– Алле, мам? – Голос немного дрожит.
Первым делом я звоню своему самому близкому человеку. Это происходит на автомате, когда возникает сильнейшая потребность в защите. После той ссоры мы значительно меньше общаемся, но именно сейчас я хочу признаться, что тоскую. Часто. Каждый день.
Мама-мамочка-любимая, помоги. Не одолжишь пару сотен до лучших времен?
Быстро качаю головой. Никогда так не скажу. Просто хочется услышать родной голос.
– Алин, ты плачешь? – пугается мама. – Девочка моя, тебя обидели?
– Нет, всё хорошо! – Быстро вытираю щеки. – Просто соскучилась.
– Будь предельно осторожна, Москва – грязный, развратный город. Я каждый день молюсь, чтобы тебя не коснулась беда. Каждый день обращаюсь к Христу, дабы дал тебе мудрости, терпения, воли противостоять искушению. Вразумил и направил на путь истинный.
– Разврат повсюду, мам, укрыться от него нельзя и на краю света, – выдаю с легкой горечью.
Однажды я застукала отца за изменой. Моего идеального, любимого, обожаемого отца. И никому ничего не сказала.
Родители вместе с шестнадцати лет, в нашей общине они образец для подражания. До того дня я мечтала жить так же. Теперь знаю, что долгие браки держатся на женском терпении, как на фундаменте.
– Дьявол нас искушает, но спасение внутри каждого. Ты взяла билеты домой? Только не говори, что на все лето в Москве останешься! Папа не переживет. Мы так ждем тебя, милая.
Улыбаюсь – меня ждут. Мама между тем продолжает:
– У нас, кстати, новости есть! Наша Женя беременна.
– Поздравляю! Классно.
Женя – супруга моего старшего брата.
– Да, мы так счастливы! Дима просил тебе не говорить, сам расскажет. Так что сделай вид, будто не знаешь. Алин, и я тоже.
На мгновение теряю дар речи.
– О. Ты? Мамуля, вот это да! Значит, у вас все хорошо с папой? Помирились?
– Да, ребеночек не в первый раз сплотит наш брак и поможет пережить то, что случилось. Мужчина всегда возвращается к чистой женщине, а грязные остаются в своем болоте. Это наша семейная мудрость.
Это будет девятый. Девятый ребенок. Я вторая. Сколько еще спасений понадобится? Родителям всего по сорок. Мама продолжает:
– Мы уже решили, что ремонт сделаем! С Женей сроки почти совпадают, представляешь? Дай бог, все сложится. Так тебя не хватает, милая. Ты моя умничка, когда жила с нами – я же горя не знала! Малыши присмотрены, обед приготовлен. Но у каждого свой путь, я только за образование. Тем более учеба бесплатная.
– Да. Верно.
– Вот и Дима! Да сказала я ей, сказала! – смеется мама. – Держи трубку.
– Але, систер! – Веселый голос брата заставляет приятно сжаться сердце.
Я обожаю этого парня!
– Ничего не знаю! Ничего не вижу! Ничего никому не скажу! – тараторю и хохочу. – Поздравляю, Дим! Какие новости! Я рада, что у вас наладилось.
– Ага, пока ты там дурью маешься, мы занимаемся тем, чем положено в нашей запрещенной общине: разводим детей, как кроликов.
– Нас опять запрещают?
– Да, Клюев судится. Когда ты уже диплом получишь и распустишь нас всех? Мам, да я шучу! Ну что ты так сразу близко к сердцу! Алина, когда приезжаешь? Сейчас, погоди. Выйду на улицу.
– Не знаю. У нас тут практика…
– Мамка тоже в положении, ты в курсе?
До меня доносятся звуки улицы. Щелчок зажигалки. В общине курить нельзя, но брата терпят, потому что он хорошо зарабатывает.
Дима чуть понижает голос:
– С деньгами не очень, мы на кредит еле наскребаем. Суды эти еще…
– С Виолой у тебя всё? Вы расстались?
Виола – большая любовь Димы, они поссорились, и он выбрал Женю, но связь оборвать так и не смог.
Дима молчит.
– Только не говори, что она тоже беременна!
– Да нет же! Я думал уехать. Теперь не знаю, придется оставаться с Женей.
– Блин, Димитрий, надо было думать до того, как жениться! Дурак ты!
– Еще какой. Ладно. Неважно, не бросишь уже. Давай о тебе. Говорят, сессию сдала на пятерки? Наш светлый ум. Когда приедешь-то, москвичка? Я соскучился, систер.
