Ольга Викторовна Дашкова
Хозяин
Глава 1
– Ты куда опять собралась?
– На работу.
– Знаю я твою работу, крутишь там задом, а потом им же деньги и зарабатываешь.
Раздался звон стекла, потом шум, что-то упало, поморщилась, сняла с вешалки ветровку, ведь хотела уйти тихо, чтоб не разбудить отца и не выслушивать оскорбления.
Беру сумочку, в ней только ключи, носовой платок, зеркальце, повязка для волос. Из кармана джинсов достаю паспорт и деньги, всего две сотенные купюры. Даже эти копейки опасно оставлять без присмотра, отец возьмет пропьет – и так уже почти все вынес из дома.
Смотрю на треснутый экран дешевого смартфона, нужно успеть до первого автобуса, если опоздаю, Захир будет ругаться.
– Давай вали, тебе одна дорога, как и матери твоей – шалавы, чтоб она сдохла, тварь такая.
Прикусываю до боли губу, когда он так говорит о маме, хочется встряхнуть его хорошенько, чтоб напряг память и вспомнил где его жена на самом деле.
Нет, он еще не пьян, он все говорит осознанно, каждое слово – и так изо дня в день уже пять лет. Не стала спорить, и так на душе паршиво, открыла дверь, тихо вышла, щелкнул замок. Под ногами расшатанный пол старой барачной деревянной двухэтажки. Воняет кошками и сыростью.
Пять утра, на улице туман, на траве роса, середина лета, сегодня обещают жару, но ночью шел ливень, и теперь на ухабистой дороге лужи. Городок спит – маленький, провинциальный, как миллионы других, с постоянно озлобленными от нищеты жителями.
До остановки на трассе три километра через лес, так короче и быстрее. Застегиваю ветровку, ускоряя шаг, вдыхаю полной грудью утренний свежий воздух. Не хочу опаздывать, Захир начнет придираться, Фатима на кухне будет ворчать, а мне нужны деньги, очень нужны.
На разбитой узкой дороге до трассы ям и луж еще больше, стараюсь не промочить единственные кроссовки, когда у меня будут новые – вообще неизвестно.
Отец только и делает, что пьет, нет, он пил всегда, но когда умерла мама, стал совсем невыносимым, и мне сначала показалось, что он тронулся умом. Но потом поняла: ему проще думать, что мать ушла к другому, называть ее шалавой, проклинать, чем принять ее смерть. Как вспомню, как ее хоронили, так дурно становится.
Не успела отскочить в сторону, мимо на большой скорости пронесся черный огромный внедорожник, окатив меня грязью.
– Черт! Черт! Нет, господи, ну нет!
В груди все оборвалось сначала от страха, потом от горечи и обиды. Посмотрела вслед автомобилю, не смогла разглядеть номера. Отошла в сторону, слезы сами потекли ручьем, обжигая щеки, достала носовой платок, начала вытирать волосы, ветровку, джинсы.
Ну что за люди? Ведь он видел, что идет человек, что лужа. Разве трудно притормозить?
Держалась неделю, не плакала, работала с утра до вечера, а потом еще мыла полы в мотеле, ждала пятнадцатое число, потому что именно сегодня обещали дать зарплату. Часть придется отдать за долги отца, еще заплатить за коммуналку и купить продуктов.
Я, видимо, так и не уеду никогда из этого города, все не получается скопить на первое время проживания и на жилье, а приемная комиссия в музыкальном училище уже начала работу.
Снова посмотрела на дисплей телефона, бросилась бежать, легкие горели огнем, несколько раз оступилась, ноги все-таки промокли. Упала, больно ударилась локтем, чуть не выронила и не разбила телефон, но успела вскочить в уходящий автобус.
Народу в салоне было всего три человека, отдышалась, увидела, что порвала ветровку, снова заплакала. Ведь я не хочу такой жизни, и мне много не надо, почему тогда судьба так несправедлива?
Всегда была хорошей девочкой, хорошо училась, слушалась, мне девятнадцать лет, а я все еще девственница, парня никогда не было, да и настоящего поцелуя.
Почему все никак не может наладиться, почему беды сыплются градом на мою голову? Хотя судьба меня никогда не любила, в школе дразнили серой пухлой мышью, да, был у меня лишний вес, всегда носила просторную одежду, которая сидела на мне мешком.
