Ольга Володарская
Договор на одну тайну

– Он правильно сделал, что засудил хирурга.

– Тут я согласна. Хотя говорят, Сашу от паралича никто бы не спас. Но оперировать в подпитии конечно же нельзя. И хорошо, что Николай Земских перестал практиковать. Но после этого Глеб должен был переключить свое внимание на дочь. А он все искал виноватых в трагедии и пытался наказать их… Будто этим что-то можно исправить.

– Вы говорили с ним об этом?

– Пыталась, но он меня не слушал. Тогда я решила, что всю себя отдам Саше. У меня ведь, Олечка, и личная жизнь была, и работа любимая, я обожала печь пирожки для деток, но от всего отказалась. И не жалею. Потому что Глеб погружался и погружался в борьбу за правое дело, при этом все более отрываясь от реальности. – Тетя Маня налила еще настойки. Себе полную стопку, Оле чуточку, ведь она только пригубила. – Он много чего нажил… Умел крутиться всегда. И когда в международном порту работал, имел отличный доход, а уж мэром как стал… сама понимаешь… – Старушка залпом выпила кизиловку. – Конечно, не был кристально чист. А кто не ворует в нашей стране? Но когда с Сашкой случилось несчастье, Глеб решил, что она за его грехи ответ держит. И все раздал. Благотворительный фонд «Рука помощи» на его личные средства существовал, а что оставил, отняли.

– Его сняли с поста, я слышала.

– Да. Хорошо, не убили. Но мы остались нищими. Я все понимаю, нельзя хапать столько, сколько наши чиновники… И о сирых и убогих заботиться надо. Но дочь-инвалида мог бы обеспечить в первую очередь! Это же кровиночка… – И заплакала, уткнувшись лицом в ковш из своих морщинистых ладоней.

Оля встала, подошла к тете Мане, крепко обняла ее за подрагивающие плечи. Женщина быстро успокоилась, видно, привыкла мгновенно брать себя в руки, и, утерев слезы, продолжила:

– Мы в загородном доме жили. Там все оборудовано было – пандусы, лифт, туалет. И территория сада большая, можно гулять. Кроме всего, у нас две овчарки жили в будках и кот приходил с улицы. Сашенька там счастлива была. Естественно, насколько это возможно в ее состоянии. Но дом конфисковали. И мы переехали сюда, в мою халупу, потому что больше некуда. И вот представь теперь, каково жить инвалиду в хрущевке. Третий этаж, лифта нет, проемы узкие. Мы не гуляем практически. Редкий раз я вывожу Сашу на улицу. Прошу соседей помочь спустить ее. Но она так стесняется обременять кого-то, постоянно повторяет, будто ей и дома хорошо, не надо гулять.

– А почему гостей не пускает? Я видела сегодня одноклассника нашего Пашку, он сказал, что пытались с ней увидеться, но…

– Да как она может сюда позвать кого-то? – вскричала тетя Маня. – В эту убогость? Она же девочка, с которой все хотели дружить в первую очередь из-за жвачек и «Тетриса».

– Не все, – покачала головой Оля и допила кизиловку.

– Ты нет. Поэтому именно тебе я и дала телеграмму. Сашка как-то уснула, не выключив компьютер, и я вашу переписку посмотрела, по экрану я умею мышкой двигать. Была в твоих посланиях душевность. И участие искреннее. Не то что у всех остальных. Привет – как дела? Пустые фразы да рожицы какие-то, смайлы, кажется? Еще проявление любопытства и злорадства. И похвальба!

– А откуда вы адрес узнали?

– Ты тогда ей фото прислала на фоне своего коттеджа. На нем табличка с названием улицы и номером. – Оля вспомнила тот снимок. Она сделала его полтора года назад, когда они с семьей переехали в коттедж. Тогда у них все еще было относительно хорошо. – Я адрес запомнила.

– Переулок Крестовского, дом одиннадцать?

– Твоя фамилия и число, когда Саша родилась.

– Тетя Маня, я там не живу почти год.

– Но телеграмму получила?

– Приезжала навестить дочь, она мне передала. Это было четыре дня назад. Когда вы ее послали?

– Да уж с месяц как…

– С тех пор Саша с собою покончить не пыталась?

