лиссы.

Рывок – и они понеслись сквозь лес, ломая молодую поросль, лавируя меж вековых деревьев. Чувствуя, как все замирает внутри, Уннар невольно сцепил руки замком на поясе Лиссы, ее макушка оказалась точно у его подбородка.

«Я мог бы убить ее», – в очередной раз подумал он, вдыхая аромат ее волос, смешанный с пряным запахом ночного леса.

Глава 5. Тана

«Меня зовут Тана Альен. Тана. Альен».

Она повторяла это раз за разом, спасительный обрывок воспоминаний, путеводная нить к тому, что было раньше, и что должно было удержать на грани и не дать сойти с ума.

Тана чувствовала, как тонет в собственной ненависти. Весь мир вокруг сжался в точку, ледяным шипом пронзая разум. Исчезло… почти все, кроме ненависти – всепоглощающей, разрушительной и… совершенно бесполезной и беспомощной. Она больше не могла улыбаться Дей-шану, и не называла более его «добрым господином». Все, о чем мечтала Тана – это добраться, наконец, до Иллерона и быть проданной. Все равно кому, лишь бы не видеть более ненавистного лица, не ощущать отвратительного запаха давно немытого тела, не чувствовать прикосновений грязных рук.

Все перевернулось с ног на голову несколькими днями раньше. Она пыталась играть, плести невесомую паутину интриги, благо что Риэду бросал на нее взгляды все более пылкие. И вот, наконец, Дей-шан оставил их вдвоем во время привала – тогда Тана подумала, что бывалый воин ошибся, но теперь понимала, что это была всего лишь ловушка. Но ни Риэду, ни ей не закралось и тени сомнений в тот роковой час. Всего-то надо было, что протянуть к молодому мужчине руки и прошептать: увези меня. Куда угодно, только подальше от Дей-шана. Риэду не пришлось просить дважды: он подхватил Тану в седло и дал шпор лошади. Они неслись на юг так долго, как выдержал конь, а потом устроили привал, где ей пришлось вознаградить Риэду известным способом. Потом он оставил ее, отошел поискать что-нибудь для костра. Смеркалось. Тана сидела на теплой земле, прикидывая, каким образом можно заставить Риэду делать то, что нужно, а заодно пытаясь сообразить, что же все-таки нужно. Она не сразу поняла, что силуэт, вылившийся из сумерек, не принадлежит молодому разведчику, а когда узнала Дей-шана, лишь замерла и обреченно ждала. Тем вечером Дей-шан ее избил, а Риэду так и не вернулся.

Все последующие дни Дей-шан с ней не церемонился, и держал руки связанными. Тана подбирала с земли объедки, которые он ей бросал, а воду приходилось выпрашивать. В какой-то миг она даже решила, что лучше сдохнуть от голода и жажды, чем продолжать это болезненное и бесконечное унижение, но потом одумалась. На многое можно пойти ради достижения целей: можно отдаваться первому встречному, ибо ее тело в этом странном мире имело высокую цену, можно униженно выклянчивать прогорклую воду, можно облизывать вонючие сапоги Дей-шана, давясь рвотой. А целью было – выжить, и не просто выжить, а взобраться на самую вершину пирамиды власти в этой иссушенной солнцем степи.

Поэтому Тана терпела и молчала, молчала и терпела, мечтая о том счастливом мгновении, когда Дей-шан навсегда исчезнет из ее жизни, а если и появится, то исключительно в виде насаженной на пику головы. Но силы таяли, как жир под палящим солнцем, и Тана раз за разом повторяла про себя то имя, которое помнила. Тана Альен. О, когда-то все было по-иному! Не ей приказывали, а она… Тана не могла сказать, кем была, но обрывки воспоминаний весьма прозрачно намекали на высокое положение в общественной иерархии. Теперь она не могла даже справить нужду в одиночестве. Дей-шан слишком боялся лишиться ценной добычи. А еще ему очень нравился страх. Присосавшись, словно сказочный вампир, он пил страх жертвы, день ото дня наглея и теряя человеческий облик.

И, когда ее силы подошли к концу, на горизонте замаячили стены Иллерона.

