Ольга Володарская
Письмо из ниоткуда
– А ты завали экзамен. Даже не так, перестань хорошо учиться. – «А я начну», – продолжил про себя Рома. – Пусть тебя на второй год оставят! Может, за это время решишь, кем хочешь стать.
– Родители расстроятся. Они привыкли к тому, что их сын гений.
Он собирался развивать эту мысль, но Ромчик ему не дал:
– Наташа ничего тебе обо мне не рассказывала? Как другу?
– Нет. Но я знаю, что она ждала от какого-то парня звонка. День, два, пять… На море уезжала измученная, с красными глазами! – Генрих сердито посмотрел на Ромчика. – Почему ты не звонил? Ведь это ты дал Наташе обещание? – Тот понуро кивнул. – Кинул ее, получается. А как же ваш дворовый девиз: «Пацан сказал – пацан сделал»?
– Я не смог позвонить. – И ткнул пальцем здоровой руки в гипс.
– Ее оторвало? Пришивали? Нет, просто сломана. Даже так можно было потыкать в кнопочки…
– Я в реанимации четверо суток провел. Ко мне даже мать не пускали! Когда перевели в общую палату, сразу попросил телефон. Не принесли, потому что он стационарный, а свой сотовый никто не одолжил. Смог добраться до аппарата только на шестой день, но трубку никто не взял.
– Бабка вместе с ними укатила.
– Я думал, в коммуналке один телефон на всех.
– Когда-то так и было. Сейчас у каждой семьи свой. Но, как я думаю, скоро все начнут от них отказываться, поскольку сотовые телефоны становятся все доступнее…
– Позвонишь мне, когда Наташа вернется? – перебил парня Ромка. Он уже понял, что Генрих любит поболтать и, если его не прерывать, беседа превратится в монолог.
– Хорошо. Давай номер.
Но Генрих обманул. Он не только не позвонил, но и не рассказал Наташе о визите Ромчика. За это тот собрался набить лгуну морду, пока не понял причины его поступка.
– Ты влюблен в Наташеньку? – Это прозвучало скорее как утверждение.
– Она мой друг! – пискнул смущенный Генрих. – И я хочу защитить ее от твоего влияния. – Он прокашлялся, чтобы голос зазвучал мужественнее: – Ты гопота автозаводская! Драчун, скорее всего, пьяница! У тебя нет будущего…
– С хрена ли? – в духе автозаводской гопоты задал вопрос Ромка. – У меня нет эйдетической памяти, но я и без нее смогу поступить в универ, отучиться, найти хорошую работу.
Генрих мотал головой, не слушая аргументов. Выбившиеся из резинки локоны хлестали его по щекам.
– Ты вскоре опять ввяжешься в драку и загремишь в колонию! Наташа будет ждать тебя, плакать, страдать…
– Как ты сейчас?
– Чего? – не понял Генрих, но хотя бы замер. А то смотреть было страшно, казалось, что башка сейчас отвалится.
– Ты страдаешь. И плачешь – у тебя глаза мокрые.
Генрих яростно вытер их кулаками.
– Я тебя ненавижу, – процедил он. – Если бы не ты…
– Она полюбила бы тебя? – Взгляд Генриха выражал согласие. Он действительно так думал. – Вот уж вряд ли! Ты так и остался бы во френдзоне.
И он остался. На долгие годы!
А Наташа с Ромкой стали встречаться. По-детски до десятого класса.
Сексом молодые люди занялись на День святого Валентина. Они запланировали его, подготовились, как могли: Ромка нашел место, Наташа средство контрацепции. Он купил шампанского, чтобы они смогли расслабиться. Она надела лучшее белье и научилась пользоваться вагинальной свечкой. Все это не помогло! Секс не понравился обоим! Ласки – да, но не акт. Наташа страшилась боли, Рома боялся причинить ее, и в итоге получился у них… первый блин комом. Еще и с запашком растаявшей вагинальной свечи.
Через неделю после этого отношения разладились. Наташа решила, что Ромчик к ней охладел. Получив свое, успокоился. Ведь парням только одного надо? Он был возмущен ее выводом и в свою защиту говорил, что не настаивал на сексе.
– Сказала бы «нет», я смирился бы!
– Ты намекаешь на то, что я тебя в постель затащила?
– Нет!