Но даже сейчас, немного похудев, не избавилась от этого комплекса и все еще ношу вещи на два размера больше, да и денег нет на новые.
Надо было успокоиться, достала зеркало, вытерла слезы, глаза красные, веки и губы припухли. Главное, чтоб сегодня заплатили, я и пошла работать в то придорожное кафе у заправки из-за того, что там обещали платить больше, чем в городе, в котором и так работы нет никакой.
– Ну наконец-то, где тебя носит? Еще раз опоздаешь, все расскажу Захиру, пусть накажет тебя, иди мой сковородки.
– Извините, всего пять минут.
– Сегодня пять, завтра двадцать пять, за вами, бесстыжими девками, нужен глаз да глаз, наверняка с парнями лизалась всю ночь.
– Нет.
– Мне неинтересны твои возражения, иди работай и пыль протри в зале.
Фатима бросила в меня фартук, что-то проворчала на своем языке, вытерла мокрые руки о свой халат, отвернулась, словно брезгуя смотреть в мою сторону.
Тучная пожилая женщина с ярким платком на голове и недобрым взглядом с первого дня, как я здесь появилась, невзлюбила меня. А ведь именно я делаю всю грязную работу: ношу тяжелые мешки с углем для мангала и мою грязные полы туалета, кафе и мотеля.
Сняла ветровку, повязала фартук, собрала волосы повязкой, перчатки, конечно, мне никто выдавать не собирался, кожа на руках от воды и химии стала грубой и красной. А ведь когда-то я мечтала, что буду играть на фортепиано в большом красивом зале, но я уже и забыла, когда касалась клавиш.
С кухни запахло жареным луком и жиром, живот скрутило от голода, после того как протерла пыль и приняла первый заказ двух дальнобойщиков, тайком взяла морковку, быстро съела, хоть как-то утолив голод.
– Фатима, где Лиана?
– Я почем знаю, где эта девка? Наверное, прохлаждается где-то, пока старая Фатима работает.
Вздрогнула от знакомого голоса, вышла в зал, начала протирать клеенку на столах. Хоть бы уехал по важным делам или просто ушел. Каждый раз от голоса начальника внутри все скручивается в тугой узел страха и отвращения.
– Вот ты где, моя девочка.
– Здравствуйте, Захир Фаритович.
– Ты, говорят, опоздала?
– Всего на пять минут, автобус ехал долго, я не виновата.
Полный невысокий мужчина смотрит маленькими круглыми глазками, лицо заплыло жиром, кожа блестит, небритый, причмокивает, глядя на меня, полными влажными губами, берет меняза локоть. Хочется вырвать его, отряхнуться, весь его внешний вид вызывает отвращение.
Он тянет меня в коридор, прижимает к стене, запах терпкого парфюма ударяет по рецепторам, отворачиваюсь, но стою на месте, моля о том, чтоб он отошел, отпустил и отстал от меня навсегда.
– Ты ведь знаешь, что я люблю дисциплину, и эти пять минут я вычту из твоей зарплаты.
– Нет, за что? Я не виновата совсем.
– Но ты ведь знаешь, как можно все исправить, и у тебя будет практически все.
Мужчина ловким движением развязывает завязки фартука, тут же запуская руку под футболку, накрывает влажной ладонью грудь, всей своей массой прижимая меня к стене. Чувствую его эрекцию, начинает тошнить.
– Перестаньте… не надо… не надо, пожалуйста… отпустите…
Упираюсь в его плечи, вяло сопротивляюсь, понимая, что ответь я сейчас грубо и оттолкни его, не видать мне денег.
– Какая нежная и упругая грудь у тебя, давай не сопротивляйся, Лиана, ни в чем нуждаться не будешь.
– Пожалуйста… нет… не надо. Захир Фаритович, отпустите, у меня жених есть, так неправильно.
Снова вру ему, но мужчину это никогда не останавливает, он лишь жены своей боится как огня, а Фатима докладывает ей о любом его шаге в сторону.
– Твое сопротивление возбуждает меня еще больше.
Губы мужчины касаются шеи, дергаюсь, ударяюсь головой, сдерживаю стон. Но сквозь эту возню слышу звон колокольчика входной двери, это посетители, сердце отчаянно стучит в груди.