– А у нее возможности нет. Я перестала ее на улицу выводить, стараюсь из виду не выпускать, таблетки прячу там, куда она не доберется. Понятно, что, если человек твердо решил умереть, он голову о стену разобьет, но таких мало. Сашка тогда порыву повиновалась. Я отвлеклась, заболталась, а возле нашего двора оживленное шоссе, и минут через пять скрип тормозов, гудки, ор… Оборачиваюсь, внучка на асфальте лежит, кресло перевернуто… – Тетя Маня перекрестилась. – Хорошо, водитель затормозил вовремя. Правда, крыло помял о кресло. Поэтому ругался очень. Сашенька же на красный ломанулась, да на скорости. Я сразу поняла, чего она хотела, но дурочкой внучку перед водителем представила. Будто не ведала она, что творит, а я бабушка старая, с больными ногами, вот и не смогла ее сдержать…

– Вы говорили с Сашей об этом?

– Конечно. Но она сказала, что просто задумалась, вот и выкатилась на проезжую часть. Да только не верю я ей.

– Тетя Маня, а где сейчас Сашин папа?

– Поди знай.

– Что, даже не навещает?

– Давно не был. Несколько месяцев. Он и раньше своим вниманием дочь не баловал, но забегал к нам… – Старушка посмотрела на бутылку настойки, но тряхнула головой, решив больше не пить. – Именно забегал, Олечка. На четверть часа буквально. Приносил гостинцы и, ссылаясь на дела, уносился прочь. Говорил мне, что не может дольше дочери в глаза смотреть – чувство вины мешает. А в последний раз поругались они. Глеб прискакал, сел напротив Саши и выдал: «Скоро все изменится!» Она поинтересовалась, о чем он. Оказалось, все о той же справедливости речь. «Она восторжествует!» Саша психанула. Накричала на отца. Велела не приходить больше… И он больше не приходил.

– Вы связывались с ним?

– Знала бы как, связалась. Но он не говорит, где живет, а телефона сотового не имеет, потому что думает, будто его прослушивают.

– Вы извините меня, тетя Маня, за вопрос, но я задам его. Глеб Симонович в своем уме?

– Да уж и не знаю, – горько вздохнула женщина.

Оля хорошо помнила Пахомова. Это был статный мужчина с породистым лицом. Всегда с иголочки одет и гладко выбрит. Волосы у него были жидкими, голову покрывали неравномерно, поэтому он избавился от них в сорок лет. Лысина ему шла. И на предвыборных плакатах он смотрелся очень привлекательно. Оля за него голосовала. Как и ее родители. И шестьдесят процентов горожан. Когда-то они уважали Глеба Симоновича Пахомова.

Тетя Маня зевнула. Оля спохватилась:

– Засиделась я, пойду!

– Посиди еще, – из вежливости сказала тетя Маня.

– Нет, пойду я. Завтра приеду, вывезем Сашу погулять.

– Хорошо. – Она тяжело встала на больные ноги и поковыляла в прихожую, чтобы проводить гостью. – Спасибо тебе, Оленька, что откликнулась.

– Вам спасибо, что написали мне. Мне на самом деле нужна поддержка.

Она чмокнула бабу Маню на прощание в пухлую щеку и покинула квартиру.

«Нужно сдать обратный билет, – сказала она себе. – Придется здесь задержаться на неделю, а то и две…»

Глава 3

Маленький мальчик бежал по берегу моря. Волны лизали его пухлые ножки, брызги летели в лицо. Вода была холодной, но он заливался счастливым смехом и несся дальше. Тот, к кому малыш так спешил, стоял возле спасательной вышки, разведя руки. Высокий, загорелый мужчина с копной спутанных ветром кудрявых волос распростер объятия, чтобы заключить в них сына. Но когда мальчику оставалось преодолеть последние метры, за спиной отца выросла огромная тень. Это вздыбился песок и приобрел очертания человеческой фигуры.

Ребенок хотел закричать, чтобы предупредить папу об опасности, но не смог произнести ни звука. Но хуже другое – на него налетела огромная волна, сбила с ног и стала относить от берега. Вода заливала глаза, но мальчик видел, как огромный песочный человек хватает его папу и тащит куда-то…

Эд с криком проснулся.