***

Город оказался слеплен из глины в буквальном смысле: Тана окунулась в вязкий, душный лабиринт глинобитных стен. Узкие улочки, водосборные желоба, канавы, слишком мелкие, чтобы вместить все нечистоты этого места. Вонь стояла невыносимая: по степи гуляли ветра, здесь же люди наконец нашли защиту в широком кольце ненадежных глиняных валов – защиту не от людей, но хотя бы от зверья. И пока Дей-шан невозмутимо направлял коня прямо на снующих мимо прохожих, Тана старалась дышать глубоко и размеренно: от подступающей тошноты сводило челюсти, и больше всего она боялась вывернуть свой скудный завтрак на доброго хозяина. Потому что, случись подобное, он снова ее изобьет, а потом возьмет силой. Наверное, прямо посреди этой мерзкой и вонючей улицы, среди нечистот…

Между тем улочки становились шире и чище, кое-где замелькали дома, сложенные из белого камня и крытые плоскими чешуйками из такого же материала. Тана чуть приободрилась и даже принялась с интересом осматриваться, насколько ей это позволяло черное покрывало, наброшенное на голову.

Мужчины, которых она видела, были смуглы, черноволосы и коренасты. Кто в полотняных робах, кто в кожаном доспехе – от которого на самом деле толку мало, особенно если колоть обоюдоострым мечом или острием копья. Женщины мало чем отличались от мужчин, такие же смуглые и коренастые, разве что в плечах уже и ростом ниже. Одежда их не блистала разнообразием: длинные балахоны, то расшитые, то из некрашеного полотна, кто в шароварах и длинных, до колена, туниках. Некоторые покрывали голову цветастыми покрывалами, некоторые красовались сложными прическами из кос, украшенными металлическими пластинами и яркими бусинами. Лица женщин показались Тане грубыми, словно второпях вырубленными из камня: широкие, чуть сплюснутые носы, тяжелые подбородки, скулы, делающие лицо похожим на лунный лик.

«Немудрено, что я здесь ценный товар», – эта мысль отдавала приятной горчинкой. Если уж быть чьей-то собственностью, то лучше дорогой. Рачительный хозяин не будет портить вещь, которая стоила ему много звонких монет. Дей-шану досталась она бесплатно, и потому он не стесняется в методах воспитания…

Они приблизились к большому дому, глинобитному и старательно беленому. У входа переминался с ноги на ногу рыхловатый молодой мужчина с сотней сальных косиц на голове. Ярко-синий, в пол, халат с золотым шитьем и красные сапоги красноречиво говорили о занимаемом этим горожанином положении и о достатке.

Дей-шан спешился и, ведя коня на поводу, пошел прямиком к нему, из чего Тана сделала вывод, что это наверняка местный скупщик рабов.

– Да пребудет с тобой сила Полночных, Сей-шан, – беззаботно сказал воин, – товар принимаешь?

Липкий взгляд работорговца метнулся к Тане, затем, уже неторопливо, вернулся к Дей-шану.

– Больно тощая, отсюда вижу. Не больна ли чем? Мне здесь зараза не нужна.

Дей-шан ухмыльнулся и развязно хлопнул синий халат по плечу.

– Пойдем, посмотришь. Если удачно продашь, твоя десятая часть.

Сей-шан вскинулся, словно почуявшая кость собака.

– Пятая.

– Полночные с тобой, Сей-шан, пусть будет пятая. Но продать надо хорошо.

– Ты, никак, решил службу оставить? – подозрительно прищурился работорговец. И, словно догадавшись о чем-то, добавил, – одну треть.

– Приведи покупателя, – зло процедил Дей-шан, – а там поглядим.

Сказано это было весьма высокомерно, но у Таны сразу шевельнулось подозрение, что Дей-шан и десятой долей не собирался делиться. Впрочем, это уже ее не касалось. Пусть хоть загрызут друг друга.

– Эй, слезай, – приказал Дей-шан, и Тана неуклюже сползла на землю.

– Проходи-ка сюда, милочка, – заворковал торговец, – сперва я посмотрю на тебя, а потом уж решим, кого позвать. Или торги устроим.

