Ольга Алексеевна Ярошинская
Жена для звездного варвара
– Я здесь, я сейчас, я существую, – бормотала я, чувствуя, как подкатывает паника. – Я здесь, я сейчас…
Капитан появился в дверях, закрыв весь проем плечами, и теперь смотрел на меня со страдальческим видом.
– Ева, я буду с тобой, – сказал Влад, устраиваясь на соседнем лепестке.
К вискам подключили новые датчики, которые укололи кожу разрядом.
– Вообще-то не сразу, – поправил его рыжий. – Вы встретитесь через несколько часов. Невесту везут к жениху.
– А если забросить нас чуть позже? – спросил Влад.
– Сейчас оба объекта в одиночестве. Идеальный момент. Слушай, Ева. – Рыжий склонился надо мной. – Веди себя тихо. Не бушуй. Никуда не лезь. А лучше вообще молчи. Тебя везут выдавать замуж. Но судя по тому, что после брачной ночи невеста покончит с собой, это политический союз и она не хочет свадьбы. Так что вполне логичным будет молчать и не отсвечивать. Если невеста погрузится в печаль и задумчивость, никто ничего не заподозрит. На вопросы лучше не отвечай, сразу плачь. Тебе будет сложнее, – повернулся он к Владу. – Твой донор – сын местного правителя. Его все знают. Все его действия на виду. Первые дни можешь делать вид, что пьяный. Это тоже будет вполне естественным. После свадьбы-то.
– Отличный план, – ухмыльнулся Влад. – Запускай вертушку.
Установка загудела, лепесток, на котором я лежала, завибрировал.
– Подождите, – всхлипнула я. – Я не могу. Это слишком быстро. У меня не получится!
Виски прошило болью, но я дернулась, пытаясь встать. Обхватила голое запястье второй рукой, рефлекторно пытаясь нажать кнопку вызова на браслете. С запозданием вспомнила, что его сняли, но рядом материализовалась Фернанда.
– Спокойно! – сердито сказала она.
Между темных бровей голограммы появились вполне правдоподобные морщины. Считалось, что Фернанду сделали по унифицированному фенотипу, чтобы каждый видел в ней что-то родное, свое. Карие глаза, темные волосы, смуглая кожа – стандарт. Тысячи лет назад на Ковчеги отбирали людей всех рас, но в итоге они смешались, доминирующие гены проявились во всей красе, и теперь на «Арго» было всего пять блондинов, а рыжий вон один, и то – приезжий и крашеный.
– Ева, – позвала меня Фернанда, – соберись. Будь умницей. От тебя многое зависит.
– Почему ты не отговариваешь меня? – с подозрением спросила я. – Ты ведь должна оберегать жизнь каждого члена экипажа, а я сейчас явно рискую.
Фернанда села рядом, вздохнула и положила руку мне на лоб. Я не почувствовала ее прикосновения, а она на самом деле не вздыхала. Это всего лишь голографическая аватарка компьютерной программы – службы контроля за жизнедеятельностью «Арго», получившая карие глаза, как у моей мамы, и слегка приплюснутый нос, как у отца, а голос был совсем молодым, как у моей сестры, которая погибла, едва дожив до восемнадцати.
– Я спою тебе песню. Хочешь?
– Не хочу, – пробурчала я. – Уйди, не позорь меня.
Конечно, она все равно запела:
В тихом бархате ночном порезвились мыши.
Все изъели, шалуны, кот их не услышал.
Сотни дырок, вот беда, небеса в прорехах.
Не спешит их зашивать месяц-неумеха.
Голос Фернанды звучал нежно и тихо, и сердце мое успокоилось, забилось ровнее. Эту песню пела мне мама так давно, кажется, еще в прошлой жизни.
Стану я сквозь них смотреть на тебя украдкой,
а ты вспомнишь обо мне…
Спи, малышка, сладко…
– Отсчет вот-вот пойдет, встретимся через тридцать секунд, – произнес рыжий, и я вдруг поняла, что даже не удосужилась узнать его имя. – Приготовились, внимание, старт!