Вздыхаю.
– Приеду, Дим. Я тоже соскучилась. С практикой решу только. Скорее всего, придется общагу драить месяц: над первачами тут издеваются на славу! – пытаюсь пошутить.
– Кажется, я в западне, – вдруг говорит брат серьезно.
– Дима… – Я теряюсь. Мешкаю. Что тут скажешь? Ребенок. Волоски дыбом, если уж честно. Это так… грандиозно. – Не переживай, все будет хорошо. Я постараюсь помочь. Я тебя не брошу.
– Хах. Держись там сама, благородная систер. Не будь неудачницей.
– Как ты?
– Как я. Вот и папа чешет на обед. Поговоришь?
– Нет! – Получается излишне громко.
С отцом я не разговариваю больше года, и не готова пока. Он изменяет маме. Она его прощает и укрепляет брак детьми, их скоро будет девять штук. А я – не могу простить.
– Нет, я спешу. Пора делать в столице крутые столичные дела. До связи, Димка. Помни, что я тебя люблю.
– Отрывайся, грешница!
Сбрасываю вызов и сижу с телефоном некоторое время. Мужчина всегда возвращается к своей чистой женщине. Спасение души – в вере. Я молилась каждый день и верила, пока не зашла однажды к соседке. Ее собака вновь погрызла нашу обувь. Там был папа.
На следующем собрании я не молилась. Не могла. Смотрела на отца с мамой и плакала. Потом нашу церковь вновь пытались запретить, приехали мужчины в дорогих костюмах, расхаживали по территории. И отец, самый крутой человек в то время, прыгал перед ними на задних лапах. Заглядывал в глаза. Пресмыкался.
Я подошла к одному из них и осмелилась заговорить. Спросила прямо, выгонят ли нас на улицу.
Мужчина не стал смеяться. Посмотрел в глаза и произнес:
– Девочка, хочешь совет? Тебе нужно бежать отсюда бегом.
– Как? – спросила я.
– Учись. Получи диплом и приходи ко мне.
Я пришла к нему спустя пять лет, правда без диплома. Секретарь позвонила и сказала, что меня возьмут на практику. Возможно, Осадчий запомнил мою фамилию.
Следующие две недели пролетают в каком-то безумном труде, поиске решения и пути к смирению. Я так сильно нервничаю, что перестаю спать. Часто ночую у Наиры. Мама будто чувствует метания: звонит почти каждый день, чтобы поговорить о чистоте и нравственности. О том, как женщину красит материнство. Я испытываю вину, что не помогаю ей дома, вместо этого торчу здесь.
А потом случается нечто, что надламывает внутренний стержень. Я смутно помню те дни и пока не могу четко сформулировать, как так вышло. Не могу разложить чувства по полочкам. Они смешались, как мелкие крупы. Какие-то там сорта манки. Это часами нужно сидеть, разбирать крупинку к крупинке. Я просто прикрываю их платком. Объясню позже.
Времени нет.
Прямо сейчас я стою в чужом гостиничном номере. Это просторные красивые апартаменты, в которых живет мужчина. Один.
Я воспользовалась мужским дезодорантам и не душилась духами, потому что от моего спутника после встречи не должно пахнуть женщиной. Это важное правило. Я не должна оставить следов своего постыдного пребывания.
Потряхивает от количества выпитого кофе.
На мне черное облегающее платье и шпильки. Вокруг талии обмотан шикарный красный бант. Я слегка… посмешище. Но именно в этот момент становится плевать.
Наира сказала, что я могу уйти в любую секунду. Адель попросила не подвести.
Сердце тарабанит. Вполне вероятно, что до интима сегодня не дойдет. Так часто происходит. Я уже была на одной встрече.
В комнате темно.
Вдруг замок щелкает. В полной тишине выходит оглушающе.
Я расторопно забираюсь в картонную розовую коробку и присаживаюсь на корточки, как было велено. Когда включается свет, встаю в полный рост и улыбаюсь.
– С днем рождения! – Хлопаю в ладоши. За моей спиной должны лететь гелиевые шарики.
Хлопаю одна. Почти секунд десять. Никто не прерывает, но и не поддерживает.
Наконец, я решаюсь на первый сегодняшний подвиг – поднимаю глаза.
Передо мной мужчина. Абсолютно незнакомый. Если бы моя история жила в сериале, то в номер бы зашел непременно одноклассник или одногруппник. Влюбленный до беспамятства друг детства. Он бы узнал меня и спас. Не позволил наделать глупостей.