– Захир!
Очень громко.
Голос грубый, требовательный.
Захир испуганно шарахается от меня, но это мужской голос, не его жена. Взгляд хаотично бегает, он, оттолкнув меня в сторону, устремляется в зал. Я благодарна тому человеку, кто сейчас пришел, стало даже любопытно, кто это такой.
Но лучше бы тот человек совсем не появлялся в этом кафе и моей жизни.
Лучше бы мне тогда совсем не приходить на работу.
Но у судьбы, видимо, свои планы.
Глава 2
Поправила футболку, завязала фартук, брезгливо стерла с шеи слюни Захира, сердце все еще надрывалось в бешеном ритме. Из зала слышались мужские голоса, играла музыка, снова несколько раз прозвенел колокольчик.
Выглянула, пытаясь найти того гостя, которого так испугался Захир, они были за крайним столиком в углу, смогла увидеть лишь широкие плечи и черную куртку.
– Ты снова стоишь и ничего не делаешь? Снова прохлаждаешься? Совсем стыд потеряла!
Испуганно отшатнулась в сторону, Фатима напугала до полусмерти, дернула меня за локоть, потащила на кухню.
– Отнеси заказ, а потом вернешься, только быстро, и отнесешь угощение для нашего дорого гостя, того, что сейчас с Захиром. Ты все поняла?
– Да поняла я, поняла.
Ну не совсем же я полоумная, чтоб перепутать, и не первый день работаю. Взяв поднос с первым заказом, понесла гостям, но как только переступила порог зала, чуть не споткнулась о кем-то оставленную на полу сумку. Кое-как удержала равновесие, но внутри все сжалось в комок и рухнуло в пятки.
– Ваш заказ.
– Аккуратней надо, девушка, так могли и разбиться, да еще с горячей едой.
– Все хорошо, спасибо. Ваши приборы, хлеб, если что-то будет нужно, зовите. Приятного аппетита.
Кажется, все слова говорила на автомате, чувствуя чей-то пристальный взгляд, который неприятно сверлил между лопаток. Это Захир, точно он. Господи, он никогда не отстанет от меня, сил уже нет выносить эти домогательства. Но главное, чтоб он сегодня выплатил денег, они очень нужны, вот край как.
– Чего так долго? Ходишь как черепаха, ничего не делая, бери и неси. Да аккуратно смотри.
На абсолютно новом золотистом подносе с красным орнаментом были коньяк, лимон, шоколад, кусок запеченной бараньей ноги, пирог с картофельно-мясной начинкой. Кто вообще будет пить спиртное в такую жару? Ну, кроме моего отца, тот пьет всегда и все.
Кое-как взяв тяжелый поднос, снова вышла в зал, делаю несколько быстрых шагов.
– Я все верну, до последнего рубля верну, вы ведь знаете. Хозяин, Захир, очень вас уважает, вся моя семья каждый вечерпросит Аллаха о вашем здоровье и благополучии.
– Ты обманул меня, и я из-за этого приехал в эту дыру, чтоб провонять жиром в твоей забегаловке и слушать твое нытье.
Низкий мужской голос, в нем скопился гнев, я, на миг отвлекаясь услышанным, забыла, что совсем недавно чуть не упала, споткнувшись.
Несколько секунд моей бесполезной жизни растянулись в бесконечность позора, стыда и дикого страха.
Я вместе со всем содержимым золоченого подноса падаю на пол, больно ударяясь локтями, графин с коньяком разбивается на мелкие осколки, мясо, лимон, шоколад, пирог – все разлетается в разные стороны. А у меня закладывает уши от звенящий тишины и накатывает ужас от того, что меня ждет за случившееся.
Встаю на колени, начинаю все собирать с пола, не замечаю, как вновь текут слезы, в глазах пелена, слышу лишь крик на чужом языке, приправленный русским матом. А еще взгляды ненависти и презрения, словно к отребью, что недостойно даже собирать остатки еды.
– Ах ты сучка косорукая! Совсем слепая! Дрянь такая! Как тебя еще земля носит, сука паршивая?
Это за моей спиной причитает Фатима, Захир, прибавляя еще несколько бранных слов, подливает масло в огонь. Шмыгаю носом, зажмуриваюсь, а когда вновь открываю глаза и тянусь за осколком стекла, рука замирает, вижу начищенные до блеска туфли, сердце пропускает несколько ударов.
