Ольга Викторовна Дашкова
Отчим. Куколка для Монстра
Глава 3
Теоретически я предполагала, что моя мать когда-нибудь снова выйдет замуж. Она еще молодая, здоровая женщина, ей незачем носить всю жизнь черный платок вдовы.
Но новость немного шокировала.
Может быть, я просто не была к ней готова и считала, что прошло слишком мало времени? Но нет, времени после гибели отца прошло достаточно. Восемь лет – немаленький срок. Пора уже ей было над этим задуматься, и как раньше не вышла, странно даже? Она имеет на это полное право.
Но мужчина пугал.
От него шел холод, он пробирался в самую душу, впитываясь через кончики пальцев, проникая все глубже по капиллярам и дальше, до самого сердца, окутывая морозом.
Но в то же время стоило посмотреть ему в глаза, как лицо обдавало жаром.
Мужчина не произнес ни слова за то время, что мать доносила до меня фантастическую новость, что вышла замуж, представляла нас друг другу. Говорила что-то еще, улыбалась, не убирая своей ладони с крупным бриллиантом на безымянном пальце с руки своего мужа.
Я практически не слышала ее, в голове все было как в тумане, в груди слева какая-то нехорошая боль.
– Извините, мне надо выйти, – голос хрипит. Громко отодвинув стул, привлекаю к себе внимание других гостей, быстро иду в сторону, даже не понимаю, где находится уборная.
С третьего раза нашла нужную дверь, слишком пафосное помещение было для туалета, полумрак, хрусталь, зеркала. Подошла к раковине, открыла воду, начала согревать холодные пальцы.
Непонятно было, отчего меня так накрыло? Ну, вышла Инна замуж, да и черт с ней.
Ее муж – Дмитрий Горн – меня напрягал.
Было в нем что-то дьявольски-мистическое, отталкивающее, но в то же время безумно притягательное. Мать даже можно понять, почему она за него вышла замуж, Горн привлекательный мужчина. Но вот непонятно, для чего она ему?
Посмотрела на себя в зеркало, поправила распущенные волосы, большую часть своей жизни я собираю их в тугой пучок на макушке. Надо было и сегодня не распускать, не наносить макияж, не красить так ярко губы и не надевать красное короткое платье, чтобы специально насолить матери.
Ничего, нужно просто досидеть этот ужин, сделать глоток шампанского за счастье молодых, и пусть они катятся в пропасть, у меня на каникулы свои планы. Но лучше бы мне вообще в тот вечер не принимать приглашение на ужин.
– С вами все в порядке?
Вздрагиваю от тихого голоса, оборачиваюсь, у дверей стоит высокий худощавый мужчина. Темные волосы с пробором зачесаны налево, костюм-тройка с бордовой жилеткой и такого же цвета бабочка. Тонкая шея, торчащий кадык, усики, гладко выбритый подбородок.
– Это женский туалет, вам сюда нельзя.
– Так у вас все хорошо?
– Вы официант или кто? Какое вам дело, все ли со мной хорошо?
– Дмитрий Германович послал меня справиться о вашем здоровье.
– Кто это?– доходит не сразу.
Мужчина чуть склоняет голову, изучая, шучу я или нет.
– Дмитрий Германович Горн.
– А-а-а.
Значит, Дмитрия Германовича какого-то черта волнует мое здоровье и состояние, как интересно. Вытираю руки, подхожу ближе, мужчина рассматривает меня с интересом, как странную зверушку.
– А вы кто такой?
– Пройдемте, Виталина Робертовна, вас ждут, – галантно открывает двери, пропуская вперед, не ответив на вопрос.
Черт с ним, нужно прощаться и ехать в академию, завтра начинаются каникулы, у нас они в этом году запоздалые из-за карантина. В начале декабря две девочки заболели краснухой, пришлось всем сидеть в изоляции и репетировать спектакль. Но все-таки удавалось сбежать на ночь или пару часов, есть свои лазейки.
Захожу в зал, иду к своему месту, но ладони начинают потеть, а по коже бегут мурашки от взгляда моего отчима.