Опять этот кошмар! Да сколько же можно?

Многие годы Эдуард Корнилов видел один и тот же пугающий его до жути сон. В нем он – ребенок – всегда бежал по берегу моря отцу навстречу, но их воссоединению мешали разные трагические обстоятельства: не всегда нападение песочного человека или гигантская волна. Иногда их засасывал смерч или они падали в разверзнувшуюся яму. А как-то отца и сына погребало под рухнувшей спасательной вышкой… В тот раз Эд был наиболее близок к цели. Он очутился в кольце отцовских рук, оставалось только прижаться к его груди.

Кошмар этот Эдуарда начал мучить в двадцать лет. Он тогда лежал на больничной койке. Отходил после наркоза. Корнилов только дембельнулся и намеревался провести в куражах не меньше недели, встречаясь с друзьями и подругами, попивая винишко и занимаясь безудержным сексом, но вместо этого загремел в больницу с гнойным аппендицитом. Его прооперировали, и Эдик дрых почти сутки. Видел много дурацких снов, но запомнился один… ЭТОТ самый!

С тех пор прошло почти двадцать лет. Кошмар снился на протяжении всего времени пусть не часто, но регулярно и пугал так, что Эдуард готов был на все, лишь бы избавиться от него. Он дважды обращался за помощью: к психотерапевту и гипнотизеру. Оба специалиста не помогли. Хотя после сеансов терапии Эдуард уходил умиротворенным и пребывал в этом состоянии до трех месяцев. Но кошмар возвращался.

Эд встал с кровати и побрел в ванную. Тело было влажным от пота. Как будто он на самом деле окунулся в воду. Эд забрался в душевую кабинку, открыл краны. Подставив под тугую струю затылок, закрыл глаза. Вода снимала негатив и приносила успокоение. В реальности совершенно точно. Снова вспомнился кошмар. Эда поражало то, что сон был невероятно реален. У Корнилова стыли ноги, когда во сне он бежал по кромке моря. До сих пор пальцы оставались ледяными!

Корнилов пошевелил ими. Длинные, корявые, покрытые черными волосами… Совсем не такие, как во сне – аккуратные, гладкие, пухлые. И сам он… не такой! Взрослый, суровый, не способный на безудержную радость, лишенный легкости, доверчивости. Но во сне он не чувствовал груза лет, опыта, ответственности и прочего. Он был трехлетним малышом, бесшабашным, открытым, счастливым… До определенного момента, увы.

Как было бы здорово, если бы сон Эда хоть раз закончился, как и начался, мелодрамой. Но нет, он неизменно превращался в экшен: триллер, боевик, хоррор.

Эд и к специалисту, что учил управлять снами, обращался. Но не по своей воле. К нему отвела мама. Эдуард как-то поделился с ней своей проблемой. Но не затем, чтобы пожаловаться, а пытаясь во всем разобраться.

– Мам, как погиб мой отец? – спросил Эд у родительницы, приехав к ней в гости. Он находился под впечатлением сна, и было это три с половиной года назад.

– Я же тебе рассказывала, – недоуменно протянула мать. – Он утонул.

– При каких обстоятельствах?

– Эдик, ты же знаешь при каких.

– Корабль, на котором он работал, затонул?

– Да.

– Я этого не видел?

– Да как бы ты мог?..

– Мало ли.

– Сынок, корабль затонул в открытом море. Этого никто не видел, тем более ты. На момент папиной смерти тебе едва исполнилось три.

– Тогда почему я многие годы вижу сон, в котором отец погибает на моих глазах?

– Откуда ж мне знать? Я всю жизнь продавцом проработала и мало в чем разбираюсь. Тебе к мозгоправу надо.

– Обращался. Он много чего наговорил, но так и не смог дать совет, как избавиться от кошмаров.

– Значит, тебе необходимо обратиться к тому, кто научит управлять снами.

– Что, есть и такие люди?

– Да, я читала в газете. По отзывам, они просто волшебники! Там и телефон был, по которому можно позвонить, чтоб на прием записаться.

– Шарлатаны, – фыркнул Эд. – Ладно, забудь, мам… У меня просто нервы ни к черту, надо таблеточки попить успокоительные.

