Ольга Вуд
Сложности высоких отношений

Дима с Егором переглянулись.

– Домой вроде бы ушла, – наконец сказал Егор.

В стороне кто-то фыркнул и проговорил: «Не удивительно».

– Ну я же ей сказала… – начала было распаляться Людмила Анатольевна, но замолчала, потому как со стороны вестибюля послышался частый перестук каблуков, который перешёл на лестницу, на коридор. И в зал торопливо зашла Карина.

– Я пришла, – выдала она под аккомпанемент своего частого дыхания с лёгкими присвистами, словно не бегала с рождения.

– Трошина, ты в своём репертуаре. Хоть бы извинилась, – покачала головой Людмила Анатольевна.

Карина пожала плечами и, бросив сумку на край сцены, села рядом с Димой и Егором.

– Отлично, теперь все в сборе, – Людмила Анатольевна с хлопком опустила толстенную папку на сцену и опёрлась на неё же.

Дима осмотрел собравшихся: шесть человек из его класса, трое из параллели, двое из десятого «б» – вроде немного народу, а дышать уже тяжело.

Женя мельком глянула в его сторону, но быстро отвернулась. Но Дима заметил, как она невесомо, словно собственным мыслям, улыбнулась. А у неё была милая и загадочная улыбка, как у девушек прошлых веков, которых рисовали художники. Губы Димы дрогнули, но в мысли вновь ворвался голос Людмилы Анатольевны.

– В этом году я решила поставить немного нестандартную постановку с Дедом Морозом и Снегурочкой. Как я говорила, это будет кое-какое переплетение сказки «Морозко», которую вы наверняка смотрели, сказки «О мёртвой царевне и семи богатырях», ещё будет взято немного деталей от «Петушок – золотой гребешок», ну и чуть атмосферы «Снежной королевы».

– Вот это микс! – присвистнула Маша, покачивая ногой. Женя рядом с ней молча и спокойно наблюдала за Людмилой Анатольевной.

– Да, зато вам будет интересней. Сейчас мы начнём по ролям читать сценарий, и вы увидите, в чём смысл истории. Вопросы есть?

Карина рядом с Димой фыркнула, будто Людмила Анатольевна говорила какую-то ересь.

– Главное – не опозориться, – выдохнула Карина.

– Что ж, – продолжила Людмила Анатольевна, но её перебила поднятая рука Егора.

– А если я не знаю какую-то из сказок?

– Твои проблемы, – отрезала она. – Тогда тебе дополнительное задание на дом: прочитать, ну или посмотреть, сказку.

– Э-э, но вы говорили, что мы будем освобождены от домашки, а не давать нам что-то дополнительно сверху, – громко возмутился Егор, от негодования хлопнув ладонями по бёдрам.

– Не нам, а тебе, – махнула рукой Маша. – Не надо тут обобщать.

Дима усмехнулся, Егор исподлобья глянул на него, но промолчал.

– Да, домашнего задания вам можно будет делать меньше, но если оценки испортятся, то меня винить никто не будет, а только вас. Поэтому в ваших же интересах не забрасывать учёбу и сильно не расслабляться. Всё же это развлекательный концерт – относимся серьёзно, но не до такой степени, чтобы потом, в новом году, навёрстывать, как умалишённым. Понятно?

Людмила Анатольевна посмотрела в глаза каждого, в то время как вокруг неё разливалось неуверенное, но дружное протяжное «поня-ятно».

– Отлично. Теперь расскажу вам про роли и про номера, и слова раздам – вам повезло, что они не в стихотворной форме. Если забудете, сможете сымпровизировать, но обязательно с передачей смысла.

Людмила Анатольевна подхватила папку со сцены и раскрыла её, достала оттуда листы, много листов. Дима заметил, как она хитро улыбалась и изредка посматривала то в сторону компании Димы, то на Женю и Машей, словно что-то задумала такое, отчего сейчас разразится дикая, захватывающая интересность.

Дима заметил, как Женя сцепила руки на груди, как тяжело выдохнула и перетрясла плечами, а потом она опять, как и в столовой, посмотрела на него. Прямо и чуть испуганно, будто почувствовала взгляд, но не ожидая, от кого он будет.