Он ведь мне отчим теперь, нового мужа матери именно так стоит называть? Или как-то иначе?
– Все в порядке? – мать интересуется первой, фальшиво изображая заботу и волнение.
– Да, все хорошо, просто устала. У нас, знаете ли, режим, много занятий, а сегодня был спектакль, я устала.
Моя недоеденная рыба исчезла со стола, появилось какое-то причудливое пирожное.
– Да, да, конечно, ты устала, значит, переходим к главному, чтобы тебя не утомлять, да, Дима?
– Разве твое объявление о том, что вы поженились, не главное? Есть что-то еще? Я пока к этому не готова, давай с сюрпризами дозировано как-то быть.
Смотрю на мать, перевожу взгляд на ее мужа. Горн ухмыляется, этому гаду понравилась моя шутка. Но лучше бы я этого не делала. В его глазах нет ничего того, за что можно было зацепиться и назвать его добродушным и приветливым.
– Нет, это не главное.
– Что же тогда главное?
У него зеленые глаза, да, именно зеленые, ведет правой бровью, двигается вперед, даже не смотрит на звонящий на столе телефон, который лишь мигает экраном.
– Тебе понравились цветы?
Вопрос ставит в тупик не только меня.
– Цветы? Какие цветы, Дима?
– Понравились?– переспрашивает, не обращая внимание на мать.
– Нет, не люблю красные розы.
Снова улыбается, ему нравится мой ответ, другого не ждал.
– Дима, что за розы?
– Инна, помолчи, я тебя просил не жужжать назойливой мухой.
– Если на этом все, я пойду. Не хочу мешать вашей милой семейной беседе. Не скажу, что было приятно познакомиться. Надеюсь, больше не увидимся.
– Вита!
Мать хочет сказать что-то еще, некрасиво скривив губы, злится, а мне ее злость – как сладкий мед.
– Присядь, мы еще не закончили.
Горн даже не повышает голоса, но я его слышу, смотрю в глаза уже без страха, но все равно с каким-то трепетом внутри.
– Я не ем сладкое.
– Меня не волнует, что ты ешь, а что нет.
Даже любопытно, что он скажет, только ради этого опускаюсь на стул.
– Утром мы уезжаем домой. Ты, Виталина, едешь с нами.
Несколько секунд думаю об услышанном. Словно это было сказано не мне, а кому-то другому. Слова о доме звучат странно. Моим домом вот уже восемь лет является академия.
– Домой? Куда домой? Мама, объясни.
Впиваюсь взглядом в свою мать, требуя объяснений, даже дурно становится. Горн все так же расслаблен, Инна просто улыбается.
– Что здесь непонятного, Виталина? Домой – это значит домой. В наш дом, где ты родилась, и где теперь мы будем жить одной дружной семьей. Я, мой муж и твой отчим Дмитрий и ты.
Она пьяна?
Было ощущение, что это розыгрыш, некий театр абсурда с плохими актерами, куда я попала отчасти по своей воле. И сейчас люди, сидящие за другими столиками, поднимутся, начнут аплодировать и кричать, что все это шутка и что нас снимала скрытая камера.
Мы дружно посмеемся и разойдемся по своим домам, но нет, ничего такого не происходит. Горн по-прежнему сверлит взглядом, будто пытается разглядеть что-то такое, чего еще не видел. Мать улыбается, а я не понимаю, как реагировать на этот бред.
– Вы все с ума посходили? О каком доме и семье вы говорите? Ты сама меня отдала в академию восемь лет назад, избавилась, чтобы не видеть. А сейчас ты говоришь о семье?
– Ты сама хотела в эту чертову академию, я угрохала на тебя кучу денег – только для того, чтобы ты в свое удовольствие махала ногами. И все еще продолжаю за это платить. Так что будь добра, не устраивай сцены, мы летим домой, так хочет Дмитрий, у тебя все равно каникулы.
Вот оно – истинное лицо моей матери. Когда надо, она умеет быть гиеной.