Подталкиваемая в спину Дей-шаном, Тана покорно пошла вслед за синим халатом. В отличие от провонявшего конским потом предателя, от работорговца остро пахло травами и специями, и Тана подумала, что наверняка он смазывает себе волосы ароматическими маслами. Неуместные, глупые мысли…

Ее провели по длинному темному коридору, с обеих сторон усаженному низкими и узкими дверцами, в которую едва мог протиснуться широкоплечий степняк, затем работорговец отворил одну из них и, шагнув в сторону, сделал приглашающий жест.

– Иди, – прошипел Дей-шан, – и только посмей мне…

– Она что, непокорна? – мгновенно отозвался Сей-шан, – мне такую не надо. У меня самый лучший товар в Иллероне, почтенные люди заходят…

– Да нет же, нет! – Дей-шан, похоже, начинал раздражаться, – она будет как овечка, ласковая, как котенок и страстная как Полночная Дева.

– А она, гм, дева? – казалось, работорговец от души потешается над вспыльчивым воякой.

– Нет, – только и ответил Дей-шан.

– Сам, небось, проверял?

Дей-шан сделал вид, что не расслышал.

Тана очутилась в довольно светлой и совершенно пустой комнате. Источником света служило небольшой окно, забранное решеткой. Земляной пол был присыпан соломой. Мужчины зашли следом и закрыли дверь.

– Ну-с, Дей-шан… Показывай, что там у тебя сегодня.

– Раздевайся, – приказал тот.

Тана размотала покрывало с головы, бросила на пол. Затем выскользнула из широкого ворота черной рубахи и замерла посреди комнаты, внимательно следя за торговцем. Тот был тертым орешком и ни единым движением не выдал удивления.

– То, что кожа светлая – это хорошо, это большая редкость. Но то, что ты ей наставил синяков, Дей-шан, это плохо. Цену начнут сбивать. А вдруг ты ей что-нибудь повредил?

– Я должен был ее научить покорности, – пробормотал Дей-шан и умолк, наверняка подумав наконец о том, что за товар будут платить по состоянию.

– Девка – не визар ли? – уточнил Сей-шан, – а то потом бед не оберешься.

– Сам ты визар. Не видишь, что ли, что тонкая, из-за Гиблых Радуг?

– Вижу, – протянул задумчиво Сей-шан, – а она, часом, не беременна ли? А то ведь тонкие мрут как мухи в родах.

– Не знаю, – по крайней мере, Дей-шан ответил честно, – Полночные ее там знают… Нам-то что?

– Ну, ладно, – Сей-шан недовольно пожевал губами, кивнул Тане, – а ну, милочка, покрутись, я хочу посмотреть на тебя… Полночные духи, Дей-шан, синяк на синяке!

Он подошел, по-хозяйски пощупал Тане грудь, провел мягкой и потной ладонью по животу, по бедрам, причмокнул.

– Хороша, полночные тебя дери! Конечно, не мешало бы откормить чуток, но и так пойдет. Глаза-то какие, мать моя! А волосы? Жаль, что коротки…

Дей-шан промолчал, и Тана поймала его мрачный взгляд. «Чтоб ты сдох, Дей-шан, в страшных муках».

– Так, – подытожил тем временем Сей-шан, – сейчас я пришлю к ней служанок, чтобы они привели ее в порядок, а сам тем временем схожу к одному уважаемому человеку. Ты где остановился?

– Нигде, – мрачно обронил Дей-шан, – я здесь подожду.

– Здесь нельзя, уважаемый. Не бойся, не убежит.

С этими словами Сей-шан принялся аккуратно подталкивать воина к двери. Тана так и осталась стоять посреди комнаты. Но в тот, последний миг, когда дверь уже почти закрылась, все же не утерпела:

– Дей-шан! Твоя смерть будет ужасна! Запомни!..

И сжалась в комок. Казалось, что сейчас он вернется, и произойдет то, к чему она уже почти привыкла. Но – из коридора донеслась забористая брань, прерываемая визгливым голосом Сей-шана, и дверь закрылась окончательно. Тана усмехнулась и стала ждать.