Дима улыбнулся ей. Непроизвольно. Женя часто заморгала и на долю секунды нахмурилась, но всё же улыбнулась в ответ. Опустила глаза в пол, покачала головой и посмотрела уже на Людмилу Анатольевну, которая раздала мелкие роли и добралась до главных. Егору достался Ветер, который будет помогать Богатырю в поисках.

– Богатырь, что будет спасать Снегурочку и подарки – Дима Ковалёв.

Дима поднялся и подошёл к протянутым листам. Так и подмывало спросить не из-за роста ли и мышц ему приписали эту роль, но промолчал.

– М-м, силач, – хохотнул Егор, когда Дима вернулся на место. – Кого же ты будешь спасать?

Дима понял, что Егор намекал на Карину, которой ещё не дали роль, на Карину, которая с начала года больше всего проявляла внимание к Диме, чем к остальным парням из класса. И это было для него до сих пор мало объяснимо.

Он видел, как Карина расправила плечи, приосанилась и выпятила подбородок вперёд, словно уже представляла, как важно и величественно будет ходить на празднике, как отчаянно просить Диму спасти её.

– Да-альше, – протянула Людмила Анатольевна и подняла один из листков к глазам. Чуть прищурилась, словно и не она сама там это всё писала. И, наконец, продолжила: – Баба-Яга у нас Карина Трошина.

Карина сдулась. Она недоумённо открыла рот и резко захлопнула его, глянув на остальных участников постановки. Дима заметил, как недовольно Карина поджала губы и грациозно пошла за словами, будто показывая Людмиле Анатольевне, – да и всем остальным, – кого же потеряли для роли Снегурочки.

– Проклятая Баба-Яга, – фыркнула Карина, присаживаясь рядом с Димой, но она тут же просияла и хитро прищурилась: – Зато я буду строить тебе козни и мешать.

– Ага, будешь, – неопределённо ответил Дима, обращаясь в слух. Всё же именно Снегурочку ему придётся спасать – и праздник, – и было интересно, кто её сыграет. И были у него некоторые догадки…

– Снегурочка, – торжественно продолжила Людмила Анатольевна. И только барабанной дроби не хватало, чтобы ещё больше понагнетать обстановку.

Дима скосил глаза на Женю, которая, сжав кулаки на груди, что-то шептала себе под нос. Маша слегка похлопывала её по локтю, словно успокаивала. Напряжённые плечи и подрагивающие крылья носа говорили о недовольстве, нежелании участвовать в происходящем. И чего она тогда здесь делала?

– Дед Мороз – Никита Романов, – резко сказала учительница и сама подошла к Никите, который тихо и неприметно сидел позади Жени.

Никита был из параллели Димы. Высокий, худоватый для своего роста, но всё равно внушительный. Дима с ним пересекался редко, потому что Никита был отстранённый, нелюдимый. Даже было интересно и необычно, что его позвали играть Дед Мороза. И как его уговорили на это?

– Снегурочка – Короткова Женя, – быстро добавила Людмила Анатольевна, передавая теперь уже Жене листы.

– Что-о? – достаточно громко зашипела Карина. – Она?!

Возмущённо гадючные её слова потонули в привлекающих внимание хлопках Людмилы Анатольевны.

– Сейчас мы с вами прогоним, почитаем по ролям. Без движений и мимики. Есть вы и ваши слова. Гляну, всё ли нормально. Ковалёв, принеси-ка мне стул.

Ни тебе «пожалуйста», ни тебе «будь любезен». Поднимаясь, Дима обречённо выдохнул, желая верить, что Людмила Анатольевна не со зла так ими командует, а вошла в роль организационного распорядителя.

Когда они расселись в кружок, когда Людмила Анатольевна посадила их четвёрку главных персонажей в центре, когда с одной стороны Димы оказалась Женя, а с другой – Карина, он опять почувствовал, как кровь окрашивает и без того раскрасневшиеся от духоты в зале щёки.

Женя сидела бледным привидением, неловко поджав ноги под стул. Дима решил, что это должно быть неудобно, и сам, не осознавая, почему, сел прямо, расправил плечи, отчего получилось, что на Женю он глядел сверху вниз.