– Ну зачем ты так, Инна? У девочки был непростой день, она на нервах. Но успокоится, хорошо подумает и соберет вещи. Вылет в девять, за тобой заедет Вальтер, а сейчас он отвезет тебя обратно.
– Я сама дойду, не надо.
– Вальтер довезет, а ты сядешь и поедешь.
На тон повысил голос, глаза потемнели, скулы заострились. Если бы сейчас он показал клыки вампира, я бы поверила, что он граф Дракула.
Глава 4
Иду по темному коридору.
Ночь.
Пальцы скользят по шершавой стене, под голыми ступнями прохладный пол. В конце коридора приоткрытая дверь, из-за нее пробивается свет. Я иду именно туда, словно меня тянет что-то сверхъестественное.
Но мне надо знать, что происходит за этой дверью, кто там в такой поздний час и чем занимается. Остается всего несколько шагов, когда начинаю слышать тяжелые вздохи.
Надо бы не идти, остановиться, повернуть назад, но мне необходимо знать, что происходит в этой комнате. Кусаю губы, замедляю шаг, но когда подхожу почти вплотную, зажмуриваюсь, делаю шаг.
Примерно представляю, что там происходит, не хочу это видеть, но распахиваю глаза и задерживаю дыхание.
Меня бьет током, ладони потеют, кончики пальцев покалывает.
Мужчина.
Он стоит спиной. Высокий, подтянутый, ноги широко расставлены, спина напряжена, плечи расправлены. Тусклый свет настольной лампы оставляет блики на блестящей коже, под ней играют мышцы. Упругие ягодицы, мощные бедра, мужчина напряжен, часто дышит, издавая те самые хрипы, которые я слышала.
На полу у его ног на коленях стоит девушка. Но меня удивляет не это, а то, как выглядит его спина. Не могу оторвать от нее взгляд.
Ее левая половина изуродована ожогами, кожа бугристая, неровная, а другая полностью забита татуировкой. Не могу понять, что за рисунок, а когда приглядываюсь, зажимаю рот рукой, чтобы не издать ни звука.
Это образ дьявола с ветвистыми рогами и звериным оскалом. Но это лишь половина головы, часть его образа,– страшного, отвратительного, отталкивающего, но в то же время притягательного.
Татуировка тянется дальше, уходя узорами на правое плечо и руку, словно языки пламени скользят по коже, делят мужчину на две половины – светлую и темную. Опускаю глаза ниже, у его ног на коленях стоит девушка. Он держит ее за волосы, сжимая их пальцами, а она сосет его член, издавая сдавленные стоны.
Воздуха не хватает, судорожно делаю большой вдох. Не знаю, что это за девушка, кто она такая, как выглядит, мужчина закрывает ее собой. Начинаю дышать чаще, понимая, что являюсь свидетелем очень интимной сцены. Всегда считала, что это такая пошлость, когда женщина сосет мужчине член, делая минет, но, оказывается, это может быть даже… красиво?
Надо бы уйти, но я продолжаю стоять и смотреть, сама не понимая, зачем это делаю. Голова идет кругом, пальцы дрожат, впиваясь в дверной косяк, где-то в солнечном сплетении разрастается огонь моего возбуждения.
Облизываю пересохшие губы, вновь скольжу взглядом по телу мужчины, по его спине, плечам, останавливаюсь на руке, неотрывно смотрю на кисть с татуировкой. Это череп с огненными впалыми глазницами, пальцы сжимают темные длинные волосы девушки, пока мужчина трахает ее рот.
Но вот он медленно оборачивается в мою сторону, смотрит, приковывая взглядом, а я, кажется, начинаю падать в глубокую, темную бездну моего подсознания. Воронка закручивается сильнее, он затягивает меня в пропасть порока.
Я понимаю, кто этот мужчина.
И кто перед ним стоит на коленях.
– Вита, Вита, проснись, хорош стонать, тебе что, кошмар снится, порнография какая?
Резко просыпаюсь, сажусь, выныривая из глубины своего странного сна, испуганно смотрю по сторонам. Я в своей комнате, в академии, Ксюша трясет за плечи. Это был всего лишь странный, даже немного страшный, порочный и такой реалистичный сон.