Но кто слушал его возражения?
Они в пух и прах разругались и…
Расстались!
Больше чем на год. Тогда Генрих еще не взял за привычку мирить их. Более того, он радовался их расставанию. И был всегда рядом с Наташей, пусть и в качестве друга. Но именно он подошел к Ромчику в вестибюле университета имени Лобачевского, чтобы поздороваться.
– Думал, обознался, – сказал он после того, как поприветствовал. – Ты – и в универе.
– Представь себе, поступаю. – Ромчик умолчал о том, что давно заметил Генриха, но решил себя не обозначать. – А ты, как я понимаю, учишься тут?
– Первый курс позади. – Он провел рукой по волосам, уже не таким длинным. Теперь у Генриха было что-то наподобие каре. Оно ему не шло. Как и отсутствие очков – он перешел на линзы. – Наташа тоже сюда поступает.
– Она же в мед хотела.
– Передумала.
– Почему?
– Дядя Миша бросил их. Бабушка сильно хворает. Семья еле выживает, а в меде учиться дорого.
– Наташа сейчас здесь?
– Да. Поэтому я к тебе подошел. Если не хочешь встречаться с ней, уходи.
Но Ромчик хотел проверить себя, поэтому не ушел. Ему казалось, от его чувств ничего не осталось. Он много думал о Наташеньке первое время после разрыва, порывался с ней помириться, но в последние месяцы почти не вспоминал. Было не до этого! Ромчик усиленно готовился к ЕГЭ, зная, куда хочет поступать. Батя, узнав о намерениях сына, рассмеялся. Покрутил пальцем у виска. А мама достала заначку и отдала сыну, чтоб тот смог нанять репетитора. В их семье никто даже техникума не оканчивал, только ПТУ, а ее сын, даст бог, получит университетский диплом.
– Здравствуй, Роман, – услышал он знакомый голос и вздрогнул.
По спине побежали мурашки. Страшно было обернуться, чтобы посмотреть на Наташеньку…
Генрих, наблюдающий за ними со стороны, чуть не расплакался. Чувства не прошли! Они только окрепли. Не зря говорят, разлука маленькую любовь тушит, большую раздувает.
Эти двое… Они еще не посмотрели в глаза друг другу, а уже в воздухе напряжение! Что будет, когда Роман обернется? Атомный взрыв, после которого выживут только Наташенька и Ромка? Им же никто больше не нужен…
Но ничего такого не произошло. ЭТИ ДВОЕ поприветствовали друг друга и начали болтать. Генрих переводил взгляд с одного на другого, не понимая, как им это удается. Не знал он тогда, как хорошо Ромка и Наташа умели скрывать свои эмоции, особенно на людях. На самом же деле оба уже выпустили грибы своих атомных взрывов.
Через пять минут все разошлись по своим делам. Но уже через шесть Ромка и Наташа, не сговариваясь, неслись к выходу из здания. Оба стремились в одно место из тех, что они называли «нашим». Это была лавочка у зоологического музея. Крайняя справа.
Они столкнулись на крыльце. Сплелись телами не специально, но расплетаться уже не захотели. Шли к лавке, обнимаясь, целуясь, цепляясь друг за друга.
– Я люблю тебя, – сказали они в унисон и засмеялись.
То было их первое признание. До этого оба говорили: «Я тебя обожаю!»
Оба поступили, Наташа на лингвистический, Рома на информационные технологии. Еще раз попробовали секс, и он обоим понравился. Но истинное удовольствие от него оба начали получать, когда съехались. Тогда они уже учились на третьем курсе.
* * *
Она всегда была красавицей, а он нет. Но расцвел к двадцати годам так, что стал объектом девичьих грез. Причем для Ромчика ничего не изменилось, он видел в зеркале все того же патлатого пацана с кривой ухмылкой. Но, оказалось, он стал привлекательным. Еще и модным! Вещи Ромчик покупал по наитию, обычно недорогие, но все они шли ему и оказывались необычными.
– Почему ты раньше так не одевался? – восклицала Наташа. – Носил треники свои с огромными карманами для семок или джинсы?
– Джинсы я и сейчас ношу. Но не те, что купила мне мама. Сам выбираю. Чем они тебе не угодили?
– А прическа? – не унималась она. – Ты же носил короткую. Говорил, волосы не лежат.