Она приподняла подбородок и выглянула из-за листов, осмотрела его позу, и уголки губ у неё дрогнули, словно Женя собиралась улыбнуться, но передумала.

Остальных, кто не играл, отправили домой, и осталось их в актовом зале чуть меньше.

*

– Спаси меня, милый Богатырь, отведи на праздник, верни к дедушке.

Когда Женя прочитала первую фразу своим мягким, нежным голосом, которым только и рассказывать истории на ночь, у Димы по ногам пошли мурашки, уверенно направившиеся к пояснице. Он почувствовал какое-то дрожание от знакомого успокоения. Было в тембре и интонации Жени нечто такое чуткое и трепетное, что хотелось слушать её и слушать.

«Богатырь поражён красотой Снегурочки, но отвечает ей уверенно», – гласила выделенная курсивом надпись в бумажке Димы. Он прочитал свои слова о «я тебя сберегу» и «доверься мне», после чего поднял глаза.

Что дальше читала Женя, он слышал, словно через помехи или пургу, что запутывает и сбивает с пути. В голове шумело, уши загорелись, а он всё смотрел, как губы – верхняя совсем незаметно, но чуть больше нижней – приоткрываются, как мелькают светлые зубы, когда Женя старалась чётко, с расстановкой, прочитать слова, что впервые видела. Как она хмурилась, пытаясь сориентироваться в написанном, как дрожали её пальцы, державшие листы, и как эти самые листы стали чуть влажными в этих местах.

– А ну стоять, не уйдёте от меня! – вначале Дима услышал слова, что преувеличенно громко, кричаще, были сказаны прямо возле его уха. Только потом он почувствовал запах Карины, что в одиннадцатом классе увлеклась большим количеством цветочно-сладостного парфюма, и также ощутил тяжесть на руке: она всё же опять повисла на его локте. И что это у неё за нежности такие сегодня? Почему решила так часто трогать его и разговаривать с ним?

Дима, как мог, аккуратно выпутался и глянул на Женю. Ему показалось или она и правда скривила губы? Ей не нравились нежности? Или Карина? Или Дима? Ему стало интересно, что это за реакция такая.

*

– Отлично! – воскликнула Людмила Анатольевна, когда они закончили читать по ролям: Баба-Яга была прощена, а подарки и Снегурочка вернулись к Деду Морозу. – Превосходно. На сцене, конечно, придётся читать громче – микрофонов на всех не хватит. И двигаться, да-а. И контактировать со своими собеседниками. Трошина, молодец, хоть и было немного несвоевременно.

Карина уже давно не держалась за Диму, но сейчас отпрянула от него, покраснела. Сидящие хохотнули над этим, из-за чего Карина осмотрела каждого, особенно дольше всего задержавшись взглядом на Жене, на её скомканной позе. Но ничего не сказала, что удивительно. И Дима успел подумать, что здравый смысл в ней всё же присутствует.

– Так, время… – Людмила Анатольевна поднесла кисть к лицу, всматриваясь в маленькие часики на руке. – Позднее. Вам ещё делать домашнее задание. Поэтому всё, можете идти.

По потемневшему залу разнеслось недовольное гудение. И как такое небольшое количество людей умудряется порождать столько звуков? Словно где-то за стенкой заработала дрель и сверлит, укает, давит на мозги.

Дима встал и с удовольствием потянулся: после долгого сидения на уроках в школе ему всегда казалось, что его позвоночник спрессовывается, укорачивает его тело до невозможности. Потягиванием после каждого урока он старался исправить естественную усадку организма за день, но получалось не очень.

Занимаясь в местном небольшом спортзале, который открылся буквально два года назад, он старался распределить нагрузку на все мышцы, но больше всего ему нравилось просто висеть. И если год назад некоторые посмеивались над этим его пристрастием, то сейчас, когда Дима сам стал старше и больше, никто даже не улыбался, когда он шёл на брусья.

– Так, я побежал домой, мама написала, сказала, что скоро будут звонить какие-то родственники, надо будет ответить, всё, давай.