Снова откидываюсь на подушку, жарко, футболка прилипла к телу, Ксюша смотрит взволнованно.
– Все нормально?
– Да, все хорошо.
– Сон, да? Мне тоже иногда снятся кошмары. В них меня похищают, прикинь? Совсем можно кукушкой поехать, кому я нужна, чтобы меня похищать?
– Ну, мало ли, может, кто влюбится в тебя и похитит.
– Да, в том году, помнишь, Серову так якобы похитили, она и рада была, а потом залетела. Хорошо хоть восемнадцать уже исполнилось, а то директрису бы затаскали по судам родители Серовой.
Снова сажусь на кровати, горит ночник, беру с пола бутылку минералки, долго пью, прокручивая в голове сон и ужин с матерью и ее новым мужем.
– Ты как себя чувствуешь, Ксюш?
– Нормально, температуры почти нет, а розы классные, пахнут на всю комнату. Кто подарил? Точно не мой братец, хотя он от тебя без ума, ну, ты знаешь.
Ксюша закашлялась, ушла на свою кровать. Ей, можно сказать, в чем-то повезло – схватила вирусную пневмонию, отлежалась в больнице неделю и не принимала участия в рождественском спектакле. Это почти везение. Вот бы мне так, но факт болезни явно не спас бы меня от знакомства с Дмитрием Горном.
– Отчим подарил.
– Отчим? Твоя мать вышла замуж? Вот это новости!
– Да, сама в шоке.
– И кто он? Что за мужик?
– Не знаю.
– Крутой наверно.
Не хочу грузить Ксюшу своими проблемами, до приезда матери и ее мужа у меня их практически не было. Не считая вражды с Афанасьевой и собственным прошлым, которое не опускает и не отпустит никогда, пока я жива.
– Слушай, давай ко мне на каникулы? Погуляем по Питеру, как летом, помнишь? Забредем в пару злачных мест, Борьке скажем, чтобы охранял нас, ты ему вскружишь голову и разобьешь сердце.
Улыбаюсь, Ксюша умеет поднять настроение, но она совсем не такая, чтобы потусить и оторваться в злачных местах. Попытка сделать это летом провалилась.
– Вит?
– Да?
– Ты помнишь своего отца?
– Помню.
Да, я его слишком хорошо помню, и в этом моя проблема. А еще все то, что было после того, как его не стало.
– Знаю, прости, ты не любишь об этом говорить. Я вот совсем не знаю своего отца. Борька говорит, он жутко богатый, вот поэтому я здесь, он оплачивает мое обучение. А мне вот лучше бы побыть хоть день с ним, чем учиться здесь.
Да, нас тут таких хватает, кто воплощает амбиции родителей, а кто-то здесь потому, что от них так откупаются. От нас с Ксюшей откупились.
– Нет, у меня не получится с тобой в этот раз. Я поеду домой.
Подруга медленно подошла, убирая рыжие распущенные волосы с лица, села рядом.
– Что ты задумала?
– Ничего.
– Нет, Вита, я знаю тебя.
– Мать хочет, чтобы я поехала, и ее муж тоже.
– Да тебе всегда плевать было на то, что кто-то там что-то хочет.
Сама не понимаю, зачем мне это надо, все эти годы я боялась вернуться домой, а теперь хочу. Вот так, после странного сна, после знакомства с новым мужем матери.
Он опасен, порочен, он сам дьявол, от которого мать без ума.
Не стала говорить, чтобы они катились к черту в ресторане, думала высказать все завтра у трапа самолета, меня никто не заставит делать то, чего я не хочу.
– Поганые розы, видеть их не могу.
– Ты права, они отвратительны и так много места занимают. Слушай, а давай сделаем венок и повесим на двери Афанасьевой, ну, мол, как поминальный?
– Да ты опасная женщина, Ксения Беляева. Представляю ее истерику.
– Может, не поедешь? Какое-то нехорошее у меня предчувствие.
– Не переживай, Лисичка, я справлюсь.