Но мама все же отыскала «волшебника», и Эд сходил к нему на прием, но толку оказалось чуть…

Увы и ах.

Корнилов закрутил кран и прислушался. Ему послышалось, что звонит телефон. Так и оказалось.

Ни минуты покоя, даже с утра!

Эдик был крупным бизнесменом в их маленьком городе. Владел тремя кораблями и половиной складов в порту. И это не считая заброшенного дока, который он приобрел лишь потому, что его спустили с молотка за сущие копейки. Корнилов не нашел доку применения, но ему просто пока было некогда этим заниматься.

Эд вышел из ванной, прошлепал в гостиную, там на подзарядке лежал его мобильник. Он глянул на экран. Высвечивался неизвестный номер. Значит, можно не отвечать, перезвонят еще раз.

Корнилов натянул на себя штаны и проследовал в кухню. Зверски хотелось есть. По утрам Эд всегда бывал голоден, но особенно после кошмаров. Открыв холодильник, он взглядом обозрел содержимое и решил, что будет завтракать мясом. Переложив из сковороды два куска отбивной свинины, он сунул их в микроволновку. Остатки мяса стал убирать в холодильник и уронил крышку. Она свалилась на пол с грохотом.

– Мася, – послышалось из спальни. – Маааась, ну ты чего шумишь?

Это проснулась Полинка.

– Вставай, время уже восемь, – крикнул Эд.

– Всегооо…

Она постоянно тянула слова. А еще надувала губы, хлопала ресницами, выпячивала грудь… И называла Эда «масей». В общем, делала все то, что юные гламурные шлюшки, вот только Поле было уже сорок с крохотным хвостиком, и единственный мужчина, которого она познала, был ее муж.

Эдуард Константинович Корнилов.

Познакомились они в больнице, когда он, дембель, лежал с гнойным аппендицитом. Поля работала там санитаркой. Она была очень милой и душевной девушкой. Ее обожали пациенты. Проникся в ней симпатией и Эдик. Как прочие, он одаривал девушку шоколадками и фруктами. А перед выпиской презентовал букет цветов. Она так засмущалась, что даже неискушенный в сердечных делах Эд понял: санитарка в него влюблена. Ему это польстило, и он пригласил Полину на свидание. Естественно, он не планировал никаких серьезных отношений. У двадцатилетнего дембеля впереди вся жизнь! Семью Эд планировал, но лет через пять, семь. А пока хотел только секса. Много-много секса! Поэтому Полю он затащил в постель в первое же свидание.

Эдик не подозревал, что она окажется девственницей.

Почувствовав ответственность за девушку, которую лишил невинности в ее зрелые двадцать два года, Корнилов не бросил Полю. Он начал с ней официально встречаться, не упуская при этом возможности оторваться с более легкомысленными девочками. Причем многие из них ему нравились больше Полины, но… У Эдика через полтора года начались серьезные неприятности с законом, и Поля так поддержала его, что как джентльмен он просто обязан был жениться. Тем более Полина забеременела.

В двадцать два Эдик стал отцом.

А в тридцать один потерял сына.

Глупейшая смерть! Мальчик подавился овсяным печеньем, которое обожал, и скончался от удушья.

После смерти ребенка Поля и превратилась в глупую куклу. Убежала от реальности, как фанаты аниме или фэнтези. Поклонники Сейлормун, Барби, Кена, монстров Хай, эльфийских принцесс. Те, что не только рядятся, гримируются, надевают парики, чтобы напоминать своих кумиров, но еще и делают пластические операции. Полина прошла через четыре операции. Всего-навсего, как она считала. Грудь, губы, нос и скулы – вот что жена поправила. Это не считая липосакции и ботекса. Подчеркивала она свою «красоту» диким макияжем и вычурными нарядами. В таком виде Эда она не возбуждала, и он несколько последних лет занимался с ней сексом не чаще трех-четырех раз в году. Они и спали в разных комнатах. Правда, комнаты находились по соседству.

– Маааась, сделай мне нектара, ладно? – бросила следующую реплику супруга. – Я сейчас выпорхну.