– Это так. Они торчат, как вздумается.
– Но ты их не стрижешь!
– Стригу, но не каждый месяц, как раньше. Я забываю! Хочешь, сама занимайся моей прической, мне все равно…
Но, когда она сделала это, Ромка пришел в ужас. Так отвратительно его даже отец не стриг, а он в подпитии и себе, и сыну волосы снимал машинкой.
– Ты это специально сделала? – возмущался он. – Чтоб я стал похож на тифозника?
Вроде мелочи, но именно из них состоит жизнь.
Ругались влюбленные часто. У Наташи оказался взрывной характер, и она объясняла это своими кавказскими корнями.
– Ты грузинка лишь на четверть, – закатывал глаза Ромчик. – Отец у тебя полукровка, а мать чистокровная славянка.
– Но я похожа на бабушку, которая живет в Абхазии. Один в один. Она только по паспорту русская, а на самом деле в ней каких только кровей не намешано. Между прочим, на фотографиях ее предки по материнской линии все в папахах да с кинжалами.
– От абхазской бабки у тебя только нос.
Наташа била его за это маленьким своим кулачком в предплечье. Она была уверена в том, что нос ее портит. Мечтала о вздернутом, как у мамы.
Что же касается ее отца, то он не просто ушел, а сбежал. Еще и забрав все деньги семьи. Мать Наташи Ольга Степановна однажды проснулась, а нет ни мужа (с которым она прожила двадцать лет), ни сбережений. Они хранились в шкатулке, и ни разу из нее ничего не пропадало. А тут сразу пять тысяч долларов. Огромная сумма, скопленная на машину.
Ольга Степановна сразу свекрови начала звонить. Спрашивать, не у нее ли сын. Та ответила:
– Вчера звонил. Сказал, меня не теряй, я уезжаю.
– Куда?
– Не доложил.
– Он все деньги, что на машину копили, забрал!
– Может, за ней и поехал?
– И мне не сообщил? Мы вообще-то оба баксы в шкатулку складывали. – Женщина всхлипнула. – Он нашел другую? И ушел к ней? А вы просто не хотите меня расстраивать?
– Мне плевать на твои чувства, – хмыкнула свекровь.
Она не любила жену сына. Считала ее недостойной своего великолепного отпрыска и была против его переезда в Нижний Новгород. Думала, сын с семьей переберется в Абхазию, поближе к ней, а лучше – прямо к ней, благо дом большой, двухэтажный, но женушка потащила его в родной город. А там что? Комната в коммуналке, а из родственников больная мать да нищие двоюродные сестры. Свекровь называла их вшивыми интеллигентами. Не понимала, зачем получать дипломы, если они не помогают зарабатывать. То ли дело она! Девять классов образования, зато какой дом отгрохала! И все сама, без помощи мужа, который горазд был вино в ресторанах пить да песни петь. Умер в сорок пять от инсульта, а она сыночка в люди выводила: учила, от армии отмазывала, пристраивала на работу, непыльную, уважаемую, пусть и бесперспективную. Планировала и невесту ему найти, да сынок взбунтовался. Карьеру решил построить! И предложение заманчивое получил, но нужно было переезжать в Уфу. Мать думала, побоится трудностей, откажется, но нет. Умотал ее мальчик в неведомую Башкирию.
А через два года приехал к матери уже с женой. Подцепил командированную девицу не первой молодости: под четверть века. Красивую, тут не поспоришь, но бедную. Ни кола, ни двора, ни сада. Приданого нормального и то нет. В квартиру, что им предприятие выделило, все до чайных ложек и полотенец покупали.
…Тот телефонный разговор закончился ссорой. Наташина мама перестала общаться со свекровью, но дочек к ней в гости отпустила. Они отправились в Абхазию вдвоем, но тоже разругались со старухой и съехали от нее в гостиницу. Так бы и перестали общаться, но через полгода от отца пришла открытка. В ней он писал, что жив, здоров, просил прощения за то, что бросил семью, но у него не было иного выхода. Он клялся в любви жене и дочкам и обещал… Нет, не вернуться, а сделать все, чтобы семья воссоединилась.
– Что он натворил тут, в Нижнем, что сбежал за границу? – недоумевала Наташа. Она изучила штамп на открытке и поняла, что ее прислали из Грузии. – Чем отец вообще занимался? Каким бизнесом?