Глава 2
Молния прошила голову от виска до виска, голоса и звуки исчезли, глаза заволокло непроницаемым мраком, в котором вдруг вспыхнули мириады звезд, так что я зажмурилась изо всех сил, чтобы не ослепнуть. Потом меня качнуло, кушетку словно выдернуло из-под распластанного тела, все закрутилось, как на карусели, когда мы всей семьей отправились на ярмарку и меня потом тошнило шоколадным мороженым…
Звезды в голове постепенно погасли, осталась лишь узкая щелочка света, и вскоре я поняла, что смотрю на свет сквозь неплотно сомкнутые ресницы. Я распахнула глаза, и тошнота подкатила к горлу. Быстро оглядев помещение, в котором я оказалась – крохотное, даже не встать в полный рост, к тому же покачивающееся и скрипящее так, будто вот-вот развалится, – схватила шляпку, лежащую рядом на сиденье, и содержимое моего желудка вырвалось наружу. Положив шляпку назад, я отерла губы рукавом. Перед глазами плыло, ноги, будто набитые ватой, кололо. Чужие обрывки мыслей вдруг зазвучали в моей голове, закружились, как конфетти.
«Что происходит?.. Кто здесь?.. Грязная кровь… Отец отказался… не хочу, не хочу, не хочу… Мне никто не поможет… Должна убить… Смерть…»
– Я здесь! Я сейчас! Я существую! – закричала я непривычно высоким голосом, соединяя деревянные пальцы, которые никак не хотели слушаться.
Комнатушка качалась, в глазах щипало то ли от слез, то ли от катящегося по лбу пота. Мне удалось свести вместе мизинцы – чужие, тонкие, с длинными овалами ногтей.
Воспоминание! Надо воспоминание!
Мы идем с ярмарки, я держу за руку маму, у меня болит живот, голова все еще кружится, а в горле стоит привкус рвоты и шоколада. Папа впереди, брат рядом с ним. У них одинаковые вихры на затылках. Рита чуть в стороне, как всегда, пялится в экран телефона. У нее появился парень, но это большой секрет. Рита боится, вдруг родителям не понравится, что он гораздо старше ее и солдат. В последнее время на Обитель-три стягиваются военные, и папу это беспокоит. Он каждый вечер смотрит новости и все больше мрачнеет, а недавно я подслушала, как они с мамой обсуждали переезд на Обитель-семь.
Небо вдруг накрывает черным колпаком, который проливается красными лучами, – словно кровь заструилась через дуршлаг. Рита падает, я вижу на экране ее телефона надпись: «Любимый».
Моя сестра Рита погибла при первой атаке шиагов.
Я здесь. Я сейчас. Я существую.
Чужой голос в голове перешел на шепот, а потом и вовсе затих. Я посидела какое-то время, бормоча себе под нос мантру, подсказанную рыжим, и соединяя пальцы. Сердце потихоньку успокоилось, дыхание выровнялось, и вдруг я услышала глухое рычание. Из корзинки, стоящей на противоположном сиденье, на меня смотрели два глаза, отливающих в полумраке зеленью. Рычание сменилось горловым клекотом, потом перешло в тихий свист, белые лохматые уши встопорщились, и все животное как-то нехорошо подобралось.
– Фу, – выдавила я. – Плохая собачка, или кто ты там…
Животное приподняло морду, щелкнуло утиным клювом, а потом резко бросилось на меня тугим ядром шерсти. Взвизгнув, я рефлекторно отшвырнула его прочь, но оно снова прыгнуло на меня, больно прищемило клювом пальцы. Я отпихивала его, футболила коленями, пинала ногами. Чудовище шипело, как разъяренный гусь, царапалось перепончатыми лапами и кидалось на меня вновь и вновь. Когда оно напало в очередной раз, мне удалось отбросить его прямо в окно, и под мои радостные вопли злобная тварь улетела вдаль вместе с бахромчатой занавеской. Все же не зря меня считали лучшей подающей в нашей армейской волейбольной команде! Секунду подумав, я выбросила в окошко и испорченную шляпку.
Комнатушка накренилась и замедлила ход. Я быстро устроилась на сиденье, пригладила волосы – и вовремя: в окошко заглянул мужчина. Его голова была выбрита до блеска, бронзовая макушка сияла в лучах солнца, словно намазанная жирным кремом. Гладкие щеки мужчины лоснились, красные губы блестели, и даже глаза казались маслянистыми. Он пристально смотрел на меня, а я – на него. Он слегка покачивался в резонанс с комнатой, и я догадалась, что нахожусь в каком-то транспорте, наверное, на воздушной подушке.