Под нектаром она подразумевала кофе со сгущенкой. Поля могла сколько угодно выпендриваться в ресторанах, требуя «мокачино» или «макиато». Но дома она пила обычный растворимый кофе с тремя столовыми ложками сгущенки.

Эд включил чайник, чтобы приготовить «нектар» жене, а себе заварить «Эрл Грея». Корниловы не держали горничной. Эд даже представить не мог, как в его доме будет хозяйничать чужой человек. Поэтому он не требовал от Поли завтрака. Пусть отсыпается, он сам в состоянии погреть себе еду, как вариант – запарить кашу или пожарить яйца. Но ужин она была обязана приготовить. И проследить за порядком в доме. Все, больше от Поли ничего не требовалось. Разве что соблюдать верность. Эд оповестил ее об этом еще в день свадьбы. Сказал, узнаю, что налево пошла, разведусь. Даже если у нас будет шестеро детей! Я предательства не прощу.

И Поля хранила Эдику верность. Нет, на сто процентов он в этом уверен не был, но на девяносто девять…

Когда Полина начала себя «тюнинговать», Корнилов подумал – для какого-то хлыща старается. Нанял частного детектива, чтобы проследил за супругой, но та ничем себя не запятнала. Нарядившись, накрасившись, делала фотки да в Интернет выкладывала. А пока лайки собирались, намывала дом и готовила плов к ужину.

Мясо прогрелось, и Эдик достал его. Затем нарезал хлеб. В пиалу настрогал большой помидор, залил его майонезом. Перед тем как приняться за еду, сделал горячие напитки для себя и жены.

Эд закинул в себя половину отбивной за считаные секунды. Вдогонку послал дольку помидора и вымоченную в майонезе булку.

– Чудесно! – промурлыкал Корнилов, прожевав все это и проглотив. Хотя разогретое мясо не так нежно и ароматно, как свежеприготовленное, но все равно могло усладить вкус Эдика. Он очень любил покушать. Не просто набить желудок, а получить удовольствие от пищи. Оказываясь за хорошим столом, он пробовал все и порой еле мог дышать от переедания. Но если блюда не устраивали, Эд не ел вовсе. Как-то, попав в Китай, он неделю питался крекерами, привезенными из России, и чаем.

– Фу, навонял! – услышал за спиной Эдик. Это супруга, пока он наслаждался завтраком, неслышно к нему подошла.

– Я не курил еще, – бросил через плечо Эд, принявшись за вторую отбивную.

– Да не никотином, а мясом. – С недавних пор Полина провозгласила себя вегетарианкой и жужжала о том, что испытывает дикие страдания, готовя для супруга стейки и котлеты. Но он пропускал ее жалобы мимо ушей. Если мужик хочет мяса, его баба обязана ему мясо приготовить. А уж есть его самой или нет, ее личное дело.

Поля обогнула стол и уселась напротив Эдика. На ней был пеньюар с перьями, в волосах тоже что-то пушилось. На веках стрелки. Губы в блестках. А между бровей бусинка. Поля зачем-то лепила ее последние несколько дней. Очевидно, кто-то из ее безмозглых подружек ввел это в моду.

– Ты на фига наштукатурилась поутру? – спросил Эд.

– Хочу быть красивой для моего масиии… – Полина, вообще-то она всех просила называть себя Паулиной, выпятила губы и сделала чмоки-чмоки.

Раньше, когда Корнилов смотрел по телевизору скетч-шоу, в которых героинями выступали тупые телочки с полным абгрейдом, возмущался. Не бывает таких дур! Даже наполовину… Но его жена доказала обратное. Она выглядела и вела себя точно так, как карикатурные тупицы с сиськами и губами. При этом Эд знал, она не такая. Он же помнил Полину доброй и милой, естественной, открытой, искренней! Не может человек измениться кардинально. Спрятаться от мира в личине кого-то другого – да. Это Поля и делала. И если так ей было спокойнее, что ж… Эдик готов был с этим мириться. Не такая уж большая жертва с его стороны.

Снова зазвонил телефон. Эдик снял сотовый с подзарядки и сунул в карман домашних штанов, когда отправился на кухню. Все тот же незнакомый номер. Сбросив звонок, Корнилов вернулся к еде. Трапезу он мог прервать только ради нескольких людей: мамы, жены, двух ближайших своих помощников и лучшего друга, ныне проживающего на Кипре. Остальным, пусть среди них даже мэр города или начальник порта, перезванивал, закончив кушать.