Одиночество ее продлилось недолго. Дверь снова отворилась, на сей раз впуская троицу коренастых и смуглых девиц в туниках из грубого полотна. Две из них втянули в комнату закопченный медный чан с водой, третья принесла куски холстины, какие-то горшочки из синего стекла и аккуратно сложенную одежду.

– Купайся, – одна из девушек, видимо, старшая, указала на чан, – Сей-шан приказал тебя помыть и одеть. Скоро покупатель придет.

Тана кивнула и молча уселась в теплую воду. Девушка сноровисто принялась поливать ее из ковша, и от этого незамысловатого удовольствия Тана внезапно расплакалась.

– Поплачь, – услышала она сочувствующий голос, – ничего не поделаешь. Мы принадлежим Степи, а степь – мужчинам. Ты чужестранка, тебя купят за большие деньги, и твой новый хозяин будет добр к тебе.

– Я хочу, чтобы он сдох, – выдохнула судорожно Тана.

– Тот, кто тебя сюда привез? – в голосе рабыни было понимание, – не переживай, с ним что-нибудь все равно случится. Такие, как он, долго не живут. Ты будешь жить, а он – нет.

Теплая вода лилась и лилась на макушку, смывая грязь, смешиваясь со слезами. Как, оказывается, немного нужно для полного, всеобъемлющего счастья! Тана сидела, прикрыв глаза, слушала, как плещется вода, и не было сил даже думать.

Потом ее попросили подняться, намылили все тело и голову, затем смыли пену чистой водой из принесенного ведра.

– Ты очень красива, – заметила девушка, которая говорила с Таной, – Степь никогда не производила на свет таких, как ты. Сей-шан приведет богатого покупателя, будешь с золота есть и на золоте спать.

– Мне хватит простой кровати, – покачала головой Тана.

Ее вытерли кусками холстины, ссадины и синяки смазали едко пахнущей мазью, волосы причесали широким гребнем.

– Теперь надо одеться, – снова скомандовала старшая, и две рабыни принялись наряжать Тану в замысловатые и пестрые одежды, которые не столько скрывали, сколько подчеркивали каждую выпуклость ее тела.

К завершению процедуры вновь пришел Сей-шан, окинул Тану оценивающим взглядом.

– Понимаю Дей-шана, мало кто устоит перед таким соблазном.

– Он и не пытался, – холодно отозвалась Тана, – он убил того, кто меня нашел, чтобы продать самому.

Сей-шан, если и удивился, виду не подал. Передернул слабыми плечами.

– Что ж, милочка, таковы законы Великой Степи. Выживает тот, кто сильнее или хитрее. Была бы ты послушной, не было бы таких синяков.

– Я буду послушной, – заверила его Тана, – продайте меня подороже, и пусть Дей-шан подавится этим золотом.

– Да ты злюка. Может быть, ты и в постели такая же? – Сей-шан усмехнулся, сделал знак девушкам, и те мгновенно исчезли за дверью. Работорговец подошел к Тане так близко, что она ощутила тепло его тела.

– Я уже нашел того, кто тебя купит, – негромко сказал он, – милочка, сделай так, чтобы покупатель остался доволен. Это очень важное лицо в Зу-Ханн, Мер-даланн.

«Приближенный к государю», – поняла Тана и улыбнулась.

– Поверьте, уважаемый Сей-шан, – через силу она даже улыбнулась, – покупатель останется так доволен, что спустя годы будет нахваливать ваш сервис.

– Что?.. – не понял Сей-шан, – чудными словечками ты бросаешься, женщина. Следи за тем, что говоришь, дети Степи этого не любят.

– Дей-шан… еще придет? – внезапно Тану охватил озноб.

– Он больше к тебе не подойдет, милочка, – Сей-шан ловко убрал синюю прядку, упавшую ей на глаза, втянул хищно воздух, словно пытаясь запомнить ее запах. – Полночные с тобой, женщина. После ванны ты пахнешь куда лучше.

И отошел, удовлетворенно потирая руки. Оглянулся на Тану, а затем и вовсе вышел.