– Извините, я случайно, я сейчас все уберу, извините меня… – Я не слышу свой голос, в ушах звон.
Вытираю рукой слезы, стоя на коленях, смотрю наверх, это Захир, его туфли, его потное и жирное лицо, искаженное гримасой ненависти.
– Ты, сучка, все отработаешь, все, что разбила сейчас перед моим дорогим гостем.
Быстро смотрю в сторону, на сидящего вполоборота за столиком мужчину, но его силуэт расплывается, не могу разглядеть лица. Лишь чувствую, как он смотрит, и от этого внутри все сжимается, как перед прыжком с тарзанки.
– Простите меня… простите… я… я… сейчас все уберу.
– Пошла вон отсюда, шваль.
Захир цедит слова сквозь зубы, сжимаю в ладони осколок стекла, он обжигающей болью впивается в кожу, чувствую тепло растекающейся крови и горькую обиду. Меня не за что так оскорблять и унижать прилюдно, я не заслужила ни одного слова, да, виновата, что была невнимательна, но…
Мысли путаются, их перекрывает вспышка гнева, но, прикусив язык, сдерживаю себя, чтоб не ответить теми же словами. Мне нужны деньги, сегодня он заплатит за две недели, и я уйду, не могу больше выносить это. Я готова была терпеть вечно недовольную Фатиму, может, даже сальные взгляды Захира, но я ведь человек и хочу к себе отношения не как к скоту.
Из груди вырывается всхлип, не хочу показывать свою слабость, продолжаю собирать то, что осталось от угощения дорогому гостю.
А вот когда я наконец, подняв поднос, встаю на ноги, то еле держусь, потому что встречаю взгляд того мужчины.
Цепкий. Уничтожающий. Властный.
Серые глаза, красивый изгиб густых бровей, ухоженная щетина. Он лысый, очень крупный, широкоплечий, высокий. На нем майка, сверху тонкая черная кожанка, джинсы, крупные пальцы, он перебирает ими изумрудные четки. Фокусирую взгляд на них, чтоб устоять на месте.
– Проси прощения, сучка, у дорогого гостя за то, что ты испортила ему обед. Проси прощение у хозяина.
Захир снова оскорбляет, а я, как покорная овца, делаю это, но совсем не слышу своих слов, лишь шепчу, вяло шевеля губами.
– Не слышно! Ты что, совсем ума лишилась?
– Закрой рот, Захир!
Испуганно вздрагиваю от голоса, низкий тембр, в нем чувствуется власть.
– Я пришел не за тем в твою дыру, чтобы есть непонятно что. Я пришел тебе напомнить лично, кто здесь хозяин и кого ты посмел ослушаться и обмануть. Ты ведь понимаешь, о чем я?
– Да, Мурат Русланович, конечно, но это чистое недоразумение, я все верну, я очень уважаю господина Хасанова, это какая-то ошибка.
Стою, боюсь пошевелиться, кажется, что воздух стал густым, он пропитан желчью, ядом, а еще страхом. От Захира смердит, как от трупа, а этот Хасанов упивается этим унижением, как хозяин кафе недавно моим.
– Ошибка – это то, что ты решил действовать, забыв про правила и кому здесь все подчиняется и принадлежит.
– Я помню, я никогда не забывал, это все не так, это Самир, это все он на меня клеветал, это его заправка, он там…
– Меня не волнует, кто и что, чтоб деньги были завтра. Я приеду лично.
Мурат Русланович говорит, а смотрит на меня. Хочется исчезнуть, испариться, а лучше отмотать время назад и опоздать на автобус. Взгляд нехороший, такие, как я, для него никто, пыль под ногами, отребье, которое не стоит взгляда. Мужчина также медленно перебирает крупными пальцами четки, на запястье блестят дорогие часы.
Очнулась лишь тогда, когда звякнул дверной колокольчик, по спине бежал ручьями холодный пот, быстро ушла, не обращая внимания на Захира,который вновь начал орать, не стесняясь других посетителей, словно их и нет.