– Ой, смотри, Масик! – взвизгнула Поля и ткнула акриловым ногтем в окно. Вид у нее был такой, будто она увидела во дворе чупокабру.

Эдик обернулся. По гравийной дорожке, ведущей к дому, шли двое. Коттедж находился на охраняемой территории, и Корниловы не особо пеклись о том, заперта калитка или нет. Старались закрывать на засов, но иногда забывали. Поэтому появление на участке посторонних не удивило особо. Но напрягло то, что один из мужчин был в полицейской форме.

Поля взволнованно закудахтала что-то на своем курином языке, но Эдик шикнул на жену, и она замолкла. Тут же по дому разнесся требовательный звонок. Корнилов, отставив тарелку, пошел открывать.

– Эдуард Константинович Корнилов? – обратился к хозяину дома штатский. Он казался ровесником Эдика. Умное лицо, худощавая фигура, короткая стрижка, дешевая одежда, но дорогая, удобная обувь. Оперативник убойного отдела, почему-то сразу решил Корнилов.

– Да, это я.

– Капитан Лаврушин, уголовный розыск, – представился полицейский, продемонстрировав свою ксиву. – Мы можем войти?

Эдик молча посторонился, впуская визитеров. К ним тут же подскочила Полина и стала засыпать вопросами. Лаврушин ответил только на последний: «Как вы попали на охраняемую территорию без согласования с нами?»

– Сотрудников полиции ваши чоповцы не имеют права останавливать. А согласовать я лично хотел, да ваш муж трубку не взял.

– Откуда у вас мой телефон? – спросил Эдик.

– Узнать – не проблема. Вы легальный бизнесмен, и ваши контакты пробиваются за минуту. Не возражаете, если мы присядем?

– Извольте. Чего-нибудь желаете из напитков?

– Водички бы холодной, – выпалил «форменный», утирая со лба пот.

– Полина, принеси, пожалуйста, господам полицейским воды. Но сначала мне футболку.

Жена унеслась выполнять поручения. Поскольку ей не хотелось пропустить начало разговора, то вернулась она меньше чем через минуту. Мужу сунула футболку, полицейским воду в пластиковых бутылках, не удосужившись перелить ее в стаканы.

– По какому вопросу вы ко мне, господа? – спросил Эдик, одевшись.

– Вы владелец старого дока?

– Совершенно верно.

– Два часа назад там был найден труп со следами насильственной смерти.

Полина вскрикнула.

– Это печально. Но при чем тут я? Доком я всего лишь владею, но не эксплуатирую его и не бываю там.

А про себя подумал: «Почему о происшествии я узнаю от полиции, а не от своих помощников?» Охрана дока обязана была доложить о происшествии своему начальству, оно – своему, и новость должна была дойти до Эдика… Но не дошла!

– Почему не спросите, кого убили? – Лаврушин сделал добрый глоток воды и остро посмотрел на Эдика.

«Где-то подвох, – понял он. – И все серьезнее, чем кажется…»

– И кого же убили?

– Господина Музеридзе. Малхаза Адоевича. Это имя вам явно о чем-то говорит, не так ли?

В их краях грузин было не так много, как армян или кабардинцев. А уж тем более с такими сложными именами-фамилиями-отчествами. Поэтому Эдик не сомневался, о каком человеке сейчас шла речь. Поэтому кивнул.

– Как вы относились к нему?

– Никак. Даже не вспоминал.

– Ой ли? Из-за Малхаза вы чуть не оказались в тюрьме когда-то.

– Не оказался же.

– Чудом.

– То есть вы считаете торжество справедливости чудом, господин капитан? – вскричала Полина.

– Улики против Малхаза появились в последний момент и из ниоткуда, – парировал Лаврушин. – И это очень попахивает подставой.

– Если и так, то мой Эдик никак не мог подставить Музеридзе. Он на тот момент был всего лишь докером. То есть никем. А Малхаз, или, как его тогда называли, Муза, с ударением на втором слоге, «крышей» мелких контрабандистов. То есть он, – Поля указала на мужа, – был Моськой. А Муза слоном. Я ж не говорю о том, что подбросить улики Эдик никак не мог, поскольку содержался в камере предварительного заключения.