Мне стоило принять предложение Ксюши, остаться в Питере, посетить все злачные места, закрутить роман с Борей.
Но я сделала другой, более опасный и страшный выбор.
Сама того не понимая я изменила свою судьбу.
Глава 5
– Почему нельзя было заказать частный самолет? Теперь придется четыре часа ютиться целой толпой в замкнутом пространстве.
Инна снова возмущалась. Она это делала всю дорогу до аэропорта, потом в зале ожидания для VIP-персон, а теперь продолжила в бизнес-классе. Горн, кажется, не замечал или делал вид, что не слышит свою жену.
Идеальная позиция.
Мужчина все больше смотрел в телефон, отходил, кому-то звонил, разговаривал. Чаще звонили ему, а я изучала его, прикрывшись журналом, как шпионка. Но, мне кажется, он все чувствовал. Он знал, что я делаю, и когда поворачивался в мою сторону, отрываясь от телефона, то сразу встречался со мной взглядом, а я уже не как шпионка, а как школьница, прятала глаза и кусала губы.
Бред какой-то.
Практически не спала. Немного поговорила с Ксюшей, мы обсудили спектакль, то, как я выступила, подруга сказала, что все прошло отлично. Симона, как всегда, была с недовольным лицом, так что после каникул стоит ждать разбор полетов, но мне не стоит обращать на нее внимание и зацикливаться на этом сейчас.
Ксюша заснула, а я еще долго смотрела в темное окно на падающие пушистые снежинки и вспоминала свой сон. Мне раньше такое никогда не снилось, не было повода. Я ни в кого не была влюблена. Ни к кому не испытывала сексуального влечения, я даже, можно сказать, ни с кем не целовалась.
Ксюшин Борька не в счет. Его поцелуй месяц назад вышел смазанным, влажным и не вызывал таких эмоций. Я даже не ответила, не была к нему готова. Так что мне в свои девятнадцать лет даже не понять, что это такое.
Кто-то скажет «поздно». Некоторые девочки лишились девственности гораздо раньше, им даже удавалось встречаться с парнями, но мне – нет. Как-то было не до этого, не до них.
Чемодан собирала ранним утром, выходило много вещей. Я словно подсознательно была готова уехать из академии навсегда, хотя мои каникулы в отчем доме должны были продлиться всего неделю. Но все получалось машинально, мысли были где-то далеко, а еще каждый раз я замечала, что у меня дрожат пальцы и слишком часто бьется сердце.
– Привет. Я Паша. Давай, как взлетим, попросим стюардессу принести шампанского?
Парень, сидевший впереди меня, обернулся. У него была задорная улыбка, взъерошенная челка русых волос, карие глаза, яркая толстовка, в ушах наушники. Я видела его зале ожидания, с ним был мужчина, но в салоне я его не видела.
– Эй, ты меня слышишь? А ты красивая. Даже очень. Модель?
Откровенные комплименты, тем более от незнакомых людей и мужчин, меня обескураживают. Я слышу их нечасто, практически всю мою такую недолгую сознательную жизнь, которую уже прожила, я общаюсь с женским полом. Те парни, что учатся в академии, не считаются, поэтому к комплиментам от лиц мужского пола отношение странное.
– Так как тебя зовут? Я тебя еще в зале ожидания заметил.
– Виталина.
– У тебя даже имя красивое, – парень улыбнулся, подмигнул, даже забрался коленями на сиденье.
– Молодой человек, сядьте на свое место и пристегнитесь.
В наш разговор влез Вальтер. Было бы странно, если бы он летел в эконом-классе и не сидел рядом со мной. Он вообще весь странный и необычный. Сегодня на нем тот же костюм-тройка, но не бордовая жилетка, а цвета бутылочного стекла, с маленьким кармашком, из которого висит золотая цепочка часов.
Он словно из прошлого века, осталось на голову надеть шляпу-котелок, на нос нацепить пенсне. Занятный персонаж. Опасный взгляд исподлобья, острые скулы, обтянутые кожей, поджатые сухие губы.