Но нет. Правда жизни другая.
На мне пошлый красный бант, я – подарок. В номере взрослый мужчина. За тридцать. В черном костюме.
Непонятно, симпатичный или нет, пока не соображаю в этом ключе. В голове бомбит: «Чужой!»
Он определенно высокий. Крепкий. Оценивает меня заинтересованным хмурым взглядом с головы до ног. И обратно.
Я вновь хлопаю. Делаю поворот вокруг своей оси. Мужчина склоняет голову чуть набок. И выдает низко, грубовато:
– Ни х*я себе.
По тону понимаю всё. Сегодня у меня будет секс. С этим человеком. Так, как он захочет.
Я чуть приоткрываю губы и пытливо смотрю на него.
Нужно как-то выбраться из дурацкой коробки, которая выше колена. На километровых шпильках, в длинном платье с офигительным разрезом это действие кажется невыполнимой миссией. Не завалиться бы носом в пол к ногам мужика, он и без того, кажется, в шоке.
Запрыгнула-то я сюда на адреналине, но сейчас его количество достигло максимума, и я впала в ступор.
– Ты кто? – запросто спрашивает именинник. Брови приподнимает. Слегка улыбается, откровенно потешаясь над тем, как комично я смотрюсь. Над моей головой чертовы черно-голубые шарики. – Как сюда попала?
Блин, забыла!
– Секундочку. – Быстро наклоняюсь и шарю по дну.
Вот он! Небольшой конвертик с карточкой от дарителя. Я так и не осмелилась его вскрыть: банально испугалась, что там какая-то пошлость, а я и без того на взводе.
Хорошие люди друг другу шлюх не дарят. А от плохих лучше подальше держаться.
Поднимаюсь и сую конверт под бретель платья. Все время улыбаюсь, имитируя радость встречи.
Именинник подходит, галантно подает ладонь. Я опираюсь на нее и таки выбираюсь из коробки.
Он выше меня почти на голову. И значительно больше. Как жаль, что он не оказался мелким и хилым! Я была бы поувереннее. Этот же несравнимо сильнее – в жизни не отобьюсь, если придется.
Ладонь теплая, широкая. Сейчас – расслабленная. От касания дыхание учащается. Мужчина достает конверт, неловко коснувшись моей ключицы, отчего волоски встают дыбом.
Он вынимает карточку, читает, затем хмурится, закатывает глаза. Выдает что-то типа: «Придурки». И басит мне:
– Звать-то как, милая?
Хороший вопрос.
Я мысленно переношусь в позавчерашний вечер.
Пульс долбит на максимум, музыка гремит и орет, оглушая. Мы с Наирой продираемся сквозь скачущую толпу к лифту, подруга крепко держит за руку, то ли чтобы я не отстала, то ли чтобы не свалила тайком.
– Это будет просто ужин! – кричит Наира на ухо. – Ричард никогда не берет девочку на ночь! Ему семьдесят четыре! Три года назад умерла жена! Раз в месяц они с Антоном вместе ужинают! Антона я беру на себя!
Я киваю. Мы поднимаемся в лифте, потом идем по залу ресторана, расположенного на крыше высотки.
– Ты придумала себе новое имя? – напоминает Наира за пару мгновений до встречи. И говорит громче: – Привет! Я сегодня с подругой, вы не против?
– Добрый вечер, – здороваюсь я.
В голове шумит. Точно, Наира же упоминала, что нужен псевдоним. Мысли перепутались.
Паника! На меня смотрят. Я… боже, какой стыд! Гадкая я.
Просто беру и подставляю к своему имени букву «Г». Произношу вежливо:
– Меня зовут Галина, очень приятно.
Наира смотрит в упор. В ее взгляде ясно читается: «Проститутка Галя?! Ты больная?»
Ну а почему нет? Так мою первую учительницу звали, я ее обожала. Галина Александровна, простите, если что не так.
Мы с именинником в номере. Я протягиваю руку и произношу:
– Галя.
– Артём.
Он мягко пожимает мою ладонь, наши глаза встречаются. Я стараюсь считывать желания и потребности по мимике. Артём должен дать понять, как и что хочет. Этот мужчина определенно в курсе своих предпочтений. Хоть кто-то из нас опытный.
Я пытаюсь быть смелой, но то и дело проваливаюсь в робость. Было бы намного проще, если бы вечер вел он.