– Спасибо, дорогая, за защиту, – проговорил Эд сурово. – Но тебе лучше оставить мужчин наедине…

– Да почему? – топнула ножкой она. Все еще была на взводе, вот и капризничала. Хотя женщиной Полина была понимающей. И знающей свое место. Нет, ее никто не притеснял, ее уважали и баловали, но не позволяли улаживать вопросы, в которых она не компетентна.

– Я тебя прошу.

Полинка рыкнула, сцепив кулаки, но удалилась. Когда ее и след простыл, Эд снова вернулся к разговору:

– Господин Лаврушин, а как вас по имени-отчеству?

– Олег Евгеньевич.

– Олег Евгеньевич, я так понимаю, вы решили, что коль я владею доком, а на его территории убит тот, из-за кого я когда-то чуть не лишился свободы, то я как-то причастен к преступлению?

– Есть такая мысль.

– Так вот я даже не знал, что Малхаз вышел. Ему дали двадцать лет. Тройное убийство – это не шутки.

– Согласен. Но выпустили Музу досрочно. Сейчас и таким упырям, что сидят за тройничок, нет-нет да и скашивают срок.

– Повторяю, я не был в курсе этого.

– Это всего лишь слова, господин Корнилов. А вот уже факты. – Лаврушин открыл папку, которая была при нем, и выложил на столик лист формата А4, на котором что-то было написано от руки.

– Не помню, где очки, не смогу прочесть. Вы мне словами…

– Это копия одного из нескольких писем, что господин Музеридзе написал вам из тюрьмы за последние два месяца своего заключения.

– Чего-чего?

– А вы пойдите отыщите очки и ознакомьтесь.

– Откуда у вас копия?..

– Это письмо он по какой-то причине не отправил, и его обнаружили в личных вещах покойного.

– Я не получал писем от Музеридзе. А вот откуда у вас и сведения, и эта бумажка с якобы копией? Ведь убитого нашли всего два часа назад? Когда ж вы нарыли все, Олег Евгеньевич?

– Муза «откинулся» месяц назад, и его кто-то сразу взял в оборот. В его адрес стали поступать угрозы, сожгли машину, на которой он ездил. Об этом он сообщил своему куратору. Тот принял меры. Когда я обнаружил труп Музы, сразу обратился к его куратору, а он снабдил меня и сведениями, и кое-какими уликами.

– Позвольте, я ознакомлюсь с письмом?

– Извольте.

Эдик взял распечатки и пробежался по тексту глазами. У него было идеальное зрение, про очки он врал.

– Муза меня в этом письме грязью поливает, – воскликнул он. – Негодует, что я никак не реагирую на его послания, будто бы он и вправду отправлял не одно, а несколько, и грозится вывести на чистую воду, как только выйдет на свободу.

– Поэтому автоматически вы становитесь подозреваемым.

– Товарищ капитан, да неужели, если б мне грозила опасность со стороны Музы, я стал бы машину его жечь?

– А что, сразу бы убрали? – криво усмехнулся полицейский.

– Даже если так… Вы же неглупый человек. Ну разве я бросил бы труп в своем же доке, если бы это сделал?

– Исполнители бывают не такими умными, как заказчики. – Капитан поднялся на ноги, вслед за ним вскочил «форменный».

– Я не имею к убийству Музы никакого отношения. И писем я не получал от него. А в следующий раз, если вы заявитесь ко мне вот так, я не буду с вами разговаривать без адвоката.

– Это ваше право. До свидания.

– Прощайте!

Эдик не пошел провожать полицейских до выхода. Но проследил, покинули ли они его дом. Как только дверь захлопнулась, он сердито крикнул:

– Полина, немедленно сюда!

* * *

Она плакала, утирая свою исколотую ботексом мордашку какими-то розовыми перьями. Пожалуй, это был веер. Или какой-то диковинный головной убор. А возможно, и экзотический лифчик. В общем, фигня из перьев, как идентифицировал ее Эдик. Поля держала ее в руках, когда прибежала на зов.