Ветер подул в окно, и я дернулась, как от удара наотмашь. Воздух в этом мире был влажным, теплым, густым от запахов. Голова закружилась словно от крепкого вина, и я жадно вдохнула еще, вытянув шею и разглядывая вид, открывшийся в окне: корма лодки и глубокая синь до самого горизонта, над которым пылает чужое красное солнце. Бронзовые блики сверкали на воде так, что стало больно глазам. До моих щек долетели брызги от ударившей волны. Мы не летим, а плывем!
– Все в порядке? – спросил мужчина.
Я кивнула.
В порядке. Похоже, первый этап миссии я прошла.
– Твоя муфля сбежала, – сказал мужчина. – Мне очень жаль, но мы не можем тратить время на ее поиски.
Мужчина говорил на языке, похожем на всеобщий, и я его прекрасно понимала.
Я снова кивнула. Муфля, значит. Скатертью дорога.
Лодка покачивалась, набирая ход, но меня больше не тошнило. Выглянув в окно, я чуть не разинула рот от восторга. Мы плыли вдоль скалистого берега, подставляющего волнам изъеденный белый бок, накрытый шапкой зелени. Огромные папоротники трогали воду кончиками разлапистых кистей, синие пальмы, увешанные красными плодами, любовались своим отражением. Там, где берег поднимался выше, темнели елки, и я обрадовалась им, как друзьям. Ели входили в ресурсный фонд Ковчегов. Они прижились на чужой планете, вот и люди смогут здесь выжить.
Приободрившись, я высунулась из окна едва не по пояс, посмотрела вперед и ахнула. Лодку тянули три белых лошади. Изгибались грациозные шеи, напрягались мышцы на крепких лощеных спинах. Вот только вместо грив топорщились красные гребни, доходящие до лопаток, а по бокам колыхались плавники.
Я посмотрела назад, где, сидя верхом на водяных лошадях, ехали двое мужчин. Вид у них был суровый: окладистые бороды, бритые головы, покрытые татуировками, блестящие чешуей рубахи, на кожаных перевезях – мечи… Голые волосатые ляжки крепко сжимали лошадиные бока.
– Что-то хотели, госпожа? – спросил вихрастый мальчишка, свесившийся с крыши каюты, и я, ойкнув от неожиданности, спряталась внутрь.
Зрение, словно решив, что довольно с меня впечатлений, отключилось. Призвав на помощь все самообладание, я напомнила себе, что рыжий предупреждал о таком. В темноте к тому же лучше думается.
Задрав длинные юбки до талии, я стала крутить воображаемые педали велосипеда. Левая нога постоянно замирала на половине движения, а правая иногда резко выпрямлялась. Платье было жутко неудобным: длинным, тесным в груди, душным. Поначалу я решила, что это дань свадебным традициям. Но мы плывем на лодке, которую тянут животные. На ней нет ни силовых полей, ни даже двигателя. И самое дикое – мужчины, сопровождающие меня, вооружены мечами! Я знала, что поселенцы откатились назад в развитии, но даже не представляла насколько!
Зрение вдруг включилось, словно с глаз сняли шоры, но руки задрожали и вспотели.
Что там говорил Влад Увейро, знаменитый герой войны и путешественник во времени? Чтобы полностью овладеть чужим телом, хорошо бы подраться или заняться сексом. Подраться я уже успела, с муфлей. Толку – чуть.
Дверца скрипнула, я быстро одернула юбки, и ко мне вошел уже знакомый лысый мужчина. Он был одет в длинное коричневое платье, серебряная девятка на толстой цепи болталась на его животе. Теперь я знала, что это мэйн Кастор, священник, который сопровождает меня и готовит к церемонии бракосочетания. Выудила информацию из чужой памяти.
– Эврика, дитя мое, – скорбно произнес он, садясь напротив, и я пошарила в чужой памяти. Эврика? Да, точно, так меня зовут. – Не хочешь ли ты исповедаться?
Я отрицательно покачала головой, зрение тут же расфокусировалось, и я отвернулась к окошку, пока мэйн Кастор не заметил, что его подопечная окосела.