Дима только и успел пожать Егору руку, как его сдуло ветром. Ну, или он сам стал ветром.

Раздевалка у одиннадцатого «а» была на втором этаже, где и остались вещи, правда придётся спасаться через главный вход, потому что раздевалки уже закрыты – вот тебе и минусы оставаться допоздна в школе.

– Ведьмой! Она поставила меня играть ведьму, – негодовала Карина, широко шагая, отчего казалось, что она каблуками заколачивает гвозди в несчастный паркет.

– Баба-Яга не ведьма, – задумался Дима. – По крайней мере, не простая. И не только.

– Да не суть, – оборвала его Карина, ставя сумку на подоконник и надевая пальто, которое у неё почему-то было с собой. Голос её стал повышаться по мере того, как Дима приближался к раздевалке, пропадал в ней, словно хотел спрятаться от громкости и бессмысленной тирады о несправедливости. – Это я должна была быть Снегурочкой. Ну на крайний случай сказочницей. А то что… ведьма?!

– Твой темперамент больше подходит для этой роли, – спокойно проговорил Дима. Вестибюль был уже пустой. Все ушли. Дима раздражительно выдохнул, не понимая, кого именно он собирался перехватить. И с какой целью.

– Тоже мне, вспыльчивость не показатель того, кого мне играть, – дёрнула плечом Карина.

– Но с ней можно совладать, приструнить, чтобы в следующий раз тебе не давали ведьму. Тьфу ты, Бабу-Ягу, – улыбнулся Дима, надевая тонкую шапку.

– Ха, больно надо, – воскликнула Карина, пугая пожилого охранника с красными, дряблыми веками над ещё живыми и блестящими глазами. – Ещё чуть больше полугода и всё, никаких нам концертов.

Они стояли на крыльце. Карина была в как будто лёгком пальто, на шее не было ни шарфа, ни горла какой-нибудь водолазки, а на голове не было шапки, только тёмные, местами со светлыми, желтоватыми прядками волосы. И хоть Дима чувствовал температуру и холод иначе, его всё же перетрясло от вида Карины.

– А в институте ты не собираешься участвовать в подобных мероприятиях? – удивился Дима, стоя под зимним, промозглым ноябрьским ветром. Застегнул куртку до самого подбородка.

– И без меня будет кому заниматься подобной ерундой, – Карина расправила плечи, словно и не замечая холодного ветра, что крутился на школьном крыльце, закидывая на её лицо волосы то с одной стороны, то с другой.

Дима промолчал. Если человек думает, что это ерунда, если ему это не интересно, то чего напирать и пытаться донести свою точку зрения?

– Ладно, я пошла, – Карина похлопала по карманам, словно что-то проверяя. – Надо ещё порядок дома навести к маминому приезду.

– А-а, – протянул Дима. – Поэтому ты никуда не торопишься?

– А что дома делать? – выдохнула облачко пара Карина, задумчиво поглядывая прямо. – Всё, пока.

Карина вяло улыбнулась, махнула рукой и пошла по лестнице к бюсту Ленина, и дальше, домой.

 *

Из-за невысоких, одноэтажных домиков, что стояли по обе стороны от широкой заасфальтированной в рытвинах дороге, как раз и гулял ветер, путался в частично голых ветках, срывал жухлые листы и бросал их под ноги, под колёса, разводил грязь и скользкость.

Когда Дима повернул за розоватое здание, где сейчас открылся магазин с канцтоварами, и где раньше, как говорили, была гостиница, он заметил, как впереди по улице шёл человек: высокий, тонкий, в еле прикрывающей зад курточке, с пакетом в руке и рюкзаком за спиной.

Дима знал, что Женя жила недалеко от него, но он никогда с ней не пересекался.

Глава 3. Женя

Спрятав хлеб и сыр в пакет, Женя вышла из магазина. Ветром принесло листок, опуская его прямо на плечо, но тотчас забирая с собой, словно говоря: полюбовалась и хватит, теперь отдай.