– Очень приятно познакомиться, Артём. Чем бы ты хотел заняться? – Касаюсь его груди кончиками пальцев. – Я приехала, чтобы разделить с тобой твой праздник.
Надо бы соблазнительно провести ладонью по его щеке, расстегнуть пуговки на рубашке, потом ремень. Но не могу решиться. Пульс частит. Трусливая шлюшка Галя.
Уголок его губ приподнимается в усмешке. Артём обхватывает мой подбородок, и я смотрю ему в глаза преданной собачонкой. Мягко улыбаюсь.
– Освежусь, и придумаем.
– Хорошо, – киваю.
Он идет в соседнюю комнату, достает что-то из шкафа и проходит в ванную.
Всё правильно. Наира учила, что нужно попросить мужчину освежиться. Это гигиенично, а в конце дня и вовсе необходимо.
За Артёмом закрывается дверь, включается душ.
Я присаживаюсь на диван и пораженно качаю головой. Начинается. Сейчас тебя поимеют, Галя. Готовься. Под потолком летают шарики.
Наира права: это просто секс. С грешницы не убудет, если ее пару раз вы**ут. Позавчера я два часа улыбалась Ричарду, за это заработала двадцатку.
Примерно прикинула, что десяти-пятнадцати встреч хватит, чтобы оплатить учебу.
Всего десять встреч! Десять мужиков! Какова вероятность, что среди них окажется маньяк?
В столице живет примерно тринадцать миллионов человек. Какова вероятность, что я пересекусь с клиентами в реальной жизни?
Сердце из груди выпрыгивает.
Вероятности стремятся к нулю.
Какова вероятность, что я стану нищей неудачницей, если брошу универ? Пятьдесят на пятьдесят.
Да соберись ты уже! Тоже мне принцессушка-недотрога!
Я расстегиваю молнию и стаскиваю через ноги платье. Остаюсь в одних кружевных, божественно красивых стрингах, которые купила специально для Артёма. А вы как собираетесь на праздники?
Бант несуразно болтается на талии, и я задираю ленты повыше, чтобы они обматывали грудь. Немного давит, но терпимо.
Вопрос на миллион: снимать ли трусы с чулками?
Алина в восемнадцать лет: смотрите, я испекла яблочный пирог!
Алина в девятнадцать разводит ноги: смотрите, вот мой пирог!
Прыскаю. Тем временем душ выключается, Артём, видимо, заканчивает мыться. Я решаю оставить трусы на месте, все же стоят они капец сколько! Усаживаюсь на диван, принимаю позу поразвратнее и жду голого чистого мужика. Да, на моей груди бант.
Дверь открывается.
Артём стремительно выходит, что-то начинает говорить, но замолкает на полуслове. Впивается в меня глазами, в которых вспыхивает нечто недоброе.
– Эм. Шустро. Я надеялся, мы сначала пожрем где-нибудь.
Сглатываю. Краска ударяет в лицо, и оно, полагаю, становится цвета банта.
Что тут скажешь? «Нет уж, е*и, уплачено»?
Артём смеется и качает головой, чуток смягчившись. Он сменил костюм на черные джинсы и свежую рубашку. Гадство, он даже в носках!
Адреналин шпарит на максимум. Я «вовремя» вспоминаю, что в сумочке лежит смазка. Ей следовало незаметно воспользоваться, пока клиент в душе. Мужчины любят, когда женщины хотят их типа с пол-оборота.
Артём опускает глаза и трет переносицу. Меня вдруг совершенно неожиданно осеняет: он устал.
Сегодня пятница, восемь вечера. Он только приперся с работы. Весь день был в неудобном костюме, туфлях. Решал какие-то важные вопросы. Я после лекций иногда едва ноги волочу, а тут! Да он банально голодный. Даритель не позаботился о праздничном ужине. Возможно, Артём бы больше обрадовался горячим отбивным, чем шлюхе в трусишках.
Это как-то по-человечески и понятно. Я смелею, подхожу к нему и обнимаю за шею.
– Артём, ты голоден? Давай сделаем, как ты хочешь: закажем еду в номер или сходим куда-нибудь. Я могу и сама приготовить.
– Как я хочу? – переспрашивает он. Вновь не смотрит, а пялится.
У него глаза серо-зеленые, внимательные, напряженные. Складка между бровями. В этот момент запоздало доходит смысл фразы Наиры: «Эскорт – это не только секс». В первую очередь я должна расслабить мужчину. Любым способом.