– Тебе выпала скорбная доля, – вздохнул он.
Из того, что я знала, Эврику везут выдавать замуж за сына правителя. Не такая уж тяжкая судьба.
– Твоя душа и девственное тело принадлежат богине, – продолжал вещать мэйн Кастор. – Но ты должна возложить их на алтарь похоти чужака.
Душа, богиня, алтарь… Что за мракобесие? Я еще и девственница? Покопавшись в памяти Эврики, я не нашла опровержений. По большей части она проводила время за шитьем, чтением и молитвами.
– Даже смерть лучше такой участи, – вздохнул священник и уставился на меня колючим взглядом, который я чувствовала кожей.
Вот идиот. Этой Эврике всего девятнадцать. Вся жизнь впереди. Я поперхнулась собственными мыслями, осознав, что никакой жизни у Эврики больше нет. Я ее фактически убила. Когда моя миссия будет завершена, я вернусь на «Арго», а здесь останется лишь мертвая оболочка. Если бы не я, она прожила бы двенадцать часов, а потом зарезала бы своего мужа и покончила с собой. Я забрала ее время, когда она могла бы плыть в лодке, запряженной тройкой водяных лошадей, любоваться видом из окошка и гладить муфлю, которая, похоже, почувствовала, что хозяйке угрожают, и пыталась ее защитить. Грудь сдавило от вины, и я хрипло втянула воздух, пытаясь вернуть себе возможность дышать.
– Бедное дитя, – зловеще продолжил мэйн Кастор, приняв мои хрипы за рыдания. – Твой удел – скорбь и страдания. Но ты можешь их прекратить.
В мою правую ладонь легла теплая рукоять, и пальцы сами обхватили ее. Я покосилась на изящный ножик, лезвие которого было спрятано в кожаный чехол, украшенный завитушками.
– Когда поймешь, что грязь не смыть молитвами, отпусти свою душу. И пусть она вознесется к богине, – предложил добрый священник. – А перед этим – отомсти за поруганную честь.
Вспомнив советы рыжего – в разговоры не пускаться, сразу плакать, – я прикрыла глаза свободной рукой и принялась тихонько всхлипывать.
Мэйн Кастор вздохнул, и вскоре дверка каюты стукнула, закрывшись. Глянув через растопыренные пальцы и убедившись, что священник ушел, я покрутила кинжал, рассматривая завитушки на рукоятке, странно напоминающие математические символы. Спрятав оружие в обнаруженный на юбке карман, размяла пальцы рук. По-видимому, я сразу наткнулась на один из факторов, приведших Эврику к самоубийству, – негативное влияние священника, который отчего-то настроен против ее брака и будущего мужа, в которого, впрочем, уже вселился Влад. Мне осталось лишь встретиться с ним и не путаться под ногами. Тридцать дней, а потом я вернусь на «Арго».
Вина, сдавившая грудь, отступила, и я снова вдохнула ароматы чужой планеты. Пахло водорослями, цветами и чем-то аппетитным, отчего мой рот наполнился слюной: круклями – подсказала мне чужая память. Принюхавшись, я нашла возле корзинки кулек, набитый липкими пахучими кругляшами. Покрутив один из них в пальцах, я попыталась найти информацию в памяти Эврики, которая все больше отдалялась от меня. Я будто листала книгу, страницы которой склеивались или вовсе рассыпались в моих руках. Съедобно – все, что я поняла, но и этого было довольно.
Устроившись на сиденье поудобнее, я закинула в рот круклю и захрустела, жмурясь от наслаждения. Великолепно! Ежедневный паек на «Арго» с соблюдением баланса жиров, белков и углеводов и наличием всех витаминов и микроэлементов был практически безвкусным. По-видимому, Фернанда считала чревоугодие пороком, а потакание порокам не входило в прошивку ее электронных мозгов.
Съев еще несколько шариков, я облизала ставшие сладкими чужие пальцы.
В окошко, свесившись с крыши, заглянул уже знакомый мальчишка. Черные вихры, яркие карие глаза – он напомнил мне брата, каким тот был лет в тринадцать. Если бы Киру в этом возрасте доверили управлять водяными лошадьми, он бы пищал от восторга. Я протянула мальчишке кулек, но он быстро помотал головой и скрылся из виду.