С грохотом поставив поднос на кухне, побежала на задний двор. Истерика накрывала снова, в груди не хватало воздуха, прошла несколько шагов, прислонилась к прохладной стене, подняла голову. У огромного черного внедорожника у парковки кафе стоял тот мужчина, он разговаривал по телефону, а это тот самый автомобиль, что окатил меня грязью из лужи утром.
Ну конечно, так и должен выглядеть бесчувственный, жестокий человек. Он думает только о себе, считая себя хозяином всего и всех вокруг. А мы лишь слуги его желаний и прихотей.
Ненавижу таких. Презираю всей душой.
– Лиана! Где эта сучка? Лиана!
Глава 3
Как бы я хотела исчезнуть, нет, даже провалиться сквозь землю, только бы не видеть и не слышать этих людей. В ушах все еще шум в глазах слезы, всхлипываю, стираю их руками, на губах привкус соли и моей обиды. Не могу представить, что сейчас будет, Фатима и Захир начнут размазывать меня вместе с грязью по обшарпанным полу кафе.
Снова унижение, оскорбления, словно я не человек, а какое-то низшее существо. Да, виновата. Да, споткнулась и разбила все содержимое подноса, но я извинилась, я все отработаю.
Сжимаю кулаки, до боли впиваясь в кожу ногтями, надо успокоиться, взять себя в руки, доработать этот день, получить деньги и больше никогда, никогда сюда не возвращаться. Лучше пойду дворником, там все законно: трудовая, отпуск, – или кассиром в супермаркет на развязке, далеко, конечно, но лучше там, чем здесь.
Но от одного воспоминания, что произошло несколько минут назад, сердце замирает и перестает биться. Я, кажется, не слышала, как Захир орал на меня, а физически чувствовала взгляд того мужчины.
Властный.
Уничтожающий.
Стирающий в пыль всех, кто посмеет ему перечить.
– Лиана! Ах, вот ты где, маленькая сучка! Чего прячешься?
– Ничего, просто вышла подышать.
Фатима загородила дверной проем, но вот вскинула голову, начала что-то рассматривать за мной, я повернулась тоже. Тот мужчина еще не уехал, стоял у открытой двери черного внедорожника, рядом был Захир. А тот, склонив голову, практически преклоняясь перед ним, что-то говорил, жестикулируя, а потом, сделав шаг ближе, показал на кафе.
По спине прошел холодок, я напряглась, появилось странное предчувствие беды, словно сейчас решалась моя судьба, вся дальнейшая жизнь. Нет, ее никто не может решать кроме меня.
– Чего расслабилась? А ну, пошла в зал, там пол весь в осколках и лужа. И умойся, смотреть страшно.
Фатима ушла, громко лязгнула металлическая дверь служебного входа. Посмотрела на ладони – все в крови, на коже порезы от стекла, фартук заляпан, и за него тоже попадет. Зашла следом, в треснувшем зеркале маленького служебного туалета наконец увидела свое отражение: по лицу размазана кровь, глаза огромные, испуганные, волосы выбились из-под повязки.
Вода ледяная, пальцы немеют, умываюсь, немного прихожу в себя, но мысли все равно путаются, а еще не покидает страх и предчувствие чего-то нехорошего.
– Куда убежала?
– Никуда. Я умывалась.
Захир хватает за локоть, тянет по коридору на кухню, прижимает к стене, но в голосе нет злобы и ненависти.
– Простите меня за все, что случилось, я правда случайно, я не хотела.
– Конечно же не хотела, вышло случайно, и разбитую посуду с испорченной едой придется отработать.
– Да, я все понимаю. – Сама с ужасом думаю, сколько стоил тот коньяк и посуда для уважаемого и дорогого гостя. Скорее всего, очень дорого, Захир, сколько я здесь работаю, никогда никого так не встречал. И так никого не боялся.
– Вот и умница, девочка, мы с тобой потом поговорим, как ты это сделаешь, а теперь возьми веник, собери осколки с пола, убери со столов.
Киваю, высвобождая свой локоть из влажных ладоней Захира, не нравится мне его голос и этот слащавый взгляд. Но иду в зал, убираю с пола остатки еды, а как только вытираю пролитый алкоголь, звенит дверной звонок, а затем слышатся смех, громкие голоса, а с улицы доносится громкая музыка.
– Фу, блин, Панкратов, ты куда нас привел? Думаешь, после московских ресторанов я буду что-то есть в этой придорожной забегаловке?