Губы пересыхают. Я облизываю их. От невыносимого волнения в жар бросает, кожа горит. Я сильно возбуждена. Нет, не в сексуальном плане. Я совершенно не хочу Артёма, мне стыдно и плохо стоять перед ним, одетым, в трусах и банте. Лихорадочно подбираю слова.
– Я сделаю сегодня все, что ты захочешь. Давай отдохнем и развлечемся на полную? Сегодня всё для тебя одного. Для нас с тобой.
– Идет, – отрубает он. Смотрит на туго перевязанную грудь, которая начинает поднывать взаперти. Ведет по моему плечу, а потом надавливает.
Подчиняюсь.
– Да, правильно, опустись на колени. Стой так.
Пульс учащается. Едва колени касаются пола, сочувствие к Артёму порывистым ветром уносится прочь.
Он с интересом наблюдает за моей покорностью. Я бы разозлилась, но некогда. Каждую секунду ожидаю новую порцию унижения. Смотрю на Артёма снизу вверх.
А потом решаю не ждать команды. Тянусь к ремню.
Расстегиваю ремень, тяну вниз язычок молнии, максимально сосредоточившись. В общем-то я потренировалась на бананах, невелика, должно быть, наука.
– Поднимись, – требует Артём.
Эм. Исполняю. Встаю на ноги, но едва наши глаза встречаются, я слышу очередное снисходительное:
– Опять на колени.
Он откровенно издевается и даже не скрывает этого. Скрещивает руки на груди. Потешается, угорает, а я сообразить не могу, как выйти из ситуации. Выпрямляю спину.
– Ну? – бросает Артём в лицо. Смотрит равнодушно-пренебрежительно. Как на ничтожество: – Кукла сломалась? Я хочу, чтобы ты приседала.
Хренов тренер. Сжимаю зубы, слушаюсь.
Вниз. Потом вверх. Потом снова вниз. Он наблюдает.
На глаза наворачиваются слезы обиды. В третий раз, когда я встаю на колени, Артём произносит:
– Достаточно.
Цокает языком и резко отходит, зачехляется. Я слышу короткое, усталое:
– Галя, езжай-ка домой от греха подальше.
Впиваюсь глазами в пол. Сердце разбивается, швыряет в пот.
Не понравилась. Скучная.
Да что ему, засранцу, надо? Хаотично соображаю. Мужчины любят трахаться и кончать. Если клиент кончил, значит, остался доволен. Деньги отработаны, всё окей. Этот пока что и не собирается.
За спиной раздается звон посуды. Я поднимаюсь на ноги и бросаю взгляд на дверь. Затем оборачиваюсь.
Артем у барной стойки раскладывает лед по стаканам, разливает виски. Пялюсь украдкой. Он молод и хорош собой. Весьма. Дорого, со вкусом одет. Женщин, наверное, тьма всяких разных. Шикарных, более красивых и сексуальных, чем я.
Он, видимо, посчитал, что Галя недостойна сделать его светлости минет. Сглатываю и раздражаюсь. Не вовремя врубается синдром отличницы. Опа. В отношении е*ли за деньги этот синдром тоже, оказывается, работает. Отвечаю на внутренний вызов. Нет уж, Артём, этот вечер тебе понравится и запомнится, хочешь ты того или нет.
Стаканов два. Артём берет один и плюхается в кресло. Он хоть и хам, но гостеприимен. Я прохожу мимо, прямо к стойке.
– Выпью?
– Велком.
Делаю глоток. От пряного виски покалывает язык и сводит скулы. Туда бы колы влить три раза столько же. Я открываю холодильник и оглядываю содержимое. Достаю газировку, разбавляю, пью.
Не только Артём сегодня ничего не ел. От нервов я сутки на одном воздухе. Алкоголь натощак всасывается в кровь в ускоренном темпе и ударяет в голову.
Дурацкий бант до боли стягивает грудь, она, бедная, немеет. Артём о чем-то глубоко размышляет, трахаться не собирается. Полный провал. Адель меня вышвырнет, и деньги придется вернуть. Новых клиентов не будет.
– Поможешь снять бант? – спрашиваю. – Тут узел намертво завязался.
– Ножницы где-то там. В одном из шкафчиков.
– Не помнишь в каком?
– Понятия не имею. – Ноль энтузиазма.
С грохотом возвращаю стакан на стойку. Не планировала истерить, так вышло. Артём поднимает глаза и опаливает раздражением. Один неверный шаг, и именинник за шкирку меня вышвырнет из номера прямо так, в трусах. Скандалы терпеть он явно не намерен.