Да, я забрала у Эврики двенадцать часов, но это спасет людей на всей планете. Должно спасти!
Примирившись с совестью, я ослабила шнурки, туго стягивающие грудь Эврики, поступившую в мое временное пользование. Достав из кармана кинжал, подаренный священником, и вытянув его из ножен, попыталась рассмотреть свое отражение в блестящем лезвии.
В первый момент я едва сдержала вздох разочарования. Мы с Эврикой оказались похожи как сестры: те же карие глаза, тонкие брови вразлет, темные волосы и смуглая кожа. Даже грудь размером как у меня – ничего особенного. А я бы не отказалась побыть месяц блондинкой или вовсе рыжей. Глупо, конечно. Это все гормоны, наверняка. Чужое тело, несознательные реакции. Я здесь, чтобы предотвратить вымирание человечества на планете, которая должна получить название Обитель номер девять. А волосы можно и перекрасить, когда вернусь.
Я снова всмотрелась в чужое лицо. Белки карих, чуть раскосых глаз, покраснели, будто Эврика долго плакала накануне. Пухлые губы обиженно изгибались. У меня над правым уголком губ была родинка, в отражении ее, конечно, не нашлось. Лицо казалось наивным и каким-то несчастным. Я попробовала улыбнуться своему отражению в кинжале, и на щеках Эврики появились ямочки. Так-то лучше.
Мы пристали к берегу примерно через час, и я мысленно поблагодарила рыжего за удачно подобранное время подселения: я успела вжиться в чужое тело и даже преисполниться оптимизмом насчет исхода нашей миссии. Поэтому, когда кони неуклюже выбрались на пологий берег, загребая песок лапами, я не стала дожидаться, пока мэйн Кастор откроет мне дверь, и вышла сама. Обойдя сундуки с приданым Эврики, я спрыгнула на песок, бело-розовый и рыхлый, как ряженка. Очень хотелось разуться и погрузить в него пальцы ног, вспотевшие и затекшие в неудобных тесных туфлях, но, судя по лицу мэйна Кастора, который перевалился через борт лодки и уже спешил ко мне, я и так нарушила местный протокол.
– Эва, веди себя прилично, – зашипел он. – Где твоя шляпка?
Он бубнил что-то еще, но я запрокинула лицо к небу и зажмурилась, наслаждаясь теплом. А потом несколько раз подпрыгнула на месте, взмахнула руками, привыкая к чужому телу и низкой гравитации.
Кони фыркали, лежа на песке. Такие грациозные в воде, на суше они превратились в неповоротливых тюленей. Белые шкуры лоснились на солнце, влажно блестели красные гребни и плавники. Мальчишка-возничий нырнул с лодки, войдя в воду без брызг, и вскоре появился на поверхности. Тряхнув головой, отбросил прилипшие к лицу темные волосы. Мой Кир в этом возрасте сделался совершенно невыносимым и бунтовал против моей опеки с отчаянной яростью. Может, потому, что я так и не сумела заменить собой всю нашу семью. А может, я слишком его ограничивала. Этому мальчику доверили везти невесту и управлять лодкой. Наверное, и Кир требовал признания его взрослым.
Загребая одной рукой и отфыркиваясь, мальчик вышел на берег, таща за собой сетку, блестящую серебристыми рыбьими боками, которая, по-видимому, все это время висела где-то под лодкой. Мальчик ослабил узел на сетке, вынул рыбешку и бросил одной из лошадей. Неожиданно широкая пасть распахнулась и поймала рыбку на лету.
– А можно я? – попросила я, не удержавшись.
Мальчик широко улыбнулся и швырнул рыбину мне. Я ойкнула, поймала ее, но скользкое тельце выскочило из моих непривычно узких ладоней и отлетело прямо в физиономию священника.
– Эва! – возмутился он, потирая щеку, к которой прилипла чешуйка.
– Я нечаянно, – пробормотала я, но от своего желания – покормить инопланетного коня – не отказалась. Подобрав юбки, подошла к мальчику, вынула рыбину за жабры и поднесла к лошадиной морде.
– Не бойтесь, – сказал мальчик. – Они не кусаются.