Она вновь осталась одна. Нахлынула усталость, копившаяся все эти дни, и Тана, оглядевшись в поисках стула, в итоге уселась прямо на пол, под окном. Она оперлась спиной о теплую стену, откинула голову и закрыла глаза. Тут же накатила дрема, но Тана понимала, что спать нельзя – слишком зыбко ее нынешнее положение, слишком много вокруг недругов. Дей-шан, опять-таки. Тана не верила в то, что он оставит ее в покое в обмен на золото. Власть над существом более слабым пьянит и приносит наслаждение куда большее, нежели любовное соитие, а Дей-шан – в этом Тана не сомневалась – давно успел распробовать, каково это. Зажмурившись, она зябко обхватила себя за плечи; ей мерещилось, что вот-вот откроется дверь, и снова появится он. И все повторится сначала – побои, унижение, насилие, снова побои.

«Я схожу с ума, – меланхолично размышляла она, бессмысленно уставясь в серый потолок своей тюрьмы, – насколько меня еще хватит до того, как я смогу перестать быть игрушкой в чужих руках?»

Тане очень хотелось знать, кто она, и зачем здесь оказалась. Медальон с портретом неведомой женщины казался теперь химерой, миражом в пустыне. Наверное, она пришла в эти земли не только ради поиска незнакомки на медальоне. Наверное, была более веская причина, по которой она, Тана Альен, покинула свой безопасный, удобный дом и отправилась в безумное и бесперспективное путешествие. Но какая? Тана рассеянно потерла тыльную сторону локтевого сгиба, где под кожей засел твердый циллиндр размером с ноготь. Неужели ответ на все вопросы в самом деле хранился там?..

***

Дверь легко скрипнула, и Тана вжалась спиной в стену. Внутрь шмыгнул Сей-шан – даже странно, что к такому крупному мужчине оказалось применимо это слово. Он стрельнул взглядом в Тану, быстро кивнул ей, словно предупреждая, а затем принялся подобострастно кланяться, подметая пол своими напомаженными косицами. Женщину начал бить озноб. Вместо того, чтобы радоваться маячащим изменениям в судьбе, Тана почему-то раз за разом представляла себе Дей-шана. «Что, шлюха, думала сбежать от меня? Да твои куриные мозги не способны ни на что, кроме как ублажать мужчину!». Зябко обхватив себя руками за плечи, она со все нарастающим ужасом наблюдала, как в дверь, чуть пригнувшись, втискивается боком покупатель.

«Дура! Радуйся, тебя покупает высокородный господин!» – но почему-то радоваться не получалось, скорее наоборот. Словно все пережитые тяготы собрались в чаше из тонкого стекла, и чаша была переполнена.

– Женщина, поднимись, – приказал Сей-шан.

Она медленно, по стеночке, встала, все еще продолжая ощущать спиной шершавую поверхность глинобитной стены. Не смея поднять взгляд – воистину, Дей-шан умел привить почтение рабыни к господину. Тана из-под полуопущеных ресниц рассматривала вошедшего мужчину.

«Да это же Уннар-заш! – Заполошно мелькнула мысль, – только одетый по-другому, вымытый и причесанный».

Но Тана одернула себя: в этом мире не бывает чудес, и наверняка кости Уннар-заша уже успели обглодать какие-нибудь степные падальщики. Но, тем не менее, покупатель удивительно походил на убитого Дей-шаном воина: все те же приятные, открытые черты смуглого лица, широкие брови, темные блестящие глаза. Длинные волосы шелковой волной падали на широкие плечи, составляя идеальный контраст с кипенно-белым длинным кафтаном.

Покупатель шагнул вперед, сокращая разделяющее их расстояние, и Тана зажмурилась.

«Похоже, Дей-шан и впрямь сделал из тебя послушную овечку», – подумалось ей.

– Мер-даланн, позвольте, я покажу вам ее, – прозвучал совсем рядом заискивающий голос, – она великолепна, она прекраснейшая из женщин, добра, нежна и покорна как голубка.

Сей-шан принялся торопливо дергать шнуровку на лифе ее одеяния, которое и без того мало что скрывало, но то ли пальцы работорговца вспотели, то ли девушки-служанки завязали чересчур добротные узлы, случилась досадная заминка. Демонстрация достоинств товара задерживалась. Тана глянула вскользь на покупателя – тот терпеливо дожидался, положив руки на расшитый золотом и камнями широкий пояс. Лицо его выражало всеобъемлющую скуку.