– Легальным, если ты об этом, – отвечала мама и в который раз принималась перечитывать послание. Сомнений в том, что его прислал муж, не было: она узнала почерк. – Фирма производила тару для запчастей автомобильного завода. А именно деревянные ящики разных размеров.
– А если он убил кого-то? – пискнула сестра. Ей было пятнадцать, и она выросла на криминальных сериалах, что крутили по всем каналам. – И из-за этого пустился в бега?
– Папа? – фыркала Наташенька. – Да он кота нашего, засранца, ни разу мордой в тапки не натыкал, он добрейшей души человек!
– Бывают убийства и непредумышленные.
– Надо вашей бабке звонить, – решительно проговорила мама. – Уж если нам весточка пришла, ей тем более.
– Был он у меня, – неохотно сообщила та. – Заехал по дороге в Грузию.
– Куда бежит мой муж? – воскликнула Ольга Степановна. – И от кого?
– На последний вопрос у меня ответа нет. А в Тбилиси у сына лучший друг живет, Гио Абашидзе. Со связями человек, ресторан имеет на Шардени, принимает важных людей. Помочь он обещал Мишеньке. – Батя-грузин хотел сына Малхазом назвать, но матушка записала Михаилом, на русский манер. – Ты мне, Олька, не звони больше! Не хочу я говорить с тобой. Привечала, когда вы вместе были, а сейчас…
– Я вам внучек родила, между прочим.
– Жаль, воспитать нормально не смогла. Хамки, хитрюги, баламутчицы. В тебя обе. Вы, вшивые интеллигенты, все двуличные!
Продолжать диалог не имело смысла, и Ольга Степановна положила трубку. Больше она свекрови не звонила. А ее муж не присылал весточек. Но когда Наташа с Ромчиком собрались в путешествие, то отправились именно в Тбилиси. Туристическую Мекку – Шардени они посетили в первую очередь. У всех спрашивали, где ресторан Гио Абашидзе, но о нем никто не слышал. Как и о папе Наташи.
* * *
Ромка заплакал от счастья, узнав о беременности Наташеньки. Или, как сказала она сама, о залете. Дословно:
– Я залетела, Ромчик!
А тот так обрадовался, что пустил слезу.
– Вообще-то это плохая новость, – сердито проговорила она. – Мы еще универ не окончили, нам рано становиться родителями.
– Осталось всего ничего, мы даже успеем защититься. – Он лез с объятиями и поцелуями, а она его отталкивала. Не понимала, чему радоваться: детей они планировали начать делать через два-три года, и это при условии, что их финансовое положение станет стабильным.
– Это все ты виноват, – еще больше гневалась она. – «В презервативах не те ощущения, – передразнила его Наташа. – Я выну, не волнуйся!»
И далее в том же духе. В итоге поругались и могли бы сутки не разговаривать, но Ромчик так настойчиво подлизывался, что был прощен уже к вечеру. Ночь будущие родители провели в бурных ласках, благо теперь можно было не думать о контрацепции, утром не пошли в универ, проспали, а днем вместе отправились к гинекологу, чтобы подтвердил беременность. Пять положительных тестов могли и наврать!
– Ты хотела бы этого? – спросил Ромчик.
– С ума сошел? – возмутилась Наташа. Она уже забыла о том, что еще вчера называла свою беременность залетом, а Ромку дураком, не понимающим, как ухудшится их жизнь. – Я уже прикидываю, куда мы поставим кроватку.
– Между шкафом и окном?
– Да! А наш диван передвинем, чтобы удобнее было ночью вставать.
– Мы его выкинем и купим новый. А еще ремонт сделаем. Но только после того, как узнаем пол ребенка.
– Ты хочешь?
– Девочку.
– А я мальчика.
– Представь, если будет двойня? В моем роду есть близнецы.
– Давай не пугай! Нам бы с одним справиться. И вообще… еще не факт, что я беременна.
К счастью, это оказалось фактом. Из поликлиники Наташенька с Ромой уходили окрыленными.
Беременность протекала прекрасно. На самочувствие будущая мать редко жаловалась. Бывало, ее рвало по утрам, но тут Наташа сама была виновата, тащила в рот всякую дрянь. Например, хлебные корки. Те, что горелые. Мама Ромки такие срезала, чтобы квас на них делать, а Наташа намазывала маслом, сверху посыпала зеленым луком и уплетала за обе щеки.