Женя с умиротворённой улыбкой посмотрела в небо. Она часто смотрела в небо, пытаясь понять: стало ли оно ближе к ней, чем было раньше, когда она ещё не успела вытянуться? Когда мама не смотрела не неё снизу вверх и не говорила, что дочь пошла в отца, а потом неопределённо усмехалась, словно сказала отличную шутку… Улыбка сошла с лица Жени, что первый снег, который успел выпасть на каникулах, но так и не дожил до начала второй четверти.

Женя, спрятав руки в карманы тонкой куртки, еле прикрывающей зад, пошла домой против ветра, который изо всех сил старался её сломать и склонить, словно молодое деревце. Но Женя-то знала, что молодые деревья более стойкие к ветрам и бурям, что они на раз-два переживают шторма и держатся за счёт своей некоторой пластичности и гибкости. Но Женя не чувствовала никакой гибкости и приспособленности к обстоятельствам со своей стороны. Да и шторм затянулся: уже невозможно было выносить нападки и обзывательства одноклассников. И ладно бы только их. С недавних пор вот и старшеклассники навалились. Мёдом Женя, что ли, намазана? Сколько её можно донимать? Вон, в одиннадцатом «б» есть мальчик в очках. Интересно, почему его не дразнят?

Женя резко остановилась. Это были неправильные мысли, плохие. Она прекрасно понимала, что желать перекинуть свою судьбу изгоя (хотя, какой она изгой, если у неё есть подруга, да и сосед по парте, Олег, с ней разговаривал), отщепенца и груши для битья было верхом эгоизма… ну или желания жить более спокойно.

Нет, её никогда не караулили на улице, не выслеживали после школы. До этого не доходило. Только в школе Женя чувствовала себя ненужной и не такой, как все. И немножко дома. Она и была не такой, как все. Была выше, тоньше, местами умнее. И именно это не нравилось её одноклассникам. Особенно парням было сложно смириться с тем, что какая-то девчонка выше их. И во время физкультуры может спокойно попасть баскетбольным мячом в корзину.

Усмехнувшись, Женя широко шагнула: стоит как полоумная посерёд дороги, смотрит вдаль, ничего не делает. Не удивительно, что над ней издеваются в школе…

– Женя, подожди.

Голос позади заставил вздрогнуть и замереть, как газель, что увидела в кустах льва и надеется на незаметность.

Через пару секунд её нагнал Дима. Он раскраснелся, улыбался так ярко и широко, что Женя заметила у него на одном из клыков небольшой скол и обветренные губы. Женя успела подумать, что если он их не увлажнит, то через пару дней будет страдать кровоточащими трещинками. Женя улыбнулась своим мыслям, что вот, ещё не успели они раззнакомиться, а она уже беспокоится о его губах. Смешно вышло.

– Знал, что ты живёшь в этой стороне, но никогда не сталкивался с тобой. Почему? – Дима смотрел на Женю внимательно, чуть щурился, пока ветер нёс влажный осенний воздух ему в лицо.

Она смотрела на Диму чуть наклонив голову вниз. С непривычки ей показалось, что он выше, чем многие с ней разговаривавшие люди. А потом поняла, так и есть: Маша чуть выше метра пятидесяти, мама где-то в том же диапазоне.

– Потому что я хожу домой в другой время, – подняла брови Женя. Уже неторопливо, стараясь шагать не так широко, словно идёт с Машей, Женя пошла дальше.

– А в школу ты во сколько выходишь? – Дима пристроился рядом, делая примерно такой же длины шаги, что удивило Женю. Маша или мама обычно семенили рядом, словно Женя всегда отдалялась от них как скоростной поезд.

– Рано, – только и ответила она.

Не хотелось уточнять: на всякий случай ходит пораньше, чтобы не напороться в раздевалке на одноклассников или младших учеников, которые часто бывали наглее и более жестокими, чем взрослые. Это, кстати, пугало больше всего. Одно дело получить кличку или пинок от ровесников и совсем другое от мелких гадёнышей, которых потом и не поймаешь, и не отругаешь. Хотя Маша умудрялась к ним ходить и чинить разборки. После они слегка успокаивались, но бывали периоды активности. И Женя всеми силами старалась оттянуть начало этих периодов как можно дальше.