А я и не боялась. Глаза у лошадей были удивительного лилового оттенка и смотрели на меня внимательно и спокойно. Лошадь аккуратно взяла рыбину из моих рук, шевельнув розовыми губами. Потом быстро подбросила ее и, поймав, заглотила целиком.
– Эва! – громким шепотом произнес священник. – Ты ведешь себя неподобающе.
Будто в подтверждение его слов один из коней – тот, которому рыбы пока что не досталось, – ударил красным хвостом по воде, обдав нас брызгами с головы до ног.
Я взвизгнула от неожиданности и рассмеялась. Вода оказалась теплой и немного солоноватой, и душ получился освежающе приятным, особенно после поездки в тесной каюте.
– Я глубоко разочарован твоим поведением, – сказал священник, вытирая лицо рукавом рясы. Он с подозрением прищурил маслянистые глазки. – Если ты надеешься, что твой жених откажется от свадьбы, то зря. Младший сын капитана Рутгера тоже не жаждет жениться, но ваш брак – залог мира между экипажами.
– Он женится на мне в любом случае, – сказала я и погладила коня, который довольно фыркнул и ткнулся мне в ладонь мордой, пощекотав кожу мягкими розоватыми усиками.
– По-видимому, у тебя нервное перенапряжение, – вздохнул мэйн Кастор.
– Да, – кивнула я.
До одури хотелось раздеться и окунуться в воду целиком, но такое на стресс не спишешь. К тому же по дощатому настилу к нам уже спешили встречающие.
Первое, что бросалось в глаза, – это плохие зубы. Люди улыбались, глядя на меня с приветливым любопытством, переговаривались, а я видела кариес, неправильный прикус, а иногда и темные провалы на месте отсутствующих зубов. Второе – одежда. Оказалось, что все женщины на этой планете носили длинные юбки, едва не волочащиеся по песку. Третье – прически. Мэйн Кастор и двое моих сопровождающих блестели лысинами, а местное население предпочитало косы, причем как женщины, так и мужчины.
Я прикинула – сколько должно было пройти поколений, чтобы все великое наследие человеческой культуры и науки кануло в бездну. Мужчины, скалящие плохие зубы, женщины, с любопытством меня рассматривающие, выглядели землепашцами, рыбаками и воинами, которых я видела на картинках на уроках истории. Но никак не покорителями космоса. Максимум, кого они могли покорить, – это водяную кобылу.
Отжав промокшие от внезапного душа волосы, я оправила юбку и шагнула на помост навстречу двум женщинам, идущим впереди всех.
Одна из них могла бы быть царицей, верховной жрицей или даже офицером космолета. Она несла себя с таким достоинством, будто под ногами были не кривые доски наспех собранного настила, а как минимум красная дорожка к трону. Черная коса с серебряными нитями седины была закручена на макушке в высокую башню, отчего женщина, и без того не обделенная ростом, казалась еще выше. Темные глаза под арками черных бровей смотрели внимательно и серьезно, от ноздрей тонкого носа к уголкам поджатых губ расходились складки морщин. Простое платье глубокого синего цвета обвивало при ходьбе ее длинные ноги.
Ее спутница была полной противоположностью: круглолицая, пухленькая, с двумя пушистыми светлыми косами, перекинутыми на грудь, подчеркнутую вырезом ярко-голубого платья. Кружевные оборки окаймляли и рукава, и вырез, и подол, и даже на носках туфелек, быстро семенящих по настилу, красовались кружевные цветы. Чтобы поспевать за первой дамой, женщине приходилось едва ли не бежать. Щеки ее раскраснелись, на лбу выступили бисеринки пота, но она не сдавалась.
Следом за ними шел мрачный мужчина с коротко стриженной черной бородой и узкой косицей, разделяющей бритую голову пополам. Левая рука его, слишком короткая и туго затянутая тканью, была примотана к груди. Выглядел мужчина бледным и угрюмым, а вот женщина, гордо вышагивающая рядом с ним, могла похвастаться цветущим видом: румяная, с толстой пшеничной косой, перекинутой через плечо, с высокой полной грудью, покачивающейся при каждом шаге над тугим беременным животом. Платье ее было густо расшито серебром, и серые глаза блестели как монеты.
У конца помоста топтались люди, с любопытством разглядывающие и меня, и священника, и наш скудный обоз.