Выложив перед женой копию письма покойного Малхаза, он потребовал ответа.

– Да, я находила эти письма, читала, рвала и выкидывала! – выдохнула Поля. Тогда она еще держала себя в руках.

– Зачем? – прорычал Эд.

– Чтоб уберечь тебя.

– Я что, маленькая принцесса? Или столетний старик? Я сердечник? Эпилептик? Человек на грани самоубийства?

– Нет, но…

– Так какого хрена щадить меня?! Здорового психически и физически мужика!

– Я хотела сказать тебе об угрозах Музы через три года.

– То есть перед тем, как окончится срок его заключения?

– Да. Зачем моей маааасе волноваться лишний раз?

– Твое счастье, что я не бью женщин, а то так бы влепил тебе сейчас.

И вот тут она заплакала. И стала утираться перьями этими дурацкими…

Эд сразу перестал злиться. Его жена хотела как лучше. Пусть и получилось как всегда.

– Ладно, не реви, – буркнул Эд.

Но Поля стала рыдать еще громче, и перья, некогда пушистые, повисли сосульками.

– Мне нужна твоя помощь, Полина, – мягко сказал Эд, зная, что эти слова ее отрезвят. Его супруга не пустая кукла, она вдумчивая, понимающая и преданная. А что выглядит как кусок пластика с наклеенными волосами, так это ерунда. Считай, единственный недостаток.

– Что сделать для тебя, Мася?

– Обзвони подружек, сообщи о случившемся.

– Зачем?

– Они все равно узнают. Но лучше от тебя. Ты сообщишь им новость, а взамен они тебе доложат о том, как отреагировали на эти новости их мужья. – Поля, естественно, общалась с супругами местных воротил.

– О, я буду твоим информатором, да?

– Точно.

– Хорошо. Я сделаю это для тебя.

И унеслась к себе, чтобы приступить к обязанностям информатора.

А Эдик остался в гостиной думать.

То дело, о котором говорил капитан, не просто пахло… смердело!

Причем как в прямом, так и в переносном смысле.

В доке, том самом, которым сейчас владеет Эд, нашли три трупа. Все разной степени разложения. Когда грузчики открыли один из давно простаивающих без дела металлических контейнеров, оттуда повалил такой смрад, что всех вырвало. Чтобы этого не случилось при осмотре места преступления, на оперативников надели респираторы. Но и они не спасали. Не вывернуло тогда только криминалиста да старого матерого старшóго.

Самый «свежий» труп был двухнедельным, а «старожил» провалялся в контейнере полгода. Когда тела идентифицировали, то выяснилось, что все они моряки, но все из разных портов, а «старожил» вообще турок. Из-за этого за расследование взялись особенно рьяно, ведь пострадал гражданин другого государства. Но поскольку дело шло ни шатко ни валко, решили все ускорить и найти козла отпущения. Им оказался докер Эдуард Корнилов. Он, как и все в порту, начиная от матросов, заканчивая начальством, приторговывал чем, как они говорили, Посейдон пошлет, и среди партии его псевдошелковых платочков и парэо оказался товар с ТОГО турецкого корабля, на котором ходил «старожил».

Эда взяли под стражу. Держали в камере без еды и воды. Били, чтобы вырвать чистосердечное признание, но Корнилов твердил одно: «Я не виновен!»

Через неделю, как верно заметил капитан Лаврушин, из ниоткуда появились улики, указывающие на Малхаза Музеридзе. Эдика выпустили, но он еще долго не мог забыть того ужаса, через который прошел. Хотел даже уехать, но его вызвал к себе САМ Пахомов. Тогда он еще только баллотировался в мэры, но занимал один из ключевых постов в порту. Глеб Симонович выразил сочувствие Эду и заметил, что было бы несправедливо не вознаградить преданного сотрудника за страдания.

– Я могу вам предложить два варианта, – сказал он. – Либо мы оплачиваем вам учебу в вузе, но с условием, что вы вернетесь в наш порт, получив диплом, либо я устраиваю вас на хорошее место, но вы получаете образование сами. Естественно, заочное. Ученические отпуска вам будут давать без проблем.

– Хочу место, – не раздумывая, ответил Эдик. – Но можно не учиться?

– У вас нет желания получить образование?