Она невероятно похорошела! Хотя, казалось бы, куда больше? Но беременность Наташеньку сделала более женственной и сексуальной. Она округлилась, но исключительно в нужных местах: в груди и бедрах. Стала больше улыбаться, и не только кому-то, а самой себе. Она постригла волосы, чтобы меньше тратить времени на уход за ними, и каскад до плеч ей очень шел.
– Что с ней происходит? – спрашивал Генрих, общий друг и ангел-хранитель.
– Ты о чем? – делал вид, что не понимает вопроса, Ромка. Никому они не рассказывали о беременности Наташи, даже родителям. Ждали, когда УЗИ покажет пол, и тогда они сообщат всем радостную новость.
– Наташу будто подменили. Она даже двигается иначе.
– Разве?
– Я бы сказал, грациозно, но правильнее будет – зазывно. Она же ходячий секс.
О да! Если бы Роман не вкалывал по десять часов после занятий, чтобы заработать на ремонт, они бы только любовью и занимались. Наташа постоянно хотела ласки, а Роман, невзирая на усталость, готов был ее давать. Так что секс у них был каждый день, и не по разу. Соседи даже дали им прозвище Кроликовы, а кто-то из них стучал в дверь в разгар самого жаркого акта и орал: «Да сколько же можно?!»
Не только первое УЗИ, но и второе не показало пол. Ребенок лежал попкой, будто не желая рассекречиваться. Решили назвать Сашенькой, а комнату оклеить нейтральными бежевыми обоями.
Ремонтом занимался Ромчик. Наташа пыталась помогать, но он прогонял ее. Незачем беременной напрягаться.
– Потолки три с половиной, один не справишься, – пыталась вразумить его Наташа. – Давай хотя бы Генриха попросим подсобить.
– Нет.
– Родственников тогда. У твоего бати золотые руки, и он закодировался. Вдвоем вы управитесь за пару дней…
– Я все сделаю сам.
– Какой ты упрямый!
Если Ромчик что-то решил, то переубедить его было крайне сложно. Но возможно! Железные аргументы работали. И если бы у них горели сроки, он сам бы попросил помощи. Им же некуда было спешить, до родов оставалось еще несколько месяцев.
– Мне надоело жить в вечном ремонте, – не отставала от него Наташенька.
– А для меня удовольствие делать его не спеша. Мне кажется, сейчас лучшее наше время, и я хочу продлить его.
– Загнать ты себя хочешь! Учеба, работа, ремонт…
– И на все у меня хватает сил. Я вдохновлен и безумно счастлив.
– Я тоже хочу внести свою лепту в ремонт.
– Сшей шторы, – нашелся Рома. – Нам потребуются плотные, не пропускающие света. Но они не должны быть мрачными.
Она ухватилась за его идею. Быстро выбрав ткань (тоже без помощи мамы, сестры или Генриха), уселась за машинку. Ромка клеил, Наташа строчила, и оба наслаждались процессом. Безудержный секс остался в прошлом, теперь ребята кайфовали, создавая уют в своем доме. И никто им был не нужен, ни родственники, ни друзья.
* * *
Домой он возвращался бегом. Сегодня Наташа сообщила, что дошила шторы, и ждала Ромку, желая их, уже отпаренные, повесить. Он обещал явиться в восемь, но задержался на час, вот и мчался со всех ног. И, между прочим, не с пустыми руками. В ювелирном магазине, где он сегодня устанавливал торговое оборудование, в качестве премии Ромчику выдали украшение из серебра. Точнее, предложили несколько на выбор. Ему приглянулся двойной браслет с сердечком. Как потом оказалось, парное украшение. Если разделить его, получатся два браслета. У каждого по половинке сердца…
Но Рома и свое хотел подарить Наташеньке!
Он влетел в комнату, сжимая в руке коробочку с подарком. Первое, что увидел, – это шторы. Они лежали на полу. Гора тяжелого материала, плотного, неподатливого (ох и намучилась Наташа с ним), внушала страх. Почему, Рома понял позже…
В этой груде лежала Наташенька. Съезжавшаяся, будто безжизненная.