– А раньше ты выходила на улицу? С кем-нибудь дружишь из соседних домов? – Жене показалось, что никакого злого умысла в вопросах Димы нет – ну интересуется просто так, идут вместе – не молчать же.

– Нет, я ходила к Маше, там болталась. С моей улицы я зналась только с Леной Соболевой, но она в восьмом классе уехала отсюда – мама её забрала в Смоленск.

Женя помнила, как близки они были с Леной. До восьмого класса росли с одинаковой скоростью и в одинаковых пропорциях. Интересно, как выглядит сейчас Лена?

– О, Лену помню. Её бабушка с моей дружила. Они вечно чем-то огородным делились и сплетничали, если встречались или звонили друг другу, – воодушевился Дима, словно ему было в радость найти общих с Женей знакомых.

Они прошли мимо поворота на стадион, приблизились к мелкому вонючему ручью, который перед зимой чуть подсох.

– Как тебе концерт? – наконец спросил Дима.

Женя боком глянула на него. Почему он казался выше, чем остальные? Может, это какой-то обман зрения? Или у него обувь на платформе? Женя решила, что потом обязательно посмотрит и проверит его обувку.

– Ужа-асный, – протянула Женя и закатила глаза, отчего Дима смешливо фыркнул. Она удивлённо глянула на него, не ожидая такую реакцию, и продолжила: – Всё понимаю, надо показывать уже знакомое и стандартное, но для чего было брать высоких нас, в смысле меня и, хм, Никиту, в качестве главных героев?

Женя тяжело вздохнула.

– Так вы будете выглядеть более нереальными и сказочными, не от мира сего. Словно и правда пришли из сказки, чтобы порадовать подарками и проучить Бабу-Ягу, укравшую праздник.

Женя остановилась на повороте на свою улицу. Дима встал напротив неё: голова приподнята совсем чуть-чуть, но взгляд не исподлобья, а более прямой и совершенно ненапряжённый.

– Чтобы зрителям и выступающим казалось, что на самом деле пришли сверхъестественные существа, которые встречаются только в сказках и мультфильмах? – уточнила Женя, понимая, что слишком уж необычно звучит эта идея, которая, на самом деле, вполне допустима.

– Точняк, – показал указательным пальцем на неё Дима, как бы закрепляя сказанное. – Ну ладно, я пошёл. Пока.

– Пока, – Женя качнула головой, разворачиваясь, чтобы уж точно добраться до дома и принести маме сыр, с которым она собиралась приготовить макароны на ужин.

Но Женя вспомнила, что хотела посмотреть на обувь Димы, и обернулась. У него были обычные чёрные кроссовки, никакой платформы в них не было отродясь. И пока Женя медленно шагала и одновременно смотрела на них, Дима обернулся и глянул на неё в ответ. Улыбнулся одним уголком губ, словно как раз и ожидал этого, и чуть ли не вприпрыжку пошёл дальше. Женя же испуганно отвернулась от него, чувствуя, как загорелись щёки от этой улыбки: такая она была кривоватая и словно бы неправильная, но шла ему. Много ли неправильного шло Диме?

*

Мама что-то печатала в компьютере, заполняла таблицы, стирала, вновь добавляла недостающие данные.

– Чего так долго? – она поднялась со стула, который на самом деле был табуреткой, потянулась и тяжело выдохнула, словно Женя испортила весь этот вечер с самого утра. – Макароны уже остыли, ни один сыр на них не растает.

– Давай я погрею их на сковороде? – вопросительно проговорила Женя, разматывая шарф.

– Давай, – мама ушла на кухню и зашумела водой, наливаемой в чайник.

– Так где ты задержалась-то? – уточнила мама, возвращаясь за компьютер. Женя в этот момент была уже на кухне и получилось так, что мама прокричала вопрос. Жене никогда не нравилось перекрикиваться через комнаты. Это выглядело так по-деревенски и было шумно, аж голова иногда после этого болела.

Женя вернулась в зал и тяжело опустилась на диван.

– Ну я же рассказывала тебе, что в новогоднем концерте участвую. Сегодня нам раздали роли, и мы прогоняли слова.

После этого дня болела спина, и ноги немножко гудели, словно Женя весь вечер играла в баскетбол.