– Ой, Дашка, перестань. С каких это пор ты такая брезгливая?
– Можно подумать, по мне заметно, что я так часто бываю в таких заведениях, Илья, ты как что скажешь – хоть стой, хоть падай.
– Вот и падай за столик, Сема, пойдем пожрем, а потом на речку. Маш, давай садись.
Узнаю эти голоса, они как железом по стеклу, но вот только по моим нервам. И почему сегодня такой поганый день с самого утра? Почему вообще жизнь у меня такая поганая?
– Эй, тут есть кто живой? Человек! Нам нужен хоть какой-то человек!
– А чем так пахнет?
– Это мясо, Зорина, ты, поди, забыла, как оно выглядит, питаешься тремя листиками салата в день? Смотри, медкомиссию не пройдешь, найдут глистов, и не видать тебе практики у ведущих стоматологов.
– Совсем дурак, Панкратов, все мне видать, и ем я мясо.
Зорина обиженно отвечает, представляю, как она сейчас дует свои и без того полные губы, капризно откидывает рыжую прядь волос за плечо. Одноклассница моя «любимая» до боли и слез, точнее, это двое моих бывших одноклассников. Я бы хотела их больше никогда не встречать в своей жизни, но это, увы, это невозможно.
Уношу тряпку, вытираю руки, беру блокнот, закрыв глаза, считаю до десяти, успокаивая нервную систему, мне придется выйти и посмотреть им в глаза. Это моя карма, участь – быть ниже их на десять ступеней. Сжимаю до ломоты в челюстях зубы, несколько шагов, натянутая улыбка.
– Добрый день, что будете заказывать? Есть свежий очень вкусный плов и лагман, также домашний борщ и несколько салатов.
Кафе Захира называется «Караван», вроде как восточная кухня, но тут есть все, меню интернациональное – от пельменей до мамалыги.
– Ого-го, кого я вижу, Устинова, ты теперь официантка?
Панкратов всегда был эмоциональным, смазливому блондину с голубыми глазами, да еще сыну начальника полиции нашего города было позволено всегда и все. А он, естественно, всем этим пользовался.
– Точно Устинова, господи, ты катишься все ниже и глубже в дерьмо. А нет, ниже было мытье уток в доме престарелых. Илья, помнишь, мы еще утку ей подарили на день рождения в девятом классе? Господи, я до сих пор помню, какой стоял в классе смех.
Я помню тоже, мне было четырнадцать, как раз умерла мама, денег не было совсем, меня, несовершеннолетнюю, по знакомству устроили в дом престарелых, он на окраине, у речки. Согласилась на любую работу, чтоб были хоть какие-то деньги, потому что отец начал пить, и казалось, этому не будет конца.
Сжимаю блокнот, не хочу показывать свои слезы и боль. Они такие все красивые, яркие, молодые, уверенные, в дорогих шмотках. Зорина наматывает на палец прядь рыжих волос, рассматривает меня с ног до головы, морщит носик.
– Так ты чего молчишь? Или не рада видеть одноклассников? А давай посидим, устроим что-то типа вечера встреч выпускников, ну чего мы, зря приехали? Непросто же навестить родителей?
– Даш, какая встреча? Ты хочешь вот с такими сидеть и слушать их рассказы, как Коробков сел уже второй раз, Желудева родила третьего не пойми от кого, а Сидоров и Пичугин просто бухают? Или хочешь узнать историю жизни Устиновой? Да я и так тебе ее расскажу.
Беда небольших провинциальных городков одинакова, да, здесь либо пьют, либо воруют, чаще и то и другое вместе. А есть вот такие, как я, что пытаются свести концы с концами. Истории все одинаковые и судьбы одинаковые, имена лишь разные.
Я не хочу и не буду с ними сидеть и вспоминать школу, радости тот период принес мало.
– Так вы будете что-то заказывать?
– Устинова, а ты дерзкая стала. – Панкратов усмехнулся.
Ненавижу его, его и его отца, всех продажных ментов города, мэра и его прихвостней, а также их детей.
Это из-за них дело о смерти мамы закрыли, а судмедэкспертиза написала в заключение, что смерть произошла в результате сердечного приступа. А то, что на ее теле, что нашли у обочины на трассе, было пять ножевых ран, это как бы никто не заметил.