Как мертвая гусеница. Они сметали таких с подоконника осенью и удивлялись, откуда они на нем появились. Надуло с деревьев или птицы притащили?
Рома бросился к Наташеньке. Она была в сознании. С болью смотрела на свои окровавленные руки, прижатые к животу, и беззвучно плакала.
– Что случилось?
– Я не знаю, – пролепетала она. – Я упала и не могу встать.
– Ты что, полезла вешать шторы? – разгневался Рома.
– Нет, я просто их раскладывала, как в животе закололо. Я села, чтобы перевести дух, но больше не смогла разогнуться…
Рома бросился к телефону, вызвал скорую помощь. И тут же вернулся к Наташе. Она уже не могла говорить, только шептала что-то невнятное. И за живот держаться перестала. Тогда Рома увидел, сколько крови из нее вытекло. Казалось, ведро!
– Наташенька, не отключайся, пожалуйста, – умолял ее он. – Потерпи, помощь скоро придет!
Она только улыбалась в ответ.
– Смотри, что у меня есть! – Ромка вытряс из коробки украшение. – Это сердце, видишь?
Наташа не видела, потому что не могла открыть глаза.
– Оно большое и состоит из двух половинок: моей и твоей. Моя пусть будет с тобой. – Он натянул подарок ей на руку. – Всегда с тобой, Наташенька…
Скорая помощь прибыла быстро. Девушку погрузили в машину, а Рому не пустили. «Жених – не родственник», – сказал фельдшер. Он подобрел бы, получив денежку, но кошелек остался дома. Тогда Рома побежал за «каретой». И не сильно отстал от нее, потому что на улице было много светофоров.
Дальше приемного покоя его, естественно, не пустили. А вскоре выгнали из здания. Но перед этим с ним поговорил доктор:
– Ребенка вы уже потеряли. Он умер в утробе.
– От удара? Наташа упала, да?
– Нет, малыш скончался до этого. Он уже начал разлагаться в утробе. У него шансов не было. А у твоей невесты есть. Она молодая, здоровая, выкарабкается.
– Где она сейчас?
– В реанимации. Отходит после операции. Пока слаба. Завтра не приходи, все равно не пустят, звони. И думай о хорошем. Если веришь в Бога, молись.
Он не верил, но молился. И Генриха заставил это делать. Их семья давно съехала из коммуналки, но ему кто-то сообщил о случившемся с Наташенькой. Но не сразу, а через день.
– Вы ждали ребенка и мне не сказали? – сокрушался он. – Как будто я бабка с дурным глазом и могу сглазить его.
– Даже наши родители были не в курсе.
– И Наташина мама?
– Никто не знал. Мы сюрприз для вас готовили.
– Кто был, девочка или мальчик?
– Наташа двойней забеременела. Но один близнец быстро поглотил другого. То был мальчик.
– То есть его вскрыли, а там…
– Да, еще один плод. И уже он помешал развитию братика.
– Вы что, УЗИ не делали?
– Два раза. Но оно ничего странного не показало. – Рома уже не плакал, говорил спокойно. – Наташенька так легко переносила беременность, и мы даже представить не могли…
– Тебе надо отвлечься. Пойдем, выпьем. – На первом этаже открылась рюмочная, можно было даже не переобуваться, а идти в тапках, Ромчика пустили бы.
– Нет, молиться надо. Давай со мной. – И Рома указал на купола церкви.
– Я католик.
– А я вообще некрещеный. Это не важно.
Наташеньку долго не выписывали. Но хорошо, что начали к ней пускать посетителей.
Когда Ромчик впервые зашел в палату, то растерялся. Шесть женщин и среди них ни одной знакомой.
– Какие красивые ромашки! – услышал он от одной. Присмотрелся, а это Наташенька. Бледная, похудевшая кило на пять, с головой, обвязанной платком, она казалась другим человеком. – Что, не узнал?
– Ты платки никогда не носила…
– Голову не могу помыть, воду отключили. Знаю, мне не идет, но лучше так, чем с сальными волосами. – Она приняла цветы, обняла. Сил в руках совсем не было, а спина – как допотопная доска для стирки, ребристая. – Как ты?
– Счастлив, что с тобой все в порядке, – выдохнул он. – Когда тебя выпишут?