– А, да, вспомнила, местная Снегурочка. – Усмехнулась мама в монитор, после чего резко оборвала смешок и повернулась: – Опять на тройки скатишься?

– Н-нет, – неуверенно ответила Женя, не зная, скатится ли на тройки.

Вероятно, мама вспомнила начало девятого класса, когда учитель физкультуры обратил внимание на рост Жени и на её способность ловко обводить мяч во время игры в баскетбол, после чего стала их команда участвовать во всевозможных соревнованиях как в их школе, так и катаясь по округе. Женя тогда съехала на тройки, и даже не помогали призовые места. Учителя были снисходительны, но только до четвёрок, да и то с большими минусами, да и то редко. То время было для мамы слишком стрессовым, так как она тоже ходила в школу, чтобы вымолить Жене парочку положительных оценок: близилось получение аттестата.

– Смотри мне, будешь потом все четверти безвылазно сидеть дома, – отвернулась мама, задрав подбородок, словно поставила точку в разговоре.

Женя поднялась с дивана и пошла к себе в комнату переодеться, по пути думая, что и так безвылазно сидит дома: в школе задерживаться нет желания и смысла; к Маше часто не нагуляешься – чего навязываться и мылить глаза; велосипед сломан – чинить его некому; бродить по посёлку? – скучно. Ещё, конечно, оставалась дискотека, на которую Женя начала ходить с лета.

Маша там была постоянным гостем. Женя же только недавно решила, что пора уже выбраться. И мама, что удивительно, была не против, а даже как будто с облегчением выдохнула, дала добро и маленький фонарик, чтобы было не так страшно возвращаться по темноте домой.

Мама ела в зале, смотря при этом какой-то сериал по телевизору. Женя осталась на кухне, в относительной тишине и спокойствии. Есть в непредназначенном для этого помещении было по-колхозски и некрасиво. И Женя знала, что по-любому что-нибудь уронила бы, и тогда бы мама ругалась. Интересно, если она так беспокоилась за чистоту, почему сама ужинала в зале?

– Посуду помоешь, да? – забежала мама на кухню и поставила грязную, с прилипшим сыром тарелку в раковину. – И про ведро не забывай, а то будем как в прошлый раз отмывать кухню.

Так называемый «прошлый раз» случился однажды в седьмом классе, и мама до сих пор его припоминала.

Женя угукнула, не отрываясь от еды, стараясь не говорить.

– Вот и молодец, – мама подошла и мимолётно погладила Женю по макушке. Ушла. По клавиатуре опять застучали её отросшие ногти.

Спина ныла, стоять было невозможно тяжело, а ещё над раковиной приходилось склоняться ниже и неудобней, от этого затекала поясница, и хотелось уже, наконец, сесть, а лучше лечь, желательно возле стены и задрать ноги вдоль неё, отдохнуть.

Женя домыла посуду и вынесла ведро с грязной водой и очистками. Мама так и не обратила внимания и не повернула голову, когда Женя шла к себе в комнату.

На часах восемь вечера. Она поняла, что до самого отхода ко сну будет делать домашку: решать примеры, выполнять упражнения и учить параграфы. Официально им никто не давал отсрочку по домашнему заданию, и то, что Людмила Анатольевна сказала, договорится, ничего не значило. Женя догадывалась, что их могут теперь реже спрашивать, но как это поможет в учёбе, если контрольную с такой подготовкой по-любому они завалят? Палка о двух концах: когда рад, что можно не напрягаться с уроками, но одновременно без них не выйдет получить хорошие знания, которые помогут сдать экзамен.

И теперь ещё этот концерт, новогодний. Женя отложила историю, с которой забралась на кровать, потому что спина протестовала продолжать сидеть на твёрдом. В голове возник образ Богатыря, который спасает Снегурочку и подарки от Бабы-Яги. Образ Димы, который будет бороться за Женю…

– Чего не учишь? – мама появилась на пороге тихим привидением. Женя вздрогнула.

– Вот, собралась, – она приподняла учебник.

– Книга закрыта, – заметила мама, складывая руки на груди и недовольно поджимая губы, словно словила Женю на страшной лжи.