Я дергаюсь. Прохаживаюсь по кухне, проверяя шкафчики. Заглядываю то в один, то в другой. Наклоняюсь. Наконец, нахожу ножницы в отделе со сковородками. Н-да, на этой кухне никто никогда не готовил.
Оборачиваюсь и с удивлением понимаю, что Артём на меня смотрит. Разглядывает тело с каким-то мрачным интересом. Чуть приоткрыв рот.
Озарение свыше обескураживает. Да он же хочет меня! Нравлюсь! Но тормозит себя. Не знаю, в чем дело. Может, брезгует шлюху, может, другую любит. Но физически – хочет.
Расслабленная поза, стакан виски в руке. Прямой взгляд. Острое волнение бьет током. Я подхожу к Артёму, забираюсь верхом и протягиваю ножницы.
– Помоги, пожалуйста.
Сердце колошматит, я дала чужому мужику колюще-режущий предмет. Опасность на семь из десяти.
Артём слегка прищуривается. Протягивает стакан.
– Подержи.
Слушаюсь. Он берет ножницы, оттягивает ленты, отчего становится больнее и я охаю, задержав дыхание. Артём зажимает ткань между лезвиями. Мое бедное разбитое сердце ноет. Кожа горит, на мужских коленях невообразимо жарко. Волнение достигает максимума.
Артём шумно втягивает носом воздух. Его щеки розовеют. Или он возбуждается, или я совсем глупая.
Одним движением он перерезает ленты, открывая миру Галину, как новенький торговый центр. Обрывки украшения падают вокруг. Я делаю жалобный глубокий вдох и провожу по груди свободной рукой. Потираю. На ней остались болезненные следы.
Артём быстро откладывает ножницы и сжимает мои полушария, сводит вместе. Чувствительность распаленной кожи зашкаливает, я ахаю от неожиданности и ощущений.
Он перекручивает между пальцами соски. Я совершаю плавные движения бедрами. Еще и еще. Почувствовав твердость, развожу ноги шире и вжимаюсь своим пахом в его. Трусь. Он там камень. Боже. Начинается.
Отхлебываю побольше виски и эффектно выгибаюсь. В следующий момент Артём хватает меня и тянет к себе. Стакан падает из рук, Артём впивается в шею, осыпает поцелуями ключицы. Я полностью теряюсь. Нежно глажу его по плечам и затылку.
Он принуждает прогнуться и подать ему грудь, которую бесцеремонно облизывает. Обводит языком соски, прихватывает зубами.
– М-м-м, – тяну я, кусая губы, морщу лоб. – Артём…
От трепета и страха трясет, гремучий коктейль взрывается искрами в венах. Это слишком для меня. Каждая клетка тела воспалена, от каждого прикосновения в душе пламя. Я настроилась позволить Артёму всё.
И позволяю, тщетно пытаясь расслабиться.
– Блдь, – выдает он хрипло. Начинает расстегивать пуговицы на рубашке.
Я тут же принимаюсь помогать. Пальцы дрожат, но получается.
Алкоголь разгоняет и без того ошалевший пульс, картинка плывет. Артём сжимает мой затылок, притягивает меня к себе и целует.
Касание его горячего тела ошеломляет. Язык врывается в мой рот, и алкоголя будто становится больше. Не успеваю ни вкус почувствовать, ни осознать происходящее. Именинник жадно, потребительски пробует меня, облизывает.
Я глажу его плечи и ерзаю на стояке, интуитивно чувствуя, что Артёму приятно.
Это миф, что мужчины не целуют шлюх. Таких, как я – целуют, и еще как. Им нравится.
Артём владеет моим ртом и при этом лапает тело: спину, бедра, грудь, живот. Трогает, где хочет и как хочет.
Мы оба одновременно стонем.
В следующую секунду он сжимает мои ягодицы, придерживает, рывком поднимается из кресла и идет к столу, на который меня и плюхает.
Ловкими, четкими движениями расстегивает ремень. Пуговицу, ширинку. Снимает джинсы вместе с боксерами.
Меня трясет. Впиваюсь глазами во внушительный стояк. Вновь сглатываю. Но слишком пьяна и возбуждена, чтобы думать.
Артём открывает один из шкафчиков и достает презерватив. Где эти штуки лежат, он прекрасно знает, действует безошибочно. Едва я успеваю стянуть стринги, как он уже в защите. Подходит и притягивает меня к себе.