– Не скоро. Пока даже вставать без спросу не позволяют. Но я иду на поправку.
– Я шторы повесил. И купил на Покровке картину с ангелами. Как думаешь, куда ее повесить? – Она пожала плечами. – А хочешь, я ее сюда принесу? У вас и место для нее есть! – Он вскочил и подбежал к стене, на которой когда-то было радио, а теперь оставался только незакрашенный квадрат. – Девочки, как вы относитесь к ангелам?
– Ты б лучше нам окно починил, – проворчала одна. – Распахивается при каждом порыве.
– Завтра же сделаю. Сейчас инструмента нет.
Он сдержал обещание. И картину повесил. Но Наташу перевели в другую больницу. Почему, он узнал от Генриха.
– Осложнения у нее. В Семашко положили, там более квалифицированные специалисты.
– Почему ты в курсе, а я нет?
– Мой отец договорился. К Врангелю так просто не попасть.
– Это доктор?
– Доктор-гений. К нему со всего бывшего Союза приезжают.
– Пойдем в рюмочную? – предложил Рома. – Только у меня денег всего на пару стопок.
– Угощаю.
Генрих уже работал. Его, как блестящего выпускника, взяли на закрытое оборонное предприятие инженером. Выдали машину. Предложили беспроцентный кредит на покупку квартиры. Родители очень им гордились, а он все еще не знал, чем хотел бы заниматься.
– Если ни к чему не тянет, может, то, чем ты сейчас занимаешься, твое, – ответил на его мысли вслух Ромчик. Они как раз пришли в рюмочную и заказали сет из разных настоек.
– Я легко справляюсь со своими обязанностями, только и всего.
– Мне большего и не надо.
– Мы в разных условиях.
– Потому что ты почти гений, а я просто способный?
– У тебя есть Наташенька, а у меня… Ее нет!
– Все еще ее любишь?
– Не к тому веду. Был бы я в гармоничных отношениях, иначе бы смотрел на вещи. И квартиру бы взял в рассрочку от предприятия. Или, наоборот, наплевал на синицу в руках и ринулся за журавлем в небе…
– Ответь на вопрос, – прервал его Ромчик.
– Отстань.
– Значит, любишь.
– Какое это имеет значение? – с досадой протянул Генрих и опрокинул в себя стопку. Дощечку с шотами как раз принесли на их столик. – Наташенька выбрала тебя. Я это принял.
– Не сразу, – напомнил Ромчик и тоже выпил. Ему досталась настойка на пряных травах. До жути противная. Ее захотелось закусить, но они не заказали никакой еды.
– Вот тебя перекосило, – заметил Генрих и сунул Роме конфетку. – Да, я считал тебя недостойным Наташеньки. Но это в прошлом. Ты ей подходишь, а я нет.
– Почему?
– Я слишком ее люблю. С перебором, понимаешь?
– Не очень.
– Мы никогда не поругаемся, потому что я со всем соглашусь. Позволю вытирать об себя ноги. Я исполню любое ее желание. Даже выпрыгну из окна, если она прикажет… – Генрих взялся за вторую стопку, вместо того чтобы заказать хоть какую-то закуску, хотя бы сухари. – Женщины таких подлиз не любят. Им нужны страсти.
– Почему ты не найдешь себе девушку? Ту, с которой хотя бы будет комфортно?
– У меня этих комфортных, – хохотнул Генрих. – Ромчик, неужели ты думаешь, что я девственник?
– Нет.
– Меня девочки обожают. Я симпатичный, образованный, внимательный. У меня тачка есть и деньги, пусть и невеликие. Но ни с одной я не захотел начать встречаться. У меня секс на раз-два. Я мачо, Ромчик.
– Охренеть, – рассмеялся тот.
И Генрих к нему присоединился.
В тот вечер они напились, как черти. Выкатились из рюмочной, едва держась на ногах, поднялись в квартиру, горланя песни, а уснули на полу комнаты, не найдя сил добрести до дивана.
То была предпоследняя встреча Ромчика и Генриха. Следующая состоялась через три месяца, и она уже не была такой позитивной.
* * *
Он не понимал, что происходит…
Наташа давно выписалась, окрепла и уладила дела, связанные с учебой. Жизнь, по идее, должна была налаживаться, но этого не происходило.