– Мам, я сейчас начну, – замялась Женя, не понимая наезда. – Просто задумалась.

Правда, задумалась не об уроках, а о мальчике, который…

– Хорошо, – мама опустила руки и глянула на стол, где аккуратными стопками лежали тетради и учебники. – Ты же всё сделала? Не надо проверять?

– Мам, ну что ты как всегда? Всё я подготовила. И даже геометрию, которая будет только в четверг, – тяжело вздохнула Женя.

У неё всегда был пунктик на порядке, на красивой и приятной расстановке предметов, на пыли, которой должно быть по минимуму в нормальных, жилых домах, на складках на покрывале после того, как кровать застелена – их тоже должно быть по минимуму, и самое страшное, на траве во время прополки. Какая-то выборочная педантичность и точность не позволяла оставить ни соринки, ни корневинки. И почему это не работало в плане уроков? Почему Женя, выполняя их, была уверена в правильности, но по итогу это не всегда оказывалось так?

Мама громко втянула воздух, будто хотела сказать много чего, выложить всё, что накопилось за последнее время. Но промолчала. Только кивнула и вышла. Женя осталась наедине со своими мыслями.

В зале мама сделала телевизор потише, зашуршала простынёй, почистила зубы. А Женя всё думала, что за сегодня получила слишком много внимания, да такого, которое, вероятно, скоро аукнется ей. Женя не хотела быть девочкой для битья, и для обзывательств. Эти полтора года и так вымотали её, как она выдержит ещё столько же? А потом экзамены? И дальше институт? Радовало только то, что в городе, скорее всего, больше высоких людей. Сможет ли она там затеряться? Быть своей?

Мама легла. Женя отложила учебник и тоже пошла почистить зубы.

– Долго не сиди, а то опять не смогу уснуть из-за твоей лампы, – проговорила мама.

– Хорошо, – прошептала Женя.

В полумраке она рассмотрела, что мама повернулась к стенке, отчего слова прозвучали глухо и как будто устало. И она на самом деле скорей всего устала: они в Доме культуры сейчас тоже готовились к новогоднему концерту. Мама там была организатором, и на ней лежала основная работа. Благо она не требовала, чтобы Женя тоже участвовала в постановках. Выступать на школьной сцене – это одно, а на большой, на целый посёлок – совсем другое. Страшнее и волнительнее. А Жене не нравилось волноваться из-за того, на что она не могла бы повлиять своими силами.

Каждый вечер Женя ложилась на пару часов позже мамы. Вначале из-за уроков, потом интересных книг, переписки с Машей, которая, казалось, безвылазно сидела «ВКонтакте» и постоянно там что-то кому-то писала. Именно из-за этой популярности и общительности Маши Женя и не понимала, как та сдружилась с ней, что в ней нашла, по какой причине они стали ходить по школе вместе.

Каждый вечер Женя ложилась на пару часов позже мамы и спокойно просыпалась в школу. И путём экспериментов выяснила: чтобы выспаться ей хватает и пяти часов. И тогда Женя стала придумывать для себя увлечения.

Сначала было рисование, которое почти всегда было в стол. Потом стихи, которые в конце девятого класса кто-то (хотя нет, Женя прекрасно помнила, кто это был) нашёл и зачитал при всём классе – было стыдно, но не критично, потому как со стороны, когда Женя слышала собственные слова из уст другого человека, поняла, что не так уж и плохо было написано. Требовалась доработка, но это ожидаемо. Потом Женя перешла к прозе, которую уже не носила в школу, а писала только дома. Мама тогда начала ругаться, что Женя использует слишком много бумаги. И действительно, вначале листы а4, а потом и тетради стали исписываться с невероятной скоростью.

После прочитанного параграфа истории Женя решила вернуться к Гоголю для литературы, но глаза не цеплялись за слова, мозг не мог уловить мысль, которая всё убегала на соседнюю улицу, где жил мальчик, который ну совсем не подходил Жене. Да, он был симпатичный, и улыбка его была такой мягкой и открытой, и он будто бы не выделял высокость Жени и смотрел так буднично и обычно, словно они всегда общались.