– Это кто? – парень кивнул, указывая на своего соседа.
– Понятия не имею, – пожала плечами. – Но ты будь с ним аккуратней, он странный.
Вальтер выполнит все приказы своего хозяина, как верный пес, словно Горн подобрал его когда-то давно на помойке, обогрел, помыл, научил хорошим манерам. И теперь тот достойно служит ему. Страшное дело, от таких фанатиков можно ожидать все что угодно.
– Можно я сама разберусь, с кем мне знакомиться, а с кем нет? И вы не будете мне указывать, я вижу вас второй раз в жизни, – решила показать, что я не предмет интерьера. – Вы кто? Слуга, вот и сидите рядом молча.
– Ого. Да ты еще и крутая. Да, дед, сиди тихо и не мешай. Так что, по шампанскому, как взлетим? Слушай, а может, мы поменяемся с этим стариком? Рядом со мной милая бабулька, они найдут общий язык. Мужчина, вы как на это смотрите?
Вальтеру не понравилось сравнение его с дедом и тем более идея подсадить его к какой-то бабульке. Я думала, он сейчас откусит этому забавному Паше голову и проглотит ее.
Странная парочка Горн и Вальтер. Хозяин и камердинер, который приносит каждую ночь ему новых девственниц. А мой отчим медленно высасывает из них всю кровь, потом ложится в гроб и мирно спит до следующего вечера. Но сегодня при солнечном свете он не покрылся пятнами, не испепелился и не исчез. Значит, тему с Дракулой и вампирами можно не рассматривать.
Нашу перепалку с Вальтером услышал Горн. Взгляд обжег правую щеку, она начала гореть, пульс участился, кончики пальцев закололо острыми иголками. Странная реакция, не понимаю ее, но мой организм говорит об опасности, о том, что нужно держаться подальше от этого мужчины или бежать без оглядки.
– Дамы и господа, прошу всех занять свои места, привести спинки кресел в вертикальное положение, поднять откидные столики, поднять шторки иллюминаторов и пристегнуть ремни безопасности.
Объявили, что посадка закончена, что нужно приготовиться к взлету. Паша нехотя, но сел на место. Я начала пристегивать ремень, который никак не давался.
Все хорошо. Нет, не все хорошо. Это, наверное, был знак.
Надо было перед вылетом устроить матери скандал – прямо там, в зале ожидания. Послать к чертям и ее, и ее нового мужа, забрать чемодан, уйти. А лучше бы купить билет на какой-нибудь ближайший рейс, какое-нибудь захолустье, на что хватит денег, у меня есть немного.
Улететь туда, провести неделю каникул. Но нет, я решила, что меня тянет домой, что пора встретиться со своими страхами лицом к лицу. Вспомнить отца, разгадать отчима и его мотивы и еще раз испытать чувство вины и невозвратимой утраты.
Пилот самолета приветствовал пассажиров. Я сидела, закрыв глаза, вцепившись в подлокотники, стараясь выровнять дыхание.
Все-таки некий страх полета присутствовал, хотя не думала, что могло что-то случиться. Самую большую опасность на борту представлял новый муж матери. Дмитрий Германович Горн, от которого бросает то в жар, то в холод. А еще беспокоил сон, который я видела ночью.
Эти видения снова всплыли в сознании.
Ровная, широкая, мускулистая спина. Половина образа дьявола, его горящие глаза, закрученные рога. Тонкая, красивая работа, явно делали не один час и даже не день, он словно живой.
В глазах огненный блеск, но больше всего пугал не образ, не дьявол, а уродливые шрамы от ожогов на другой стороне спины. Было страшно представить, при каких обстоятельствах мужчина их получил.
Но их хотелось потрогать, коснуться, почувствовать кончиками пальцев неровность, и в то же время это было делать страшно. Самолет набирает скорость, шасси гудят, корпус трясет. Вот эта огромная стальная птица отрывается от земли, поднимается в небо, нехотя, с трудом.
А у меня перехватывает дыхание и закладывает уши, потому что он смотрит на меня, и в его глазах ледяная усмешка.