– Грустишь? – спрашивал Рома у любимой, заставая ее то лежащей на диване, то сидящей на подоконнике, то замершей над тарелкой с остывшей едой.
– Нет, просто задумалась, – отвечала Наташенька и оживала. Но она просто двигалась, не совершая полезных действий. Даже тарелку с застывшей кашей не опорожняла, а ставила в раковину. – Как прошел твой день?
Рома отвечал. Подробно, сопровождая повествование шутками. Наташа кивала и улыбалась невпопад. Она его не слушала!
– Ты плохо себя чувствуешь? – интересовался он. Она заверяла, что нормально. – Чем хочешь заняться? – Наташенька пожимала плечами. – Давай завтра за город?
Она соглашалась и ехала, если ее будили, вели на вокзал, сажали в электричку.
Она гуляла по лесу и собирала ягодки или шишки.
Она с удовольствием пила чай из термоса и ела жаренные на костре сосиски.
Она уверяла, что ей все очень нравится, и соглашалась с тем, что нужно чаще выбираться…
Она вела себя как робот!
И, когда уставший от этого Роман прокричал: «Может, нам нужно расстаться?», она ровным голосом ответила: «Хорошо, что ты это предложил!»
– То есть ты не хочешь больше быть со мной?
– Я не знаю, чего хочу.
– Тогда зачем одобряешь мое предложение?
– Будет лучше, если мы расстанемся. Для тебя точно.
– Это уже мне решать…
– Вот и реши! – Голос стал не так безлик. В нем появился нерв. – Наша история закончена. Мы ставим и ставим многоточие, но только из слабоволия…
– Ты разлюбила меня?
– Какое это имеет значение?
– Только это и имеет!
– Я никогда тебя не разлюблю, но… – И опять выдала шаблонную, ничего не объясняющую фразу: – Наша история закончена.
– Дура совсем? – вышел из себя Рома. – Что ты несешь? Мы вместе навсегда!
– Не расстанемся, измучаем друг друга, а в результате возненавидим.
Он психанул тогда, шарахнув кулаком в стену, выбежал из квартиры и полночи слонялся по городу. Вымотавшись, настрадавшись, вернулся, чтобы помириться. Он не хотел расставаться с Наташенькой, даже с такой, кажущейся чужой. Он готов был терпеть ее странности, ее холодность, ее унижающее его мужское достоинство поведение. Ромчик очень хотел близости, но она отвергала его вновь и вновь. Не в сексе отказывала, на нем он не настаивал, понимая, что после операции нужно воздерживаться, Наташа не позволяла обнимать себя, целовать. Она ушла спать на старый диван, лишь бы не находиться с Ромой рядом.
– Я надеялась, что ты ушел насовсем, – услышал он, когда шагнул в комнату.
– Не дождешься.
– Зачем ты меня мучаешь? А себя? – Она привстала, развернулась к нему. Лицо худющее, на нем только глаза. Даже крупный нос как будто усох. – Я все решила, пути назад нет.
– Зачем нам назад? Вперед будем двигаться. – Ромчик хотел подойти, но она выбросила руку вперед, чтобы остановить его. – Я машину присмотрел, хочу взять, подшаманить и повезти тебя на ней на юг. Будем колесить по побережью, останавливаться в понравившихся местах, есть спелые фрукты, пить домашнее вино. – Ромчик опустился на пол рядом с диваном, коль на диван ему путь закрыт. – Мы отвлечемся, расслабимся, отъедимся, наконец… – Он тоже исхудал, но не так сильно, как Наташенька. – И вернемся в Нижний обновленными и готовыми к новому этапу нашей жизни.
Она ничего не ответила, отвернулась, улеглась и накрыла голову одеялом. Ромчик решил оставить ее в покое. Пусть обдумает его предложение. Оно, как ему казалось, очень правильное. Ему и доктор советовал отвезти невесту на курорт, чтоб она подлечилась и перезагрузилась. Только от солнца советовал прятаться, вредно оно.
На следующий день Ромчик отправился за машиной. Денег ему на покупку не хватало, треть взял взаймы. Благо нашлись люди, готовые одолжить. Благодаря им Ромчик стал обладателем вожделенного черного «бумера». На нем он вечером домой и прикатил.
– Милая, у меня сюрприз для тебя! – прокричал он с порога. – Выгляни в окно!