– Ваш отец, достопочтенный капитан Алистер, не прибыл? – спросила пухленькая женщина, не дойдя до нас.
Ноздри высокой едва заметно дернулись, будто толстушка нарушила какое-то правило.
– Заботы и здоровье не позволили покинуть ему крепость перед сезоном приливов, – лебезящим тоном произнес священник, согнувшись в низком поклоне. – Он обязал меня, своего покорного слугу мэйна Кастора, доставить любимую дочь и проследить за проведением брачной церемонии. Он также передал письмо.
Бумажный конверт перешел в руки высокой дамы и спрятался в складках синего платья.
– Не беспокойтесь, – сухо сказала она. – Союз наших детей будет заключен по всем правилам как залог мира между нашими экипажами.
Священник благостно улыбнулся, но после кинжала и напутствия Эве его рожа, гладкая и блестящая, как омытая волнами галька, казалась мне мерзкой и лживой.
– Церемония будет проведена по старому обряду, – добавила высокая дама, одернув юбку синего платья, на которую то ли случайно, то ли намеренно наступила толстушка.
– Но… – Священник встрепенулся, нахмурился, бросив на меня быстрый взгляд. – Тем лучше, – кивнул он. – Пусть будет крепким их союз.
Вторая женщина тем временем подкатилась ко мне, семеня ножками, и взяла за руку.
– Я так рада, дитя мое, – всхлипнула она. – Всегда мечтала о дочке.
Она потащила меня по деревянному помосту, невзначай отпихнув бедром высокую даму в синем.
– Тебя зовут Эврика? Чудесное древнее имя, – щебетала она. – Зови меня Энни. Гляди-ка, наши имена начинаются на одну букву. Это добрый знак, как считаешь?
– Энтропия! – Голос высокой дамы прогремел позади раскатом грома. – Ты нарушаешь церемонию приветствия!
– Все, все, встретили и пошли, – не смутилась Энни. – Чего комаров кормить. До свадьбы всего ничего. Это Эврика, младшая дочь капитана Алистера. Ты ждала кого-то другого, Финечка?
– Попрошу тебя не сокращать мое имя. – Шаги дамы, чеканные, как у солдата, гремели по помосту следом за нами. – Инфинита! Не так сложно запомнить.
– Да-да, – согласилась Энни. – Так вот, о чем это я… Это Лора, – кивнула она в сторону беременной красавицы, – и ее муж Ампер. Ну, с ним-то ты знакома. Ведь поначалу тебя хотели за него выдать.
– Он ведь женат, – нахмурилась я, приноравливаясь к быстрой походке женщины.
– Так он потом женился, когда твой отец, капитан Алистер, заявил, что не отдаст свою дочь за калеку. Жениться – дело нехитрое. Ну да скоро сама все поймешь.
Инфинита стала по другую руку от меня, и так, зажатая между женщинами, я двинулась по помосту. Следом сперва зазвучали легкие, будто крадущиеся шаги священника, а чуть позже по доскам загромыхали ступни сопровождающих меня воинов.
Лора и Ампер посторонились, пропуская нас вперед, и мрачный однорукий мужик окатил меня таким взглядом, будто я должна ему денег. Его жена, напротив, расплылась блаженной улыбкой.
– Где мой жених? – спросила я.
– Он будет ждать тебя в храме, – ответила Энни. – По традициям старого обряда вы не должны видеться до церемонии.
Я кивнула. Ладно, увижу Влада чуть позже. В конце концов, пока все идет неплохо.
Полоска розового песка закончилась, и помост уткнулся в дорогу, выложенную белыми камнями. Люди, столпившиеся на ней, приветствовали нас криками. Лора лениво сыпанула в траву горсть серебряных монет, и все тут же бросились их подбирать, освободив нам путь и мигом забыв про невесту, то бишь про меня. Отличный отвлекающий маневр, надо запомнить.
Бросив прощальный взгляд на сверкающий бликами синий простор, окаймленный розовой лентой пляжа, я посмотрела вперед. Белая дорога вилась вверх, огибая валуны, покрытые мхом, и рощи. На изумрудной траве рассыпались овечьи стада. Хрупкие дома со стенами из гладких желтых стволов, накрытых широкими пальмовыми листьями, вырастали то тут то там без всякой системы, и я уж было подумала, что человечество откатилось в развитии еще дальше. А потом увидела замок.