– Полночные дери эту шнуровку, – хрипло прошептал Сей-шан, выдергивая из ножен кинжал и при его помощи освобождая Тану от жесткого лифа.

– Вы только посмотрите, Мер-даланн, какие груди, не знавшие детей, какой живот, какая спина! А кожа? Чистый мрамор!

– Я вижу синяки, – наконец изволил подать голос Мер-даланн, – что ты пытаешься продать мне, уважаемый? Искалеченную побоями женщину?

– Это же тонкая женщина! – фальцетом возразил Сей-шан. Его лоб покрылся испариной, и он торопливо отерся рукавом халата.

Мер-даланн продолжал скучать. Он подошел к Тане, потрогал ее за плечо, как будто оценивая масштаб черного кровоподтека, оставленного сапогом Дей-шана.

– Где ты взял ее, уважаемый? – на сей раз в голосе мелькнула легкая заинтересованность.

– Мне привез ее один воин с пограничья.

– С западного? – красиво очерченные губы мужчины сурово сжались, как будто он вспомнил нечто неприятное.

– Да, оттуда, – не стал лгать Сей-шан, – но я не могу сказать, высокий господин, откуда именно.

– Хорошо, – Мер-даланн помолчал немного, как будто собираясь с мыслями, – я куплю эту женщину. От подобных сделок не отказываются, и ты, наглая гиена, это знал с самого начала. Иди, получишь деньги у моего казначея.

Сей-шан, мгновенно поняв намек, рысью бросился исполнять, оставив Тану наедине с новым хозяином. Вздохнув, она подняла с пола брошенный и безнадежно испорченный лиф и попыталась водрузить его на место.

– Как твое имя, женщина?

– Тана.

– Посмотри на меня.

– Я… не смею, господин, – выпалила она на выдохе.

– Этому тебя научил тот, кто нашел и привез сюда?

Бросив безуспешные попытки привести в порядок платье, Тана отбросила бесполезный кусок ткани в сторону и выпрямилась, сложив на груди руки.

– Тот, кто меня нашел, был убит тем, кто меня сюда привез, – просто сказала она, – и – да. Тот, кто убил, применил все свое умение, чтобы я была покорной и не разочаровала нового хозяина.

Сообразив, наконец, что легкую накидку одеяния можно использовать по назначению, Тана ловко завернулась в нее как гусеница в кокон. Мер-даланн, наблюдавший за ее манипуляциями, выглядел несколько озадаченным.

– Я хочу, чтобы ты снова научилась смотреть в глаза тому, с кем говоришь.

– Я постараюсь угодить вам, добрый господин, – пробормотала Тана.

– Никто больше не причинит тебе вреда, – заверил он ее, – пойдем со мной, я отвезу тебя в свой иллеронский дом, а завтра на рассвете мы отправимся в Хеттр, жемчужину Степи.

Тана молча кивнула. Мужчина подал ей руку и, как только ее пальцы легли на широкую мозолистую ладонь, он резко дернул Тану к себе. Она не сопротивлялась – к чему? – и позволила обнять себя за талию. К слову, очень властное и одновременно нежное объятие получилось.

– Когда-то, очень давно, – проговорил Мер-даланн, щекоча дыханием макушку, – у моего отца была среди наложниц такая, как ты. Женщина из-за Гиблых Радуг. Но она прожила очень недолго и умерла, когда я был еще маленьким мальчиком. Вот за это вас и ценят. Хрупкая и прекрасная бабочка, чей век слишком короток. Платят за возможность обладать самим быстротечным временем…

Тана подняла голову и заглянула в темные глаза хозяина. Там, в тягучей чернильной глубине, она уже видела тлеющие угли, грозящие разгореться в огонь страсти. Да-да, он хотел ее, в этом не возникало сомнений. А вот как все это произойдет… Тут Тана решила, что может взять все в свои руки, а потому сделала то, что сочла единственно верным: приподнялась на цыпочки и, обвив руками шею хозяина, поцеловала его так, делала это всегда.