Пятиступенчатая пирамида, стены которой были сложены из белого камня, обтесанного до зеркальной гладкости, сияла в солнечных лучах на вершине холма. Каждый уровень чуть уже предыдущего, ровные ряды узких прямоугольных окон. На правом нижнем углу выбита большая девятка. Не хватало лишь парусов силовых полей, вместо них на ветру трепетали натянутые полотнища, украшенные гербами.
Замок оказался уменьшенной копией Ковчега. Его строили люди, стоящие в развитии куда выше нынешнего населения планеты. Вершина пирамиды была украшена сверкающим кристаллом, рассыпающим в закатных лучах алые блики. Вот бы покопаться в записях и узнать, как эти люди докатились до жизни такой…
– Как тебе замок? – спросила Энни с затаенной гордостью.
– Он великолепен, – не покривила я душой.
– Его строили с помощью богини, – сказала она. – Последнее ее благословение.
– Она незримо присутствует с нами и сейчас, – возразила Инфинита.
– А тогда что, присутствовала зримо? – удивилась я. Обе женщины посмотрели на меня с недоумением, и я поняла, что ляпнула что-то не то.
– Конечно, – ответила Инфинита как о чем-то само собой разумеющемся.
– Монастырь, в котором тебя держали, совсем в глуши, что ли? – спросила Энни.
– Я принесу тебе записи об истории нашего экипажа, ознакомишься, – миролюбиво предложила Инфинита, – если хочешь.
– Очень хочу! – с жаром сказала я, и Инфинита улыбнулась. Суровые черты ее лица смягчились, и она стала настоящей красавицей.
– Она сегодня выходит замуж. Не до судовых журналов ей будет. Пусть сначала с мужем познакомится как следует. – Энни многозначительно подвигала бровями.
Я опустила ресницы, возвращаясь в образ застенчивой невесты, и решила молчать. Стоило мне открыть рот – и сказала какую-то глупость. Интересно, как в книгах будет интерпретироваться явление богини: какой-то природный феномен, массовые галлюцинации, затмение солнца… И как это могло помочь со строительством замка?
– Только вот старый обряд… – шмыгнула носом Энни. – Я пыталась уговорить Финечку, но она ни в какую…
– Это решение моего мужа, капитана Рутгера, – отчеканила Инфинита. – Не мое.
– Старый обряд на то и старый… – не сдавалась Энни.
– Доказательство серьезности их союза, – поджала губы Инфинита.
– Но традиции все же… – Энни замолчала, будто пытаясь подобрать слова, и я насторожилась. До этого она трещала без запинок.
– Древние, – подсказала ей Инфинита.
– Оскорбительные! – выпалила Энни. – Мне кажется, именно это является целью Рутгера – унизить старого Алистера!
– Тот тоже его унизил, отдав свою нелюбимую дочь и не явившись на свадьбу, – не сдавалась Инфинита, на острых скулах которой загорелся румянец.
Я проглотила новость о нелюбимой дочери и попыталась выудить из памяти Эврики что-нибудь про старые обряды, но вместо этого наткнулась на воспоминание о помолвке – словно кадры из старого кино. Ампер, с обеими руками, но все такой же хмурый, надевает ей на запястье узкий ободок. Прикосновение сухих губ, колкая борода царапает кожу, воняет чем-то кислым…
– А что там за обряд? – спросила я, не сдержав любопытства и понадеявшись, что мое неведение не будет подозрительным.
– Да ерунда, в общем, – отмахнулась Энни, пряча глаза.
– Ничего сложного, – подтвердила Инфинита, вдруг заинтересовавшись своими ногтями.
Я пожала плечами. Какой бы обряд они ни придумали, он приведет меня к Владу Увейро.
Мы поднялись на вершину холма, и я цыкнула от досады. Нижний ярус пирамиды, скрытый до этого буйной растительностью, оказался украшен продольными анфиладами с рядами гладких массивных колонн. Ощущение было такое, будто вся громадина замка зависла в воздухе и вот-вот поплывет, как огромное бело-розовое облако. Красиво. И одновременно ужасно, если подумать о том, что совсем скоро эту хрупкую красоту придется защищать от полчищ шиагов.
